***
Миновало пять лет с момента, как Альтаир стал меня обучать. Мои навыки стали намного лучше, меч больше не приносил дискомфорта, когда я держала его в руках. Моим глазам открылся совершенно другой взгляд на бой, на тактику. Его навыки, учение, мой стиль. Все это вливалось в особый боевой опыт, коим я стала обладать. Скорость, лёгкость передвижения, внимательность. Я следовала его указаниям, но пока Альтаир отсутствовал, я улучшала то, что слышала от отца — боевой стиль матери. Её сильные, резкие выпады, её подобное ветру, движение рукой с клинком, что поражал множество целей, что рассекал сам свет. Мои движения наконец стали подобны танцующей листве в потоке мчащегося ветра с песком, мои глаза стали подобными орлиным, видящими все и сразу, везде и в каждый отрывок времени. Будто какая-то магия, которую я не понимала. Мое тело покрывалось шрамами сражений. Раны сходили невероятно быстро, но шрамы оставались. Руки, пальцы, ноги, лицо. Всюду были небольшие шрамы — свидетельства моего опыта, моих тренировок, ошибок, что становились моим уроком. Каждый день, с рассветом и до позднего заката я совершенствовалась. В знаниях, в бою. Сотни книг были мною прочитаны, несколько языков были мною выучены, отцовское дело мною осваивалось. Медленно, неохотно, но я уже умела зашивать раны, лечить порезы и различные болезни, варить снадобья и эликсиры. Учение человеческой анатомии помогает мне в бою, помогает моему первому и единственному союзнику, с коим я путешествую, которого выручаю, лечу и чью спину прикрываю. Альтаир стал мне лучшим другом, отличным наставником и идейным вдохновителем. Мне было интересно временами слушать его болтовню, его рассказы о подвигах и поражениях, мысли, что копились в его голове годами. Казалось, я знала о нём практически всё. От его привычек, до самых сокровенных вещей, что таились в его тёмной как ночь душе. Хотя, временами, думалось мне, что не всё он позволяет себе рассказать. Какие-то разговоры избегает, а что-то и вовсе замалчивает. Но я и не требую. «Всему свое время» — так говорит мой отец. Иногда, когда он не видит, я наблюдаю. Хотя, возможно, он подозревает о слежке, ведь это наша малая игра. Моя задача — быть скрытной, его — быть моей целью. И из раза в раз у меня получается все лучше. Скрываясь среди скал, в тени зданий, в стогах сена, наблюдая. За его боем, когда он, крепко держа меч, несется на врага, ошарашивая его, оглушая, добивая, разбрызгивая его кровь по разгоряченному песку. За чтением книг, когда он сидит на крыше или же в тени дерева, облокотившись о его ствол. За мытьем в реке, когда вся его одежда остается сложенной на песке, а он, абсолютно нагой, входит по пояс в тёплую воду. Его каштановые волосы колышет ветер. Он ныряет, оказывается далеко от берега, так, что я едва могу различить черты его лица. Я краснею, когда он выходит из воды, прячусь и стараюсь перевести дух. Я знаю, что он уже в курсе, что я здесь и лишь вопрос времени, когда он подойдёт, чтобы сказать, что нашел меня. Будет до ужаса неловко, если он увидит мои алые щёки. Кажется, в какой-то мере он мне нравился. Но я старалась гнать эти мысли. Негоже мне влюбляться в того, кто был мне другом. — Выглядишь задумчивой. — Я слышу голос Альтаира над собой. Я не заметила, когда он пришел. Последние часы я провела на том самом берегу где мы впервые встретились, смотря на закат и тихо напевая знакомую с детства мелодию. Хотя, как мне показалось, я знала эту мелодию дольше чем саму вечность. Она словно пронизывала мою плоть и мой мозг, словно была частью меня самой. Он садится рядом, чуть шумя своей одеждой, вслушивается в мое пение. Veen te ka idli Ame toon ne so Rii te li naav Ronai de buun An vir dun been Irv kooh Bonai e maaf — Ты никогда не задумывалась, что значит твоя песня, что ты поешь? — Альтаир не переводил взгляда на меня, но я чувствовала любопытство, что пробирало его до костей. — Я лишь знаю, что эта песня принадлежит пожертвовавшей собой матери, что защитила ребёнка во время какого-то бедствия. Я не знаю, кто именно её спел и что за язык она использовала, но почему-то я помню эту песню так, будто это мне её пели. — А твоя мать? — Вряд ли. Она редко пела мне песни, в основном со мной был отец, пока она была на миссиях. — Твоя мать была ассасином? — Да. — Я кивнула, даже не зная, заметил ли он это движение. — Лучшим воином, что оставила после себя огромное наследие. Одно из них — рукоять меча, которая стала частью моего собственного клинка. А вторая… — Я приподнялась с песка. — Вторую я хотела тебе показать. Поэтому я ждала, когда ты придёшь. Альтаир удивился. Пару раз моргнул, пытаясь понять, о чем же я говорю, а после встал, следуя за мной. Мы шли быстро, пересекали постепенно пустеющие улицы. Миновали торговые лавки и множество других зданий, чтобы добраться к одному единственному дому, что находился на самой окраине селения. Свет не горел, кажется, отца еще не было. Мы оказались внутри прохладного дома, в полной темноте. Я шаркала ногами по полу, опиралась о стены, чтобы найти хоть что-то, что можно было зажечь. К счастью, мне попалась масляная лампа. Её золотистый свет залил помещение, лёгкий скрип во время движения успокаивал. Я вернулась в коридор, кивая Альтаиру, призывая его следовать за мной. Он кивнул в ответ, бесшумно нагнал меня, и мы вместе двинулись в мою спальню. Он впервые был в моем доме, прежде я никогда не осмеливалась пригласить своего друга в жилище, в котором обитала. То ли из-за отца, то ли из-за каких-то странных волнений