Иллюзия

      Когда рабочие сцены начинают распускать слухи о привидении бывшего директора, которое они видят то тут, то там, Призрак считает это глупостью, результатом чрезмерного пристрастия к дешёвому вину. Когда привидение становится популярной страшилкой, Призрак злится. Он хочет поймать шутника и поучить его уму-разуму.       Поиски приводят его на крышу.       Лефевр стоит у парапета и смотрит вниз. Призрак останавливается в двух шагах и недоверчиво глядит на просвечивающие сквозь контуры фигуры Лефевра столбы ограждения. «Настоящее привидение», — мелькает в его голове, но особого страха Призрак не испытывает.       Лефевр поворачивается к нему.       — Ну, здравствуй, Винсент, — говорит он глубоким голосом, — давно не виделись.       — Вы ошиблись, — сухо отвечает Призрак. — Это не моё имя. У меня вообще нет имени.       — Если может быть призрак бывшего директора, то почему бы у штатного призрака не быть имени? — Лефевр издает короткий смешок, и у Призрака отчего-то бегут мурашки по спине.       Он безумно хочет уйти с крыши, вернуться в тепло и знакомые стены, но ноги сами несут его к парапету. Что привидение могло там увидеть? Но внизу ничего нет, только пустая площадь и падающий снег, который тает, едва успев лечь на мостовую.       — Ты предзнаменование? — спрашивает Призрак. — Знак грядущей трагедии? Мне грозит гибель?       — Гибель грозит всем, — пожимает плечами Лефевр. — Что толку о ней предупреждать?       Призраку становится душно на этой крыше, и он хватает ртом холодный воздух. Его перчатка, которой он опёрся на парапет, совсем промокла; он снимает её и ощущает под пальцами ледяной камень.       — Тогда почему я тебя вижу? — Призрак силится понять смысл, он уже забыл, что сам искал привидение, он вообще не понимает, зачем пришел сюда.       — Потому что я должен тебя забрать.       Лефевр неожиданно подлетает совсем близко — Призрак невольно отклоняется назад, хотя это глупо, ведь это лишь бесплотный дух, — и несильно толкает его в грудь. Толчок ощутим. Материален. Лефевр толкает сильнее, а потом вцепляется в его плечи и тянет за собой.       Вниз, на мостовую.       Призрак пытается бороться, но равновесие на мокрой крыше — вещь недостижимая, и они переваливаются через парапет.       Воздух бьёт в лицо, земля приближается — и всё накрывает тьма.       — Ну, как там наш пациент? — спрашивает Лайнелл Гордон, бегло проглядывая страницы истории болезни — тысячу раз изученные, — будто надеясь найти там что-то новое.       — Всё так же. Гипноз не помог, — с отточенным годами профессиональным безразличием отвечает медсестра, выкатывая из палаты тележку с лекарствами и захлопывая дверь.       Доктор Гордон смотрит в зарешёченное окошко, над которым выбит безликий номер. Пациент привязан к койке широкими ремнями, его глаза закрыты, он попеременно улыбается и хмурится — по-прежнему во власти своих иллюзий. Винсент Коул, безработный, невольный убийца собственной жены. Одурманенный седативными препаратами и запертый в четырёх стенах — он счастлив. Иногда Гордон полагает, оно и к лучшему, что сознание Винсента противится реальности. Хотя это и бросает вызов его профессионализму.       Доктор делает пометку в истории болезни и думает, что на этой неделе соберёт комиссию о признании пациента некурабельным.