Боги и гаргульи в подземке

Неловко выходило. Как только двери вагона закрылись, Фурихате окончательно перестала нравиться его идея. Зато Акаши был невозмутим. Это немного успокаивало. Пока Фурихата не вспоминал в очередной раз, что заставил бога спуститься в подземку, и снова не начинал нервничать. Нервозность находила подпитку в десятке мелких поводов, взвинчивала Фурихату ― и таяла, не выдерживая конкуренции с аурой непоколебимой уверенности Акаши. А потом всё начиналось по новой. Беспокойный прилив разбивался о скалы. ― Можно сесть. ― Свободных мест было полно, Фурихата рванул к ближайшим. Акаши удержал его за плечо. Ничего не сказал, только указал подбородком на пустое пространство у дверей напротив. Фурихата послушался, прижался плечом к стене и поручню. Акаши поставил его в угол. Фурихата даже не подумал возразить. Они зашли на Шиодоме. Выходить им на Йойоги. Долгая предстоит поездка. Долгий впереди день. Акаши встал к нему вплотную, Фурихата нервно огляделся. Вагон был почти пуст: бабушка с дедушкой сидели за спиной Акаши и, кажется, дремали, в дальнем углу устроились женщина с ребёнком и парочка. Никто на них не смотрел. А если бы посмотрел, увидел старшеклассников-приятелей. И чудовищно бы ошибся. Фурихате было стыдно. Ему казалось, стоило только выцепить их с Акаши взглядом, и сразу становилось всё понятно. До мельчайших подробностей понятно: и какие между ними отношения, и как часто они видятся, и что Акаши считает его слишком обычным, а по вечерам говорит не закрывать рот руками, не сдерживаться, раздвинуть ноги шире, смотреть в глаза. Как Фурихата вечно напрашивается. И даже сокровенную тайну Фурихаты (в какой-то степени оберегаемую сильнее, чем тот факт, что он встречается с Акаши Сейджуро, потому что факт нужно скрывать от всех, а тайну ― от самого Акаши). Когда Акаши засыпал, Фурихата его рассматривал ― он неслышно дышал и не шевелился, как будто окаменел, и даже расслабленное сном лицо его казалось уверенным. Солнце зашло, жуткая гаргулья вознеслась на крышу собора и замерла, но не перестала пугать и восхищать. Фурихате хотелось стиснуть Акаши в простых объятиях, от всего сердца, как нормальные мальчики обнимают своих любимых девочек. Но он пока не решился. Всё, на что он решился ― быстро чмокать спящего Акаши в губы, зажмурившись. А ведь когда-то он хотел только играть в баскетбол. Фурихата незаметно выдохнул. Их свидание едва началось, а он уже чувствовал себя усталым. ― Коки. ― Акаши был совсем близко, чудовищно близко. Фурихата пытался вплавиться от него в поручни. ― Тебе нужно расслабиться. «Или день пойдёт насмарку», ― додумал Фурихата. Очередное требование Акаши. На следующей станции Акаши отстранился ― до исключительно приятельского расстояния. Фурихата рассеянно размял шею. В вагон зашла девушка с томиком новеллы, села за бабушкой и дедушкой. Поезд снова тронулся. Акаши качнуло на Фурихату, Фурихата дёрнул головой, чтобы избежать случайного неловкого поцелуя. Стоило подумать о поцелуе ― и щекам стало горячо. Наверняка покраснел. Акаши выпрямился, но прижиматься к Фурихате не перестал. Фурихата отвёл взгляд: Акаши задевал его бёдрами, держался за поручень за его плечом, почти соприкасался грудной клеткой. Фурихата вспомнил, что накануне вечером горячий Акаши ложился грудью ему на спину. Держал одной рукой горло, поглаживая, другой ― узел на стянутых запястьях. Обычному старшекласснику Фурихате нравилось быть связанным. Стало душно. Фурихата поискал работающие кондиционеры, но попался во взгляд Акаши. Пристальный. Немного ― насмешливый, немного ― любопытный. И хочется, и колется. И страшно, и сладко. Когда Фурихате удавалось разглядеть в Акаши человека ― всё чаще, ― он пьянел от этого открытия каждый раз как в первый и генерировал дурацкие затеи. Сходить в парк аттракционов. Купить собу с овощами и съесть её на улице. Простые человеческие, глупые радости. Прекрасные радости. Покататься без особой цели в токийском метро. Акаши притёрся к его паху, с отчётливой неслучайностью двинул