Lurk

Благодаря атмосфере ночи и энергии, которую она в себе таила, он согласился присоединиться к группе друзей, отказывающихся признавать тот факт, что умение напиваться и неспособность держаться на ногах уже после нескольких минут после этого являлись самыми бесполезными талантами девятнадцатилетних подростков, которым было нечего терять; тем не менее, надевая на себя черную куртку, которую он не так часто вытаскивал из шкафа, он чувствовал себя свободным, расслабленным и не думающим постоянно о будущем, каких-то обязанностях и прочих нелепых вещах. Мэттью вздохнул, и отражение молодого человека (с черными волосами, голубыми глазами, бледной кожей, в черной кожаной куртке, идеально гармонирующей с черными кожаными штанами, простой белой рубашкой и белыми «конверсами») вздохнуло в ответ. «Вот они, преимущества быть частью группы одновременно очень умных и невероятно глупых и безответственных людей», - думал он, и когда ушел, то пообещал самому себе, что будет в состоянии открыть дверь, которую он только что закрыл, с первой попытки, когда он вернется домой с вечеринки по случаю окончания года (по существу, метафорического апокалипсиса). Вся эта неспособность постичь зависимость от выходящего за пределы отсутствия чувства ответственности была наследственным подарком от его отца: его мама была, как она описывала сама себя, «организатором всех вечеринок в студенческие годы», и пока отец выступал против употребления сыном алкоголя, мать призывала его больше гулять и веселиться. Поэтому сейчас Крис был за рулем, Морган что-то кричал на переднем сиденье, Келли пыталась его взбодрить, а Кейт смеялась над его внеплановой раздражительностью. Несмотря на то, что они были невероятно глупыми и безответственными, он не мог повлиять на тепло, заполнявшее его грудь, когда он видел их. Троица таким способом кричала «ура!» свободе, как он думал: лето уже давно ожидало его в свои распростертые объятия, оставив экзамены далеко позади; его настроение становилось менее унылым, а глаза начинали гореть ярче. Забавно, что он обычно не любил лето, предпочитая ему зиму, хотя лето приходило в компании полной релаксации и лени, тогда как зимой он чувствовал себя хуже всего. Они услышали музыку еще прежде, чем увидели дом. Для Мэттью отсутствие людей вокруг было, как правило, более комфортным условием, так как он не любил людей – в ношении маски циника ему не было равных, - и когда шесть человек буквально врезались в него, нелепо хихикая и пьяно толкаясь, он подумал, что нужно было остаться дома. Но потом Келли предположила, что в доме есть вино, и тут интерес ко всему происходящему обозначил свое небольшое, хоть и утешительное, присутствие. Он мог выпить бокал или, может быть, бутылку: до тех пор, пока не надоест вкус. Поэтому его затащили в дом, полный людей, которых он вроде как узнавал, и в то же время, ему было на них плевать; его толкнули на диван, который позже станет его пристанищем на всю ночь; кто-то подал ему в руку, лежащую на спинке дивана, стаканчик, чтобы казаться пьяным – это было гораздо проще, чем быть пьяным на самом деле. И когда он наблюдал за процессом превращения его друзей в пьяных в стельку животных, он не мог сдержать свой смех. Громкая музыка оказалась не самым лучшим новым знакомым, и Мэттью подумал, что слышал и лучшие ритмы, и лучшие звуки, которые заставляли его прокладывать дорожку из поцелуев на чьей-нибудь шее, прижиматься к кому-то бедрами и громко стонать; однако пока он наблюдал за Келли и Крисом, удаляющимися в другую комнату, чтобы заняться непотребными вещами, и за Кейт, ищущей новое тело для воплощения своих фантазий в реальность, он подумал, что все это терпимо – до тех пор, пока он так думает. Для студентов престижного и известного университета они вели себя как полные идиоты. Понятие популярности все еще витало в воздухе университетских столовых и общежитий, вместе с интеллектом, фамильярностью и привлекательными беседами, поэтому, конечно, празднование окончания очередного года учебы проходило в доме девушки, которая, в буквальном смысле этого слова, просирает свою популярность и деньги. Странным являлось то, что она была столь же умна, сколь и богата, тогда как стереотипным девочкам-тусовщицам ума не хватало всегда больше, чем денег. Он предпочел углубиться в раздумья, но когда кто-то крикнул давайте играть в бутылочку, Мэттью простонал и откинулся на спинку дивана, так как он являлся последним человеком, который стал бы играть в эту игру. И, несмотря на то, что он притягивал к себе всех и каждого, идея привлекательности в настоящее время была недостижима – или, как выразился бы Морган, воображаема. Двадцать добровольцев будут смачно целовать его губы и пытаться заставить его простонать – он почти засмеялся при упоминании о бисексуальности, потому что эту идею пытался постигнуть