и чрезмерной интимности, что существовала вокруг самой мысли о том, чтобы пригласить кого угодно мужского пола в место моего покоя. Даже сейчас, несмотря на то, что в доме был порядок, приятный аромат каких-то благовоний и целебных трав, я все равно переживала, что услышу негативную оценку моего дома со стороны столь ожидаемого гостя. — Значит, здесь ты живешь? — Нарушает тишину Альтаир, говоря едва слышно, будто боясь оглушить меня своим голосом. — Это так. Дом скромный, но нам с отцом его хватает, чтобы жить. — Уютно. Здесь не так, как в комнатах крепости. Здесь просторно и на удивление нет запаха сырости. — Отец изобрёл какой-то настой на травах, что выводит плесень. Так что наш дом от неё, к счастью, защищён. — Так что ты хотела мне показать? — Спрашивает он, когда мы оказываемся в моей просторной комнате. Я немного мнусь. Все казалось слишком неловким, странным. Может, потому что я себе что-то навыдумывала, то, чего не могло быть, существовать. Чувства, которым не было места в его сердце, но которые уже разрывали меня. Но я привела его в свой дом не для того, чтобы сказать о том, что волнует мою душу. Я протягиваю Альтаиру фонарь и принимаюсь рыскать под кроватью, доставая деревянную шкатулку. Отец не знал об этой вещи, да и я даже не думала о том, чтобы вообще кому-либо говорить. Но сейчас передо мной был единственный человек, кому я была готова доверить эту тайну. Лёгкий щелчок эхом отражается от стен комнаты, я открываю шкатулку и показываю содержимое Альтаиру. Его глаза округляются от удивления. — Скрытый клинок. Откуда он у тебя? — Это орудие моей матери. Почти месяц назад я его получила из рук старого товарища моей матери. Последнее, что осталось от неё. — Я закрываю шкатулку и сажусь на твёрдую кровать, вздыхая. — Ты помнишь её, свою маму? — Альтаир садится рядом, ставя фонарь на тумбу. Свет отбрасывает наши подрагивающие тени на стену. Я задумчиво наблюдаю за ними. — Едва. — Мои пальцы проходятся по деревянной поверхности, из которой была сделана эта шкатулка. — У неё были красивые, каштановые волосы и необычные, светлые глаза. Прямо как у меня. Кожа такая смуглая и очень добрая, тёплая улыбка. Но вот взгляд… В её взгляде читалась смерть. Она видела её, она жила ею. Кажется, в какой-то степени она сама была мертвой изнутри. И тем не менее, я всегда видела в её взгляде тепло. Заботу и любовь, что она хотела мне дарить, но не могла в силу своего призвания. Она стала моей идейной вдохновительницей, идолом, к которому я тянулась, до которого я возжелала возвыситься. Когда я получила рукоять из её рук, в день последней нашей живой встречи, я поверила, что смогу стать воином и однажды превзойти её необычайный талант. Стать лучше и сильнее. Тогда ей не нужно будет идти на задания, она сможет больше быть с отцом, а я стану той, кем мама могла бы гордится. Но… — Если тебе тяжело, я пойму. Не стоит говорить. — Рука Альтаира поглаживает моё плечо, будто бы успокаивая. — Нет, все в порядке. — Я делаю глубокий вдох, тяжелый, такой, будто бы прежде я и вовсе не знала, как дышать. — Я узнала, что она уже как несколько лет была мертва. То задание, которое она выполняла, оказалось ловушкой. Кто-то подставил её отряд. Ей пришлось защищать себя и своих товарищей. В конечном итоге пали почти все, кроме того, кто принёс мне её наруч. И то, выглядел он кошмарно, будто вот-вот готовый умереть. Все эти годы он искал меня, чтобы отдать последнее наследие, оставленное моей матерью. Мне… Честно, в какой-то степени грустно осознавать, что она более не вернётся домой. Не обнимет отца и меня, не восхитится моим прогрессом, не похвалит, не попробует мой фирменный суп. Поэтому, не знаю, я решила поделится этой новостью с тобой. Мне хотелось хоть кому-то рассказать. — Почему ты не поговорила с отцом? — Старику будет тяжело принять эту новость. Он был её любовью детства, они вместе пробыли более тридцати лет и когда она ушла, он до последнего остался верен мысли, что скоро она придёт. Если я скажу отцу о том, что мама мертва, он может совсем потерять себя. Забросить свое дело и впасть в жуткую тоску. Пускай это и жестоко, оставлять его в неведенье, но я не хочу сейчас разрушить тот успех, к которому он пришел. — Может, ты правильно поступаешь. — Это звучало странно из его уст, но почему-то так, будто он понимал мои действия, понимал мои мысли. — Если ты чувствуешь, что так будет лучше для него — тогда молчи и ничего ему не говори. Пока не настанет час, когда вы оба будете готовы обсудить это, когда оба будете готовы принять ту реальность, какой она есть. — Это звучит неожиданно умно, даже для тебя. — Хочешь сказать, что я глуп? — Самоуверен и временами слеп, но не глуп. В твоих словах что-то есть, я чувствую. Что-то личное. Но, я не стану спрашивать, что именно. Это твоя тайна и пускай она будет с тобой. — Иногда я думаю о том, — неожиданно начинает Альтаир, после непродолжительного молчания, — что мне стоило поступить в точности так, как ты. Возможно, я бы не потерял друга, возможно, сейчас было бы все иначе. Но, мое чувство справедливости, или же другой бред, которому я поддался, вынудил меня сказать о том, что было правдой. Сказать человеку, что не готов был её принять. И теперь от мысли страшно, что за последствия в дальнейшем могут быть у действия, что я совершил. Думается мне, что будь у меня возможность изменить прошлое, я бы изменил именно это. Именно тот день, когда я решился рассказать правду, которую мне запретили раскрывать. — Так вот, что гложет тебя. Вина. Злишься