Assassin's Creed: Reboot

Я мёртв. На этот раз, если мне не чудилось, окончательно. Я не чувствовал ни боли от разорвавшегося в руках проявителя, ни слабости. Вообще ничего. Глухая пустота. Она мягко обтекала мою витающую в Небытие душу, словно океаническая вода, плавно двигая меня куда-то своими едва ощутимыми волнами. На то воля Вселенская, так? Умереть в неизвестном мне времени, в моей и одновременно чужой комнате, будучи в шаге от ответа на мой вопрос. Прям ирония судьбы, что сказать. В конечном итоге, почему меня должно что-либо беспокоить? Я умер насмерть, все, это конец. Как дела будут у тех, кто по ту сторону — меня волновать не должны. Но почему-то меня не покидало странное чувство, прожигающее в моей душе дыру, колыхая собой ту самую пустоту, увеличивая волны, что больно бились о плывущего по ней меня. Вина? Нет, не она. Скорее чувство того, что я не смог передать свои знания другим, чтобы в случае, когда я окажусь в безвыходном положении, они смогли спасти этот чёртов мир. В конечном итоге, у меня нет выхода из сложившейся безвыходной ситуации. Все, что я могу — поддаться течению пустоты и отправится в одно их двух мест, ну, тут уже зависит от Вселенского рандома, куда мою многострадальную душу закинет. И я просто плыл вперёд, не сопротивляясь утягивающему меня водовороту, прекращая думать, оставляя позади все то, что меня гложет. В данный момент, это уже не моя война и не мой бой. Я из нее выбыл, был успешно удалён с сервера. Теперь все лежит на плечах тех, кто еще жив. Когда я очнулся, мои все еще закрытые глаза прожигал яркий, белый свет тихого просторного помещения. Не уж-то Рай? Даже стало интересно, за какие такие заслуги моя душа сюда попала. Моё тело все еще болезненно саднило; кажется, остаточная боль, что была перенесена со мной после смерти. Спиной я ощущал мягкой кушетки, на которой оказался, голова, внутри которой все пульсировало от лёгкой боли, утопала в пушистой подушке, пахнущей сладкой ватой. Я слышал, как вокруг меня шелестит своими мягкими, пухлыми листьями лес, как благоухает запахами все помещение; от цветов до аромата чистого, лесного озера, в которое впадает мелкий, едва шумящий ручей. Это точно Рай. Я медленно открываю глаза, постепенно привыкая к яркому освещению, различая белый, куполообразный, высокий потолок, украшенный различными фресками, дико сюрреалистичными, странными, но не менее прекрасными, а сквозь трещины в нём, превратившееся в глубокие дыры, виднелось яркое, звёздное небо, и даже белый свет ламп не заглушал этой разноцветной, космической красоты. Когда я окончательно фокусируюсь, мои глаза расширяются, и я удивленно ахаю, поднимаясь с постели, босыми ногами утопая в зелёной, пушистой траве, приятно щекочущей мои ступни. Потолок крепился к огромным колоннам, по окружности, а за ним — лес и то самое озеро с ручьем, ароматы которых я почувствовал еще когда лежал. Даже в полной ночной темноте, по крайней мере, если так это можно было назвать, весь участок за пределами яркой беседки освещался тремя парящими в небесах спутниками. Не замечая ничего вокруг, я вышел на улицу и завороженно уставился вверх, замечая яркие, рассекающие тёмно-синюю гладь кольца, большие, округлые планеты-спутники и множество красочных туманностей, созвездий, на фоне которых выделялся разве что большой ковш — Медведица, как называли это созвездие на Земле. Я потянулся рукой к нему, будто желая коснутся, а внутри все затрепетало. Я впервые видел нечто подобное и был на все сто уверен: более никогда не увидел бы, попади я в Ад или же окажись я живым и здоровым там, на Земле, неизвестной мне, незнакомой, чужой, опасной. — Очнулся уже. — Чей-то приятный, мягкий голос нарушает тишину, и я испуганно одёргиваю руку, прижимая ее к груди, разворачиваясь