***
Хирург режет наверняка. Через ткань и одежду, кожу, плоть. Лезвие пляшет в его руках. Не спасёт тут ни дьявол, ни сам господь. И в ладони толкнется густая кровь. Меж пальцев горячая хлынет река. Ты свидетелем смерти окажешься вновь. Хирург ведь режет наверняка. Но затянется шрамом кривым живот. Борозда рубца скрепит два пути. Все что было "до" - это точка А. Точка Б велит "помни и живи". Помни сорванных лесок белесый жгут. Потрошили, как окуня – рыбака. Повтори, прежде чем дать по новой круг: "Хирург режет наверняка"***
Глушь влияет на меня благотворно. Хижина неподалеку от речного берега, но при желании от Рейни можно добраться до Лесного Озера, взяв 10 километров на север. Я перевез сюда всех своих собак, а еще купил лодку. Моим пальцам проще справляться с болтами и гайками от подвесного мотора, чем взять кого-либо за руку. Пропахший костром, машинным маслом и псиной, я сбежал с пагубного места, на котором некогда барахтался в луже своей и чужой крови. Врачам пришлось повозиться, затаскивая кишки обратно. Удивительно, но ни один орган не оказался поврежденным. Была вспорота только оболочка, кожа, давая вывалиться внутренностям в целости и сохранности в мою клетчатую рубашку. Хотя, ничего удивительного. Если бы мой психиатр хотел, чтобы я был мертв, я бы не наматывал леску обратно в катушку, стоя по колено в проточной воде. Мой бывший психиатр. Все в прошлом. Я убеждаю себя в этом вместо "доброго утра". Я убеждаю себя в этом, когда в душе мочалкой обвожу сизый рубец от одной тазовой кости до другой. Я убеждаю себя в этом, когда по рассеянности просыпаю корм мимо мисок. Когда забываю выпить кофе и не вспоминаю о нем, пока черная жижа сверху не покроется пленкой. Я убеждаю себя в этом, когда тянусь не к тому гаечному ключу. Убеждаю, когда рыба заглатывает наживку, но потом дергается, разрывая себе рот, и срывается с крючка. В траве блестит чешуя, как конфетти на новый год. Я не успеваю соскучиться по снегу - теперь подмораживает каждую ночь. Я больше не получаю никаких писем или звонков. Раньше они приходили. От Аланы Блум или Джека Кроуфорда. Но теперь одна на инвалидном кресле с переломом позвоночника, а второго просто больше нет. Когда я думаю об этом, то у меня непроизвольно начинает ныть живот. Словно сталь заново очерчивает линию, злым и холодным когтем впивается внутрь. И все, что срослось, расходится багровыми краями. Я не могу уснуть, если не засуну руку под футболку и нежно, убаюкивая, не обовью старую зажитую боль. Мое физическое восстановление не отменяет фантомных психосоматических беспокойств. Я по-прежнему нестабилен. Теперь, проходя мимо зеркала, я больше не вижу щетинистой рожи Джейкоба Хоббса с бельмастыми глазами. Нет. На долю секунды там мелькает смуглое лицо с высокими скулами и с затемненными провалами впавших век. Безупречный пробор светлых волос… Первое время я вздрагивал. Завешивал на ночь комод и до утра не заходил в ванную. Паранойя, конечно же, росла и в один прекрасный момент я ощутил отчаянную усталость от того, что мой дом вовсе не крепость, а чертова развалина, из которой не сбежать. Куда бы я ни шел, я всегда беру с собой себя. Панику сместило любопытство. Начав препарировать новую фобию, я быстро докопался до сути и провел параллели. Тот день или, точнее, вечер. Момент - Когда Был Сброшен Таймер. Возвращение к итогам. К самому началу. Не задумываясь о повторении чужих действий, я набрал номер Ганнибала Лектера, чтобы предупредить его. «Они знают». Так же, как он предупредил Хоббса. Доктор Лектер совершает чудо – воскрешает для меня Эбигейл. И тут же отнимает. Белый шрам на тонкой шее вскрыт одним резким движением. Джейкоб Хоббс завершает пьесу и покидает сцену. А я вою и жмусь к агонизирующему юному телу, слушая хрипы и бульканья, что вырываются из разрезанной щели в трахее. В накатившей панике стараюсь зажать девочке горло так, как это делал Ганнибал в прошлый раз. Но мокрая рука соскальзывает, а в ладонь, обжигая, бьется алый поток и мне кажется, что собственная кровь из живота по сравнению с этой – холодная и вязкая, как болотная тина. Почему человек истекает так быстро? Почему скорая не торопится, когда она ТАК НУЖНА? Почему одним удается чудом выжить, а другим – нет? Я - один большой ком сожаления. В собственном океане лжи и лицемерия оказался тонущим. Хотел спасти всех, а на дне оказался первым. Я потерялся. Огни дома больше не маяк ночном тумане. Попытка быть своим человеком для Джека. Старание заслужить доверие Ганнибала. Но будь я на месте их драки, к кому бы бросился на помощь? Конечно же к Д… Док… Дж… Мне становится трудно дышать от того, что в глубине души я рад, что выбор был сделан за меня. Я заигрался. Кропотливость в творении музейного экспоната из останков человека была излишней. Самоотверженность, с которой я кинулся высвобождать Ганнибала из хватки Мейсона Вергера – чересчур искренняя. Спокойствие, с которым можно наблюдать, как этот ублюдок скармливает свое лицо моим собакам – ненормально. Мое сердце бьется слишком ровно. Все покатилось в бездну, когда я спустил курок в Гаррета Джейкоба Хоббса и не ощутил ничего, кроме облегчения и жажды на 8 пуль. Доктор Лектер провел мне терапию. Длинный психологический курс. Теперь у меня медитация под журчание ручья. Трепыхание рыбы в брезентовом мешке. Свежесть близкого леса… Я спокоен. Я слышу ленивый перелай собак, разморенных солнцем. Свистящие трели птиц и жужжание насекомых. Я слышу, как поблизости хрустнула ветка под тяжелым копытом черного оленя. Слышу его фыркающее дыхание. Я знаю, что там, под угольной короткой шерстью, тянется алая полоса через все животное брюхо. Лай усиливается. Я поспешно собираю свой небогатый улов, закидываю на плечо удочку и спешу к дому по тропе. К мокрым сапогам прилипают травинки. Собаки явно кого-то встречают. И явно не меня.