Взрослый Дракон

В этом городе, раздираемом межклановыми войнами якудза, сложно занять нейтральную позицию. Однако это место почти на границе владений клана Дате и Уесуги уже давно славилось тем, что сюда мог прийти, кто угодно и получить... Впрочем, что можно получить в китайском опиумном притоне? Раньше владельцем этого странного места был китаец Лао. Старый уважаемый человек. Уважаемый на столько, что ни один из кланов не смел угрожать ему или даже пробовать нажиться на его заведении. Но он был бездарно убит в случайной перестрелке, когда вышел на одну из редких прогулок. Его место занял молодой японец, потерявший свою семью в предыдущей войне, которого желал заполучить в свои ряды любой клан. Таким образом, он сбежал от угроз и шантажа, отгородившись от мира завесой шелка и опиумного дыма. Раньше Маеду Кейджи ни за что не привлекла бы подобная жизнь. Добрый, слишком честный, чтобы быть якудза, парень предпочитал миротворческую миссию. Его собственный клан был против. До самых последних дней своего существования. Однажды клан Маеда был просто вырезан силами Оды. Кейджи спасло лишь то, что он снова растворился в очередном своем походе. А когда ему сообщили о случившемся, менять что-либо было уже поздно. Жизнь потеряла смысл. Сначала Нене. Теперь Мацу и Инуте. Единственным близким существом остался Юмикити. Маленький верный друг. После падения клана Оды, к которому Кейджи был более чем причастен, на него обратили внимание остальные кланы. И если Уесуги можно было вежливо поблагодарить за приглашение, а от Тесокабе отшутиться, то кланы Имагава, Ходзе или Мори таких ответов не принимали. Приходилось попросту скрываться. Ему было уже двадцать пять. Он не мог больше так жить. К тому же погиб его добрый друг, у которого он порой гостил, разделявший взгляды молодого Маеды на войны и насилие в целом. И Кейджи решился занять его место, в последний раз сбегая от бесконечных преследований якудза, которые поражали своей назойливостью в приглашениях к сотрудничеству. Он не стал затворником, нет. Он просто отгородил от внешней войны свой маленький кусочек мира. На этот раз он согласиться! У него просто нет выбора! Дракон улыбнулся своему отражению в зеркале. Он битый час выбирал, что надеть, перебрал свою одежду от традиционного кимоно до мотоциклетной куртки, и в результате остановился на демократичных черных джинсах, пиджаке с закатанными рукавами и рубашке. Этот укурыш ценит неформальный стиль одежды, вот пусть и наслаждается! Пока что Дракон хочет всего лишь мирно поговорить. Сколько можно придерживаться своего глупого нейтралитета? Выбор-то у Маеды не большой: либо под крыло Дракона, либо к этому отморозку Мори, либо его притончик снесут с лица земли! Дате рассмеялся и быстро спустился во двор, где его ждала машина и пара ребят, которые вроде как охраняли его. Будь здесь Кодзюро, молодой Дракон не выехал бы меньше чем с десятком людей, времена сейчас неспокойные. Но пока наставник в отъезде по делам клана, можно поступить по своему усмотрению. Уже неделю, кстати, в отъезде. Масамуне соскучился по нему. С другой стороны, это последний денек свободы, потом Кодзюро вернется и снова будет пытаться его воспитывать. Фак, надоело уже. Он давно не ребенок, и точно никогда не был собственностью Катакуры, а наставник до сих пор ведет себя так, будто… Дракон тряхнул головой, отгоняя ненужные мысли. Кодзюро самый верный ему человек в этом мире, у него никого нет ближе, чем собственный Правый Глаз. «И не будет, Катакура не потерпит конкурента» шепнул тихий, гадкий голосок из самого темного уголка его сознания. «Заткнись» — мысленно ответил гадкому голоску Дракон, — «Никто не лишен темных сторон» — Все в порядке, хитто? Может, не поедем? – Дате только сейчас понял, что стоит, открыв дверцу джипа, но не садиться — Донт вори, гайс. Я вернусь к ужину. — Дракон отмахнулся от привычных советов быть осторожнее, хлопнул дверцей, и сел в машину. Всего двадцать минут, и он будет в "Доме Цветов" Положение дел в последнее время особо обострилось, но молодого хозяина притона это словно не волновало. Он продолжал вести свои дела, кутаясь в китайские шелка и игнорируя всех, кто пытался как-то его подмять под себя. Скоро эти игры не пройдут... Но в этом мирном течении жизни, в удовольствии и тяжелом запахе благовоний Маеда словно старался не думать о будущем. Сегодня приедет Дракон. Еще один из тех, кто бесконечно пытается ангажировать его на службу. Кейджи ждал его, раскинувшись на шелковых подушках, держа в зубах едва дымящую трубку. Он намерен в очередной раз отвертеться. Маеда поймал тонкие руки прекрасной китаянки, скользнувшие в вырез полураспахнутого кимоно. Он любил лежать, устроив голову на коленях у этой красавицы, когда две другие, почти что ее копии, скользили тонкими пальцами по его телу, иногда массируя, иногда причиняя откровенную боль. Но сегодня им всем не до этого. — Я жду гостя, Киу, — он поцеловал тонкие пальцы и они вернулись в его волосы, перебирая каштановые пряди. Раздался грохот. Передняя дверь открылась с ноги, не иначе. Маеда вздохнул и покачал головой. Дверь во внутренний зал пострадала меньше. Её перед Драконом успел распахнуть парнишка из прислуги. Кейджи лениво повернулся к гостю, выпуская тонкую струю дыма. — Добро пожаловать в «Дом Цветов». Царство Мира и Любви. — Царство «Дыма и Травы» ты хочешь сказать? — проворчал Масамуне, первую минуту в этом доме ему всегда казалось, что он задыхается. Тяжелые запахи благовоний и опиума окутывали его, как мокрый шелк. Кажется, что ты угодил в целый океан мокрого шелка, пытаешься выбраться из-под тяжелых, благоухающих тряпок, а погружаешься еще глубже. И сейчас Дракону казалось, что он опустился на самое дно этого океана. Дно было задрапировано китайскими тканями, груды подушек по углам служили рифами, а три тоненьких китаянки играли роль русалок. И, конечно же, посреди всего этого великолепия возлежал царь морской — Маеда Кейджи. Дракон ухмыльнулся, вспоминая, что Кодзюро всегда предостерегал его от наркотиков, даже самых легких. Правильно, вот ему уже цари с русалками мерещатся. — Ты как всегда ленишься оторвать задницу от подушки, даже для того. чтобы поприветствовать гостя, Маеда. — Не спрашивая разрешения, Дракон уселся на ближайшую подушку и картинно помахал рукой, стараясь разогнать вьющийся перед лицом дым. — Мог бы быть и посерьезней, все-таки я сюда по делу приехал. — Я бы удивился, если бы ты приехал сюда отдохнуть, Одноглазый Дракон, — Маеда даже не пошевелился, — мне не интересны все эти ваши 'дела'. И траву тут не курят... Это опиум... Между тем и другим — большая разница, — Кейджи едва коснулся пальцами колена одной из окружавших его девушек, как та поднялась и скрылась за шелковым пологом, — но ты ведь не очень хорошо разбираешься в этом, верно? — Предпочитаю другие виды отдыха. Те, которые не превращают мозги в кашу. — Поморщился Масамуне. Он видел людей, которых опиум низвел до состояния растений и определенно не собирался пополнять их ряды. Лучше сразу сдохнуть. — И ты прав, опиум или другая наркота, мне все равно. Главное, из этого можно делать деньги и власть. Маеда выдохнул в потолок очередную струю дыма, его лицо оставалось благодушно-безмятежным, но глаза немного потемнели. — Ты знаешь, что Уесуги потеснили с этих улиц. Теперь твой "Дом Цветов" больше не стоит на границе между Дате и Уесуги, теперь он стоит на границе Дате и десятка мелких враждующих банд. Что ты будешь делать, когда одна из них ворвется сюда? Отбиваться? Ха! – Всегда, когда Дате пытался доказать свою правоту, на губах его появлялась совершенно дикая ухмылка. Вот и сейчас он чувствовал, как сами собой раздвигаются губы, обнажая белые, мелкие зубы. Клыки Дате себе подпиливал с юного возраста, что делало его улыбку незабываемым зрелищем для собеседника. — А я могу обеспечить тебе защиту, ю си? Дракон был прав. Как бы Маеда не отрицал опасность, она нависала все ниже над его домом. Что ж... Если Масамуне хочет заполучить его, то ему придется доказать то, что он этого достоин. Девушка вернулась, держа в руках поднос с саке и маленьким кальяном. Опустилась рядом с главой клана Дате, разливая напиток по пиалам. — Ты прав, я не стал бы отбиваться.. Но сюда мало кто решился бы 'ворваться' — Кейджи принял из рук китаянки выпивку и отсалютовал гостю, — Твое здоровье, надеюсь, тебе его хватит, — Маеда широко улыбнулся, наблюдая, как девушка готовит табак для кальяна и скручивает опиумный шарик, — ты