на себя, что теперь ничего не можешь изменить, да? Он, твой бывший друг, более не верит тебе? Не слушает? — Более того, он стал мне врагом. Бессмысленно что-то менять, когда близкий человек ополчился против тебя и не слушает более, принимая все мои слова за вымысел, ложь и попытки оскорбить его сильнее. — Твои дела плохи, как я погляжу. Что же такого нужно было рассказать этому человеку, чтобы заставить его ненавидеть тебя всей его душой? — Как умер его отец. Теперь все стало на свои места, и мне, как показалось, стало понятно, почему Альтаир сказал мне те слова. Он как никто другой понимал, каковы последствия горькой правды. Ведь отныне он пожинал её плоды, ощущая, как те отравляют его душу. Я решаюсь обнять его. По-дружески, без подтекстов, в надежде, что это хоть немного уменьшит его внутренние страдания. Его тёплые руки смыкаются на моей спине, нос уткнулся в мое плечо. Его тело слегка подрагивает, кажется, Альтаир впервые за долгие годы по-настоящему заплакал. Бесшумно. Будто боясь, что я стану издеваться, если услышу, как он позволил себе на мгновение стать слабым. Но я лишь мысленно восхитилась его силе, ведь не каждый способен показать, что у него есть чувства. Настоящие, человеческие, а не холодная, безжизненная маска. Мне становится неловко от долгих объятий. Альтаир успокоился, теперь тихо сопел, но головы не поднимал. То ли уснул, то ли собирался с мыслями, стыдясь поднять свое лицо и показаться мне в не самом лучшем виде. Но и так находится я тоже подолгу не могла. Слишком всё это неловко. Слишком это смущает. Кажется, он чувствует это, отстраняется и смотрит мне в лицо. Его щёки чуть поблёскивают в тусклом свете, губы слегка приоткрыты. Он выглядит грустным, смущенным, но старается держаться, будто ничего не произошло. Я моргаю и чуть двигаю головой, делая вид, что ничего не произошло. Слегка хлопаю его по плечу. — Если захочешь, я могу обучить тебя пользоваться клинком. Но, тебе придётся лишится пальца. Иначе использовать его ты не сможешь. — Мне без разницы, чем придётся пожертвовать. Я готова обучится и этому. — Ладно, тогда… Да, пожалуй, я вернусь обратно, обдумаю все и завтра мы этим займёмся. Он поднялся с моей кровати, отряхнулся от невидимой пыли и сделав глубокий вдох, направился к выходу. Я последовала за ним, чтобы проводить. — Эй, Альтаир. — Тихо говорю я. — Все, что произошло сегодня, не сочти постыдным. Это было важно. Для тебя, для меня. И, если это важно, я никому не скажу о произошедшем. Унесу эту тайну с собой в могилу. — Спасибо, Кифа. Это правда важно. Он покидает мой дом, ступает всего на пару шагов от него, пока не слышит, как кто-то зовёт его по имени. Фигура в капюшоне появляется рядом с ним. — Альтаир, что ты тут делал всё это время? Аль Муалим всюду обыскался тебя. — Малик. — Он кивает. — Не знаешь, что хотел от меня Наставник? — Очевидно, что-то важное. Но, кажется кому-то девушки важнее братства. Развлекаться ведь с простолюдкой лучше, чем развивать свои навыки. — Не смей так отзываться о моей подруге. Иначе пожалеешь. Они удалились от моего дома, я же зло фыркнула. Так унизительно еще никто не смел меня звать. В момент этот Малик стал моей целью; человеком, которому я докажу, что не так я проста, как ему кажется.***
— Ты уходишь? — Альтаир стоял на пороге моей комнаты, наблюдая, как я собираю свои вещи. После осады Масиафа я решила уйти в долгое путешествие. Сказать об этом я долго не решалась, ни ему, ни отцу. Но в какой-то момент я все же решилась сообщить. Отец лишь печально вздохнул, пожелав мне удачи, а вот мой друг был категорически против того, что я собиралась уйти, особенно сейчас, когда тамплиеры усилили свои позиции и набрали больше людей, что всюду и во всех видели ассасинов. — Да, ухожу. Я хочу отправится по стопам своей матери. Найти её кости и захоронить. А после, когда окончу свой путь, набравшись опыта и мудрости, я вернусь, чтобы доказать твоим братьям свою силу и вступить в ряды воинов, чтобы защищать мир от таких как Робер и ему подобные. — Но почему так резко ты решилась уйти? — Не сильно и важна причина моего ухода. Я просто хочу этого. Забыть о том, что здесь происходило. — Кифа, подумай еще раз. Тебе стоит остаться среди нас, помогать. Ты вторая после своего отца, кто владеет исключительными познаниями в медицине. Ты нужна нашему Братству не меньше, чем я и кто-либо еще. — Прости, Альтаир, но я хочу уйти. Мне нужно… собраться с мыслями. Все это место напоминает мне о тех, кто умер во время той осады. Дай мне уйти, забыть о произошедшем. И после я вернусь. Обещаю, Альтаир. Я вернусь и стану твоей правой рукой, несущей справедливость в этот мир. Он смиренно кивнул. Не в силах меня переубедить, он за пару больших, едва слышных шагов подошел ко мне и крепко обнял. Такой высокий и статный. Он вырос за то время, что мы общаемся. Стал лучше и сильнее себя прежнего. Но по-прежнему он был слеп. И не понимал всего того, что понимала я. Я похлопала его по спине, разорвала объятия и взяв свою сумку, направилась на выход. — Кифа. — Он смотрел, как я подготавливаю лошадь к долгому путешествию, как собираю провизию. — Обещай, что вернёшься. — Альтаир держит меня за плечи, смотрит в мои глаза. — Я же сказала, что вернусь. Или мое слово теперь ничего не значит? — Значит! Но, — он замялся, а я лишь вздохнула, — не хочу, чтобы мне принесли твое мертвое тело. — Эй, я вернусь целой и невредимой. Это просто небольшое путешествие. — Я сажусь на лошадь и вздохнув, грустно улыбаюсь ему. — Мы еще встретимся с тобой, Альтаир. Если, конечно, ты снова не нарушишь ваши же законы и не умрёшь. Отныне меня не будет здесь, чтобы залечить твои раны. — Даю тебе свое слово, что не посмею умереть до тех пор, пока ты не возвратишься обратно. — Верю тебе. — Я киваю. — Мира и покоя тебе, мой теперь точно единственный друг.***
