Теперь не страшно.

Время кого-то лечит, кого-то попросту калечит, а меня… меня оставляет равнодушным ко всему. У меня целое множество забот и обязательств и я просто не имею права на тщедушные мысли о пустяках. Есть босс, за которым нужно следить; есть офицеры, которым нужно отдавать приказы, ведь я – старший офицер. На плечах обязанности, очень много обязанностей, которые потяжелее груды камней будут. А я привык, ведь никогда не будет пути назад. Семья, дети, хорошее будущее – куда уж мне? Моей семьёй стала Вария, детьми будут последующие поколения, а хорошее будущее я устрою себе сам. Глаза непроизвольно закрываются из-за крови, уже слепившей ресницы. Дыхание сломанное, испуганное – хрипит. Каждый вдох отдаётся тяжёлой болью в грудной клетке, а всё из-за чёртовых сломанных при ударе о стену ребёр. Он не имеет права на отдых именно сейчас, именно в те минуты, когда его напарница извивается на пыльном бетонном полу, как уж на сковороде. Взгляд мутный-мутный, а с усердием и с некой злобой следит за каждым жестом противника. Их было шестеро. Те шестеро, что посмели выжить в битве со Скуало и Орегано, отделавшись синяками и ссадинами. Двое против двадцати. Смешно, не правда ли? Смеётесь, считаете глупостью. Наверняка. Ну, просто вы не знаете старшего варийского офицера и его напарницу. Имелись высочайшие шансы, но Орегано подалась вперёд, в самую кущу. Её скрутили не сразу, за волосы оттащили в другой угол комнаты, а Скуало… он был настолько ослеплён яростью, что не заметил, как ему поставили подножку. Тогда он упал с громким стуком, попытался среагировать, как можно быстрее, чтобы вернуться в бой и помочь агенту CEDEF, но те оставшиеся уже запинывали мечника. Ему отсекли левую руку – жадно и беспощадно, наплевав на какие-то правила, принципы и чувства. Когда на брошенной стройке раздался крик, сдавленный и несмелый, будто мужчина не хотел признавать свою слабость, будто не хотел признавать поражение, Орегано заплывшими из-за крови глазами, сквозь растрескавшиеся из-за ударов стёкла очков, наблюдала за тем, как убивают её любовь. Я так ненавижу жестокость и боль. Я так ненавижу людей, которые заставляют переживать эти злые чувства. Мне пришлось научиться жить по их законам, научиться лгать и притворяться мафиози. Кто знал, может я была искусной актрисой и шкура мафиози приросла к моей. Знаете, это не столь обременяющее задание, как кажется. Времена были спокойными, мне приходилось заниматься бумагами и доверять серьёзные проблемы мужчинам. Изредка, когда деваться совсем некуда, Емитсу вспоминал и о моих умениях. Мне казалось, что лучше и быть не может, но когда босс поручил мне сблизиться с Варией, для будущей совместной работы, я и подумать не могла, что крах моего спокойствия будет именно в этой организации. Да, что CEDEF, что Вария – все мы служим Девятому боссу Вонголы, подчиняемся только его приказам, ну и приказам собственных боссов, конечно, и из-за этого мы должны были сотрудничать. Я возмущалась: долго, нудно и притворно. Не все знали, какой была Вария изнутри, но все знали, какой она была снаружи. Мне пришлось согласиться, потому что приказы не оспаривают. Занзас отнёсся ко мне «радушно», назвал мусором, кинул стаканом с виски и приказал своему старшему офицеру выделить мне комнату. «Увы» и «ах», по приказу Савады, мне пришлось переехать в варийский особняк, чтобы полностью слиться с их атмосферой. Жить в обществе мужчин – невероятно… ужасно. Я искала поддержки у каждого из них, но все они были своенравными, странными и нелюдимыми, кроме одного… Когда их окружили двадцать человек, те двое, что стояли в центре, не обронили ни слова. У них в багаже уже была пара совместных миссий и за то краткое время, что было дано, они успели привыкнуть друг к другу и понять желания. Скуало хотел только победы, хотел рвать и метать, отсекать головы или другие части тела, а Орегано, как-никак, была женщиной и ей лишь бы без лишнего шума, без лишней