Исключение

Мелькор не любит плохих новостей; он убивает тех, кто приносит их, и тех, по чьей вине это случалось, если это не произошло раньше. Но Саурон — исключение из этого правила. Однако сейчас Мелькор злится. Он презрительно смотрит на скорчившуюся у его ног фигурку майа, кажущегося таким жалким, и слушает его едва слышный шёпот. Саурон тяжело дышит, говорить ему трудно, и, когда он заканчивает, Мелькор сжимает подлокотники трона, заставляя себя не делать слишком поспешных действий. В тронном зале Ангбанда темно и душно. Воздух спёртый, и Саурон внезапно понимает, как трудно здесь дышать. Грудь невыносимо болит, несколько рёбер сломано, но именно сейчас вдруг хочется глубоко вдохнуть, однако в лёгкие проникает только затхлый воздух подземелья. Саурон не может поднять голову, зная, что встретит полный ненависти и презрения взгляд повелителя. Майа смотрит на идеально чёрные плиты пола, на разбившиеся о него капли крови. Его крови. Она тёмно-алая, но сейчас тоже кажется чёрной. Всё тело безумно болит. Светлые волосы спутались, пропитались кровью и теперь висят грязными обрывками, закрывая лицо. Саурон даже не стоит на коленях, а сидит перед троном, опираясь рукой на пол, чтобы не упасть совсем. Майа ждёт, когда Мелькор начнёт говорить, и боится этого. Голова кружится, пол плывёт под ногами, всё это похоже на бесконечное безумие, и страх убивает изнутри. — Итак, — слышится обманчиво мягкий голос, и Саурон вздрагивает, царапая ногтями пол, — ты хочешь сказать, что ты так просто отдал мои владения какой-то девчонке? Рядом звучат тяжёлые шаги Тёмного Властелина, негромкий шелест его мантии оглушает. Мелькор останавливается позади Саурона и наклоняется. Майа молчит, съёживаясь в страхе и ещё ниже наклоняя голову. — Отвечай, — шёпот обжигает ухо. Саурон неосознанно пытается отстраниться, но чувствует на своей шее грубые пальцы Бауглира. — Да, — как можно твёрже пытается ответить майа, но голос дрожит. Саурон начинает кашлять, и Мелькор на секунду сжимает его шею. Майа удаётся сдержать рвущийся наружу кашель, он не знает, чего ожидать от повелителя, но тот внезапно отпускает его и идёт дальше. — Ты проиграл девчонке с собакой и ушёл, потому что она тебе сказала? — Мелькор останавливается напротив Саурона и наклоняется почти к самому его лицу. Майа сжимает зубы, боясь отвечать. Хочется уползти в самый тёмный угол и зализывать раны. Саурон и сам не понимает, почему сразу бросился сюда, хотя мог бы спрятаться где угодно. Мелькор за подбородок поднимает голову Саурона. Майа пытается смотреть на стены, на потолок, но видит только глаза Бауглира и горящие в них злость и отвращение. — Да, повелитель, — едва слышно отвечает Саурон. Майа даже не сразу понимает, почему лежит на полу, но щека горит от боли, а перед глазами темнеет от удара головой. Мелькор ногой переворачивает Саурона на спину, наступая ему на грудь. Майа задыхается, беспомощно шевеля губами и пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, даже такого затхлого и мерзкого. Мелькор говорит что-то, но Саурон не слышит; он лежит с широко распахнутыми глазами, желая увидеть что-то кроме чёрного потолка, чтобы убедиться, что он ещё не ослеп. Бауглир убирает ногу с груди слуги и отходит в сторону, глядя, как Саурон резко вдыхает и, морщась, переворачивается, смотря на Мелькора вопросительно и как будто с надеждой. — Убирайся, — презрительно отвечает Тёмный Владыка. — Сейчас же. Мелькор без жалости наблюдает, как Саурон тщетно пытается хотя бы сесть, но руки дрожат и болят, и он снова падает. Майа пугается и даже делает нелепые попытки вырваться, когда сильные руки хватают его подмышки и резко поднимают. Но голова начинает кружиться ещё сильнее, ноги подкашиваются, и Саурон, не понимая, что он делает, откидывает голову назад и ударяется затылком о грудь Мелькора. — Ты же понимаешь, — говорит Бауглир, буквально таща майа к выходу, — что будь на твоём месте любой другой, он был бы давно мёртв? — Да, повелитель, — шепчет Саурон, на деле не понимая причин такой милости. Бауглир выталкивает майа за дверь, и тот, пытаясь удержаться на ногах, хватается за стены, царапая ладони о грубый камень. Когда Саурон оборачивается, двери в зал уже закрыты. Ярость медленно спадает, и Мелькор чувствует странное, непонятное и пугающее своей непривычностью беспокойство за Саурона и совсем уж безумную радость, что он жив и набрался наглости вернуться к нему. И можно сколько угодно убеждать себя, что дело просто в том, что Саурон - хороший военачальник и слуга, что причина в его верности или каких-то способностях, но себя не обмануть даже самой искусной ложью. Впрочем, Мелькор не умеет испытывать положительных чувств, и это правило, из которого нет исключений. Через некоторое время дверь тронного зала бесшумно открывается, и внутрь испуганной тенью проскальзывает Саурон. Майа ужасающе бледен, но выглядит уже лучше, хотя всё ещё слаб. Саурон доходит до середины зала и опускается на колени, не поднимая головы. Он видит высокие сапоги Мелькора и чувствует на себе его взгляд. — Встань, — слышится приказ, и майа немедленно исполняет его, вставая слишком резко. Саурон всё же решается посмотреть на Мелькора; в его взгляде сейчас не только высокомерие, которое уже стало его частью, но и странная усталость. — Объясни мне только, зачем ты полез сражаться с этим псом, — это уже не приказ, но ещё и не просьба. — Я надеялся победить его, — отвечает Саурон, снова опуская голову. Мелькор ухмыляется, потом смеётся. — Ты думаешь, это твоя судьба? Думаешь, ты можешь стать сильнейшим из когда-либо живших волков? Саурон пытается подобрать нужный ответ, но Мелькору он не нужен. — Подойди, — зовёт Бауглир. Саурон не очень быстро доходит до трона и останавливается у ступенек, ведущих к нему. Мелькор почти нетерпеливо кивает, и майа поднимается. Бауглир смотрит на множество шрамов, рассекающих руки Саурона, на его волосы, вымытые и расчёсанные, и, наконец, заглядывает в глаза, испуганные, но заинтересованные, как когда-то давно, когда не было даже Сильмариллов. Мелькор тоже встаёт, берёт лицо Саурона в свои ладони. Майа вздрагивает, но не двигается, не зная, чего ожидать, но уже почти не боясь. Бауглир проводит пальцем по щеке майа, но ладони, сожжённые Сильмариллами, ничего не чувствуют. Мелькор целует Саурона в лоб. Он не понимает своих действий, и всё кажется до жути нелепым. Бауглир прижимает майа к себе, и тот утыкается лбом ему в плечо. Мелькор не умеет чувствовать и тем более любить. Но Саурон — исключение и из этого правила.