Лошадь галопом неслась по дороге. За мной погоня. Раны неприятно болят, кровь покидает мое тело. Я что есть мочи гоню, спасаясь от преследователей, что всячески пытаются меня убить. В мешке, что болтался на моей лошади, кости почившей матери. Я должна их всячески защитить от них. Рядом с ухом свистит стрела, я едва уворачиваюсь. Гоню лошадь в ближайшую деревню. Кажется, они отстали. Соскакиваю с неё, забираю свой груз и погнав лошадь прочь, ковыляю в сторону маяка. Море жутко шумит. Кажется, близится шторм. Тучи собираются над головой, гроза во всю бушует, а лёгкие капли рассеиваются от сильного ветра. Я скрываюсь в помещении. Одиноком, сыром. Прячусь подальше от своих преследователей, залезаю в какую-то дыру. Смердит гнилью, крысами, солёной водой. Отвратительная вонь, от которой, кажется, все мои органы подступают к горлу. Я затыкаю нос и рот куском ткани и лезу глубже, пока окончательно не теряю силы, завалившись в какую-то лужу. Я очнулась в чьём-то доме. Запах палёной древесины, какого-то супа, трав. Мои глаза едва открывались. Я видела свет зажжённого камина, едва различимый, такой яркий в то же время расплывчатый, чувствовала, как лихорадит мое тело. Кто-то менял мне компрессы, обхаживал меня. Я слышала едва уловимый голос какой-то женщины. Кажется, это её руки обтирали мои раны, смывали пот с моего лица. Я бредила, а она успокаивала меня. Такая заботливая и добрая. Словно мать, чьи кости покоились невесть где, ведь я не знаю, забрали ли они тот мешок, что я с собой тащила, что так яро защищала. Когда во второй раз я очнулась, была ночь. Тепло камина согревало мое замёрзшее тело, пуховое одеяло защищало меня, а удобная, мягкая подушка поддерживала мою голову. Как и ожидалось, раны быстро затянулись, болезненные симптомы как рукой сняло. Я тихо встала с постели, замечая, что моей одежды, моих орудий нет. Кто-то снял их с меня. Внутри закопошились тараканы, вселяя волнение. Для ассасина остаться безоружным равно смерти. А я даже не знала, могу ли доверять этим людям, что спасли меня. — Ты очнулась. — Слышу усталый тон женщины, вошедшей в комнату, резко обернувшись, возможно, даже немного напугав её. — Где я? — Мой голос звучал низко, будто парализовало мою гортань. — Это деревня Айнур. — Женщина улыбнулась, я увидела, как проступают на её лице морщинки. Лёгкая седина в её тёмных волосах обретает огненные черты в свете камина. Она хлопает по дивану, и я неуверенно подхожу ближе, чтобы сесть рядом с ней, утопая в пуховом одеяле. — Рыбаки нашли тебя едва живую в подсобке маяка, в окружении крыс и дохлой рыбёшки, оставшейся там после отлива. Редко к нам воины заглядывают. Сейчас только местная корона, что собирает просто нечеловеческие налоги. А мы лишь малая, рыбацкая деревушка. Нищая, едва сводящая концы с концами. — Она протягивает мне миску с супом. — На, дорогая, поешь. Ты, возможно, голодна. Я беру из её рук суп и принимаюсь жадно его есть. Тёплая юшка наполняет мой желудок, согревает, а тело наполняется силами. Так нужными мне сейчас. — Как ваше имя, госпожа? — Ах, не стоит обращаться ко мне столь высоко. Я простая женщина. Инайя меня зовут. А тебя как? — Кифа. — Замечательное имя, дорогая. Просто отличное. Наверняка отражающее твой стиль жизни. — Это так, возможно. Его мне дала моя мать, воительница Фадва. — О, наслышаны мы о её подвигах. Когда-то давно она освободила нашу деревушку от захватчиков, даровав нашим рыболовам свободное море. Но, как я понимаю, легенды не лгут, и она со своим отрядом пала в Акре. — К великому сожалению для всех. Скажите, вы не видели ли случаем мешок, что был со мной? — Полный костей? Конечно видела. Я оставила его в ящике, рядом с твоей разорванной одеждой и оружием, что было на тебе. Не стала я касаться чьих бы то ни было останков. — Я бы хотела найти место — кладбище, где могла бы захоронить эти кости согласно пожеланию их владелицы. — Оно к югу отсюда. Если подождёшь, то завтра Саид — мой милый муж, отвезёт тебя туда. Он сейчас в море, вместе с другими рыбаками. — Благодарю, хозяйка. — Если всё в порядке, тогда я пойду спать, а ты ляг и поспи. Твоему телу все еще нужен отдых. Как только женщина ушла, я последовала её совету. Легла удобно на диване и укуталась в одеяло. Древо мирно потрескивало в камине, меня начало клонить в сон. Я умостила голову на подушке и меня сморило. Следующим утром я проснулась от голосов. Кажется, тот самый человек, о котором говорила Инайя, уже вернулся домой. Я встала с постели, аккуратно все после себя убрав, вышла в коридор, привлекая к себе внимание. — О, ты очнулась. — Женщина тепло улыбнулась. — Как себя чувствуешь? — Кажется, получше, чем в позапрошлую ночь. Правда, я бы хотела умыться. — На заднем дворе у нас стоит бочка. Там можешь умыть лицо и тело. — Благодарю. Я выхожу на задний двор, находя то самое место, о котором она мне сообщила. Здесь была тёплая вода, а на доске лежало мыло. Я принимаюсь мыться, наскоро, стараясь не тратить чужую воду попусту, а после обсыхаю и надеваю предоставленную мне одежду из мягкой, приятной ткани. Собираю волосы в косу и возвращаюсь в дом, проходя на кухню. За столом уже сидел приятный на вид мужчина, улыбаясь и всё переговариваясь со своей женой, а