не сможешь делать на этом деньги, если не справишься с легким испытанием... Он покажет главе клана Дате, что все это – далеко не игрушки. И заполучить его будет совсем не просто. — Испытание? — Масамуне внимательно следил за маленькими ручонками девушки, порхающими над кальяном. Во-первых, ему все же было интересно, во-вторых, с недавних пор он с некоторым недоверием относился к любой еде или напитку, которые ему подносили незнакомцы. Но он ведь не собирается курить эту штуку? — Достаточное испытание, что я просто дышу всей этой вонью, которой пропах этот дом. — Дате опрокинул в себя пиалу с саке, привычно прислушиваясь к ощущениям. Маеда не стал бы травить его и, тем более, не стал бы травить хорошее саке, но привычка есть привычка. — Скажи, почему бы мне просто не убить тебя и не захватить это место? Кейджи тихо рассмеялся и выдохнул новую порцию дыма. Дракон выпил еще одну и задумчиво уставился на кальян. Почему бы нет? Все в жизни надо попробовать. Если бы еще перед глазами не стояло лицо наставника говорящего, что наркотики забирают вместе с болью и разум... Ему не нужны наркотики, чтобы справляться со своими проблемами, нет. Поэтому он не потеряет разум. Один раз можно. Дате решительно потянулся к кальяну. Маеда с улыбкой проследил за этим движением. День обещал быть интересным... — Ты не убийца, Дракон. Ты воин, но не убийца. Я не стал бы сопротивляться... — он вытряхнул пепел из трубки и приподнялся, передвигаясь ближе к Дракону, правильно вкладывая мундштук в его пальцы. Девушки молча покинули комнату, исчезая за дымно-шелковой завесой. От Маеды действительно пахло цветами, даже сквозь тяжелый дым чувствовался этот легкий аромат. Искушать — это всегда весело. Масамуне поднес мундштук к губам. — Осторожнее... — но Дате не послушал, втягивая дым глубоко в легкие. Ох уж эта его любовь бросать вызовы, — как всегда торопишься... Ну и гадость! Дате закашлялся, пытаясь вытолкнуть дым из легких. Черт, лучше бы он ограничил себя саке, хоть бы не выглядел таким идиотом. Дракон, все еще покашливая, закинул голову назад, пытаясь удержать выступившие слезы. В горле немного саднило. В последний раз он курил что-либо еще в школе и, похоже, с тех пор потерял сноровку. Если Маеда сейчас засмеется, Масамуне просто размажет его по стенке! Кейджи, однако, не засмеялся, только улыбнулся немного, в глазах его мелькнули теплые золотистые искорки, затем он протянул руку, вынимая мундштук из пальцев Дате и поднося его к своим губам. Масамуне не мог оторвать взгляда от красивых губ, нежно обнявших костяную палочку, а затем вытянувшихся в трубочку, выдыхая дым прямо Дракону в лицо. Дате закрыл глаз, защищая его от едкого дыма и, одновременно, давая себе возможность переключить мысли на что-то другое. У него дела с этим человеком и сейчас совсем не время думать о том, каким удовольствием было бы трахнуть эти губы. Странно... Обычно он не думает о таких вещах, если дело не касается Кодзюро. Не может же наркотик подействовать так быстро? Открыв глаз, Дракон столкнулся с все таким же теплым и безмятежным взглядом Кейджи. Маеда протягивал ему мундштук, улыбаясь своей бесящей улыбкой. Кимоно его распахнулось и сползло с одного плеча, обнажая гладкую, без татуировок, кожу. Если бы Кейджи принадлежал к их клану, там красовались бы драконы. Масамуне вцепился зубами в мундштук, стараясь не думать о том, как бы это выглядело. — Не торопись, — повторил Кейджи, — расслабься и впусти в себя дым... Сначала немого… Да. Вот так. Подержи немного в себе и выпускай... — на этот раз у Дракона получилось лучше. Сизая струя, выпущенная главой клана Дате, разбилась о грудь Маеды. Так вот куда смотрит Дракон, пряча взгляд от его собственных глаз, — Теперь еще раз. Позволь дыму обволочь себя изнури. И расслабься. Расслабься, — с улыбкой он мягко похлопал Масамуне по плечу, почти погладил, — когда ты расслаблен, Рай быстрее приходит на землю, доверься моему опыту, Масамуне. Маеда, как всегда, фамильярничал и переступал через все границы заведенного этикета, но таков уж он был, вел себя так, словно ему все можно, если он только улыбнется. И Кейджи улыбался, разглядывая своего гостя, который в очередной раз впускал в себя порцию дурмана. Дым плавал уже у него в голове. А вот зрение наоборот стало резче, казалось, он может увидеть самый мелкий узор на тряпках, которыми была задрапирована комната. А вот образ Кейджи немного расплывался, казалось, от Маеды исходит жар заставляющий плавиться воздух вокруг его тела. Такое бывает в жаркий день, когда над разгоряченным асфальтом поднимается легкая дымка. Масамуне стало жарко, очень жарко и душно, дышать снова стало нечем, будто проклятый дым застрял у него в горле. Хотелось посрывать с себя душащую одежду и окунуться в ледяное озеро. Вон та портьера цветом точно, как зеленый морской лед. Было бы здорово, если бы она была такой же холодной. — Мне жарко. — Даже губы словно спеклись от этой жары. — Почему у тебя тут так жарко, Маеда? Кейджи только повел плечами, снова улыбнулся и выдохнул дым в потолок. Дате, уже не стесняясь, смотрел, как кончик его языка пробежал по губам, оставляя влажный след. Хотя возможно это был не кончик языка, а плавник маленькой рыбки? — Я разденусь, ладно? У тебя тут и вправду вери хот. — Масамуне скинул пиджак и разулся. Эти действия отобрали неожиданно много сил, Дракон лег на спину и расстегнул верхние пуговицы на рубашке. Полежал так немного, вглядываясь в куполообразный потолок, но узор на нем казался неприятным. Будто венки в глазах или трещины на скорлупе. Будто он сидит в огромном, готовом треснуть яйце. Маленький, еще не вылупившийся дракончик. Масамуне перевернулся на бок, смотреть на Маеду было не так не выносимо, как на эти трещины. Хотя от узора его на его кимоно немного кружилась голова, и становилось еще жарче. — Чем ты меня накачал, циркач? Мне кажется, я сейчас загорюсь... — Это то, на чем ты собрался делать деньги и власть... — было приятно смотреть на слабеющего Дате, а уж когда он раскинулся перед ним пытаясь занять чем-то обострившееся зрение, Кейджи не удержался и покровительственно запустил пальцы в его волосы. — Не переживай, это легкая порция, я не хочу причинить тебе вред,— он снова взял мундштук, затянулся, но дым не выпустил, склоняясь к лицу Дракона, пальцы выпутались из его волос, скользнули по щеке и, взяв за подбородок, заставили раскрыть губы. Кейджи наклонился еще ниже, так что тяжелые волосы упали на грудь Масамуне, а губы едва не касались его собственных. И тогда он, наконец, выпустил дым прямо в приоткрытый рот, не давая Дракону возможности отвернуться. Дождавшись, когда Дате выдохнет подаренный ему дым, Кейджи снова втянул его в себя и благодарно облизнулся. — Необычно, да? — пальцы скользнули с подбородка на шею парня, словно проверяя пульс, а сам Маеда немного приподнялся, давая Дракону возможность вдохнуть. Если раньше Масамуне было просто жарко, то этот последний, переданный губами Кейджи, глоток дыма, казалось, сжег его изнутри. Превратил его внутренности в пепел, который тут же остыл. И теперь главе клана драконов было холодно. Его согревали только руки Маеды лежащие на его груди. Большие, горячие ладони. Дракон выгнулся им навстречу, одновременно хватая Кейджи за одежду и притягивая к себе. Хозяин притона послушно лег на Дате сверху, обнимая его одной рукой и гладя через одежду второй. Теперь Масамуне снова смотрел в потолок. Проклятый потолок! Трещины на нем стали еще чернее, еще глубже. Еще немного и скорлупа рухнет им на головы! Это пугало и радовало одновременно. Пугало потому что там, за скорлупой, его не ждет ничего кроме ледяного, черного мира, радовало, потому что он, наконец-то, сможет родиться. — Ты знаешь Маеда... я ведь еще даже не родился, — это было забавно, нет, правда, забавно. Ведь никакой скорлупы нет, он просто обдолбан. Кодзюро бы это не понравилось, нет. Хотя Кодзюро тут тоже нет, верно? Вот только те драконы на занавеске... Они смотрят. Масамуне подмигнул золотистым ящерам, молчаливо прося их не рассказывать наставнику о том, что он сейчас творит. Должна же быть какая-то драконья солидарность? Или нет? Или они не послушаются его потому, что он еще слишком маленький, потому что он еще в скорлупе? Один из ящеров повернул голову и насмешливо зашипел, будто подтверждая его мысли. Дате хотелось сказать, чтоб он заткнулся. В конце концов, он просто тряпка, висящая в притоне, он не праве осуждать Масамуне. Остальные драконы тоже