We remember moments

Кофейня называлась «У ясеня», и ясень там действительно был – высокий и раскидистый, немолодой уже, и поэтому наверняка очень мудрый, как казалось Донхэ. Иногда он с ним советовался даже. Там, например, с какой ручкой к нему на экзамене больше удачи придет или о том, какую кепку лучше купить. Ерунда несусветная, в общем, людям такие вопросы задавать было неловко, а ясеню – в самый раз. Иногда Донхэ даже казалось, что ему отвечают. - Ишь чего удумал, - смеялся хозяин кофейни. – С деревьями болтаешь, прям как мой брат старший. - Брат? – удивленно спросил Донхэ и подул на горячий-горячий чай, а потом зачем-то огляделся вокруг. – А он тут работает? - Нет, - отмахнулся хозяин. – Он на космодроме… С деревьями наболтался, теперь пытается с зелеными человечками контакт наладить. Донхэ восхищенно присвистнул и подумал, что сын у хозяина, может, такой же умный, как этот старый ясень, только гораздо моложе. На космодром абы кого не брали, вокруг него располагался главный наукоград страны, и всех, кто работал там, уважали безмерно даже в самой маленькой деревушке. Историку-недоучке Ли Донхэ о таком оставалось только мечтать. Он и мечтал. *** В первый раз они толком даже и не увиделись: просто Донхэ зашел в кофейню ровно в тот момент, когда брат хозяина оттуда вышел. - А вот и ты, - воскликнул хозяин приветливо, - как раскопки? - Я не археолог, - в который раз уже грустно поправил его Донхэ. – Я один раз поехал, но сначала из-за меня зависла уже готовая проекция деревни, которую там копали, а потом я перепутал форму начальника раскопа со своей пижамой. - Тридцать три несчастья, - хмыкнул хозяин и как будто случайно отрезал ему кусок пирога побольше, чем стоял на витрине. – Чонун вон тоже рассказывал только что, как у них контакт какой-то порвался, когда он обедать ушел. - Чонун – это твой брат? – уточнил Донхэ, хотя он практически точно был уверен в утвердительном ответе. Хозяин кивнул: - Да, только что ушел. Вы буквально на пороге столкнулись. Донхэ попытался вспомнить, как выглядел человек, прошедший мимо него на входе, но воображение его подвело и вместо этого нарисовало картинку очень серьезного ученого в очках, спотыкающегося с тарелкой супа о кошку (откуда в лаборатории кошка?..) и падающего на кучу проводков. Стало ужасно смешно, и Донхэ фыркнул в чашку с чаем. - Я ему про тебя, кстати, тоже рассказывал, - случайно заметил хозяин. – Что ты тоже с ясенем болтаешь. *** Летом на ясень можно было залезть и готовиться там к экзаменам. Правда, большую часть времени Донхэ все равно считал ворон (иногда в буквальном смысле), но утешал себя тем, что и дома занимался бы тем же самым, а так хотя бы на свежем воздухе сидит. Из-за веток, впрочем, трехмерные проекции из приложений к учебникам иногда выглядели несколько своеобразно, что и прокомментировал внезапно залезший на соседнюю ветку Чонун. - Больше напоминает рельеф астероида RU-3645850, чем место той битвы, - сказал он из-за плеча Донхэ и бесцеремонно щелкнул по углу изображения, где располагалась легенда. Донхэ вздрогнул и точно упал бы вниз вместе со всеми ценными историческими материалами, если бы Чонун не схватил его за плечо. - Рот закрой, - посоветовал он. – А то муха влетит. Донхэ послушно закрыл рот и открыл снова, чтобы сказать: - А я тебя знаю, ты брат Чонджина. - Я себя тоже знаю, - хмыкнул Чонун. – А ты археолог. - Нет, - Донхэ потряс книгой по новейшей истории перед носом Чонуна, - я просто историк. Книга раскрылась на последней проведенной их страной войне и включила интерактивную часть о причинах и предпосылках. Чонун зевнул и лег на несколько плотно сплетенных ветвей. - Ты продолжай, - сказал он. – Я тебе