бёдрами вверх-вниз. Фурихата выдохнул через рот и отвернулся к двери, пряча полыхающее лицо. Он поднял ладонь, надеясь отодвинуть Акаши от себя, но Акаши перехватил её и вернул на место. И потёрся ещё раз, медленно, чувственно, вызывая знакомое, жадно-жаркое удовольствие. ― Акаши, ― Фурихата прикусил губу. Выражение у Акаши было совсем спокойным. На следующей станции Акаши снова отстранился, пережидая людей на перроне и возможных пассажиров. Никто не зашёл, только мама с ребёнком вышла через дальнюю дверь. Фурихата перевёл дух и нащупал в кармане комок наушников. ― Хочешь что-нибудь послушать? ― предложил он, надеясь его отвлечь. Некстати он прикинул, понравятся ли Акаши «Razorlight». Решил, что не очень. ― Нет. Акаши опять оказался совсем близко. Фурихата попробовал отпихнуть его коленом ― но Акаши воспользовался этим и просунул своё между его ног. Поезд покачивался, колено медленно толкалось, потирая Фурихате пах, надавливая и снизу, и спереди. Фурихата оказался возбуждён не один: знакомое напряжение члена Акаши приходилось ему в район ширинки. Фурихата скривился, жалея, что Акаши затеял всё это прямо в метро. Вот дома ― дома было бы хорошо. Неторопливо тереться членами ― желательно сняв штаны, но оставив трусы ― через ткань. Фурихата мог бы тихонько постанывать. Ещё он мог бы оседлать Акаши ― тот часто в такие моменты холодно улыбался ― и двигаться так, будто Акаши его трахал ― пока Акаши не остановил бы его и не взял по-настоящему. Петтинг Фурихате очень нравился, совсем немногим менее нормального секса. От петтинга он безумно быстро заводился. Акаши отцепился от поручня и погладил его лицо. ― Расслабься, ― повторил он. Ещё одна остановка. Шею Фурихате защекотала мошка. Фурихата нервно облизнул губы и смахнул её ладонью. Мошка оказалась крупной каплей пота. Акаши крепко сжал его пальцы и слизнул солёную каплю. Когда поезд тронулся, Фурихата не сдержался, притянул Акаши к себе, возобновляя резкое, яркое, мучительное удовольствие. Ему было жарко от смущения, кружилась голова. Если он будет слишком откровенно двигать бёдрами, немногочисленные пассажиры это заметят. Поэтому он то и дело замирал, пережидая возможную опасность и сцепляя зубы от желания продолжить. Пытка продолжалась всю дорогу. Как только приближалась разрядка ― поезд останавливался, Акаши отступал на шаг. Фурихата старался спокойно дышать и вести себя как ни в чём не бывало. Он обычный подросток. Обычный подросток, который трётся членом… Ох, просто не надо было продолжать. Акаши продолжал. Медленно, уверенно, неотвратимо. Очень сладко. О-очень хорошо. Фурихата откинул голову, опираясь затылком о поручень. Ещё пара движений ― и он кончит. Всего пара. Всего!.. Станция. Пассажиров становилось всё больше, удовольствие ― нестерпимее, а действовать приходилось аккуратно, мелко приподнимаясь на носках или как бы невзначай передвигая ноги. Наличие одежды между ними раздражало и разочаровывало. Расстояния до нужной станции оставалось слишком мало. Расстояния до Акаши было слишком много. Фурихата отвернулся, зажмурился ― и с силой приподнял бёдра, вперёд и вверх. Акаши прикоснулся к его рту губами. Фурихату скрутило. Он вцепился в поручни за спиной до боли, сжал зубы сильнее, старался вздрагивать мелко, незаметно, пережидая мощный оргазм. Мышцам было больно, глазам было больно, всему телу было… очень хорошо. ― Идём, Коки. Акаши улыбался. Фурихата, неловко переставляя ноги, двинулся следом за ним к выходу. На тёмных джинсах не было видно мокрого пятна, но все пассажиры наверняка были в курсе, что примерный на взгляд мальчишка только что кончил, не могли не... Вот стыдоба-то. ― Для начала в туалет. Поможешь мне, ― скомандовал Акаши. Фурихата вздохнул. От страшно неудовлетворительной поездки и отложенного оргазма ему было недостаточно, хотелось снова, несмотря на то, что он ещё не отошёл. Идеальный почти человек впереди него уверенно продвигался в потоке обычных людей. ― Ты оказался прав, Коки, ― негромко обратился к нему Акаши. ― Метро ― это интересно.