Часть 1
8 января 2016 г. в 12:00
Лежат в могилах смерти жертвы...
«Быть дальше здесь уже нет нервов! –
Кричал в гробу известный Пушкин. –
Лежать здесь, господа, мне скучно!
Постойте ж! Признанный я гений
(Здесь нет ума же завышений);
Я избранный! Чего тогдá я
Лежу? Рутина ведь дневная
Погибнет без меня, стоная.
Поэтов группа деловая
Бредовые стихотворенья
Тут нынче пишет – не творенья!
А я, скелет без плоти мертвый,
Без действ лежу. Ко всем я черствый.
Спасти всех должен Шура Пушкин
И покорит он все верхушки!»
И в небо вдруг земля взметнулась,
И крышка гроба пошатнулась…
Скелет в гробу стал подниматься
И новой плотью заполняться.
Восстал из мертвых. «Невозможно», –
Вы скажете. Нет-нет, возможно.
Он избранный, он Пушкин, гений!
Он должен ради потрясений
Гуманитариев России
Спасти от гнета истерии!..
И наш веселый Пушкин Шура
Решил спасать литературу…
Упало нá голову что-то.
Но что? Письмо! Взяла охота
Прочесть его же содержанье –
На имя Шурино посланье!
«Придите на конгресс наш, сударь,
Свою всем покажите удаль!
Вы Пушкин, Вы поэт великий!
Вы можете язык наш дикий
Использовать в стихах так классно!
Пока все пишут безобразно,
Вы создаете же творенья!
Мы Вашего ждем появленья.
Конгресса адрес здесь указан.
Тут даже к нам маршрут показан.
Русскоязычные Гиганты
Ждут Пушкина, сжирая манты».
«Что? „Классно“? Что это за слово? –
Поэт был в шоке от такого. –
И жуткий жаргонизм „сжирая“!
Нельзя было сказать „съедая“?!
Что умер я, давно все знали,
Откуда ж про меня узнали
Все эти люди из конгресса?!
Я, право, в шоке от прогресса».
Услышав пушкинские мысли,
Rox Yan задумалась: «Ведь смысла
С письма получкой нет. Печально.
Менять ту сценку кардинально!
Но… стоп! Ведь я же Автор Злобный!
Текст, знаю, неправдоподобный,
Но я менять его не буду,
Присутствовать позволю чуду».
Вдруг в небе Пушкин очутился,
И он… в конгрессе приземлился.
«Какой ужасный Автор Злобный, –
Подумал он, – на все способный!»
Народу там уж много было.
Поэта вдруг перекосило:
Сидел там Кот. Он был огромный.
А рядом – Хрен головоломный…
Там Дед Пихто сидел в коляске,
И Конь рассказывал всем сказки…
Поэт был просто в возмущеньи:
«Тут конь?! В пальто?! Ну впечатленье…»
Там Птичка синяя летала,
Коза на столике лежала…
И Блин в тарелочке расплылся…
Он был живой!! Он шевелился!!!
И в этом зале посредине
Сидели в креслах два мужчины.
Пред ними на столе – чернила
И куча папок… да, не мило.
– О, Шура! – встал один из кресла. –
– Твое же тело вдруг воскресло!
– Не вдруг, – поправил жестко Шура. –
– Эм… да… уж что-то каламбура
У вас хватает тут. Я что же,
Попал в зверинец?! Эти рожи
По-настоящему пугают.
Зачем они здесь обитают?!
На „ты“? Ведь мы едва знакомы!
Неуважению людскому
Я поражаюсь. Вы невежа!
Меня простите, если режу
Я вас такими вот словами.
И кто сидит тут рядом с вами?
И почему тот дед в коляске?
И блин… живой?! Тут неувязка…
– Я понял ваше потрясенье,
И, к счастью или к сожаленью,
Надолго вы тут, друг, застряли. –
Слова поэта растерзали
Мужчину, и тогда он начал
На „вы“. – Скажите, много ль значил
В конгресс приезд ваш? Есть причины?
– Да, есть. И… дайте анальгина! –
Поэта страшно колотило:
Конечно, дед в коляске – сила!
– Спасибо, – он запил таблетку. –
– А все-таки, что ж этот дедка
В коляске делает? – Не знаю, –
Соврал мужчина. – Понимаю,
Что здесь, поэт великий, жутко
Вам находиться. Но рассудка
Вы не теряйте, ради Бога!
Все эти звери – нам подмога:
Участие их в нашей жизни
Огромно, и по всей отчизне
Используют их в речи люди.
И не слова это, а чудо!
Представить их мне вам позвольте.
– Ну что ж, – сказал поэт, – извольте.
– Забыл представиться: я Федя.
Начнем. Тот, на велосипеде
Сидит как миленький, – Кот Ешкин.
А птичка, что летает с мошкой,
Зовется Птицей Обломинго…
«Какое же поймал я бинго…» –
Подумал Пушкин ошалело.
– …а имя мошки, что так смело
Летает рядом с Птицей, – Бляха.
Ну, Бляха-Муха. «Ну и птахи», –
Раздумывал печально Пушкин.
