Inspire me

Восход в дождь- странное зрелище. Хэсоль устало отвернулся от подоконника и тут же выругался, заметив, что с пера на светлые шорты упало несколько темных капель. Положил перо на кусок плотного картона, чтобы стекло, встал и потянулся. Действительно, хреново работать без мольберта, но парень был слишком упрямый в плане творчества. чтобы что- то упрощать и слушать советы. Как привык с детства, так и работал. Перьями, кистями, самой бюджетной тушью и едва ли не на коленке. Всё текло, переделывалось по сотне раз, мылось, рвалось и выкидывалось. Но в итоге все всё равно перлись и пищали, да. Всё- таки практически законченная за ночь под дождик работа ему нравилась. Практически стандартно- в черно- красной гамме, вроде бы и случайные линии, а узор определенный и четкий. Это будет идеальная обложка для книги, изящная и яркая. Самое то для автобиографического дневника о Европе, который они получили недавно для выпуска. Книга была интересная, но слегка слишком философская и как- то с стиле Мастера Йоды. Хоть Хэсоль и сам говорил весьма... необычно , но его хотя бы понимали. А тут ругань Александера, пытающегося въехать и адекватно перевести мудрую французскую речь, слушал весь офис. В итоге Хэсоль , зашедший забрать черновики первых четырех глав, получил в ответ сборником фразеологизмов и цитат . По лицу. Ощутимо так. Но, естественно, не обиделся и припер еще пол- литра кофе. Хэсоль вообще не умел обижаться. На Александра- в особенности. На то было слишком много причин. - Хён, я закончил. Посмотри.- Ксандер дергается и едва не проливает воду из стакана на футболку. - Господи, Хэсоль. - Прости? - Что там у тебя, чудо?- Хэсоль смущенно возвращает очки на нос и протягивает старшему папку с готовым и едва успевшим высохнуть рисунком. Александер улыбается, и , слегка сощуриваясь, вглядывается в переплетение трех цветов на листе. - Глава 14, Милан, кладбище в старой части города? - Оно самое, хён. - да, конечно, трижды и даже четырежды... - Отлично. Видел уже ту новую ересь, что нам в выпуск отдали? - Нет. Не успел. А что там? - Вольный пересказ истории файер- шоу от индейцев до нас. Честно- посмотрел и охуел. Кажется, всю жизнь я учил какой- то другой английский.- и усмехнулся сам себе. А в голове у младшего уже строилась нужная цепочка образов. Ночь.Море. Много огня и барабаны. Пламя даже не на чем- то, а прямо в руках. Скользит по длинным пальцам, змеей отплетает тонкое запястье, дальше скользит по руке, оставляя дорожки тепла на шее , плечах и остром подбородке, оставляет отблески в черных матово- бархатных глазах и волной скользит вниз, чтобы со слегка подрагивающих кончиков пальцев стечь и раствориться навсегда в воде. Вода вокруг горит. - Эй, ты здесь вообще? - так и не вставший Александер дергает его за руку и смотрит снизу вверх насмешливо. - А. Когда? - А с этим уже вали к Джа. - и наконец-то отпускает одуревшего порядком младшего. Хэсоль уже практически стучится в дверь к суровому боссу, когда до него доходит, что что-то не так. Он оборачивается и ловит очередной взгляд старшего. Из- за собственных очков. Ксандер поправляет Хэсолевскую шляпу, улыбается и отворачивается к монитору. - ХЭСОЛЬ. - Что? - Ничего особенного, кроме того, что у тебя разбита губа и ссадины на руках. Где опять? - Не скажу. - Хэсоль. - Ну хён. - Хэсоль, тебе 5 лет? - Нет, хён. - Тогда объясни мне, почему я уже совсем уверен, что из больницы тебя можно даже не уводить? - В парке пристали. Хотели этюдник отобрать. - Отобрали? - Нет. - Ну хоть что-то . Иди сюда, а? Не могу на кровь смотреть. - Александер роется в ящиках стола в поисках влажных салфеток, которые Эмбер пачками припирает в офис из самолетов и распихивает всем. Старший дергает его за воротник испачканной рубашки и осторожно убирает влажной салфеткой пятна крови грязи с лица и шеи. У Хэсоля подламываются колени. Он старается не смотреть в лицо старшему. Смотрит на руки. Смотрит на руки. Где- то внутри маленький человек испытывает гордость. Вот эти вот два серебряных кольца с рунами, 14, да, именно 14 тонких цепочек хитрого плетения на запястьях, несколько нитяных браслетов... Всё это в