на пятках к источнику. — За тобой интересно наблюдать. Сложив скрытые за длинными, широкими рукавами лазурного кимоно руки на груди, поблёскивая белизной своих пустых глаз, у колонны, на которую опиралась спиной, стояла Эстель, впервые за долгое время улыбаясь, как бы у нас сказали, от души, непринуждённо, будто нет никакого Апокалипсиса с его Всадниками, нет ни Юноны, ни сбежавшего Дамиана. Да и выглядела она расслабленной, нежели обычно, появляясь то в снах, то в отражениях, пугая меня до усрачки. — Я в Раю? — Задаюсь закономерным, едва слышным вопросом, чем вызываю лёгкое удивление и добрую усмешку. — Нет, в Бездне. Кварталом выше от Межмирья. — Она в мгновение ока оказывается возле меня, мягко, почти невесомо качаясь плеча и словно перо опускаясь на мягкую траву. Я следую ее примеру. — Знаешь один мысленный эксперимент? Кот Шредингера называется. — Я слышал что-то в старшей школе, на физике, но не особо придавал значение. — Я смотрю в расслабленное, направленное в небо лицо, невольно улыбаясь. — Был такой учёный, — начала она, не отрывая взгляда от созерцания звёзд, — с фамилией Шредингер. И однажды, чтобы доказать несовершенство квантовой механики, он придумал такой мысленный эксперимент о коте в ящике. В нём, помимо самого животного, было радиоактивное вещество, счётчик Гейгера, молот и яд. Если начинался распад вещества, то срабатывал счётчик, молот ударял по колбе и кот погибал. При этом, пока не откроешь эту самую коробку, ты не узнаешь, мёртв ли кот или жив, ведь сам распад радиоактивного вещества — процесс случайный, с вероятностью 50 на 50. То есть по факту, кот в коробке находился в эдакой суперпозиции, ведь он являлся и живым, и мёртвым одновременно. — Могу я узнать, — Эстель перевела взгляд на меня, кивая, — зачем ты мне это рассказала? — Это ответ на твой вопрос, что ты задал мысленно, когда увидел меня. — Она перевела взгляд обратно на небо, отслеживая пролетевшую мимо комету, оставившую за собой яркий, фиолетово-изумрудный след. — Значит, сейчас я одновременно живой и мёртвый? Как ты это там называла, — я потёр подбородок, вспоминая, — в суперпозиции? — Что-то вроде того. — Она разлеглась на траве, вздыхая. — Резонансный поток, сломавший проявитель, повредил твое тело, но мы вовремя успели вытащить тебя из комнаты, конечно, не тело, но саму основу, как вы это зовёте — душу. Тем самым, можешь считать, мы спасли тебе жизнь. А тело — так, набор элементарных частиц. Если пожелаешь вернутся на Землю — только скажи — она все сделает. — Лам тоже здесь? — Я удивленно глазею на Эстель. — Всегда. В любой момент времени. — Она закатила глаза, слегка нервно улыбаясь. — Опять притащила с собой этот странный, красный чай с фруктами и орехами, заполнив все пространство беседки его запахом. Еще жаловалась на то, что сложно с вдохновением. Часто пропадает и она не может окончить то, что начала. Плюс, в последнее время тяжело стало подавлять Уиллоу. — Ту шизанутую, розоволосую маньячку-мужененавистницу, жаждущую убивать каждого встречного просто за то, что он существует? — Именно! Я поморщился. За время, что я периодически попадал в Межмирье, мне удавалось не раз столкнутся с эдакими особенностями Лам, в плане даже личностей, что поселились в ее голове, чьи проекции то и дело расхаживали по пространству, периодически заглядывая в кабинет Эстель. Одной из них была Уиллоу Бранвен. Она олицетворяла собой агрессию, ярость и то странное желание убивать всех и каждого, что скребло душу Лам. Появлялась она также внезапно, как и исчезала, при этом оставляя за собой неприятный аромат чьей-то крови и отвратительное, липкое чувство страха. Злилась она постоянно, даже когда была в хорошем настроении. А ей просто дай повод. И она пользовалась этим, разрушая