зашевелились, они были недовольны вторжением чужака. Он им не нравился, у него был только один глаз, он был ущербный. Дате сжал кулаки. — Заткнитесь, твари! — прошипел Масамуне, — Заткнитесь, я превзойду всех вас. Рядом раздалось такое же шипение. На секунду Масамуне подумалось, что одна из этих тварей подползла слишком близко к нему. Но шипел Кейджи, шипел, пытаясь выдрать его сжавшиеся пальцы из своих волос. Когда он успел запустить руку в волосы Маеды? — Прости, прости, — Дате разжал пальцы, — я немного разозлился… Я… Кейджи смеялся бы, если бы не было так больно. Видимо, шелк начал оживать перед глазами дракона. Кого он, интересно, слушал сейчас? Кто смеялся над ним? Волосы рассыпались сплошным пологом, отделяя Дате от мира. — Они угрожают тебе? Ты победишь. Ты сильнее... — усмехнулся хозяин притона, гладя его лицо, — ты выберешься из плена... А они останутся здесь навсегда, вместе со мной. Наконец он коснулся губами губ Дракона, отвлекая его от этой шипящей войны, проталкивая язык меж пересохших губ, пробуя на вкус его беззащитность. Рот его был сухим и жарким, было приятно ласкать его влажным языком, заставляя трепетать в ответ драконий язык. Вряд ли он сейчас в полной мере понимает, что с ним делают. Ну, оно и к лучшему. Он запустил руку под рубашку Дате, оглаживая бока и грудь. Справиться с пуговицами оказалось почти сложно, особенно, когда ты занят таким горячим ртом с острыми зубами, о которые можно порезаться. Шелк пришел в движение, три тени скользнули за полупрозрачными пологами. Китаянки вернулись, почти беззвучно ступая по коврам. Двое из них сменили благовония на более сладкие, а одна, подойдя совсем близко к хозяину, оставила на полу рядом наполненную чем-то густым вазочку. И снова тени скрылись за шелковой стеной, замирая и растворяясь. — Мне не нравится твой дом, циркач. Слишком много теней, слишком... — Масамуне отвернулся от Кейджи, пытаясь сосредоточиться на чем-то другом, но комната вокруг него плыла, ничто в ней не имело постоянной формы. Шелка перетекали друг в друга, образуя новые картины и новых существ. И этот сладкий запах... Отвратительно. — Отвратительно. Как ты можешь жить с ними рядом? Или это я привел их всех в твой дом? Ему все еще было холодно. Дракон прижался к Маеде, ища тепла и поддержки, Кейджи был единственным в этом доме, что не менялось. Теплый, добрый циркач. Наверно для него тут живут другие создания. Цветы там, размером с кулак, или разноцветные бабочки. А для Масамуне — только призраки... — Ты обещал мне Рай, Маеда, но либо мой рай весьма хреновое место, либо это дорога туда — не для меня. — Он снова целует эти замечательные губы, и скользить руками под одежду Кейджи. Здорово, так гораздо лучше. Чужие волосы падают ему на плечи, хотя это вовсе не волосы, это и есть шелк. Настоящий, мягкий и обволакивающий, не тот поддельный шелк, который стремиться залезть ему в глотку, и не тот в котором живет всякое... Масамуне трясет головой, и разглядывает теперь не потолок, а лицо Кейджи. Потом лицо исчезает из поля зрения. Дате хочется сказать, чтобы Маеда не исчезал, он единственное, что сейчас помогает ему сохранить остатки разума. Когда влажные губы обхватывают его член, разум окончательно покидает Дракона. Маеда довольно прикрыл глаза, когда тело Дракона с громким стоном прогнулось в его руках. Накуренный, он стал невозможно чувствительным, это было просто невероятно приятно. Лаская языком твердую плоть, Кейджи молча давал понять Дате, что Рай еще впереди. Он был терпким и солоноватым на вкус. Громким и сумасшедшим на слух. Прекрасным, божественным на зрение. Горячим и одновременно холодным на осязание. Просто ласкать молодого заносчивого главу драконов было приятно. Мысль о том, кто в твоей власти, заводила и разливала горячие спазмы внизу живота. Маеда все глубже втягивал в себя член Масамуне, оплетая его горячим языком, помогая себе, одной рукой надрачивая его, другой — поддерживая поджавшиеся яички. Еще и эти благовония... Китаянки хорошо выучили хозяина, добавляя именно тот возбуждающий аромат, который он так любил. В один момент молодой Дракон не выдержал и начал толкаться бедрами в тесный рот Маеды, с шипением и хрипами требуя разрядки. И Кейджи щедро позволил ему кончить, проглатывая драконье семя. Улыбаясь и облизываясь. И этот человек пришел сюда за властью… Масамуне лежал, закрыв глаз, и перебирал руками шелк. Шелк странно напоминает волосы, но это сейчас не важно. Важно то, что по щеке у него течет слеза. Почему? Ему ведь не было больно. В кое-то веки ему было совсем-совсем не больно. Тогда почему слеза? Может его глаз за что-то обиделся на него? Дате касается пальцами закрытого века, прося прощения у плачущего глаза. Прости, если обидел тебя, приятель, не плачь. Хватит. Ты ведь не уйдешь от меня? Ты — едва ли не самое ценное, что у меня есть. Особенно сейчас, когда мой Правый Глаз так далеко, а сам я выпит досуха. Шелк вырывается из рук Дракона и Дате интересно, куда это собрался Маеда, но слишком не хочется открывать глаз. Если откроет — снова увидит потолок. В губы утыкается что-то твердое и прохладное. Масамуне открывает рот и послушно делает пару глотков. Саке немного оживляет его, достаточно, чтобы повернуть голову и все же разлепить уже, казалось бы, сросшееся веко. Маеда по-прежнему улыбается и протягивает ему мундштук. Может, сейчас ничего не было? Может, ему просто привиделось, что он кончал в рот этому ублюдочному циркачу? Ага, а одежда его растаяла вместе с дымом. Масамуне принимает из рук хозяина мундштук. Он втягивает в себя чертов дурман, и на этот раз он расслаблен. Так расслаблен, черт подери, что когда Маеда касается его губ своими, Дате лишь послушно впускает в рот его язык. На языке у Кейджи все еще чувствуется чуть кисловатый вкус. Он остается с Драконом, даже когда поцелуй заканчивается. Но еще одна затяжка полностью перебивает его. Вязкий дым также перебивает мысль, что пора уносить отсюда ноги. Под потолком снова закружились Драконы. Целые стаи драконов! Ну почему всегда драконы? Всю жизнь его сопровождают драконы, на одежде, в доме, даже его тело покрыто драконами. Хоть бы раз это были бабочки, или котята, или какая-то такая фигня. Дате рассмеялся. Чешуйчатые тела с легким шелестом встречались друг с другом. Их языки жалили тело Масамуне, оставляя на нем багровые следы. Когда Кодзюро увидит эти следы, его губы сойдутся в тонкую линию. Как тогда, когда Дракон возвращался от той фотомодели, с которой встречался и на которой даже всерьез собирался жениться. Кстати, вон и она. Выступает из складок алого полотнища. Красивая, живая, глупая и жадная. Красный шелк подхватывает ее тело, ломает, превращает в месиво. Все как в жизни. Все это уже было. И у наставника тогда были такие же тонкие губы, а глаза стали темными как ночь. Масамуне так и не спросил у него: поручил ли он ее убийство своим людям или сделал все сам? Впрочем, какая разница... У того дракона такие же тонкие губы и темные глаза. Он вообще похож на Кодзюро. Впрочем, это и есть Кодзюро, смотрит на него с укоризной, сейчас спуститься с потолка и откусит циркачу голову. Масамуне смеется и подставляет ему правую глазницу. — Не смотри на меня... Скользкий палец коснулся входа в его тело, и Дракон застонал, подаваясь на встречу, а затем упал. Он не кричал, и ощущения полета не было, но он знал, что падает. Ему было хорошо. Кейджи казалось, что он лишает Масамуне девственности. Не в прямом смысле, нет. Дракон был хорошо растянут… Значит, слухи – скорее всего правда. Но он первый, кто ввел его в этот мир дурмана и живых снов. Когда Маеда сам впервые шагнул в него, он чуть не сошел с ума от нахлынувших образов, но со временем, он достиг того мастерства, когда опиум уже не дарит галлюцинации, но переводит на другой уровень восприятия. Время, пространство, горячее тело под ним – все ощущалось иначе. Дате застонал, самостоятельно насаживаясь на твердые пальцы. И этот человек пришел предложить ему свою защиту. Сейчас Маеде самому хотелось защитить его. Подарить приятные ощущения и превратить, наконец, опиумный транс в настоящий Рай. Он целовал его бедра, прикусывая нежную кожу на внутренней стороне, оставляя следы, за которые ему, возможно, придется расплатиться. Но сейчас это все не важно, когда Дракон лежит перед ним, так призывно раскинувшись, и теплая, по китайскому рецепту смазка должна вот-вот начать действовать. Маеда снова склонился над Драконом, снова пряча его от всего остального