Хроники Зелёного гоблина

− Температура становится всё ниже, − мужчина в белом халате поправил очки, кашлянул и записал что-то в свой небольшой блокнотик. − Неужели я не смогу от этого избавиться? – ком застрял у меня в горле – мне показалось, словно вся жизнь пронеслась перед глазами. Страх. Настоящий страх одолевал меня, и я ничего не мог с этим поделать. Мне действительно было страшно. − Нет, это не лечится. Я пытался найти лекарство уже много лет, но его не существует. Его никогда не было. Есть болезни, которых не стереть. Ради Бога, Гарри, не бойтесь. Всё будет хорошо. Пока врач собирал портфель, я смотрел на свои бледные руки, трогал бледную и ледяную кожу на лице. Я чувствовал, что заметно исхудал за то время, что лежал в постели, не шевелясь и слушая пение птиц за окном. Я чувствовал себя хорошо, но в то же время знал, что это лишь затишье перед бурей. И отчаяние захватило меня в свои цепкие руки. Я желал бороться. А в пансионе бороться было практически невозможно. Мы учились умножать огромные числа, читать всякие дурные книжки и не могли толком поговорить друг с другом о жизни. Впрочем, со мной никто и не говорил раньше. Все знали о том, что со мной не всё в порядке, и избегали даже прикосновений со мной. Я не держал на них зла. И с двенадцати лет я ненавидел лишь одного человека – своего отца, Нормана Озборна. По ночам я редко спал. А если и спал, то очень быстро просыпался от бормотания над ухом. Поднимался, делал зевок, и снова ложился. Рядом никого не было, но шёпот над ухом не утихал. Я никогда не мог разобрать слов, кто-то словно говорил на забавном иностранном языке. От этого я и не знал, улыбаться мне или трястись в страхе. Это было моим маленьким безумием, и никто, кроме моего дворецкого и меня самого не знали об этом. Ну, дворецкий не догадывался, что я слышу голоса, но он видел, как я поздно вечером спускался на кухню и поедал очередную порцию мороженого, как когда-то в детстве. Он лишь один раз спросил, почему я не сплю, и я лишь один раз ответил ему правдой – я просто не мог уснуть. Я не мог уснуть и сейчас. Но голоса не посещали мою голову, я просто смотрел в потолок и пытался прислушаться к биению сердца. Что-то в душе скребло, словно кошка, раздирало меня на части, но я уже привык к такому ощущению с детства и практически не обращал на него внимания. Поднял руку, присмотрелся в темноте. Действительно, когда слишком долго живёшь в темноте, ты можешь видеть даже самые укромные уголки своего жилища, словно сейчас светит солнце. Только в моей жизни его больше не будет, оно погубит меня. Часы тикали. Шли с такой же скоростью, как и время, вокруг одного и того же, оборачиваясь и обходя Землю, людей, да и каждый сантиметр Земли. Время идёт. Бежит. Несётся. В виде этих маленьких стрелочек. Я спускался на кухню, оборачиваясь то и дело на картины, висящие на стенах. Они казались мне странными. На одной у девушки не было головы, на второй был изображён минотавр, склоняющийся над полуобнажённым юношей. В интернате мы такого не проходили. Я даже остановился и внимательно вгляделся в каждый штрих, наклоняя голову из стороны в сторону. − Мистер? – спросил дворецкий, находящийся в самом низу, на первом этаже. Он испытывающим взглядом наблюдал за мной, словно ждал от меня чего-то необычного. − Атмосфера этого дома угнетает меня и моё здоровье, − произнёс я, слегка улыбаясь и не оборачиваясь на своего слугу. Мой взгляд всё также был прикован к картине – на этот раз я смотрел на странное изображение девушки в чёрных одеяниях. Она пронзительным взглядом смотрела на меня, храня какую-то тайну, и полуухмылялась. Она напомнила мне одну женщину. – Снимите эти