все, ломая, крича, пытаясь всех и каждого превратить в порубленную капусту. И каждый раз, пересекаясь с этой особой, я невольно сочувствовал и в то же время восхищался Лам; необыкновенная выдержка и сила воли нужна, чтобы почти полностью подавлять такое чудовище, не давая ей просочиться и вершить свой суд над человечеством. В конечном итоге, получалось это не всегда до конца, и у девушки с красными у корней волосами иногда заезжали шарики за ролики, а все возможные рычаги выдёргивались с корнями, и тогда только оставалось надеяться, что она покричит и перестанет. К счастью, можно было не беспокоится, что тишина и красота этого места будет нарушена этой обезумевшей стервой. Ведь успев проанализировать наше положение в пространстве, я наконец заметил, что мы очень далеко находимся от вселенской таможни. Что только радовало, ведь пребывая тут, мне не очень-то хотелось встретиться с кем-то схожим на Бранвен. — Долго там валяться будете? — Из беседки донесся более хриплый, сломанный голос Лам, который в корне отличался от более нежного, мягкого голоса ее проекции. — Я тут чай заварила. И нет, это не тот красный, он мятный. — Сейчас идём! — Эстель так же легко, как и легла, поднялась с травы, и не касаясь ногами земли, проследовала в беседку. Я же поднялся с трудом, все еще морщась от неприятного покалывания в теле. Вспоминая недавние слова, я уже был на все сто уверен — последствия резонанса. В конечном итоге став на ноги, я медленно пошагал в помещение, залитое белым светом, наконец замечая, насколько оно заполненное. Диван, на котором я очнулся, находился в другом, почти пустом участке беседки, стоя в эдакой нерабочей зоне. Чуть дальше стоял небольшой, но навороченный письменный стол с ноутбуком, заваленный рукописями. Хотя, скорее, это были черновые варианты каких-то неведомых мне персонажей, включая их фото, характеристики и даже способности. Противоположной стороне от этих всех диванов, столов, тумб с граммофоном, в окружении стеллажей с книгами стоял стол Эстель, убранный, аккуратный, чистый, сверкающий своим медовым древом, на котором возвышались три кружки с чаем и корзинка со сладостями. Я взял в руки свою кружку и в нос резко ударил яркий, мятный запах. Свежий и сладкий, словно вот только что эту мяту сорвали, залили выдержанным кипятком идеальной температуры и вместо сахара добавили мёд или что-то похожее. Я шумно вдохнул, втягивая весь аромат, вскруживший мне голову. Всегда удивлялся, как Лам удавалось заваривать такой чай, я бы даже, возможно, взял пару уроков у нее, только всяк весь секрет был именно в ингредиентах и том, где они выращивались. Так что, если это так, на Земле я вряд ли найду где-то мяту из Бездны. Я расслабленно подошел к стеллажу с книгами, держа в руке все еще горячую кружку с чаем. В разноцветных переплётах, занимая большинство полок, лежали чьи-то дневники, скорее, людей из других миров. Из любопытства я взял один, открывая на случайной странице. Это был дневник одного парня, лет двадцати трёх. Рыжий, выглядит немного бестолково, даже растерянно. С некими слегка женскими чертами в его лице. Талантливый художник, оставивший свой комикс на просторах этой бесконечной библиотеки. Вернув дневник на свое место, я продвинулся дальше, взирая на полку, заполненную различными книгами за авторством Лам. Конечно, я знал, что это только оболочка для текущего измерения, и все же не стеснялся называть даже полупустые тома книгами. Они стояли в особом порядке, от мала до велика, каждая из них — история, чаще — её мимолётные сны, еще чаще — вмешательства в другие миры. Достаю случайную книгу и открываю ее в начале, вчитываясь в происходящее. Я редко читал, вообще любую литературу, но сейчас горел любопытством, внимая весь прописанный сюжет неизвестного мне, странного