завидев меня, он приветственно кивнул. — Уже очнулась? — Да, она встала еще утром. — Здравствуйте. — Я приветственно киваю и сажусь за стол. — Кифа. — Саид. Поговаривают, это ты погнала гвардию подальше отсюда. — Он отпивает немного своего напитка из кружки. — Не то, чтобы я совсем прогнала их. Скорее, они погнались за лошадью, пытаясь что-то добыть, чего у меня нет. Надеюсь, что там далее их перебьют. А если вернутся, то я закончу начатое. — Что ж, так будет лучше для нашей деревни. Может хоть на какое-то время этих воров станет меньше. Почти всю рыбу, что мы продаем в соседнем селении, они стараются у нас забрать, я уже молчу о тех копейках, которые они собирают в качестве налога. В итоге лишая нас возможности покупать еду и одежду. Хотя, скажу, времена были и хуже. У нас забрали сыновей. Отправили куда-то воевать. Ни весточки, ни тел. Абсолютно. А у кого не спросишь — пинают и отмахиваются, мол ничего не знаем. — Значит, вы остались здесь одни. — Да, это так. — Инайя кивает. — Есть односельчане, да и местная детвора, но это не наши дети, которых мы потеряли. — Мне жаль, что так вышло. — Да все равно. — Мужчина отмахивается. — Уже смирились. Лишь бы рыбу ловить, да в море ходить давали. Жаль, конечно, что остались мы без наследников, но если такова воля Аллаха, то будь оно так. Люди были совершенно простыми, смиренными. Жили себе как придётся, мирились со всем, что происходило. Скромные, верующие. Обычная семья, что оказалась в жестоких реалиях нынешних времён. Я думала изначально покинуть деревню, как только завершу свои дела, но что-то не давало мне покоя, и я в итоге приняла конечное решение остаться. Неважно, на какое время. — Если позволите, я могу остаться и защитить вашу деревню. К тому же, я умею лечить. Если нужен лекарь, я могу помочь. — Ох, дорогуша. — Женщина села за стол. — Не стоит так о нас волноваться. Мы же обычные простолюдины. — Ничего. Мне правда не сложно. Расскажите, что сейчас творится в деревне? — Ну, — Саид вздыхает, — за три дома отсюда у сыновей Рафика болячка какая-то возникла. Весь дом сейчас болеет, никто в море не выходит. Сморила их хандра. А в семье Ионы, что на окраине, жена ногу сломала на мельнице. Некому даже шину наложить. Лежит да мучится. У брата моего Давуда и вовсе какая-то жуткая язва вылезла. Был когда-то лекарь у нас, Алим, да куда-то его увели поганые воры. Вот и бедствуем мы, ибо более некому лечить людей в нашей округе. И те мрут, что мухи в жару. — Мне понадобятся травы, крепкие бинты да спирт. А я уже посмотрю, что могу сделать. — О благородная Кифа, — женщина радостно улыбается, — не зря говорят, что яблоко от яблони недалеко падает. Твое доброе сердце столь же светло, что и у твоей матери. — Это дочь той самой Фадвы? Не уж-то сам Аллах услышал наши молитвы? Кажется, мое решение принесло радость в дом этих людей. Видимо, правильно я поступаю, что остаюсь здесь. Люди они хорошие, так что стоило помочь. Тогда этому малому городку будет жизнь, процветающая да богатая.***
Прошло еще три года с момента, как оказалась я здесь. Кости моей матери покоились на местном кладбище, получив свое умиротворённое пристанище, а я же всецело обосновалась в деревне, став их спасением. Болезней стало меньше, рыболовное дело пошло в гору, а те, кто так яро пытались людям навредить, даже не думали соваться сюда. Время шло, я, кажется, слишком скучала по дому. Меня не было больше семи лет с момента, как я ушла. Как там мой отец? А как Альтаир? Жив ли он или же успел умереть в бою, пока меня не было. Мои птицы не долетали до Масиафа, где-то терялись, умирали. Да и их людей не было видать. Тяжелые мысли преследовали меня и с каждым днём я все больше думала о том, что стоит вернутся. Появление у меня ученицы только сильнее подпитало желание возвратиться. Нужно было ей дать нормальное учение, книги, навык, ту среду, в которой так и не побывала я. Да и я все еще должна доказать всему Братству, что достойна быть их частью. В частности, Малику, что продолжал недооценивать меня, насмехаться, называя новичком. Это была моя цель и я должна была её окончить. Как только пришли отливы, я собрала свои вещи. Поставила тех, кого обучила, на защиту деревни, оставила лекаря и ни свет, ни заря, оседлав коней, я и моя ученица покинули пределы селения. Около пяти суток мы добирались обратно, делая небольшие привалы, прячась от солнца, пока в конце концов не достигли знакомых стен. Крепость крепко стояла, люди, как и прежде бродили, слышались голоса торговцев. Умиротворяющий запах, родное наречие. Я словно впервые почувствовала себя комфортно, находясь в черте этого места. Когда мы вошли в черту крепости, нас попытались остановить. Окружили и всячески удерживали, чтобы мы мне прошли дальше. Ровно до момента, пока не послышался знакомый голос, окликнувший меня. Альтаир показался из-за спин своих людей. Весь привычно в белом, гораздо старше себя прежнего. Кажется, ему было почти тридцать, если мне не изменяет память. В его глазах читалась мудрость, будто за эти годы, что меня не было, он успел пережить многие вещи, что буквально отпечатались внутри его души, но при этом более добрым и менее самоуверенным. Теперь-то он прозрел, это чувствовалось. Его тёплая улыбка заставила улыбнуться и меня. Казалось, если бы не окружавшие нас люди, он со слезами на глазах кинулся меня обнимать, во всю голося о том, как скучал о своей старой подруге. Он медленно подошел, протягивая мне руку и крепко её пожимая. Такую шершавую, всю в шрамах от боёв, от мозолей. — Альтаир, мой