каждый человек хотя бы один раз за свою жизнь, хотя он сам думал, что сексуальность непостоянна, как вода, утекающая сквозь пальцы, и когда Келли потянула его за рукав, он вздохнул. - Окей, - сказала Лив, хозяйка дома, - я полагаю, что ни для кого не станет проблемой несколько секунд целовать человека того же пола? – круг подростков рассмеялся и кивнул, а Мэттью тихо выдохнул, обхватив руками свои ноги. Он отказывался принимать направленные в его сторону голодные взгляды, по крайней мере, половины играющих. Бутылочка вращалась, губы соединялись в поцелуях. Девушка, на которую он мельком взглянул, страстно целовалась с Морганом, а когда Келли прикоснулась своими губами к губам Лив, Крис покраснел, наблюдая за этим действом с любопытным блеском в глазах. Уже прошла пара раундов, народ вокруг кричал и веселился, алкоголь, в конце концов, опьянял, и Мэттью настолько потерялся в своих наблюдениях за толпой, что не сразу понял – сейчас была именно его очередь разделить с кем-то поцелуй. Конечно, здесь имело место быть и бешено колотящееся сердце, и глаза, неотрывно следящие за горлышком бутылки, и вот, он поднял свой взгляд на будущего партнера. Доминик Джеймс Ховард, обычное клубное животное, художник, экстраверт, обладающий пожизненной популярностью. Мэттью уже мог видеть безработицу, ожидающую его в будущем, - но говорили, что он талантлив, даже чрезвычайно. А еще у него довольно красивые губы. Когда он встретился своими глазами с глазами Доминика, тот хихикнул, что заставило Мэттью усмехнуться и покачать головой в неверии; сокращение расстояния между ними не заняло много времени, и когда Мэттью прижался своими губами к губам Доминика, он услышал, как кто-то ахнул от изумления. Его губы были невероятно мягкими. Его языку не пришлось долго просить разрешения для дальнейших действий, которые были восприняты более чем хорошо, и когда Мэттью привстал на колени, то потянул Доминика за собой, запустив руку в светлые волосы парня, и когда Доминик простонал, он простонал вместе с ним. Ему было очень хорошо в тот момент – он снова имел рядом тело, прижимающееся так близко, снова смотрел кому-то в глаза, переплетая языки в поцелуе. Мэттью быстро пришел к выводу о том, что Доминик и в самом деле был очень привлекательным, и когда он прижал его к себе еще ближе, чувствуя себя на грани удовольствия, кто-то закашлял, а Лив спросила, нужна ли им отдельная комната. Когда он прервал поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, то увидел раскрасневшиеся лица остальных, а самое главное – задыхающегося и покрасневшего Доминика. Он понял, что ему так же трудно дышать, и когда он кивнул, как и Доминик, то уселся на диван, и сосредоточил все свои мысли на человеке, с которым он целовался пару секунд назад. - Похоже, ты развлекся на славу, - хихикнула Келли. - Так оно и было, - ответил Мэттью. Так он провел следующие двадцать минут – прижавшись спиной к дивану, обхватив ноги руками и наблюдая за конкретным человеком. Он тяжело выдохнул через нос – привлекательные люди тоже так иногда делают, - и когда народ понял, что игра подошла к концу, он почувствовал облегчение. Мэттью встал, но не смог найти хоть кого-нибудь отдаленно похожего на блондина с серыми глазами. Пара вскинутых в удивлении бровей, пожимание плечами – он встретит его, в конце концов, а даже если и нет, то все будет в порядке, потому что ему было все равно. Недостатком явилось и то, что он не смог найти никого из своих друзей, поэтому он бесцельно блуждал по дому с бутылкой вина в руке. От громкой музыки у него заболела голова, и он спросил у выглядящих более или менее трезвыми участников вечеринки: была ли тут комната, где он мог бы побыть наедине – помолчать и расслабиться, отказываясь уходить. Его провели в комнату наверху, и когда Мэттью сел на пол, прижавшись спиной к подножию кровати и повернувшись лицом к окну, то почувствовал себя удовлетворенным. Он неспешно пил вино, когда услышал, что кто-то стучится в дверь – этим кем-то был, разумеется, Доминик. - Никогда бы не подумал, что ты из тех, кто напивается в одиночку – это грустно, на самом деле. Нужно сфотографировать тебя, чтобы нарисовать позже, - известил он о своем присутствии, и Мэттью фыркнул в ответ. - Я должен уведомить тебя заранее, что не стану одним из твоих шедевров – мой нос совсем для этого не приспособлен, - Доминик коротко рассмеялся вместе с ним, и вдруг оказалось, что Мэттью больше не один, но ему все еще спокойно и комфортно. Он сгорал от желания провести большими пальцами по темной коже под глазами Доминика – следствию выпускных экзаменов, - но вместо этого он протянул ему бутылку вина; на фоне играл ремикс очередной песни Ланы Дель Рей, и Мэттью чувствовал себя по-детски непобедимым. - Ты знаешь, я не так пьян, как хотелось бы, - предположил Доминик, и Мэттью пожал плечами, прижав