мира, основанного на мифологиях и поверьях. Но дальше — пустые, белые страницы. Это еще не оконченная история. Я вернул книгу на свое место и прошелся взглядом по корешкам, выискивая хоть что-то отдаленно знакомое и родное. — Она еще не готова. — Будто прочитав мои мысли, подытоживает Лам. — Как только я закончу — обязательно поставлю на полку. — А как насчёт остальных? — Всему свое время, Дезмонд. Я лишь опечаленно вздыхаю и усаживаюсь на стул Эстель, откидываясь на мягкую спинку, осушая чашку с уже остывшим чаем. Мир, в котором я оказался — чужд. Но в то же время, это место, где я все еще жив. Не как воспоминание, но как человек. Не сказать, что я сильно был огорчён, когда меня буквально вытащили из моей реальности и поместили в другую, чужую, но в какой-то степени сейчас, расслабившись на стуле, я мечтал провести так всю свою жизнь, отведенные мне шестьдесят лет и в конечном итоге умереть от старости как обычный человек. Более не думая о том, что я избранный или что-то вроде этого. Избранный. Такое странное слово. Имею ввиду, тип, почему я должен быть избранным? Какой смысл в этом? Главный герой, которого ведёт дорога приключений на задницу, от которого зависит судьба сраного мира, а потом ему простреливают колено, но он не падает — идёт дальше, а после, в зависимости от жанра, в котором он оказался, либо погибает, либо нет. В конечном итоге, быть избранным — не мое. Все эти заморочки со спасением мира. Я уже спас его однажды, а толку? Это ведь будет повторятся. И вообще, главное: почему снова я? У них кандидаты кончились? — Почему? — Мой голос раздается по беседке, неожиданно привлекая внимание Лам. — Почему что? — Скрестив руки на груди, уточняет она. — Почему именно я снова избранный? — Это звучало жалко. Скорее — крик души человека, уставшего от бесконечной погони за миром во всем мире. — Почему я должен спасать мир? Снова. — Честно говоря, — она пожимает плечами и взяв со стола кружку, отпивает свой чай, — это должен был быть Клэй. Я удивлённо моргаю, все ещё не веря услышанному. Объект 16 должен был занять мое место? — Погоди, но… — Да. Изначально, — она поднимается со стула, слегка зашипев от боли, и принялась расхаживать вокруг своего стола — я планировала использовать его. Хах, как мерзко было сказано. — Она горько усмехнулась. — Я имела ввиду другое. Сделать его что-то вроде хранителя вашего мира. Он вполне освоился во всех возможных реальностях и обладал вполне выдающимися способностями, как для человека. Но в какой-то момент его кто-то стёр. Забросил в места, доступные лишь для Всесущее. — Ты не ошиблась? — Вдруг отвлекаюсь я, решив уточнить. — В чем? — Всесущее. Разве не Всесущему? Или Всесушей? — Решаю уточнить я. — Нет. Всесущее не имеет пола. Не имеет гендера. Ничего, что могло бы склонить это к какой либо из сторон. Поэтому мы используем эту формулировку. — Окей, ладно. — Я вскидываю руки, показывая, что больше спорить не стану. — Значит, изначально я должен был умереть? — Да. Это звучало слишком твердо и уверенно. Настолько, что в какой-то момент мне даже стало не по себе. Даже разобравшись в своей проблеме, вопрос, что остро продолжал стоять, никуда не делся из моей головы. — Так все же, почему я? — Ты идеально подходил. Физические параметры, умственные, общий показатель связи с Реальностью. Нас это устроило, даже несмотря на то, что все же, они гораздо ниже, чем были у твоего предшественника. Да и шибко выбора у нас нет. — Лам возвращается на свое место. — Как видишь, забот у нас полон рот. С тех пор, как все осталось на попечительстве оставшихся Ткачей, которых активно выкашивают при удобном случае, разбирательства в мирах, вроде твоего, мы передавали в руки Титанов. Но, и те сумели все просрать. — О, боги. — Я потираю виски. — За