друг. — Я улыбаюсь. — Не виделись, кажется, тысячу лет. — Ощущения именно такие, подруга. Я рад встречи с тобой. Думал, ты погибла где-то там, в своем путешествии. Ни единой новости от моих людей, ни письма. — Кто-то убивал моих птиц. Так что за это прошу прощения. Я все это время жила в деревне под Акрой, обеспечивала им лечение и защиту от набегов. Тамплиеры уже и туда свои руки всунули. — Мы уже устали бороться, но это единственное, что мы можем делать. Таково наше призвание. — Он улыбнулся. — Так чего ты тут стоишь? Проходи. Ты — желанная гостья в нашей крепости. — Братья твои снова закрыли мне путь, как видишь. — Слушайте все! — Он привлекает внимание других ассасинов. — Эта женщина — наша сестра. Она лекарь, она наш воин. Примите её как равную в наших рядах. Как вы приняли Марию, как вы приняли Ханан. Ассасины кивают и отступают, принимаясь за свои привычные дела. И они взаправду его послушали? Что за магия? Я вдруг резко втягиваю воздух, с удивлением смотря на своего друга. — Да, ты верно подумала, — кивнул он, будто прочитав мои мысли, — я стал наставником. Теперь я ментор Братства. — Альтаир, поздравляю! Я даже ожидать подобного от тебя не могла. Но, что же случилось со старым ментором? — Долгая история. — Ибн Ла-Ахад пошел вперёд, и я последовала за ним, вместе с моей ученицей. — Если чуть короче, то он оказался тамплиером. Предал братство и попытался захватить власть. Мы отбили его атаку, освободили нашу землю и сейчас мирно сосуществуем, обучая всех способных. — Ты упомянул еще какую-то Марию. Кто она? — Ах, ты ведь не знаешь. Она — моя жена. Я присвистываю, улыбаясь. Пока меня не было, столько всего произошло, что теперь казалось, что я совершенно не узнаю это место. Не узнаю своего друга и даже не совсем верю тому, что такова реальность. Но все было именно так, как я слышала, как видела. И это вселяло тепло в мою душу. — А кто же с тобой? Ибо ты все обо мне спрашиваешь, но почти ничего не говоришь о гостье, что пришла с тобой. — Это Аида, моя ученица. Я встретила её в Акре, на улице, взяла под свою опеку. Невероятно способная, какою я когда-то была. Поэтому я привела её сюда. Хочу, чтобы она познала вашу науку, чтобы стала способным бойцом, а не как я, самоучкой в руках самоуверенного мальчишки из Братства. Альтаир громко засмеялся, распугав сидящих птиц. Кажется, его отчасти веселило все происходящее. Мы поднялись выше, откуда открывался прекрасный вид. Шелест деревьев, воды позади крепости, шум людей и звон мечей в тренировочном лагере. Эти родные края, прежде мне недоступные и теперь ставшие моим домом. Родными видами. Я на мгновение остановилась, взглянув на весь Масиаф, вдохнула прохладный воздух и улыбнулась. — Это место прекрасно, Альтаир. — И всегда им было, Кифа. — Он мгновение молчит, а после добавляет. — С возвращением, сестра. Рад приветствовать тебя в наших рядах. Ветер с шумом уносит его слова. Тихие, доступные лишь мне, рассеяв их в своем холодном потоке, в тихом шелесте листвы. Haa itu te naaa Ine te kuu la menr tere Inan afen lihe Irtan anur kaa lemen Itu na tee ka Annemen Itu meeb aate nora Irutav***
Ребекка решает сделать небольшой перерыв, отключив Лилит от Анимуса. Она приняла сидячее положение. Потёрла глаза, чуть зевнула и уставилась на меня. Устало, несколько даже печально. Кажется, все этим воспоминания так или иначе давались ей тяжело. Все эти люди, которых она видела, она привязалась к ним. Будь то её народ или же наш, земной, вроде Альтаира и других, кто её окружал. Масиаф стал её домом, когда родной исчез из памяти Лилит. А сейчас она была здесь, среди новых, совершенно незнакомых людей, вновь боясь, что забудет всех, что снова окажется в незнакомом месте, без возможности вернуться и вновь ощутить тепло родных мест. Все её лицо выражало лишь эту мысль, это дивное волнение. — Как ты? — Я подхожу к ней, усаживаясь рядом и протягиваю ей стакан молока. — Как-то печально, если смотреть на мое общее состояние. Я, когда очнулась здесь, помнила лишь малую часть того, что происходило со мной там, а сейчас все эти вещи оказались словно наяву. Те, что я уже пережила. Знакомые лица, ощущения, словно я снова оказалась там, у входа внутрь. Слышу его слова и чувствую, как к горлу подкатывают слёзы, ведь он ждал меня. Мой лучший друг ждал меня, верил, что я еще жива, хотя и думал, что меня уже не стало. А теперь я даже не знаю, что было дальше, как он прожил свою жизнь. Ведь я не видела его в старости. Не знала больше ничего. Я и не уверена, что вообще верно помню то, что произошло в день моего исчезновения. — Скучаешь? — Да. Думаю, что будь моя воля, я бы вернулась в то время и прошла бы с ним весь путь. И погибла бы, как обычный человек, спустя каких-то шестьдесят-семьдесят лет. В окружении родных стен и запаха песка. — Мне жаль, что ничего нельзя с этим поделать. — Хотя бы расскажи, как он прожил свою жизнь. Хочу просто знать. — Ну… — Я вздыхаю, собираясь с мыслями. — Он провёл её в изучении Яблока, в познаниях, путешествиях. К сожалению, потерял жену, лучшего друга и сына и умер в своей библиотеке в девяносто, кажется, лет. Эцио однажды нашел его тело и там его и оставил. — Стоило ему упокоить его кости. — Думаю, Альтаир не просто так выбрал своей гробницей библиотеку. Уверен, он уже покоится там с миром. — Раз такова была его воля, тогда ладно. — Она встает. — Я, пожалуй, пойду спать. Забрав с собой наполовину опустевший стакан с молоком, она ушла, а я остался одиноко сидеть, смотря ей вслед. Делаю глубокий вдох. Всё это