– А кто тут на столе ест сушки?
– Коза же Сидорова это… –
Ответил Федя. У поэта
Возник вопрос: – А дед в коляске?
– Он Дед Пихто. Да тут как в сказке
И Блин, и Хрен… еда живая! –
Да… Медленно офигевая,
Поэт сказал: – Ох, надорвется
Мой бедный мозг! А как зовется
Сидящая в пальто лошадка?
– Он, не она тут, Шура. – Гладко
Поправил Федя. – Конь в пальто же! –
Мурашки вдруг пошли по коже
У Шуры. – Господа, мне жутко
В конгрессе вашем. Это шутка,
Что вы зверинец тут собрали,
К тому же и меня позвали?!
– Но это не зверинец, Шура…
– Пойду-ка я в прокуратуру… –
Поэт великий погрозился. –
– Такой конгресс мне и не снился!
И это Русские Гиганты?!
Поймите, Федь, они мутанты!
Словечки-сорняки!! Ужасен
Побег их в нашу речь, опасен!!
И не спросили вы, к тому же,
Зачем пришел я?! – Почему же, –
Поспорил Федя. – Мы спросили:
На то у вас причины были?
– Еще какие! – Пушкин гаркнул.
От злобы даже ножкой шаркнул. –
– И слышал я, пока в могиле
Лежал, как люди голосили:
Вот кто-то что-нибудь забудет,
Его же спросят: «Пушкин будет
Тут делать за тебя все это?» –
Переполняла злость поэта. –
– Ты, Федор, на вопрос ответь-ка,
Кто тут с тобою рядом? – Петька.
Он адвокат. – Ответил Федя. –
– Он джентльменов всех и леди
Спасал от лап прокуратуры!
Из-за одной литературы
В суд подавать вы не спешите…
– Ох, Федор, вы меня смешите, –
Сказал поэт. – Оставьте нравы.
И вашим Петенькой меня вы
Спугнуть вдруг захотели, что ли?
Себе представьте, сколько боли
Я испытал, лежа в могиле.
В то время люди говорили
Про современные стихи же,
Что авторы сегодня ближе
К читателям и всем понятней,
И новое читать занятней…
И я с тех пор покинул землю.
Пока в гробах другие дремлют,
Спасать я буду свет наш белый,
От сорняков осатанелый!.. –
И дверью так наш хлопнул Пушкин,
Что Петя подавился сушкой.
И вот на улице наш Шура.
«Нет, не пойду в прокуратуру», –
Сказал он, к двери обернувшись
И в домик быстренько вернувшись.
– Вы здесь? – осведомился Федя.
– Продолжим нашу уж беседу, –
Ответил Шурик. – Суд устроим
Мы свой. Посмотрим, кто героем
Возьмет и выйдет из сей битвы!..
«И да поможет мне молитва», –
Подумал Федор, адвоката
Толкнув под локоть: – Ты зарплаты
Лишишься, если проиграем! –
Но Петр сейчас был невменяем,
И он не обратил вниманье
На Феди тихое ворчанье.
– Ну что, друзья, начнем мы с правил? –
Конгресс кивнул. Поэт поправил
Цилиндр, продолжив: – Аргументы.
Зачем слова-„интеллигенты“
Нам в нашей речи, хороши ли
Они иль красоты лишили
Словарные людей запасы?
Их польза, вред. Вам все ли ясно? –
Кивок повторный. Пушкин снова
Поправил шляпу. – Мы готовы.
С достоинством примите вызов,
Но только, Шура, без сюрпризов! –
Предупредил поэта Федя. –
– Должна быть честною победа!
– Я полностью согласен с вами.
Но есть проблема. Головами
Подумайте. Нет адвоката.
У вас он есть. Уж хитровато
Выходит как-то. Мне он нужен!
Вас двое. Я обезоружен. –
Но Федя возразил поэту:
– Отнюдь. Не будет и советы
Давать мне Петя, ведь в статьях он
Сейчас же будет одним махом
Черкать возможные ошибки. –
Мелькнула хитрая улыбка. –
– Пройдет, надеюсь, злоба мимо
Нас с вами, ведь необходимы
Согласье, компромисс в конгрессе…
«Ну сколько можно?! Хоть повесься!» –
Подумал Шурик зло, устало.
– Вас болтовня уж задолбала? –
Петр „вежливо“ осведомился.
– Вы правы… Что?! – вновь разозлился
Поэт. – Грубить у вас нет права!
Заткните, Федор, адвоката!! –
И Шурик Пушкин снова взвинчен.
Что делать… Очень он обидчив.
– Федь, начинайте! – торопливо
Сказал он. – Мне нетерпеливо
Уже ждать вас. Скажите смело
Вы вашу речь, чтоб онемело
Мое сознание. Дерзайте!
– Сейчас… да… хорошо, давайте. –
Перепугавшийся вдруг Федя
На миг замолк. Затем беседу
Он поддержал, собравшись с духом:
– Возьмем, к примеру, Бляху-Муху…
Иль Ешкина Кота… иль Деда…
«Наверно, будет много бреда
Нести он», – огорчился Шура.