мира завесой шелковых волос. Целовать его оказалось невыносимо приятно. Дракон дрожал под ним, повинуясь движениям смазанных пальцев внутри себя. — Любовь… вот настоящая власть, — прошептал он на ухо обезумевшему Дракону, удобнее перехватывая его бедра, чтобы, наконец, войти в него. Ждать он больше не мог. Дате был снова возбужден и стонал так… Стараясь не причинить искалеченному Дракону еще больше боли, Кейджи толкнулся в его тело, входя до середины. Замер, кусая губы от ощущений и прислушиваясь к реакции партнера, потом медленно двинулся, назад и снова рванулся вперед, вторгаясь в узкое тело почти до основания. Не потерять головы было большой победой… Член у проклятого Маеды был большой. Такой большой, что сдержать тихий стон, когда он вошел в его тело, Масамуне не смог. Опиум обострил все ощущения, Дате казалось, что он может ощутить каждую вздутую венку на стволе Кейджи, прикосновение каждого волоска в его паху к своей коже. Кейджи двигался, входя до упора, будто пронзая его тело и эти движения немного разгоняли туман вокруг Дракона, прогоняя всех тварей живших в нем. В какое-то мгновение Масамуне показалось, что он полностью отошел от наркотика и осознает себя так ясно, как никогда прежде. Он знал кто он, где он, и по сравнению с последними двадцатью минутами это был неплохой прогресс. Правда, очистившийся разум упорно твердил, что он сейчас трахается с Маедой... Это немного смущало. Он ведь не собирался ничего такого делать. А теперь лежит под долбаным циркачем, стонет и помахивает ему. Сознание Масамуне снова начало плыть, и он как будто увидел себя со стороны: голого и мокрого, стонущего, с широко разведенными ногами. Член Маеды плавно исчезает в его анусе, а руки Кейджи держат его бедра. Фак, никакая порнуха с ними сейчас не сравнится. Масамуне моргнул и вернулся в свое тело. В теле было хорошо, тело стонало от каждого толчка, а дым снова заполнил голову, но на этот раз он принес с собой не призраков и шипение. На этот раз Дракона накрывали теплые, морские волны, каждый толчок Кейджи был волной, и волны эти все ближе подбирались к нему, готовясь укрыть Дате с головой. Масамуне только довольно застонал и сжал внутренние мышцы. У Кейджи вырвался громкий стон и он сильнее толкнулся в тело любовника. Похоже, Маеда тоже не прочь поскорее окунуться в нежные волны. Маеда ткнулся лбом в горячее плечо Дате, почувствовать его сжимающиеся пальцы в своих волосах было приятно настолько же, насколько больно. Сдерживаться было почти невозможно, а удержать Дракона ему позволял лишь собственный вес. Огненный вихрь скрутил все внизу живота в тугую пылающую воронку, и жар от нее растекался по всему телу, заставляя его наконец-то потерять над собой ненавистный контроль. Он вбивался в тело Масамуне, все резче двигая бедрами. Тело под ним хрипло отзывалось, но этого всего казалось мало. Он не выпустит Дракона отсюда так просто. Даже если придется выдержать осаду его наставника и всей его армии. В какой-то момент мир перед глазами вспыхнул ярчайшими красками. Они кончили вместе, запрокидывая головы в едином стоне. Будь воля Маеды, он бы никогда не покидал это узкое пульсирующее тело и вообще так бы и остался лежать, прижимаясь лбом к его плечу и тяжело дыша. Но тонкие драконьи пальцы уже крепче сжимаются в его волосах и тянут вверх. Кейджи послушно поднимает голову и улыбается своей доброй открытой улыбкой. — Ты понимаешь, что сейчас сделал, циркач? — Масамуне сам поразился насколько хрипло прозвучал его голос. Хотя он так кричал только, что... мог и сорвать. — Как думаешь, я позволю тебе по прежнему наслаждаться жизнью, после того, как ты меня отымел? — зато в голове немого прояснилось, оргазм вытеснил опиум. Дракон сильнее сжал пальцы, очень уж хотелось оторвать от Маеды кусочек. Кейджи заойкал, но при этом умудрился сохранить все тоже доброе выражение лица. — Тц! Тебе повезло, что мне слишком лень двигаться, а то я бы убил тебя прямо здесь. Масамуне, со вздохом выпустил волосы Кейджи из хватки и уложил его голову себе на плечо. Какое-то время они просто лежат так, согреваясь теплом друг друга. Дате было неспокойно, а еще немного стыдно и холодно, он отвернулся от Маеды, прикрывая глаз. По всему телу разлита усталость, шевелиться не хочется, не хочется даже смыть чужую сперму с бедер. Говнюк. Мог бы и не кончать в него. Теперь внутри все кажется таким липким. Это неожиданно сильно злит. Он резко поднялся, так резко, что успевший похоже придремать Кейджи ударился затылком об пол. Масамуне повернулся к нему спиной, взглядом пытаясь отыскать свою одежду и едва удерживаясь от того, чтобы не потереть ноющую поясницу. — Это все ничего не значит, Маеда! Я по-прежнему хочу это место. С тобой или без тебя. Без тебя возможно, даже лучше. Одной лживой змеюкой меньше. — Думаю, одежда тебе будет нужнее, — улыбнулся в ответ Маеда, запахивая так и не снятое кимоно и сладко вытягиваясь на подушках, закидывая руки за голову, — Не смотри на меня так, Дракон. Я ведь не принуждал тебя… — эти слова бесят Дате еще больше, заставляя его сжать кулаки и выдохнуть сквозь зубы. Шелка вновь пришли в движение. Два тонких женских силуэта выплыли из узорчатого тумана и остановились рядом с драконом. Одна из девушек держала небольшую бадью с водой, а другая — его одежду. — Ты очень красивый, Масамуне, — Маеда улыбается, принимая раскуренную трубку из рук третьей китаянки, которая вынырнула из глубины дома незаметно для Дракона. Эти слова заставили схватившего было одежду Дате снова обернуться и прожечь наглеца взглядом, — как меч… Не хорошо убирать меч в ножны грязным. Тонкие пальцы китаянки отжали кусочек ткани от воды и коснулись им бедра Дракона. — Не торопись. Ты устал. Ты вымотан, — Кейджи снова выпустил дым, безмятежно улыбаясь. — Заткнись! Мокрая ткань снова касается его кожи и Масамуне вздрагивает от этого холодного прикосновения. Хоть эти женщины больше похожи на тени, чем на людей, Дракону неприятно их присутствие. Он перехватывает тонкое запястье и вырывает тряпку из женских рук. Вот только не хватало, чтобы его еще и мыли! А потом эти девки еще и языками трепать будут, про то, что здесь было. Хотя едва ли они вообще знают, что такое трепать языками, девушки больше похожи на восковые статуи, которым вдруг вздумалось ожить. Взгляд Дате сталкивается с ничего не выражающими глазами китаянки, и видимо есть что-то такое во взгляде Дракона, от чего на лице этой тени появляется вполне человеческий страх. Девушка быстро отдает ему тряпку и отворачивается. Масамуне спешно стирает белесые потеки с бедер. Они уже успели высохнуть, наверное, он все же отключился после оргазма. И есть хочется. Сколько он тут уже? Час-полтора? Больше? Масамуне залпом выпил еще пиалу саке и наконец-то начал одеваться. Маеда лежал на том же месте, он позволил китаянкам обмыть себя, и снова, курил, вовсе не обращая внимания на гостя. Урррод. Пнуть бы. Намотать волосы на кулак и впечатать мордой в стену. Дате подошел и несильно уперся носком ботинка под ребра циркачу. — Эй, ты меня слышал, укурок? Или присоединяйся, или накурись своей дряни и сдохни сам, пока я тебя не пришил. Ты слышал, я спрашиваю?! — Масамуне понимал, что начинает заводиться от одной этой бесящей улыбки, но ничего поделать с собой не мог, — Чтоб до завтра решил! Если не согласишься, я вообще снесу твою нору и построю тут газетный киоск, клянусь! Маеда лишь с улыбкой посмотрел на Дракона снизу вверх и погладил его по ноге. — Верно… с газетами ты справляешься лучше, чем с такой тонкой вещью, как опиум, — голос Кейджи был совершенно спокоен и доброжелателен, а губы все так же мягко обхватывали мундштук трубки, — Приятно быть уверенным в собственных силах. Но ты кое-чего не понимаешь… — он сделал одно лишь легкое движение – и вот уже Дракон лежит на нем, а Маеда улыбается и выпускает дым ему в лицо, — Я опаснее, чем ты думаешь. Но я не хочу войны, — теперь в голосе больше нет ласки. Только горечь и слабые искры надежды, — эта война уже отняла у меня семью, Дракон. Семью, землю, друзей. Она оставила мне взамен только этот дымный шелковый остров… Я не хочу больше быть ни на чьей стороне. Я хочу остаться здесь навсегда. Это последнее, что у меня осталось, и я не намерен ни с кем это делить. Деньги и власть… Умеешь ли ты всем этим пользоваться? – губы Кейджи снова дрогнули в улыбке, и он медленно затянулся, словно успокаиваясь, — я свободен, Дате. И это место – единственное, что мне осталось защищать. Ты не справишься