мешать не буду, хотя на самом деле правильнее было бы сказать, что это ты мне мешаешь, потому что это мое место, я тут всегда сидел. - Ну знаешь ли, - проворчал Донхэ, захлопывая книгу, - я тут уже не первый год летом сижу, а тебя первый раз вижу. Впрочем, сейчас все равно уже уходил. Он спустил вниз сумку с материалами, а потом неловко слез сам. - Я на Центавру летал, - донеслось сверху. – Вот раньше и не виделись. Донхэ не знал, правда ли это, потому что сведения о межгалактических перелетах средствам массовой информации строго-настрого запрещалось сообщать, но почему-то поверил. Причем он точно знал, что если бы услышал такую небрежную фразочку про Центавру от кого-то другого, то не поверил бы никогда. Как бы ему ни нравилось слушать про инопланетян и тому подобные штуки. *** Исторический факультет невероятно гордился своей гигантской коллекцией бумажных книг – больше такой не было ни у кого, даже филологи давным-давно перевели все в новые форматы, еще когда современные способы хранения информации только начали появляться. Деканы истфака же все как на подбор были людьми, почему-то считавшими, что бумажные книги и документы помогут студентам стать ближе к изучаемым периодам. Донхэ нравилась бумага. Просто по ощущениям она казалась ему ужасно приятной, хотя запоминал факты, даты и биографии он одинаково плохо, что считывая их с электронных конспектов, что перекапывая кучу старых бумажных учебников. Еще его забавляло то, как на него смотрели прохожие, когда он радостно размахивал томом страниц в семьсот, или посетители кофейни «У ясеня», когда он раскладывал на столике пожелтевшие брошюрки. Чонун почему-то не отреагировал вообще. Он приподнял документ двумя пальцами и прищурился, вглядываясь в блеклые строчки. - Ты все время появляешься из ниоткуда, - сказал Донхэ. – Как привидение. - Может, я оно и есть, - ответил Чонун замогильным голосом. – Чонджин в детстве пару раз от меня прятался под кроватью. - И не только, - подтвердил мимо проходивший Чонджин. Донхэ невольно поежился, но брошюрку все-таки решился отобрать. Чонун шуточно надул губы и стал совсем не похож на солидного ученого, каким Донхэ представлял его когда-то. - Это источник, - попытался объяснить Донхэ. – Очень редкий. Видишь, его даже нет не в бумажном варианте. - И про что у тебя там? – Чонун нетерпеливо постучал пальцами по столу. - Про основание космодрома, - радостно выпалил Донхэ, а потом вспомнил, где Чонун работает. Тот усмехнулся и потянулся рукой к лицу Донхэ, чтобы провести пальцем у него под носом. Как всегда, когда Чонуну казалось, что ему говорят глупости или что-то ужасно смешное. Донхэ не понимал, почему нельзя, как все нормальные люди, просто посмеяться, но, в общем, ему чужие дурацкие привычки не очень мешали. *** В самом начале ноября у Донхэ умер отец. Жизнь законсервировалась на той дате аж на целый месяц. Время стояло на месте, потому что все было одинаковым: плачущая мама, угрюмый брат, серое небо над рыбацкой деревушкой, где жила семья Донхэ и где жил он сам до того, как поступил в университет в столицу. Иногда возникали отстраненные мысли о том, как же потом можно описать все эти дни в исторической хронике, если ничего не происходит и не будет происходить никогда. Однако все проходит, и история знает об этом лучше всех на свете, и поэтому Донхэ тоже каждую секунду того серого месяца где-то в глубине души знал эту нехитрую истину, и в какой-то момент время опять сдвинулось с места для их семьи. Донхэ снова уехал - сдавать зимние экзамены, снова влился в университетскую текучку, снова пришел в кафе «У ясеня», снова получил свою большущую чашку горячего чая и снова много говорил с Чонджином, смотревшим