голову к одеялам. - А я, наверное, пьян больше, чем должен быть, - добавил он, и Доминик рассмеялся, недоверчиво качая головой - прямо как Мэттью полчаса назад. «Мы бы составили неплохую пару», должен был думать Мэттью, и когда Доминик прижал горлышко бутылки к губам, которые он бы так охотно сейчас поцеловал, Мэттью резко выдохнул. Все было замечательно, пока они не услышали звук ключа, повернувшегося в замочной скважине. Прислушавшись, Мэттью смог различить смешки его друзей – Доминик поднял брови в удивлении, а Мэттью пожал плечами, потому что ему было плевать, и если Доминик думал иначе, то он точно найдет способ выбраться. Они почти не говорили друг с другом – они не нуждались в компании слов, находясь за запертой дверью, - но когда Доминик спросил: - Ты не любитель вечеринок, да? Мэттью ответил: - Не тех, где главная цель – напиться. - Напиться – это всегда главная цель. - Смотрю, ты меня понял. Они распивали вино, пока на донышке не остался глоток, и Мэттью больше не видел смысла держать бутылку в руке; он запрокинул голову на кровать, и его разум сразу заполнился мыслями о лете, об отдыхе, о книгах, которые ему и правда нравятся, и когда он открыл глаза, то поймал на себе взгляд Доминика. Он невероятно привлекателен, правда, с его покрасневшими щеками и голодными глазами. Мэттью хотел целовать его, снова и снова, но что-то его останавливало. Дальше был разговор, который он забыл сразу же, после его завершения: о школе, об экзаменах, об этом дурацком будущем, о предпочтениях в жизни и о друзьях, которые были настолько глупы, что не удосужились скрыть свою личность, закрывая их снаружи, о музыке и искусстве, и даже о пищевом отравлении. Они довольно долго молчали, затем Мэттью посмотрел на Доминика, а Доминик на него, и когда Мэттью спросил, хочет ли Доминик, чтобы он его поцеловал, Доминик просто кивнул. Это было похоже на некое священное действо. Губы. Пальцы, язык, шея, запястья, бедра, ноги. Мэттью оседлал бедра Доминика, тихо поскуливая и руками оглаживая его талию; он целовал его, снова и снова, мягкость его тонких губ была раем для его собственных, и иногда язык Доминика покидал райский уголок, коим являлся его рот, чтобы встретиться с языком Мэттью. Где-то на заднем плане он услышал стон, тут же издавая собственный, потому что ему было хорошо, и он целовал Доминика. Это был хаос сплетенных пальцев, пылких взглядов и несдержанных стонов: он делал все что угодно, лишь бы не молчать, стеная в свое удовольствие, когда Мэттью обхватил руками его шею и вновь поцеловал его. Ткань джинсов Доминика соприкоснулась с тканью джинсов Мэттью, и он понял, что не сможет избежать возбуждения. Все было влажным: его шея, губы, руки, скользящие вверх-вниз по спине Мэттью. Их губы встретились в поцелуе еще раз, и этот поцелуй длился так долго, что он начал задыхаться – как и Доминик, судя по тому, что он разорвал объятие и уткнулся носом в его шею. Его сердце билось, колени подгибались, ладони потели. Пальцы Доминика переплелись с его собственными; левая рука Мэттью лежала на кровати, правая же перебирала светлые пряди. Небольшое расстояние между ними позволило ему взглянуть на него, осторожно, его глаза сияли в слабо освещенной комнате, а первые три пуговицы рубашки были расстегнуты – Мэттью оставил дорожку из поцелуев на его груди, и Доминик проскулил, когда он начал посасывать его соски сквозь ткань рубашки. Он резко притянул Мэттью к себе, снова находя его губы – он прорычал, проводя рукой по волосам Мэттью и прикусывая его нижнюю губу. Они простонали одновременно – Доминик от удовольствия Мэттью, Мэттью – от удовольствия, которое ему доставил Доминик. Мэттью облизал губы, Доминик накинулся на него с голодными поцелуями. Он отпустил его руку и обнял его за талию, и когда Мэттью громко простонал от того, как Доминик двинул бедрами, блондин посасывал его шею, а Мэттью был не из тех людей, кто привык сдерживаться. Он рычит в ответ на ваш стон, кусает кожу, зализывает оставленный след. - Мэттью, - простонал он, и губы Мэттью вновь нашли губы Доминика. Его поцелуи иногда оказывались столь жаркими, что у Мэттью пару раз начинала кружиться голова – этот поцелуй был таким же. Доминик поглаживал его ягодицы, Мэттью не мог оторвать рук от его груди. Доминик прорычал – ему это было нужно, потому что казалось, что он готов был трахнуть Мэттью прямо там – и схватил его руку, сжимающую пряди его волос в кулаке, чтобы поцеловать кожу его пальцев. Он скулил и стонал – Мэттью выпрашивал поцелуя всеми возможными способами, на что Доминик мгновенно реагировал, не прекращая толкаться бедрами; он тихонько вскрикнул, и Мэттью начал покрывать его скулы поцелуями – теми нежными поцелуями, которые сводили его с ума. Мэттью рассмеялся, Доминик позволил ему. - Пожалуйста, - умолял он, - пожалуйста, я… Вдруг кто-то открыл дверь.