с «Домом цветов». Когда убьешь меня – лучше действительно построй тут газетный киоск… Масамуне морщится, снова сдерживая порыв прикоснуться к пояснице. Все равно прикосновением делу не поможешь. — Хватит втыкать мне фиалки за уши, Маеда. Это я свободен, а ты пленник этого места. И семьи я тоже лишился. Вернее, я ее обрел, весь мой клан — моя семья. С деньгами и властью я тоже придумаю, что делать. По крайней мере попытаюсь, а не буду сидеть и медленно превращаться в овощ. — Дракон попробовал подняться, но голова неожиданно закружилась, к горлу подступила рвота, пришлось сесть на колени, пережидая приступ слабости. Теперь их глаза находились на одном уровне. Масамуне почувствовал, что губы разъезжаются в привычную ухмылку. — Нельзя вечно оставаться в стороне, циркач, рано или поздно война придет в твой дом. Ты, конечно, можешь лечь и умереть, коль тебе жизнь так не мила, — Дате потянулся и выхватил трубку из губ Маеды. Только сейчас он обратил внимание на синяки под глазами Кейджи и не сильно-то здоровый цвет его лица. Раньше это было незаметно, но сейчас свет падал как-то по-другому... Солнце, похоже, сильно сместилось. Неужели прошло столько времени? — А я бы на твоем месте подергался. Хотя бы ради того, чтобы твои подружки с восковыми лицами, не начали зарабатывать себе на жизнь продажей... газет. Дракон от души затянулся и едва не закашлялся. Ему показалось, что он вдохнул, что-то вроде... Дамн, он даже не знает с чем сравнить. Масамуне ошарашено уставился на трубку. — Ничего себе. Что это такое? Кейджи не выдержал и рассмеялся, представляя, как три сестры, лучшие знатоки наркотиков в Японии, убийцы и вообще держатели не плохих состояний будут торговать газетами. Впрочем, Дракону об этом знать не обязательно. — Все тот же опиум. Он как женщина. Может менять наряды и производить разное впечатление. Забавно, правда? — он тихо хихикнул, — газеты... Хорошо, Дракон, я подумаю над твоими словами. Мне, правда, не хотелось бы, чтобы эти ангелы занимались... газетами. Ох... неужели тебе так понравилось? — в голосе Маеды снова появились веселые нотки, — не перестарайся, Дате, — после третьей затяжки он отнял у Дракона трубку, заявив, что тот и курить-то не умеет. Опиумный водоворот вновь закружил обоих. На этот раз они смеялись, запивая глотки дыма саке. Говорили что-то друг другу. Снова смеялись. Бросались виноградом, целовались, снова глотали дым и, кажется, снова занялись сексом разок. Или не разок? Мир вокруг Масамуне кружился и вспыхивал, он уже с трудом понимал, где реальность, а где навеянные опиумом галлюцинации. Заходили слуги, приносили фрукты и какую-то выпивку, Кейджи снова раскуривал свою трубку. Дракон видел, как вокруг Маеды кружиться солнце, освещает его своими лучами и неторопливо закатывается за его спину. Когда последние лучи солнца исчезли, снова появились слуги и зажгли сотню маленьких солнышек. Эти тоже начали кружиться вокруг Кейджи, когда циркач трахал его снова. Масамуне хотелось сказать, Кейджи, что тот, похоже, приманивает солнце и что ему точно нельзя выходить на улицу, потому что если он это сделает, солнце в небесах тоже захочет кружиться вокруг него, бросив эту маленькую темную планету, и когда скорлупа лопнет, Дракону придется родиться в очень неприятном мире. Но он так и не сказал это Маеде, тот, кажется, сам все понял, обнял его, прижимая большими теплыми руками к себе, продолжая двигаться в уже потерявшем чувствительность теле, комната перед глазами Дракона померкла, когда расплавленное солнце потекло из Кейджи в его тело, а потом Дате просто отключился. Маеда сидел, перебирая волосы, устроившего голову у него на коленях Масамуне, курил и улыбался. — Ты ведь еще даже не родился... Солнце уже снова поднялось над горизонтом, и Кейджи все же решил разбудить гостя, жалея о том, что дал ему отдохнуть совсем не много. — Уже поздно, тебе пора к своей семье, — стоило легонько потрепать его по плечу, как он вскинулся, ощерившись, готовый защищаться. Маеда лишь шире улыбнулся, постукивая мундштуком по своей нижней губе. Очнувшийся Масамуне потянулся было отнять у него дымящийся кусок дерева, но Кейджи не отдал, — Будет не очень хорошо, если ты явишься к наставнику, ловя драконов. Присевшая рядом китаянка подала главе клана Дате стакан с прозрачной жидкостью. — Выпей это, тебя отпустит. Прозрачная, пахнущая травами жидкость немного разогнала, сконцентрировавшийся практически до состояния ваты, туман в голове Дракона. Хотя затяжка помогла бы лучше. И тело бы заодно расслабилось. А то такое впечатление, что он занимался сексом не с Маедой, а с… Черт его знает чем, но чем-то очень большим. Но, наверное, циркач прав, он и так пропустил уже и обед, и приезд Катакуры. Наставник будет очень зол сегодня. В прочем пусть злится, лишь бы не требовал секса. До завтра Масамуне совершенно не в состоянии. Он вообще, ни для чего не в состоянии, кроме, возможно, душа, легкого ужина и крепкого сна. Кстати, почему есть хочется так сильно? Он же завтракал сегодня и ел фрукты у Маеды, еще не должен был проголодаться. Наверно это из-за наркотиков. И, наверное, это из-за наркотиков комната все еще немного кружится вокруг него. Масамуне поднял голову, разглядывая куполообразный потолок. Просто потолок в трещинках, вовсе не какая не скорлупа, готовая упасть ему на голову. Легкий ветерок, прошедший по комнате взметнул шелка, заставляя золотистые тела драконов насмешливо изогнуться. Ящеры лукаво поглядывали на Дате и изгибались, будто от смеха. Масамуне показалось, что он снова слышит насмешливо шипение. Пора убираться отсюда — Я все еще жду твоего ответа, циркач. До завтра. – Масамуне поправил одежду и направился к выходу. Маеда никак не отреагировал на его слова, продолжая лежать и выдыхать клубы дыма в потолок. У Дракона не было никакой уверенности, что хозяин заметил уход гостя. Ну и черт с ним. Оставаться и требовать ответа себе дороже, вообще до самой ночи тут застрянет. Выйдя из притона, Дате погрузился в джип и велел двигать напрямую домой, не обращая внимания на пораженные лица охранников. Сколько же времени он пробыл в притоне? По ощущениям несколько часов, но за это время погода сменилась с теплого весеннего солнышка, на прохладный, весенний дождик. Солнце же вообще находилось не там, где Масамуне рассчитывал его увидеть. Не мог же он вправду управиться за полтора часа? Тем не менее, солнце говорило именно об этом. Дате зажмурился, голова по-прежнему была как в тумане, его немного подташнивало. Первое, что отметил Масамуне, когда машина въехала во двор, это странное оживление среди находившихся там людей. Что-то случилось? Что-то с Кодзюро? Нет, вот он, выбежал из дома. Дракон вылез из машины и нос к носу столкнулся с Катакурой. Наставник был зол, встревожен, счастлив, удивлен и малость небрит. Дате даже не успел открыть рот, чтобы спросить что случилось, когда его сгребли в крепкие объятия и ощупали на предмет наличия каких-либо повреждений. — Да прекрати ты! Что все это значит, Кодзюро?! — Господин, где вы были?! Мы за эти сутки перевернули город верх дном! — Хей, я достаточно биг бой, чтобы уходить гулять в одинч… Сутки?! Что значит «сутки»? я ведь уехал всего несколько часов назад. Наставник посмотрел на него как на идиота. Их взгляды встретились, и Масамуне показалось, что его читают, как открытую книгу. Дракон нахмурился, отвечая взглядом на взгляд, не позволяя Катакуре взять верх в этом поединке. Первым глаза опустил Кодзюро. Масамуне прошел мимо него в дом, по дороге, рявкнув на людей, чтоб расходились. Сейчас ему нужен прохладный душ, нужно немного прийти в себя и понять, как из его жизни выпали целые сутки. Значит, видение, в котором солнце закатывалось за спину Кейджи , было вовсе и не видение? Он просто видел закат, но не мог осознать этого? Фак. Никогда больше. Никакого. Опиума. Холодная вода, потом горячая, потом снова холодная. Масамуне вымыл голову и тело, но, кажется, так и не смог окончательно избавиться от тяжелого запаха благовоний. Ну, ничего, смоется. Все равно он сегодня не собирается никуда выходить. Сегодня. Но ведь учитывая, что сегодня это уже завтра, как бы бредово это не звучало, то… Нет, все равно никуда не собирается. Дракон запахнул на бедрах большое синее полотенце, еще одно накинул на голову и наконец-то пополз в спальню. В спальне уже был Кодзюро. Сидел, уронив голову на ладони и сгорбив плечи. Обычно приглаженные и ухоженные волосы сейчас растрепались, одежда тоже была в