слишком тревожно и грустно. Может, мне стоит отговорить её смотреть дальше? В конечном итоге, для нас это не так чувственно, как для нее. Важно, да, но ни мне, ни кому либо еще это не причиняет столько боли. А она же выглядит так, будто страдает. Правильно ли вообще с нашей стороны продолжать это? Я шел по коридору, куда-то в сторону гостиной, к камину. Там все еще тлели дрова, приятно пахло. Усевшись в кресло, я потёр виски. Все эти мысли заставляли меня слишком много волноваться. Впрочем, мне казалось это важным. Забота о тех, кто меня окружал. И с каких пор я вообще стал таким душевным и хорошим? Мне казалось, что я более чем нейтрально относился вообще к кому-либо. Возможно, общение с Каролиной и Джастином так повлияло на меня. Я стал более сопереживающим, мягким. Что-то я постарел. — О чём раздумываешь, Дезмонд? Я слегка вздрогнул, когда услышал позади себя голос, резко обернулся, чтобы наконец спокойно выдохнуть, заметив перед собой Тома. — Да так, о всяких мелочах. Кажется, я совсем расклеился. Как тряпка стал, ей богу. — Ты слишком сильно по этому поводу переживаешь. Отбрось свои мысли и просто расслабься. Тем более, ты дома. В своем времени, в своем мире. — Да, но от этого проблем меньше не стало. Карол мертва, проявитель сдох, а у меня больше нет возможностей возродиться, если я умру. Мы в дерьме, я в грёбанном дерьме, весь мир угадай что? В дерьме. Твой, мой — без разницы. Ситуация просто говённая. — Я вздыхаю, откидываясь на спинку кресла и потирая переносицу. — Я словно вернулся на несколько месяце назад, когда перед нами стояла угроза солнечной вспышки. Тогда, хотя бы, у нас была надежда. Варианты решения этой проблемы. А здесь я понятия не имею, что делать. Нет храма, который я бы мог исследовать. Нет памяти предка, в которую я бы мог погрузится, чтобы найти ключ или очередную технологию этих Ису. Ничего. Кроме пары тетрадей, кучи трупов и депрессивного настроения, связанного с погружением Лилит в её собственную память. — Сложно мне понять, чего ты больше всего боишься: своей собственной смерти или же друзей, что тебя окружают. Или всего человечества. В тебе столько мыслей и неконтролируемых эмоций, что даже мне, Титану, сложно это понять. — Забей на это, Том. Я просто устал. Это просто бесконечная петля грёбанных неудач и концов света, которые мы вечно обречены предотвращать. — Хах, друг, точнее этого уже и не скажешь. Согласен, всё это дерьмо, увы, бесконечно. Ах, если бы Она была здесь. Я готов костями лечь, лишь бы случился перезапуск и новый цикл наступил. — Значит, мы все в полной жопе? — Да, именно так. Но, в конечном итоге, может у вашего мира получится избежать этого всего? — Почему ты так уверен? — Я ухмыляюсь, не веря его словам. — Ваши Ткачи. Эва и Адлем, кажется. Они более не представляют угрозы той, что сейчас разделяет место с Каёном в Игтустарисе, так что ваш мир еще не настолько обречен. — Что с ними случилось? — Их тела, лишившееся подзарядки от Всесущее, стали разлагаться. Да, даже такие бессмертные существа способны лишится своих физических оболочек. А без них они абсолютно бесполезны. Поэтому да. Думаю, если вы все же победите угрозу, что над вами нависла, то сможете дожить спокойно до дня всеобщего конца. Возможно, когда-то вы будете едины в бесконечной, безграничной тьме вокруг. Ведь более нечему создавать что-то новое. А всё старое умрёт. — Звучит еще хуже, чем помереть от конца света. — Ну, тут лично вам выбирать. — Он поднялся с места. — Ладно, друг, я пойду, пожалуй, и займусь своим делом. Кажется, я и без того наговорил тебе всяких вещей. Ты уж прости меня. — Он улыбнулся. — Хотел поддержать, а в итоге только нагнал на тебя мрачного настроения. — Да ладно тебе. — Я улыбнулся в ответ. — Спасибо, что поговорил со мной. Что бы там не было в будущем, по крайней мере мне стало легче от мысли, что это все можно прекратить. А это важнее чего бы то ни было. Я, пожалуй, тоже пойду. Томас исчез, а я же, накинув курточку, вышел на улицу. Тёмное небо залито неоновыми красками северного сияния. Очень странное, дивное зрелище, но такое безумно красивое. Следствие ли это того, что я спас мир? Возможно. Я шел вперёд, глубже в лес. Снег хрустел под ногами, переливался этим волшебным неоном, а мороз холодил мои щёки. В голове играла песня, что я слышал в том, другом мире, когда однажды отправился с Каролиной в магазин. Её приятные мотивы переполняли меня, грустная мелодия будто бы дёргала за какие-то нитки в моей душе. И я просто в мгновение замер среди деревьев, задрав голову к верху. А затем и вовсе свалился в снег, наблюдая за происходящим на небе. Только сейчас я стал замечать, как много чёрных пятен было в этих тёмных глубинах. Ощущение, будто большие куски вселенной в мгновение лишились всего: галактик, звёзд, планет. Тьма поглотила это место, оставив лишь пустоту. Это ли ждёт все миры? Я поднялся со снега лишь тогда, когда мне стало чертовски холодно. Дрожа и кутаясь в курточку, я поспешил домой, буквально влетая в помещение и снимая с себя на ходу взмокшие вещи. Бросаю их на полу своей комнаты и зарываюсь под тёплое одеяло. Возможно, стоило бы сходить в душ и согреться в горячей воде, но мне казалось, будто не дойду. Поэтому пойдя по пути меньшего сопротивления, я с головой накрылся одеялом и остался лежать под ним, постепенно согреваясь. Более в моей голове не было странных мыслей, не было этих жутких ощущений. Лишь странная опустошенность. Кажется, я выгорел. Впрочем, я изначально не желал ни во что из этого вмешиваться. Меня заставили. А теперь… а теперь не было выбора. Я был единственным, кто мог сделать хоть что-то, даже в рамках этого мира. Дать надежду нашей Земле прожить еще каких-то добрых пару миллиардов лет, пока и нас не настигнет неприятная тьма.***