все время ты говоришь ещё больше из того, в чем я, черт возьми, не разбираюсь. Пожалуйста, объясни, что все это значит? Я привык к Вселенным, Реальностям. Но в последние недели появляется все больше нового, чего я совершенно не понимаю. — Ох, новички. — Лам отпивает свой чай и глубоко вздохнув, принимается вещать. — Задолго до того, как ваш мирок стал приходить в упадок, существовали Высшие. Они породили Ткачей, а те уже породили Титанов. Вроде ваших Ису. Каждому из них было назначенно созедать. Создавать, творить. Вершить судьбы. В общем, в своем распоряжении они имели миры, бесчисленные вселенные, чтобы развивать их. Пока в один день бывший Совет, состоявший из Высших, не запечатал одну особу. Мы не называем имени. Не говорим, кто. Это табу. Но, знаем, что после все стало рушится. Наша внутренняя связь с Сетью исчезла. Никаких указаний, никакой координации работы. Вдруг оказываешься в полной тишине, не понимая ни где ты, ни что ты тут делаешь. Начался хаос. И сейчас последние из нас, которые едва сводят концы с концами решают проблему вашего мира, игнорируя вещи, которые… — Лам! — Эстер резко перебивает её. Теперь я мог полноценно разглядеть ту боль на лице, которая все это время скрывалась под улыбчивой маской. Боль человека… существа, потерявшего свой родной дом. Видевшая, как он приходит в упадок и вынужденная продолжать дело, даже не понимая истинной цели своего дела. Внутри все ей подобные страдали, это было очевидно. Но, что самое грустное, очевидно было сейчас. В какой-то момент я задумался о том, а не был ли Дамиан одним из них? Не страдал ли он так же, как страдает она? — Три цикла. — После долгого молчания, продолжает Лам. — Почти двести пятьдесят миллионов лет. Никаких изменений, никаких перезапусков. Единый день сурка из которого, кажется, мы никогда не выберемся. Что сделает Всесущее, узнав, что мы сотворили? — Так долго. — Чертовски долго. Иногда думаю, что даже тысяча лет в Игтустарисе не столь невыносима, как этот бесконечный цикл. Сингулярности более нет. Некому перезапустить все сначала. Некому снова вернуть порядок в наш строй. Честно, я скучаю по гулу голосов, что звучал раньше в моей голове. Их триллионы, но это помогало работать. Не было так одиноко. Я не знал, о чем она, но даже по речам можно было понять, что то место, о котором она говорила, имеет ужасную репутацию, но даже там не так все плохо, как здесь. Сейчас, смотря на всю картину целиком, отсюда, я стал резко замечать, что проблемы нашей планеты во вселенском масштабе ничего так-то и не значат. Так что, в какой-то степени, внутри была странная радость, что среди бесчисленных мультивселенных, именно наш мир приметили как тот, в котором нужно срочно решать проблему. Впрочем, если посмотреть на все с другой стороны, лучше бы уж эти все их вселенские разборки были подальше от нас. Гоню депрессивные мысли прочь из головы, тряся ею, чем только привлекаю внимание Эстель; Лам на это не реагирует, она просто знает, вернувшись за свой рабочий стол и вновь уткнувшись в свой компьютер и шумно печатая, иногда вздыхая. Я наблюдаю за ней. За тем, как она монотонно бормочет себе под нос, пока пишет, чуть согнувшись за столом, как она пьет чай и как глядит в свои тетради. Тетради… Точно! — Лам. — Я вскакиваю со стула, подходя к её рабочему месту, вновь отвлекая её от работы. — Мне нужна твоя помощь. — Ты же в курсе, что я не стану помогать в привычном понимании этого слова? — Да дело не в этом. — Я отмахиваюсь, хватая с ее стола перьевую ручку и какой-то блокнот. — Смотри. — Я открыл его и стал рисовать. — Пока я был еще жив, я понял, что записи дневника Клэя можно проверить с помощью проявителя, но, кто-то узнал о нём. Поэтому возник резонанс и меня выбросило сюда. Но! До того, как меня выбросило, я