весьма несвежем состоянии. Масамуне ощутил укол вины, ведь это из-за него наставник... Наверняка приехал, увидел, что Дате пропал и сразу принялся за поиски. Надо было все же хоть сообщение отправить, что с ним все в порядке. Кодзюро резко поднял голову и уставился на Масамуне. Круги под глазами наставника только сильнее подчеркнули темные глаза. Катакура смотрел на багровые следы на теле ученика и губы его складывались в знакомую тонкую линию. Мужчина поднялся и направился к Дате. Масамуне отстраненно подумал, что если бы на его месте был кто-то другой, зрелище надвигающегося Катакуры было последним, что этот другой увидел бы в своей жизни. Твердые, чуть шершавые пальцы коснулись багрового засоса под ключицей, пробежали вверх по шее, подхватили Масамуне под подбородок, заставляя его поднять голову и посмотреть наставнику прямо в глаза. Дракон не боялся этих игр в гляделки, он всегда побеждал, заставляя Кодзюро первым отвести взгляд. Хотя потемневшие, диковатые глаза немного пугали. — Что? — Где вы были, Масамуне-сама? — Тебе не надо этого знать. — Да ну? – Сильные руки обняли его за талию, прижимая к себе. – Я искал вас по всем борделям, надеясь, что вы просто отдыхаете, от старого наставника, в объятьях какой-нибудь шлюшки и не нашел. Или… — ладонь скользнула вниз к ягодицам, раздвигая и пробуя пальцем коснуться ануса, — вы были не у женщины? Удар по ребрам заставил Кодзюро отшатнуться и ругнуться сквозь зубы. Дате казалось, что у него сейчас вместо крови молнии бегают по венам. Чертов Правый Глаз! — Хватит, Кодзюро! – рыкнул Масамуне, — Хватит! Обойдемся без сцен ревности. Можешь пойти побить посуду, если хочешь, а я ложусь спать, – Драконы прожигали друг друга взглядами, но Дате почувствовал, что у него сейчас просто нет сил на все это, — А если хочешь, просто оставайся рядом со мной. Как всегда. Масамуне лег на кровать, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Через некоторое время услышал как Катакура раздевается и ложиться рядом. — Прости, — теплые губы касаются уха. Масамуне довольно улыбается и устраивает голову на груди наставника. Слушает, как бьется чужое сердце. Должно быть, он немало напугал Кодзюро, бедный Правый Глаз искал его по всему городу, а он скрылся за шелковой завесой в доме этого циркача. Надо же, как легко, оказывается, скрыться от собственного Правого Глаза. Пожалуй, он все же не расскажет Катакуре где был и что делал. Просто ради сохранения жизни и здоровья Маеды. Масамуне достаточно просто закрыть глаза и покрепче обхватить тело любовника, чтобы заснуть. Провалиться в сон без сновидений, чувствуя только тепло чужого тела. И это тепло было способно отогнать любых демонов, которым нужна душа еще не родившегося Дракона. Маеда Кейджи не помнил, удалось ему поспать или нет. Сразу после того, как Дракон ушел, прибыл информатор. И нашептал Маеде о ближайших планах нескольких кланов. Он провел не один час, кусая мундштук остывшей трубки, мучительно принимая решение. Если он не определится сегодня – завтра может быть уже поздно. Все-таки Дракон пришел просто сказочно вовремя. Прийди он завтра… или хотя бы сегодня. И завтра на месте «Дома Цветов» действительно мог бы красоваться газетный киоск. Впрочем, у него хватило бы сил и отбиться. Он все же немного слукавил перед Драконом. — Киу… Девушка присела перед своим господином, внимательно выслушивая все его распоряжения. После чего покачала головой. — Кейджи, ты представляешь, что делаешь? — Не очень. — Тебя же убьют. — Зато вас – нет. — Ты идиот, Маеда-сан, нас и так не убьют. Но зачем ты сделал все это с Драконом? — Ему чего-то остро не хватает. Он всегда весь из себя, но он страшно одинок. И ему больно. Его терзают орды демонов... — И ты решил подарить ему хоть немного любви? Ты слишком щедрый, Кейджи. Думаешь, его проняло? — А вот это мы сейчас выясним. Приготовь мне одежду. — Ты не выходил уже полгода… — Что поделать, если внутренний сад мне нравится больше, чем город. Китаянка лишь покачала головой и растворилась в колыхающихся шелках. А Маеда потянулся и отправился в ванную. Через пару часов он уже стоял у ворот в поместье Дате. Юмикити сидел на его плече и слегка дергал за волосы. Прогуляться оказалось неожиданно приятно. Он решил не брать машину, а насладиться, возможно, последними часами жизни. Охранники у ворот отказались впускать его, ибо владыка ничего не сообщал. — Яре-яре… К якудза еще и на прием записываться нужно, — он растеряно потрепал обезьянку по спине и пошел в обход. Если Дракон считал, что может вынести дверь в его дом, то Маеда предпочитал более тонкие методы. Он снова ощутил себя мальчишкой, перелезая через забор и спрыгивая в саду. Только теперь его могли убить без предупреждения. Но это не волновало бродягу. — Ну что Юмикити, здорово, да? Куда пойдем? Обезьянка уточнила направление, и Кейджи скользнул вдоль стены к черному ходу. Позвонить Дате он решил только уже сидя в кресле в его кабинете, закинув ногу на ногу и внимательно изучая красовавшегося на столе каменного дракона. — Дамн.. — Доброе утро, есть разговор! — Ксо… Хорошо. Я приеду. — Не обязательно, я жду у тебя в кабинете. — ЧТО?! На заднем плане послышался тихий голос Катакуры. Вот так-так. Слухи действительно не лгали. — Жду тебя. Можешь даже не одеваться особо. У меня мало времени… — Кто это был? — во второй раз спросил Катакура. — Чертов циркач! — Дракон бодро соскочил с кровати и едва сдержал шипение, поясница уже не болела, но легкий дискомфорт ощущался. — Маеда? — брови наставника удивленно влетели вверх, — И что ему нужно? Масамуне замер с юкатой в руках. Надо как-то покорректней объяснить все Кодзюро... Вот только корректность никогда не была его сильной стороной. Нельзя же сказать, что вчера он был у Маеды, предлагал защиту, курил опиум и занимался сексом. Иначе защиту уже будет некому предлагать. Дракон почти придумал отмазку, позволяющую ему выиграть немного времени, и повернулся к Катакуре, чтобы ее озвучить, но столкнулся с взглядом наставника. В глазах Кодзюро ясно отражался тот факт, что он уже все понял. Мужчина поднялся с кровати и подошел к Масамуне. Дате почти физический ощутил холод, исходящий из его глаз. Смотреть на наставника было невыносимо, Дракон опустил взгляд и немного сутулился. С ним это нечасто случалось, но сейчас он ожидал упреков и злых, правдивых слов. Которых, впрочем, не последовало. Катакура молча прошел мимо него, слегка задев плечом, и открыл дверцы шкафа. — Вам стоит умыться, мой господин. Выедем через полчаса, я велю подготовить машины. — Как ты догадался? Он же мог просто позвонить... и вообще, один телефонный звонок ничего не значит. Вот теперь от наставника дохнуло жаром, как из печки, он резко развернулся, и Масамуне замер завороженный яростью в его глазах. Поразительное чувство. Будто находишься посреди лесного пожара и при этом знаешь, что не одна искра до тебя даже не дотронется. — Я искал тебя по всему городу, немного было мест, которые наши люди не посетили в поисках тебя. И его притон одно из них. Вчера ты выглядел, как торчек после отходняка. А сегодня утренний звонок от человека, который по доброй воле ни с кем не связывается. И от тебя до сих пор пахнет какой-то сладкой гадостью. — Голос у Кодзюро был спокойный, но от его слов все равно становилось как-то не по себе, — собирайтесь, Масамуне-сама. Поедем навестим этого циркача-цветовода, раз ему так нравиться принимать у себя Драконов. — Он тут. — Что? — Он тут, в моем кабинете. — Отлично, — Катакура накинул на себя юката и подошел к своей тумбочке, на которой красовалась кобура с пистолетом. Этого еще не хватало. — Кодзюро... — Угрожающе зашипел Масамуне. — Успокойтесь, мой господин. Я не собираюсь его убивать. Я ведь не безумец. — Было что-то в глазах любовника, что заставило Дракона немного засомневаться в последнем утверждении. Дате вздохнул и принялся одеваться. Теплые руки легли ему не плечи, разворачивая к наставнику лицом. Их губы встретились, и Масамуне снова ощутил, как все демоны внутри его и вокруг него превращаются пепел. — Я не ревную, я знаю, что ты меня любишь и это главное. — Эй, Кодзюро, — руки дракона заползли в под юката наставника, оглаживая его бока, — может, заставим этого Маеду подождать полчасика в кабинете? — Ммм... Не надейтесь на это, Масамуне-сама, пусть это будет моей маленькой местью вам. К тому же, хотя это скорее главная причина, я боюсь оставлять этого торчка в вашем кабинете одного. Еще сопрет что-нибудь... Маеда