Самое трудное

- Не отключай телефон, - напоминает Джеймс. Его лицо подвижно как ртуть, отвернется, бывало, а через минуту на тебя уже смотрит то шалун Пак, то Оберон. Но «превращения» в Брюса Майкла настораживают. Джеймс не поднимает голову, чтобы посмотреть в лицо друга. Да вообще кому бы то ни было. Джеймс давит на плечо, заставляя склониться к нему. - Не отключай, - повторяет он. «Вы не дружите, это он тебя дружит», говорит Николь. И Майкл так скучает по ней, будто она уже ушла. - Плывешь по течению? – а вот Джеймс всегда борется до последнего. - Просто не создаю сложности, - парирует Майкл, ведь с любой из них ему будет хорошо. *** Анна сушит волосы, разбрызгивая ароматные капли по всему дому, втягивается в старое кресло как худая кошка, своими невероятными глазами впитывает Шекспира старинного издания, которого ей торжественно вручил Майкл. - Она моя девочка, - говорит однажды Джеймс. И ударения на каждом слове. Он улыбается ей так тепло и беззащитно, что Майкл верит в это сразу. *** - Забери меня, - рот Джеймса будто набит орехами. Или осколками зубов, думает Майкл, наскоро плеснув себе в лицо ледяной водой. Джеймс неразборчиво пробулькал адрес, который ему очень не нравится. *** Кажется, что прикосновение к стойке инфицирует тебя. Какой-то пьянчуга колотит по ней кулаком, вцепившись в грязное дерево столешницы, мерзко лаясь с девицами сомнительной внешности. Майкл всматривается в колыхающиеся внутренности полупустого бара, разыскивая друга. Едва различает на полу скрюченного мужчину, пытается помочь ему подняться, но тот норовит врезать по ногам, довольно отчетливо посылая на хуй. Пара посетителей, невнятного пола, как сонные рыбы, никогда не видевшие солнца, спокойно наблюдают за потасовкой. - Дон, будь мужиком, подними задницу и выбрось его отсюда! – визжит рыжая девица. – Пошел отсюда, мудак! - Заткнись, шлюха! Уйду когда захочу, дрянь! Еще выпивку! – рычит пьяница. - Здесь приличное заведение, сукин ты сын! – вопит другая. – Не смей больше лапать меня! - Приличное?!– хохочет мужик. Он едва не падает, когда, пошатываясь, обводит вокруг себя руками. - Шлючий питомник! Майкл теряет дар речи, узнавая Джеймса. Мутные глаза спотыкаются о фигуру Майкла, и он замолкает, напряженно нахмуриваясь. Майкл молча хватает его под мышки, таща к выходу. Думать он будет позже. - Гребанные гомики! Педики! – нестройно вопят вслед девицы. – Пощекочи себе очко, ублюдок! - Я не гомик, сучки! – кричит Джеймс, брызгая слюной. – Я вернусь и отдеру тебя, дрянь! *** - Не домой! И не к тебе! Майкл резко кивает, а Джеймс приваливается лицом к стеклу, оставляя на нем масляные следы и жар дыхания. Но от мешанины огней глухо стонет, поворачиваясь к Майклу. Его зрачки мечутся по хорошо знакомому лицу - единственному якорю, удерживающему его в настоящем. Но тот не стабилен, как и он сам: желваки так и ходят под отрастающей щетиной. С присвистом дышащая хозяйка мотеля с ничего не выражающим взглядом сунула им ключи. Голод накатывает, всасывает внутренности в себя, и Майкл заказывает Джеймсу пиццу, картофель фри, крылышки и всю эту полупластмассовую еду. - Они даже не знали, кто я! - Джеймс начинает смеяться и не может перестать. Майкл, дав волю своему гневу, схватил его за ворот рубахи, сильно встряхнул. От Джеймса несет дрожжевым запахом дешевого алкоголя, он тяжело цепляется в плечи Майкла, заставляя того пригнуться. - Какого черта, Джеймс! Ты рехнулся?! Тот зло улыбнулся в лицо, ощеривая острые зубы небольшого хищного зверя. - Они назвали тебя гомиком, – говорит он, и Майкл не успевает отстраниться, когда этот незнакомец прижимается к нему губами. Майкл видит близко-близко сумасшедшие глаза друга, каждую ресницу, каждую складочку тяжелых век. Тот еще пьян, он спит с открытыми глазами. Грезит наяву. - Нет? – спрашивает издевательски, отталкивая его, чужие губы отрываются от губ Майкла, оставляя на них почти реальный ожог. Но Майкл зачарованно тянется за ним, ловя удивленный взгляд, закрывает глаза, и позволяет себе и себя поцеловать. Поцеловать так, как никогда и ни с кем не смел. - Нет! – дико крикнул Джеймс, вырываясь и вскакивая на ноги. Он вцепился в растрепанные волосы, застонал мучительно. – О! Что происходит!? Нет! Не подходи ко мне! Майкл чувствовал, как кровь шумит в ушах, в висках бухало болезненно и тягуче. - Джеймс, послушай, извини! Господи, Джеймс! - А… Майкл… - Джеймс растер виски. Сверкнул исподлобья хмельными глазами. – Малыш хочет еще? Отсосешь мне, а? Или я тебе? Пьяно зашатался, медленно садясь на пол: - Подожди… Подожди… - его пальцы запутались в пуговицах рубашки. – Сейчас… *** Он уснул на полу, так и не расстегнув треклятые пуговицы. Майклу хватило выдержки только на то, чтобы укрыть его одеялом. *** Майкл тяжело просыпается только тогда, когда солнце уже залило комнату ярким светом, беспощадно освещая подробности вчерашней ночи. У Джеймса царапина на носу и потрясающе ясный взгляд. - Я все помню, - говорит он, предупреждающе поднимая руку. Но прищуривается недоверчиво. – До второй базы мы не дошли? Майкл с трудом улыбается, каждым чертовым зубом отражая солнце, отрицательно качает головой. - Отлично! - Джеймс быстро двигается по комнате, беззвучно говорит монологи, то хмурясь, то смеясь. Пританцовывает на цыпочках, боксируя с невидимым противником. Майкл разглядывает себя в зеркале уборной, овладев мускулами лица настолько, что может без усилий открыто улыбнуться. - Что так долго? Надеюсь все прилично? Мне не придется краснеть перед старой леди? *** Но на темной лестнице, полной запахов тления и порока, Джеймс притормаживает, цепляясь за плечо впередиидущего. Он не позволяет повернуться к нему, а его губы почти касаются уха Майкла. - Я мог откусить тебе язык, - пауза. – Я был готов это сделать. - Мог бы? И… сейчас… тоже? - О да. Будь уверен, - он напоследок очень больно стискивает плечо Майкла. - Джеймс, а ты и глисту бы себе подсадил, наверное? – задумчиво спрашивает Майкл. - Я… - Джеймс отпускает его. – Я пробовал сделать только самое трудное. А на улице, счастливо прищуриваясь, разглядывает все вокруг. - Господи, что я тут делаю?! – качает головой радостно. – Новая машина? Я поведу.