на него непривычно грустным и сожалеющим взглядом. - А твой брат когда снова придет? – неловко спросил Донхэ, будто пытался узнать что-то чересчур личное. Непонятно, правда, был ли этот вопрос таким для Чонджина или все же для него самого. - Не знаю, - последовал задумчивый ответ. – Он ужасно занят сейчас, но ты можешь съездить к нему на космодром. *** Летом готовиться можно было на ясене, а зимой самым подходящим местом внезапно оказалась физическая лаборатория, где в одном углу сиротливо стояла раскладушка, а в другом стоял шкаф с дисками. - Коллекционирую, - коротко сказал Чонун. – И отойди от реактора, пожалуйста. Тут он был куда как молчаливее, чем в кофейне. Устав от учебы, Донхэ внимательно смотрел, как Чонун снует туда-сюда, что-то подключает, что-то настраивает, периодически ругается себе под нос, а иногда – громко в голос на своего младшего ассистента Реука, если тот, например, приносил обед в разгар беседы с капитаном какого-нибудь корабля. - Но с завтрака прошло уже семь часов, - возмущался Реук, но Чонун только отмахивался, и Реук с обиженным выражением лица плюхался рядом с Донхэ, отдавая тому двойную порцию. Было вкусно, было тепло, было абсолютно непонятно, что тут творится, и уходить в общежитие не хотелось. Несмотря на то, что время сдвинулось с мертвой точки, сердце по-прежнему было как будто сдавлено, а мир окрашивался серым цветом. В лаборатории у Чонуна играли разноцветные искры и тянулись красно-синие провода, а в особенно удачные дни включалась проекция северного сияния. Здесь, в маленьком-маленьком пространстве, заполненном Чонуном и самыми далекими на свете от истории вещами, с сердца постепенно уходила противная тяжесть, и вместо нее его заполняло что-то другое. *** Накануне Рождества Донхэ привычно отметил по дороге в университет, что ясень у кофейни облетел полностью, и не менее привычно сдал очередной экзамен. Не очень привычно было отправлять об этом смску Чонуну, и уж тем более странно было получить в ответ короткое требование приехать на Рождество, а то Реук слишком много еды приготовил. По дороге на космодром Донхэ купил елку – тощую и облезлую, потому что все хорошие, конечно, уже давно расхватали. Однако это была настоящая рождественская елка, и на нее можно было повесить игрушки, привезенные из дома еще на первом курсе. Чонун смотрел на него немножко скептически, пока Донхэ старательно украшал елку, и бубнил про то, что одного веночка омелы над дверью вполне хватило бы, они с Реуком который год только его и вешают, и нормально. - Но это же Рождество! – возмутился Донхэ. – Елка обязательно должна быть. И подарки утром. - И Санта-Клаус ночью, - фыркнул Чонун, и Донхэ радостно закивал, потому что на самом деле если существуют инопланетяне с Центавры, то почему все-таки не может существовать Санта-Клауса?.. Елка в конце концов вышла довольно симпатичной – тощая и облезлая, конечно, не чета тому же ясеню около чонджиновской кофейни, но все равно красивая, и даже Чонуну пришлось это признать, хотя сразу после этого он сказал, что Донхэ не следовало бы стоять прямо под омелой, а то она на него шлепнется и выбьет последний разум. - Между прочим, я сегодня экзамен сдал, - проворчал Донхэ и показал язык Чонуну, внезапно подошедшему близко-близко. Сердце, наверное, окончательно осознав вернувшуюся к нему легкость, заколотилось так быстро, как разве что перед вступительными экзаменами. - Дурак ты, - медленно сказал Чонун, - «сдал» через «с» пишется, а ты мне что прислал? А потом он вдруг поцеловал Донхэ. Потом Чонун, правда, говорил, что во всем просто виновата омела, как в их знакомстве виноват ясень, но Донхэ знал, что дело не в омеле. Просто, ну, он дурак.