картины. Они… отвлекают меня. − Да, сэр. На кухне уже стояло мороженое. Очевидно, дворецкий прекрасно знал, что я делаю по ночам – уплетаю мороженое, да и только. Когда холодное блюдо уже катилось по моему горлу, я чувствовал странное недомогание, привкус крови, но продолжал есть, стараясь не смотреть на своё отражение на начисто вымытом столе. Потому что прекрасно знал, что я там увижу. Теперь я являлся владельцем крупной компании Оскорб, я должен был быть серьёзнее, но к такому делу, как это, я относился с лёгкой иронией. Именно поэтому, зная, что мне предстоит собрание, я специально съел как можно больше мороженого, пересмотрел фильмов, не взирая на то, что слишком громкие звуки, доносящиеся из телевизора, могли разбудить моих слуг. Также я то и дело смотрел на странную штуку, что дал мне отец, когда умирал. Это была странная чёрная коробочка, и её предназначения я совершенно не понимал, до поры до времени. В шесть утра я тщательно причёсывался, а дворецкий, держа фен, рассматривал свои ногти, ибо делать ему больше было действительно нечего. Я же под нос напевал себе песенку и кидал странные взгляды в сторону этой самой коробочки, всё гадая да думая, чем она может мне помочь. Люди на собрание собирались ужасно медленно и долго, отчего я, когда появился последний, был уже страшно раздражён. А, как некоторые знают, когда я раздражён, я начинаю выдавать едкие фразочки в адрес окружающих. − Все программы по скрещиванию животных были уничтожены ради спокойствия инвесторов, − произнёс мужчина, возомнивший себя, отчего-то, главным. − Очень в нашем духе, а? – я ухмыльнулся, крутя небольшую пластмассовую коробочку в руке. – Как только что-то не нравится, так на помойку. Именно поэтому гениальные идеи остаются незаконченными. − Вопросы будут адресованы вам, − продолжал этот противный мужик. Мне было скучно его слушать, и именно поэтому я, пока он говорил, пытался открыть коробочку. Она не поддавалась. – Нам кажется, что тебе лучше просто говорить «нет». − Вы хотите сказать тактика «Заткнись и мотай башкой?» Да, действительно. О чём отец только думал, когда отдал мне, двадцатилетнему мальчишке, эту компанию оборотом в двадцать миллиардов долларов, а? – я смотрел прямо ему в глаза, и моя игрушка меня уже давно не интересовала. – Кому-то сейчас было бы гораздо проще, если бы я оставался гнить в интернате с остальными людишками. Он бы сейчас и провернул свои дела, да? − Гарри… − Для вас я мистер Озборн. И никак больше. Мы не друзья и не напарники. Мой взгляд попал на девушку, сидящую в самом отдалённом конце стола. − Как тебя зовут? С другой стороны, это могло бы показаться странным – словно я, заметив девушку примерно своего возраста, сразу начинаю к ней клеиться, ища у неё защиты. Но мне хотелось лишь насолить этим людям, хотелось лишь заставить их стыдиться самих себя. Черноволосая девушка с отсутствующим выражением лица посмотрела на меня. − Ты была его ассистенткой, да? – та, в ответ, кивнула головой, опуская взгляд, словно опасаясь, что после этого её будут проклинать все окружающие. Я же продолжал свой диалог. – Как тебя зовут? Я думал, она произнесёт это с неким отчуждением, тихо, но в ответ я услышал гордый, ровный голос настоящего профессионала. − Фелиция. − Фелиция? Хм… Теперь каждый человек, сидящий здесь, будет работать на Фелицию. А Фелиция будет работать на меня. Дворецкий появился в зале внезапно, и я не заметил его сразу. Он произнёс имя некоего Питера Паркера. На мгновение я не мог вспомнить, кто это такой, но я застыл, только лишь воспоминания нахлынули на меня с головой. Но было ради чего вспомнить. Только вот наша встреча прошла не совсем так, как хотелось.