– …так вот, они в литературе
Имеют крупное влиянье…
– Постойте, Федор! Их деянья
Полезны? Нет? Скажите это! –
Услышал Феденька поэта. –
– Сейчас мы, друг, не на поминках!
Хочу я чувствовать начинку
Красиво сжатого рассказа.
У вас же фразы, фразы, фразы.
Скажите четко вы: во-первых,
И во-вторых, и в-третьих… Нервы
Мои не трогайте. Развязно
Не говорите. Четко. Ясно. –
И Феденька перепугался
Еще сильнее. Но собрался
И, помолчав, сказал спокойно:
– Гиганты, думаю, достойны
Существовать – жить! – в нашей речи.
Таким я образом подмечу:
Какому-то, к примеру, парню
Упал вдруг нá ногу коварно
Кирпич. Орет пацан невольно:
«Ай, блин!»… Иль все-таки «Ой, больно!»?
Ведь, Шура, «Блин!» здесь органичней
Звучит, да и оптимистичней.
А после «Больно!» будет видно,
Что парню плохо и обидно.
Вот это первая причина
Гигантов пользы. Дальше двину
Я доказательства их блага.
Допустим, достает салага
Своими „белыми“ руками
Начальника. Сравните сами,
Что лучше скажет босс: «Дубина!
Ну ешкин кот, одни кретины!!»?
Иль лучше скажет: «Недоучка.
Поди ты разомни-ка ручки»?
Поверьте, что Кот Ешкин, Шура,
Убавит у салаги дури.
И этим я вторым примером,
Надеюсь, укрепил в вас веру
В необходимость сих Гигантов!..
Благодаря своим талантам
Они затронут чье-то сердце,
Добавив обстановке перцу.
Так может Конь в Пальто, к примеру.
Вот кто-нибудь откроет двери,
Из домочадцев кто-то спросит:
«Ты кто?» А „гость“ на все вопросы
Ответит так: «Да конь в пальто я!»
Кишит речь „гостя“ красотою!
Ну разве, Шур, не остроумно?
– Я думаю, совсем не умно. –
Отрезал Шурик очень мрачно. –
– И убежденья неудачны.
Я с вами уж во всем поспорю!
Надеюсь, мы не будем в ссоре.
Вернемся мы сначала к парню
С тяжелым кирпичом коварным.
Он скажет «Блин!» довольно злобно.
„Блины“ такие неспособны
Учить хорошему детишек.
И, Федор, этот вскрик излишне
Эмоции уж проявляет,
Хотя детей он забавляет.
Зачем кричать ему: «Ой, больно!»?
Смех сделает его довольным:
«Ха-ха, какой я неуклюжий!
Внимания неудосужен».
И „версия Кота“ – бред чистый!
Имеют право карьеристы
Учить друг друга и учиться,
Но не бранить и не браниться!
И Конь – прямое оскорбленье,
Непроявленье уваженья
К себе и к слушающим тоже!
Мне так и хочется по роже
Коню дать, помнил чтобы долго…
– Шур, поэтического долга
Не должен мордобой касаться! –
Решил наш Федя попытаться
Унять поэта… Слишком поздно.
Наш Шурик очень грациозно
Дал в морду бедненькой Лошадке.
Злой Федя мигом мертвой хваткой
Схватил поэта, закипая.
Rox Yan, спектакль сей наблюдая,
Вмиг обстановке ужаснулась
И Пушкина спасать рванулась.
Пером взмахнула лебединым,
От Шуры злого Федю сдвинув,
И в небо подняла поэта…
И вот от солнечного света
Зажмурился уж было Шура,
Но после этого сумбура
Попал он вдруг в свое поместье.
«Люблю же действовать я жестью, –
Раздумывала хитро автор. –
Поэт вмиг станет космонавтом!»
А в это время председатель
Конгресса и работодатель,
Ну то бишь Федя, был сам в шоке:
– Реальность мира так жестока… –
А Пушкин плюнул на все это:
– Уже достали все поэта!
Стихи посочинять мне, что ли?
А то все, право, закололи. –
И слог пошел… Слова пестреют,
Наш Шурик стал в сто крат добрее,
Себе он псевдоним придумал,
Потом он быстренько надумал,
Что нужен позарез дворецкий.
Плевать, хоть русский, хоть турецкий.
В итоге гастарбайтер стал им,
И хоть на вид он был усталым,
Но выполнял все порученья
С глубоким к Шуре уваженьем.
И век сейчас уж двадцать первый,
Его стал даже Пушкин жертвой:
В его стихах пошли скейтборды,
Отнюдь не герцоги-милорды.
Вот граффити, коньки и роллы,
Вот бадминтоны, баскетболы…
В стихах природы меньше стало –
В наш век она не вдохновляла!..
И в пушкинской, бывало, речи
Гиганты бегали беспечно.
Но, уж поверьте, редко очень –
Он не настолько же порочен.
И снова Шурик знаменитый,
Он популярный, именитый.
В стихах его нет слов-Гигантов –
Стихи его и так брильянты!