разное время дарил старшему именно он. И как- то не больно вспоминать, какую сумму он отдал за цепочки милой старой тетушке, которая продавала их только всем скопом. Для Александери- хёна ведь ничего не жалко, да. - Хэсоли, прекращай уже. Не горю желанием бегать к тебе в больницу... - Ксандер разворачивает его за подбородок к себе и несколько мгновений задумчиво смотрит в глаза, прикусив губу- ... Буду, конечно, куда я денусь, но всё- таки давай не надо через каждую неделю приползать на работу в синяках. - Хорошо, хён. - Хэсолю срочно нужно домой. Иначе он взвоет прямо здесь. А еще стыдно , что пиздец. Уже ну совсем не в первый раз. ...Я не тот, кем должен быть. Я всего лишь хочу петь, думая о тебе... Хэсоль пишет эту фразу простым карандашом на пустом листе, сползая на пол от компьютера, где открыта википедия на вкладке о файерщиках. А потом сам внезапно для себя берет новый флакон красной туши и опрокидывает его на лист . Смотрит, как жидкость медленно растекается по бумаге, образуя в середине огромное красное пятно. Не яркое. Нужного как раз цвета. Хэсолю впервые хочется рисовать в реалистичной манере. Выводить поверх алого черным тонко определенные руки, лицо, волосы, силуэт. Отобразить понятно для всех свои чувства, чтобы понял , услышал, осознал. Хэсоль понимает, что вновь неправ. Неправ уже глобально и два года. Ким Хэсоль не умеет адекватно любить. Несчастный маленький своей нелепости человек любит то единственное. что вдохновляет абсолютно на всё. Раньше было понятно, что Хэсоль ловит вдохновение одному Богу известным образом - с деревьев , кофе, криков матери, трупика сбитого машиной голубя на дороге, случайно вырванной из текста строчки, слов чьих- то... А уже 2 года как забыты и кофе, и деревья, и песни доставучие из плеера школьницы , сидящей рядом в метро. Сейчас достаточно одного голоса. взгляда. прикосновения. короткого наблюдения за движением вечно неспокойных рук... И Ким Хэсоль за ночь покрывает лист А1 узором, истоки которого известны ему одному. Хэсолю не надо большего- только чтобы Александер был рядом. Но сегодня хрупкий мир иллюзий визуальных, где всё было подчинено одному, сломался. Тихонько и больно. Сломался сползшим шарфом и слишком заметными на оливкой коже следами чьих- то еще чувств и слабостей. Боже, какого черта Ким Хэсоль настолько наивен. Конечно, не он один восхищается Александером. У кого- то еще внутри всё обрывается от взгляда , голоса, касаний легких... И этот кто- то гораздо решительного глупого и наивного Ким Хэсоля. ... Мне не будет больно. Я не буду грустить... Хэсолю уже начало казаться, что в полях шляпы плавают утки. Много утят и одна большая. Может, их и нарисовать? На обложке четырехтоника о испанских пиратах, да. О новом заказе с утра сказал Александер. И сразу после со слишком не своим выражением лица вышел балкон под проливной дождь - ответить на звонок. Кажется, понятно, чей. Тогда Хэсоль и понял, что, кажется, всё. Не надо ему больше взглядов и голоса. Нужен физический контакт, пальцев переплетения, о, Боже, поцелуи... Ничего слабее уже не поможет. Нужен взгляд сонный, смех, звучащий в стенах его квартиры, ощущения теплых рук на лице... А учитывая глупость и невозможность данного, уже вообще ничего не поможет. Это то, что я считаю правильным. Я в это верю! Мне больно. Хэсоль впервые рад , что незаметный. Что носит очки. И проклинает себя за то, что единственный остался в офисе со старшим. И нервно наблюдал за тем, как свет настольной лампы отражается в глазах слишком увлеченного работой старшего. На листе перед Хэсолем впервые в жизни был нарисован практически реалистичный портрет. Штрихами, но слишком точно и узнаваемо. А сейчас Хэсоль жмется лбом к стеклу на проходной и тихо наблюдает слезящимися глазами. Да, тот кто- то действительно во всем лучше Хэсоля. Бледный, высокий , красивый до безумия, дорого и неброско одетый. И плечи широкие, за которые Александер судорожно цепляется, отвечая на поцелуи. Естественно, их не волнует вокруг происходящее- слишком поздно для прохожих. А маленькому человеку за стеклом больно настолько, что на картину хватит. Ему в подарок. Последнюю.