успел даже задремать, пока ждал Дракона. Однако когда в коридоре послышались шаги, он развернул кресло к двери, встречая хозяина дома. Маеде хватило здравого смысла не занимать место Масамуне, а устроиться на гостевом месте. Он и так прошел мимо охраны. Ни к чему лишние истерики. Возможно, если бы Дате был один, он бы позволил себе больше, но Правый Глаз… Нужно быть готовым к тому, что тебя сейчас будут убивать. Когда Дате распахнул дверь, Маеда медленно поднялся для приветствия, показывая, что принимает законы чужого дома и слегка поклонился. Выглядел Маеда неважно. При ярком свете его кожа была почти прозрачной, сказывалось долгое заточение. Глаза темнели на этом мраморном лице двумя безднами. Впрочем, эта бездна была доброй, мягкой, сулящей забвение и любовь. Кейджи явно не чувствовал себя пойманным. Плечи его были широко расправлены, на губах — легкая улыбка, словно он встретил очень приятных людей. Прожигающий взгляд Катакуры он выдержал абсолютно спокойно, словно верил в свою непогрешимость. — Кто тебя впустил? – тихо проговорил, почти прошипел, Кодзюро, складывая руки на груди. — Дверь, — коротко ответил Кейджи, улыбаясь. — Как вор проник… — Яре-яре… я тороплюсь, — примирительно помахал руками Маеда, — вчера Одноглазый Дракон напророчил, что мой дом в опасности. Правда, он сам обещал снести его и построить на его месте газетный киоск, чтобы… сестры Хань могли заработать себе на жизнь, — хозяин притона усмехнулся, глядя на то, как посмотрел на подопечного Катакура, — но у него появились конкуренты. Клан Мори намерен захватить прилежащие к владениям Драконов земли. Сегодня ночью. В их планы так же входит уничтожение моего притона. Я не хотел бы снова брать в руки оружие в этой бессмысленной борьбе. Я пришел присоединиться к клану Дате. Надо было видеть выражение лица Дракона. Кейджи едва сдержал тихий смех, про себя отмечая, что следы на его теле выглядят очень… возбуждающе. Но сейчас не время думать об этом. Особенно при Правом Глазе. Сейчас Масамуне ощущал себя не драконом, а скорее объевшимся сметаны котом. Он все-таки заполучил этот притон, к тому же есть хороший шанс оставить Мори с носом. — Ха! правильное решение, Кей... Маеда. Поверь, ты не пожалеешь, что встал под крыло Дракона, — значит, сегодня боевики Мори, будут выбивать мелочь с тех улиц, отлично. И те и другие просто станут добычей для Дракона! Дате переглянулся с наставником, похоже, они думали об одном и том же. А еще Кодзюро подумал об этой его маленькой обмолвке. Не стоит называть циркача по имени. Хотя его вообще по-хорошему нужно убить, ну да черт с ним. Дракон улыбнулся Маеде и откинулся в кресле. — Что ж, Кодзюро, распорядись, чтобы люди потихоньку собирались на условных точках. Только тихо, не хочется вспугнуть Мори. И человек двадцать пошли в "Дом цветов". Катакура кивнул и вышел, напоследок скользнув неласковым взглядом по Маеде. Вот ведь ревнивец! Раньше это раздражало, теперь веселит. Кей снова поклонился и тоже развернулся к выходу. — Постой, циркач, — хмыкнул Масамуне, — не хочешь позавтракать вместе со мной? Сегодня в меню отрезанные пальчики тех лопухов, которые прозевали твой приход! — Предпочитаю более легкую пищу... – Кейджи собирался убраться отсюда поскорей, хотелось скорее вернуться под защитный покров, пусть там и будут люди Дракона, — к тому же они не виноваты. Им было приказано никого не впускать. Вот они и не впустили. Не наказывай их, Дракон. Наркоман оказался слишком хорош для них. Пальцы еще понадобятся им, чтобы защитить тебя. Я не хочу, чтобы из-за меня страдали люди, — похоже, это серьезно задело Кейджи. Он смотрел на Дате предостерегающе и просяще, — лучше мне уйти. Когда я вмешиваюсь в чьи-то дела, это приносит только больше боли. Мир и Любовь, Дракон. Мир и Любовь. Дракон удивленно смотрел в спину уходящему Кейджи. Меньше всего он ожидал такой реакции. Неужто циркач и вправду думает, что Дате желает перед завтраком любоваться на чьи-то отрубленные пальцы? Нет, охрана, конечно, получит нагоняй, чтоб впредь были внимательней, но без отрубания конечностей! Странный парень этот Маеда все-таки. Масамуне вздохнул, втягивая ноздрями все еще витавший в воздухе запах благовоний. Жалко, что циркач так быстро унесся, Масамуне хотел бы узнать его получше... Ничего, Маеда присоединиться к нему, и у Дракона будет мнооого времени... Дате закрыл глаз и откинулся на спинку кресла. В голове у него царил полный кавардак, мысли о Маеде, о дне, пропавшем в его притоне, о том, что навеял ему опиум, причудливо смешивались с планами на день сегодняшний и воспоминаниями о теплых руках Кодзюро на плечах, погружая Масамуне в подобие транса, из которого его вырвало нежное прикосновение чужих губ. Улыбаясь и по-прежнему не открывая глаз, парень закинул руки на плечи наставнику, позволяя ему настойчивыми ласками вытеснить из своей головы все мысли о чем-то еще кроме самого Катакуры. — А говорил, что в наказание, мне придется воздерживаться. Передумал? Не так уж ты тверд в своих решениях... — Масамуне позволяет усадить себя на стол и обхватывает ногами талию наставника. — Если я сейчас скажу, в чем я тверд, вы назовете меня пошлым, — руки Кодзюро скользят по ногам воспитанника, задирая тонкую ткань юката. — Ха! А как же завтрак и составление планов? — Помолчите, господин. Вы стали слишком серьезным. Масамуне смеется и целует наставника, напоследок до крови прикусывая его губу. И завтрак, и планы действительно подождут. Это не то, о чем он намерен сейчас думать... Нет, только не сейчас, когда эти умелые руки развели полы его одежды и скользят по бокам. Сейчас он будет думать только о Кодзюро и возможно, самую чуточку о том, что надо поменять стол, этот, похоже, они скоро развалят. Ночь катилась к багровому рассвету, но пока солнце еще не собралось вытеснить тонкий полумесяц. Порог 'Дома Цветов' был залит кровью. Трупы уже убрали, но запах крови и пороха все еще витал в воздухе, напоминая о случившемся столкновений банд Дате и Мори. Люди Сына Солнца не ожидали достойного сопротивления, ведь их задачей была всего лишь зачистка территории от планктона, но никак не вооруженное столкновение. Кейджи стоял на ступенях и потягивал трубку, выпуская изо рта дымные колечки. Тяжелые мысли ворошили мирное сознание. Очень хотелось примчаться к Киу, спрятать лицо на её коленях и получить порцию ласки и заботы. Почти искренней... Перед домом остановился мотоцикл Дате. От него самого за десять метров несет убийством и вседозволенностью. Кейджи молча отсалютовал Дракону трубкой, устало приваливаясь к двери. После моря крови — в море хитрого сплетения слов и взглядов. Маеда вздохнул и, поманив гостя за собой, скрылся за шелковым пологом. Масамуне пошел за Кейджи, на ходу рассказывая, как все прошло сегодня. Он любил это. Любил рассказывать о сражениях, драках и потасовках в которых участвовал. Участвовать любил еще сильнее, но когда возможности подраться не было, с удовольствием предавался воспоминаниям. Глава Драконов отлично понимал, что Маеде с его миром и любовью, неприятно его слушать, но останавливаться не собирался. Сегодня он был победителем, а Кейджи — добычей, как бы сам циркач к этому не относился. Плечи Маеды вздрогнули, когда Масамуне рассказывал, как отлично он вспорол брюхо одному из лучших боевиков Сына Солнца и как тот жалко булькал, умирая. Дракона это рассмешило. И бульканье, и реакция Кея. Его вообще сегодня ночью все смешило. Свежая кровь действовала на его лучше любого опиума. Они пришли в уже знакомую Дате комнату и Масамуне с довольным вздохом уселся на подушку. Одна из китаянок, принесла им саке, и теперь Дракон с удвоенным интересом следил за ее руками. Сегодня вечером Кодзюро малость просветил его на счет этих сестричек, и теперь он пытался на глаз определить которая из них подает ему пиалу. Так и не определил, китаянка поклонилась и нырнула куда-то в шелка. — Вот такая вот ночка выдалась, Маеда... А как тут? Все гладко прошло? — Дракон выпил саке и, не дожидаясь ответа, заговорил снова: — Мне кстати, теперь здесь нравится больше. Теперь это место чуть ближе к реальности, мне даже показалось, что я учуял запах крови у входа. — Это ваши демоны сделали вас таким, — с печалью в голосе ответил Маеда, принимая трубку из рук другой девушки. Они чувствовали, как ему плохо, норовили прикоснуться, но не перегибали границы дозволенного перед чужаком. А ведь этот чужак теперь хозяин здесь, — Здесь все прошло... кроваво, — он затянулся и