Клоунада

      Мне было совсем не до смеха, наоборот. Я еле сдерживался, чтобы не зарыдать. Я потерял сестру, я носился по всей Европе в женском платье, меня преследовали провалы в памяти, за последний месяц меня пытались убить раз сорок. А он словно нарочно выскакивал, как черт из табакерки, в самый ответственный момент, бросая нелепые замечания и пустые усмешки. Его напускной оптимизм и кокетство, его подмигивания и плоские шуточки – это все меня дико бесило. А ему хоть бы что – про таких людей говорят, что у них язык плохо подвешен.       И я не мог высказать ему это. Он спасал мне жизнь, и не раз. Мы не были знакомы, и в день нашей первой встречи он бросился защищать меня – один против отряда солдат с пометкой «H&O» на шее. Он вытаскивал меня из-под рушащихся стен, на своих руках снимал с крыши Кельнского собора, давал мне советы, даже нашел мне цветок для Анны. При этом порой он вытворял странные вещи, и ни я, ни учитель, ни маленький Робин не могли понять причины его поступков, не могли определить, на чьей он стороне.       Честно говоря, я вообще его не понимал. Нет, я даже не понимал не его – я просто не понимал происходящего. Каждый раз, когда мне стоило захотеть сорваться и оборать этого человека, как что-то – жест, улыбка, взгляд,- меня усмиряло и заставляло простовато улыбаться. Как меня злила эта его клоунада!       А после стало еще хуже. Он стал мне близок. Я оказался в еще большем ступоре. Никогда в моей груди не кипели такие чувства, это не было похоже ни на нежные чувства к Анне, ни на восхищение Теагорием, ни на привязанность к Лие, ни на что, что я испытывал раньше. Его руки касались моих, губы произносили мое имя, и это заставляло меня дрожать и расплавляться в огне эмоций. И я мочал.       Ночь. За окном – хмурый английский пейзаж. «Из огня да в полымя,»- подумал я, вспоминая отвратительную погоду в Санкт-Петербурге. Робин и Теагорий спали, он вышел из комнаты, ничего не сказав, и почему-то меня это удручало. Я снял камзол и подошел к столу, на котором он разложил свои вещи. Среди них лежали его часы, старые побитые сломанные. «Как и он сам за этой клоунадой,»- почему-то подумал я. Мои пальцы потянулись к часам, в животе разлилось странное чувство, мне показалось вдруг, что парю. Я закрыл глаза и перед внутренним взором пронеслись несколько урывистых картин – это были воспоминания Лии, и, можно сказать, я к этому привык. Вдруг по телу пронеслись новые, до дрожи приятные ощущения – это он накрыл мою руку своей. Его сильные, грубые, и в то же время такие ласковые руки умели касаться так, что пробирало до самых костей холодком. Это было частью проклятой ненавистной клоунады, хотя порой мне казалось, что он касается так меня одного. Мне этого даже хотелось.       - Дюран! – воскликнул я, а он стоял рядом, так близко, что я чувствовал исходящее тепло его тела. Он что-то говорил, я, наверное, что-то отвечал, но на самом деле лишь любовался его распущенными волосами, синими проницательными глазами, бледными губами, такими манящими и привлекательными в своей простоте.       Внезапно он сказал что-то и посмотрел прямо на меня, улыбаясь так нежно, как не улыбался мне никто. Я почувствовал, как кровь приливает к лицу и спрятал глаза. Дюран тихо засмеялся и пошел спать. Я последовал его примеру. Быстро разделся и лег под одеяло, и глаза мои невольно скользнули к мужчине, стягивающему штаны. Я перевернулся на другой бок.       Почему я люблю его? Да, именно так. Я влюбился по уши в этого человека. Почему он? У меня есть невеста, есть нормальная жизнь, а этот человек сводит меня с ума. Я слышу, как он ложится в кровать, пристраивается поудобнее, слышу его размеренное дыхание. Я схожу с ума.       Как я хочу вернуть тебя, Лиа! Если бы ты не умерла, Дюран бы никогда не появился в моей жизни! Да если бы и появился, одно твое присутствие дало бы мне надежду на выздоровление.       Он спит. Я страдаю. Так будет год от года, пока один из нас не умрет.       Я буду готов занести над ним клинок, завершить эту жуткую клоунаду! Но нет, убить его значит умереть самому.       Я сам испугался этих мыслей. Этого не будет, нет! Я вернусь в Париж, все закончится быстро и безболезненно, весь этот путь оборвется так же внезапно, как и начался. Я женюсь на Анне, оставлю службу, стану писателем. У меня будут дети и счастливая жизнь. Без Дюрана. Я забуду о нем.

***

      Я не забыл. Я убил его своими руками по вине Максимилиана Робеспьера.       Сейчас я стою на площади в Париже, я вернулся, как и пообещал себе в тот день.       Слезы жгут мне глаза.       Сегодня десятое термидора. День смерти второго Максимилиана Робеспьера – моего старого друга Робина.       Женское платье стало мне привычным за годы, проведенные в революционной Франции. Я забыл свое имя, забыл свой титул и свое прошлое.       На земле что-то поблескивает.       Это часы. Его часы. Я поднимаю и тупо смотрю на циферблат; стрелки снова стоят.       Дюрана я не забыл и не забуду никогда. Не забуду его печальной клоунады.       Жаль, уже поздно сказать ему о противоестественных чувствах, закипевших в моей груди.       Остается только попрощаться.