крови, спокойно изничтожить противника и уйти восвояси. Во время боя они ни разу не взглянули друг на друга. Мужчина, такой свободный и волевой, как речка, извивается промеж врагов, проскальзывает как вода меж камней и безжалостно вонзает клинок в сердце. Женщина, такая изящная и яркая, как полёт бабочки, порхает среди противников, с силой заламывает руки, выворачивая их до такой степени, что слышен хруст костей; враг падает на колени, скулит, а она добивает последним – безжалостными холодными ладонями касается щёк, с дикой и пугающей чистотой в глазах, резко поворачивает голову в сторону. Бездыханные люди, кровь на стенах, грязные манжеты её пиджака. Эти двое отлично гармонируют вместе, словно партнёры в танце… Когда она рвётся вперёд, желая скорой победы, со спины заходит один противник, а спереди другой. Её с силой дёргают за пучок вниз. Женщина резко падает, не издав ни звука. Понимает, смиряется со своей участью. Её оттаскивают в угол, тяжёлой подошвой наступают на грудную клетку, ломая рёбра, пинают по лицу, разбивая стёкла очков. Сил почти не осталось, даже на то, чтобы кричать. В горле застревает комок. Сдерживает слёзы. В лёгких чувствуется нереальная боль, будто острая сломанная кость проткнула мягкие ткани. Люди смеются, а ей уже всё равно. В глазах страх, волосы перемазаны пылью и кровью. Она не плачет, лишь боится и слышит глухой смех обидчиков. Это как бойни в детском саду, только страшнее, больнее. Когда кричит Скуало, она с трудом находит взглядом его почти бездыханное тело. Лицом в крови, белоснежные волосы неутолимо алеют, как белая скатерть от красного вина. Ей больно, она хочет закрыть его своим телом, защитить! Они не хотят убивать. Хотят поиздеваться и бросить. Суперби пинают с такой силой, что его откидывает к стене, он с ужасом бьётся лопатками о стену и с тихим стоном сползает по ней, сквозь слипшиеся кровавые пряди, наблюдая за Орегано. Давно же я не смеялся над простыми, обыденными вещами. Она умная, красивая девушка, имеющая хоть какие-то мозги, в отличие от тех бестолковых дурочек, что увязываются на улице за Бельфегором. В ней есть какие-то свои особенности, отличительные черты, которые делают её абсолютно другой, отличной от других женщин. Странно, что я не замечал её раньше… и как только мог упустить такую пряность? Я до сих пор вспоминаю, как она в первые дни металась по всему штабу, в поисках поддержки. Мы как-то случайно столкнулись с ней в коридоре, она тогда смешно нахмурилась и собиралась уже развернуться и уходить, но какой-то чёрт дёрнул меня за язык, и я предложил ей экскурсию по замку. Мы сближались, всё, как и хотел Девятый. Правда, осознание того, что я не умею любить, что я не должен этого делать, стало странно душить, как намыленная верёвка. Орегано, она стала чем-то большим, чем обычная напарница или друг, но наше общение держалось лишь за счёт редких оскорблений и совместных миссий. Да, забыл упомянуть: босс определил нас в одну пару, и мне приходилось брать эту вредную девчонку с собой. Первые задания давались нам с лёгкостью. То ли босс специально выдавал, что попроще, то ли в подполье не возникало никаких серьёзных проблем, требующих вмешательства Варии. Чёрт его знал. Мы отлично справлялись, будто созданы друг для друга. ВРОООЙ! Это не то, о чём вы сейчас думаете! Я – киллер, и сужу я тоже, как киллер! Он с трудом разлепляет веки. В голове слабый перезвон колоколов, по ноздрям бьёт острый запах крови, а перед глазами мутная пелена. Будто в каком-то опьянении или в трансе, мужчина переводит взгляд на левую руку… которой нет. Глаза распахиваются ещё сильнее, серьёзный взгляд бегает по полу в поисках отрубленной руки. Вот она, совсем близко. Орегано издаёт слабый хрип, просит о помощи молча. За всё время операции они не проронили ни слова, а у Скуало так ноют лёгкие, что уже ясно, что им не переговорить ни сейчас, ни через час. Ему больно за неё, она же с мольбой смотрит куда-то в сторону, чтобы