выпустил дым, — Мне жаль всех этих людей, что погибли и пострадали в этой глупой войне. Я искренне скорблю по каждому, но... поздравляю вас с победой, Масамуне-сама. Эти земли теперь принадлежат вам, — Кейджи даже не пытался придать голосу эмоции, выдавливал из себя слова, как мог, глядя пустыми глазами куда-то за плечо Дракона. Он не рассчитал, что все это будет так больно, что от вида крови его будет мутить, и слезы будут наворачиваться на глазах все сильнее с каждой потерянной жизнью. Перед глазами стояли они... Падающая Нене, бросающаяся в последнюю атаку Мацу, полуживой Инуте, застреливший убийцу своей жены за секунду до собственной смерти. А теперь еще рисовался упивающийся кровью Дракон. Трубка выпала из пальцев. Маеда обеими руками закрыл лицо. Китаянки, глядя в пол, поспешили раствориться в шелках. — Если бы я не вмешался, пролилось бы меньше крови... Уходи, Дракон, ты привел в мой мир демонов куда более страшных, чем простые призраки. Я в твоей власти, но не хочу подчиняться твоим демонам... Уходи... — Не указывай мне, что делать, — тихо произнес Дате, — я теперь тут хозяин и сам решу, когда уходить. Маеда только ниже опустил голову, позволяя волосам закрыть его лицо, прячась за ними от Дракона. — Чертов слабак! – злость, как всегда, настигла Масамуне внезапно, как удар молнии, — Посмотри на меня! — он потянул Маеду за волосы, пытаясь заставить его поднять глаза, — Зачем ты все это делаешь?! Сидишь здесь и медленно убиваешь себя! Думаешь, тут боль не настигнет тебя? Ха! Рана будет болеть, пока не заживет, а заживет она только тогда, когда вычистишь из нее всю заразу! А ты наоборот позволяешь этой гадости захватить тебя полностью, и погубить в конце концов! Думаешь, твои демоны лишь безобидные тени? Да они сожрут твою душу с потрохами скоро! — он встряхивал Кея за волосы, пытаясь привлечь его внимания и был близок к тому, чтобы начать пинать циркача ногами, — Чертов Маеда Кейджи, неужели ты и вправду такой слабак? Подними на меня свои факин глаза! Бродяга, запертый в дымном шелке, наконец, поднял голову. На секунду Дракону показалось, что его лицо стало таким же восковым, как у китайских сестер, мертвым и холодным. Но глаза были все еще слишком живы. Живы и полны боли. — Оставь меня. Какое тебе дело до того, что меня убьет? Демоны, опиум или шальная пуля, в момент, когда я выйду прогуляться... или я сам в очередном приходе возьму в руки ствол и прекращу весь этот кошмар, сотру с глаз кровавое месиво одним нажатием курка... — на бледных губах появилась полубезумная улыбка, а глаза помутнели, видимо, Кейджи уже был под хорошей дозой, — Сегодня на моих глазах твои парни изрубили мальчишку. Ему едва было шестнадцать, — Маеду начало ощутимо потряхивать, и он вцепился в плечи Масамуне — он кричал, а они развлекались... Неужели война оправдывает все это? Он был мальчишкой. Совсем мальчишкой, понимаешь? Вы все не понимаете, чего стоят ваши жизни для тех, кто вас любит... Каждая смерть этой ночью принесла бесконечную боль. Не их правителю... их семьям. Это никогда не закончится!!! — голос его сбился с крика до шепота, — Когда я заперт здесь и не вижу всего этого, я хоть как-то могу жить... Большую часть дохода я переводил на счета детских домов и благотворительных фондов... Здесь я могу делать хоть что-то полезное... Не лишай меня этого... Вот это Дате больше всего ненавидел в людях. Желание забиться в угол, спрятаться от жизни, загородиться словами о жутком и кровавом мире за пределами их убежищ. Фак! Как же это бесит! Чертовы слабаки, неспособные перебороть свои страхи. Когда-то и он был таким. Если бы не Кодзюро — таким бы остался: забитым ребенком с внушенным комплексом неполноценности. Кодзюро вытащил его... Может у Маеды просто не было человека, который взял бы его за волосы, макнул головой в холодную воду, а потом, хоть бы и пинками, заставил жить дальше? -Ты можешь сделать что-то полезное и за пределами этого дома, циркач. И при этом не превращать свои, и без того куриные мозги, в кашу. Пойдем со мной. — Масамуне наконец-то выпустил волосы Кейджи и протянул ему руку, — Я нечасто протягиваю руку чужому, не отказывайся. — Маеда продолжал смотреть на его своими темными глазами, из которых так и не пропало загнанное выражение. Темные, с лихорадочным блеском и расширившимися зрачками глаза. Глаза наркомана. Глаза безумца. — В мире полным полно хороших вещей, чтобы ты об этом не думал. Я помогу тебе их отыскать. И полно плохих, но это надо принять. Пойдем. Вместе уйдем отсюда. Белые силуэты всплыли за шелковыми завесами так резко, что Кейджи вздрогнул. Это место не отпустит его. Как Дракон не поймет этого? Сестры безмолвными тенями стояли за пологами, вопросительно и требовательно глядя на господина. Он не видел их глаз, но давно уже научился чувствовать все, что исходит от людей. — Нет... — наконец-то выдавил он из себя, — я не уйду отсюда. Только если ты вынесешь меня отсюда вперед ногами или по кускам, — он немного успокоился, со вздохом поглядев на узкую ладонь Дракона, — Мне хотелось бы принять твою помощь, но она не принесет мне пользы... а тебе — выгоды. Я уже давно не живу в том мире. Он твой, а не мой. Я умер уже давно. Кровь ведет к большей крови. Я так не хочу. Я не выйду отсюда больше. Белые тени двинулись к хозяину, обступая его с трех сторон, не желая отпускать. — Я просто успокоюсь и продолжу существовать. Хоть и всем нам осталось не много… Масамуне медленно сжал руку в кулак, отчаянно борясь с желанием врезать Маеде. Желание это исходило из самого сердца, разрядами тока проходило по телу, заставляя кровь вскипать в венах и просто отключая мозг. Надо держать себя в руках, надо. Не вести себя, как сумасбродный мальчишка. Хоть и его помощь сейчас и отвергли, хоть и печальная морда циркача прямо требует, чтобы по ней, как следует, вмазали. Тупой циркач отказался от протянутой руки. Заставил Дракона почувствовать себя идиотом! Дракон не терпит, когда ему отказывают... — Кажется, я уже сказал, — Масамуне схватил Маеду за ворот одежд и притянул к себе, — не смей мне указывать! Не смей мне говорить, когда мне умирать! — удар отбросил Кейджи прямо в гору подушек, — Но если тебе жить надоело, то я сделаю такое одолжение и убью тебя прямо сейчас! — Девушки рванули ему наперерез, пытаясь остановить выхватившего катану Масамуне. Ерунда, он быстрее этих дур. Чертов циркач прав — он воин, а не убийца и в открытой потасовке имеет преимущество перед этими китаянками, привыкшими бить из-за угла. Первая, из бросившихся к нему сестричек, получила удар плашмя катаной и, похоже, вырубилась. Вторую он просто отбросил в сторону, предварительно увернувшись от удара катара, и это спасло его от шальной пули, пролетевшей в паре сантиметров от виска. Пистолет из рук третей женщины он просто выбил, с трудом подавив желание отрезать стерве руки. Следующий удар должен был достаться Маеде... — Масамуне-сама! Остановитесь! Масамуне замер инстинктивно. Привычка вдолбленная с детства. Если ты дерешься, и вдруг Катакура кричит: "справа!", "слева!", "ложись!" то нужно делать, как он говорит, или в следующую секунду ты уже ничего не будешь делать, по причине отсутствия тебя в этом мире. Масамуне замер, по-прежнему не отрывая взгляда от белого, словно мел, лица Кейджи. — Хай, Кодзюро. Зачем пришел? — Я могу поинтересоваться, чем вы заняты, Масамуне-сама? — тоном, которым Правый Глаз, задал этот вопрос, можно было спросить "как дела?" или "чем занят сегодня?", в общем, какой-то совершенно обыденный, малозначащий вопрос. Масамуне довольно усмехнулся, все-таки наставник неповторим. — Собираюсь отрубить голову этому слабаку, а что? — Ничего, доделывайте и поедем домой. Дате, продолжая смотреть в лицо Маеды, поднял меч. Кейджи смотрел на него своими огромными глазами, в которых Масамуне видел ожидание и надежду, и не делал никаких попыток сопротивляться. Масамуне рассмеялся и бросил меч в ножны. — Не надейся. Так просто тебе от меня не избавиться! — теперь в глазах Маеды было легкое разочарование и что-то еще, неуловимое... Удивление с легким привкусом радости. Такое выражение часто появляется на лицах людей только что чудом избежавших смерти. Кодзюро за спиной тяжело вздохнул, но когда Дракон повернулся к наставнику, лицо его снова было непроницаемо. — Я закончу позже, сейчас можем ехать домой, Кодзюро. — уже в дверях Масамуне обернулся, разглядывая так и не пошевелившегося Кея. — Приходи ко мне в гости, циркач, в конце недели. Это приказ.