успел кое-что прочесть. — И? — Она потирает подбородок, отпивая из кружки чай. — Ты говорила про книгу Откровения, в которой написано о четырёх Всадниках Апокалипсиса и об Агнце. Если правильно трактовать стих согласно возникшей ситуации, то Агнец — это Юнона. У нее был ключ к Всадникам. Это значит, что один из в моем времени, один, может, больше — в том времени, в котором я застрял. — К чему было все это? — К тому, что в дневнике Клэя могут быть записи о том, кто именно является Всадниками и Апокалипсисом. Но, проблема в том, что, если я вернусь — не знаю, смогу ли повторно использовать проявитель. — Думаю, не в этом времени. — Лам потёрла затылок и заглянула в ноутбук, хмурясь и с чем-то сверяясь. — В этом плане я, думаю, могу подсобить, но не более. Далее зависит от тебя и группы, что тебя окружает. В конечном итоге, мне пора бы вытащить тебя из этого времени. Я займусь. — И еще одно. — Я останавливаю руку девушки, перехватывая ее своей, заглядывая в яркие, зелёные глаза, с удивительным, янтарным обрамлением вокруг зрачка. — Могу я задать вопрос? — Не обещаю, что отвечу конкретно, но задавай. — Ответила она после минутной паузы. — Ты сможешь написать… хэппи-энд? — Что? — Она удивленно распахивает глаза, чуть не роняя любимую кружку. — Хотя б для меня в пределах твоей реальности, куда ты меня втащила. Потому что, — я сделал глубокий вдох, отпуская её руку, немного мешкая, пытаясь подобрать слова, — честно говоря, я бы хотел немного пожить. Не думал, что когда-то всерьёз об этом задумаюсь или даже скажу вслух. Но в самом деле я хочу хоть немного пожить без всех этих приключений. Обычная, мирная, человеческая жизнь. — Я не могу сказать. — Лам замешкалась, ставя кружку на стол. — И не могу пообещать. Потому что дальнейшие действия зависят от тебя и твоей группы. Я не пишу сюжет, я лишь вношу коррективы. Выживешь — получишь свой хэппи-энд. — Понял. — Я согласно кивнул, и направился к Эстель, вопросительно смотря в ее недоумевающие глаза. — Можешь вернуть меня? Девушка тяжело вздохнула и со стуком поставила свою кружку, поднимаясь с кресла, почти что возвышаясь надо мной. Её непринужденное, спокойное лицо стало более хмурым, а в парящих движениях прослеживалась некая резкость и будто бы неохота возвращать меня обратно в то время, где мое тело распалось на частицы. И тем не менее, будто бы, не противясь заранее прописанному сценарию, Эстель подошла ко мне, вручая стакан с синей, вязкой жидкостью, оставляющей на хрупком, прозрачном стекле свои следы. Я уже готов был выпить содержимое, но на время ее костлявая рука накрыла стакан, смотря мне в глаза. На хмуром лице пробилась первая и, возможно, последняя морщинка. — После того, как ты выпьешь это и вернешься обратно, тебя будут ждать неприятные известия и последствия твоего любопытства. Тебе нужно будет действовать оперативно. Более ни я, ни Лам не сможем тебя воскресить, понимаешь? — Я знал, на какие риски шел. — Подытоживаю я, аккуратно убирая костлявую ладонь со стакана. — В конечном итоге, я должен постараться и спасти этот чёртов мир, чтоб ему пусто было. Я залпом опустошаю стакан, передавая его Эстель. Почти по губам читаю «Береги себя», ведь уже ничего не слышу. В голове сплошная статика, а тело так жутко болит, что ноги подкашиваются и я сваливаюсь на землю, хватаясь за голову, пытаясь хоть куда-то деться от сильной боли. Кружение стало размытым, нечётким, исчезая в потоках частиц света. Будто весь спектр цветов плясал перед глазами тошнотворным калейдоскопом, от чего дико хотелось проблеваться. Но я стойко держался, по крайней мере, мне так казалось. В глазах потемнело, я более не ощущал ничего, и когда, казалось бы, у меня осталось сознание, я отключился, с едва слышимым грохотом куда-то проваливаясь.