он не тратил последние силы на неё. А, чёрт с этим, всё равно убьют! Пальцы правой словно задубели, с трудом поддаются движениям, но Суперби упёрт, он будет бороться до последней капли крови, тем более защищая девушку… любимую. Эти мысли придают ему сил и пока всё внимание противников передано Орегано, он одним рывком хватает свою отрубленную руку с мечом, опирается на него и с трудом встаёт. Его качает. С левой, слегка укороченной конечности на бетонный пол с противным хлюпаньем стекает ошмёток крови. - Эй вы, - чуть ли не бешено рычит мечник, привлекая внимание хулиганья. Все, как по команде оборачиваются, смеются в лицо, мол куда тебе старый, отлёживайся, пока не прикончим. Он не теряется, сжимает в холодной руке кисть с мечом понадёжнее, чтобы не выскользнула, а сам медленно наступает на них. Я всё-таки женщина и пускай в мафии, пускай в самом крупном синдикате. Мне не чуждо всё женское и я так же, как все, умею любить и чувствовать. Я остро чувствую, когда Скуало зол, чувствую, когда ему легко и комфортно со мной. Я не надоедаю, но почему-то меня с головой и полностью поглощает желание быть рядом с ним. Я смешна, не правда ли? Право, не смейтесь. Я – женщина и мне свойственны ошибки, излишняя вредность и чувственность. На заданиях я ему не мешаю и скорее работаю для прикрытия. Мы мало говорим, осознавая всю тяжесть момента. Убивать тяжело. Убивать в компании любимого человека ещё сложнее. Мы все не ангелы и нам нет прощенья, но иногда мечты спасают. Я люблю мечтать, люблю смотреть на предрассветное небо и на его смешное лицо, когда он пытается строить из себя злыдня. Смешной и такой не мой… Дрожащими пальцами, похолодевшими из-за обстановки вокруг, Орегано тянется к кобуре на поясе. Странно, как она сразу не догадалась о пистолетах? Видимо не было сил, не было времени на мысли. Пока все отвлеклись на Скуало, у неё есть шанс быть полезной ему. Из-за неё он отвлёкся, из-за неё потерял левую руку. Чёрт, чёрт, чёрт! Никогда эта нелюдимая не ругалась так сильно, пусть и в мыслях. Её просто пожирало чувство вины, пожирало желание помочь. Пистолеты трясутся, но с такого расстояния она попадёт. Мастер стрельбы, а Емитсу никогда и не замечал, заставляя заниматься бумажной работой. С уверенностью смотрит вверх, с уверенностью её пальчики снимают оба пистолета с предохранителя. А губы такие тихие-тихие и шепчут: "Прощайтесь с жизнью, сукины дети". Два выстрела, за ними почти беззвучные падения мёртвых. Скуало требуется всего пара взмахов меча, чтобы положить сразу троих. Ни писка, ни визга… Орегано стреляет снова, попадая прямо в голову последнего, зажавшегося в угол. Чуял свою смерть, собака. Двое смеются, глухо, с лёгкой хрипотцой. Одни в холодном кроваво-пыльном царстве смерти. А она тоже имеет свои запахи и вкусы. Она тоже имеет чувство юмора, как и все. Суперби откидывает кисть с мечом в сторону, на максимальной скорости, которую позволили ему развить больные суставы и мышцы, он приближается к девушке, садится на пол рядом. Он уже видит, что её кончина недалеко, судя по бледному лицу, по капелькам крови, стекающим от уголков губ. Они выиграли и эту битву, но проиграли битву своих сердец. Её холодные пальцы касаются его забрызганной кровью щеки, в то время как он пытается одной рукой положить её голову на свои колени. Удачно. Девушка снова смеётся, глядя в глаза мужчины, сквозь треснутые стёкла очков. – И мне неважно, что твои волосы длиннее моих. – Молчит. – И теперь уже не страшно, - шутя, шепчет девушка одними губами. Каждое слово отдаётся рваной болью в лёгких. Кости всё глубже и глубже входят в мягкие ткани органов и скоро вовсе разорвут их. Дышать уже тяжело, но она постарается жить хотя бы до его первой искренней улыбки. – Орегано… и совсем не обыкновенная, а самая невероятная душица, - ответно шепчет мечник, улыбаясь так тепло, так мягко. Целует её похолодевший лоб, с трудом снимает с её лица очки и нерешительно закрывает глаза…