Даже находясь в родных краях, я не чувствовала себя в безопасности. Что-то жуткое тревожило меня. Тридцатый год от моего рождения уже как пару месяцев назад успешно прошел, дав мне понять, что с годами я не молодею. Но искать человека, чтобы создать семью, я не решалась. Не в моем случае, не с моим делом. Я не желала обрекать своих детей на ту же судьбу, что и моя мать когда-то. Я хотела для них мирной жизни, а не вечных ожиданий, волнений, мыслей, жива ли я или кто-то убил меня на задании. Да и в последнее время меня не покидали странные сны. Будто кто-то придёт за мной, будто кто-то хочет меня убить. Я была врагом для многих, это не должно было быть какой-то фобией или чем-то еще. Тем не менее, страх был. Навеянным моими видениями. Альтаир отплыл пару недель назад, отправившись в какое-то путешествие, оставив нас с Маликом за главных. Что удивительно, Аль-Саиф довольно быстро принял меня, смирился с моим боевым опытом. Может, он достаточно доверял Альтаиру и его словам, может — однажды убедился сам, выполняя со мной небольшое задание. Теперь же мы вместе наблюдали на Братством, сохраняя порядок. — Думаю, вскоре и мне придётся уйти. — Сообщаю я Малику во время одной из наших встреч. — Что это значит, Кифа? Ты бросишь Масиаф? — У меня дурное предчувствие. Кажется, будто мое присутствие здесь может навлечь на братьев беду. Мои сны, вся эта неспокойная обстановка. Будто затишье перед жуткой бурей, что движется на нас, пока Альтаира нет на месте. Я не хочу разрушить то, что он построил. Да и вестей от Аиды давно не было слышно. Боюсь, кабы с ней чего не приключилось. Я верю тебе не меньше, чем Альтаиру. Я хочу, чтобы ты в самом деле знал, почему я хочу уйти. — Кифа, если это угроза тамплиеров или чего-то еще, тогда останься. Наше Братство защитит тебя. — Кажется ты запамятовал одно важное правило, Малик. «Не подставляй под угрозу Братство» — третье правило нашего кредо. Я готова уйти, лишь бы увести опасность подальше от этого места. А когда всё минует, я вернусь. — Тогда так тому и быть. Но возвращайся живой. Альтаир не простит мне того, что я позволил тебе пожертвовать собой. Дни до моего ухода длились будто бы вечность. Наполненные жуткими снами и единственным голосом, зовущим меня куда-то в дивное место. Я чувствую всем телом этот зов, оно будто бы даже не сопротивляется этому ужасному чувству. Будто яд или чья-то манипуляция моим разумом. Кажется, я охвачена безумием. Это еще хуже, чем угроза тамплиеров или каких-то других, физических врагов. Их хотя бы можно победить, а мое безумие вцепилось в мой мозг, впилось зубами в мою плоть и рвёт меня на части между моим долгом и своей призрачной целью, к которой оно меня зовёт. День за днём мне становилось хуже. Тьма сгустилась перед глазами, мир выглядел как отвратительная, жуткая тьма. Серость. Лица некогда моих знакомых исказились, превратившись в ужас наяву. Тошнотворно мерзкий и до дрожи в коленях страшный. Я не могла смотреть людям в глаза, видя в них монстров, слыша в их голосах демонический рёв. Они все желали меня убить. Иначе я убью их. Что за вздор? Даже не пытаюсь. Не имею столь сильного желания. Но и сопротивляться призрачной цели уже не могу. Оно ведёт мое тело. Малик останавливает меня на полпути. Сражается, терпит неудачу, получая не смертельное ранение. Лежит на земле, что-то кричит Аиде. Я не понимаю, я не могу собраться с мыслями. Резкая боль пронзает мою голову. Будто кто-то выжигает мои внутренности, мой разум. Все картины прошлого растворяются в дымке, исчезают. Если я что-то и помню — счастливые моменты, что, тем не менее, утратили свою правдивость. Я уже не уверенна в том, что было, а чего не было. Мой разум заточили, мое тело заперли в каком-то бесконечном аквариуме безумия, которому я поддалась. Мои глаза закрываются. Я просыпаюсь в холодном месте. Полном разрухи, каких-то странных надписей, камней. Я чувствую странную энергию этого места. Где я? Где Альтаир? Малик? Хоть кто-нибудь. Я вздрагиваю, когда слышу странный шум, разворачиваюсь, встречаясь взглядом с Аидой. Она ничуть не постарела. Повзрослела, изменилась. Стала выглядеть странно, как-то иначе. Не так, как я её помню. — Я должна тебя убить. — Говорит она холодно. Пугает меня этим. — Почему? Я ведь не сделала ни тебе не кому-либо еще никакого зла. — Да, ты права. Но ты сама — зло. Энвир еще тогда заложила в тебя это. Мы пытались выследить тебя, но она опередила. Чуть не погубила чёртовых людей. Так что мы обязаны это сделать. Её выпад болезненно отдается у меня в руке. Ощущение, будто я растеряла хватку. Она кажется опытней, сильней меня. Аида, моя ученица, превзошла меня? Я бы гордилась ею, не пытайся она убить меня, пронзить меня своим тонким, не похожим ни на что мечом. Движения быстрые, похожие на мои, но более смертоносные. Я едва поспеваю. Впрочем, я почти без сил, а она выглядит отдохнувшей. Я буквально не справляюсь. Мне до невозможного тяжело. Аида, почему же ты захотела меня убить? — Я не желаю уничтожать мир, сестра. Я никогда этого не хотела. Так почему же ты сейчас хочешь меня убить? Я не понимаю. — Ты зло! Рожденное в тех местах, откуда едва нашли мы спасение. И сейчас ты — угроза. Если тебя не убить — умрут многие. Никто этого не может допустить. И я в том числе. Снова удары, быстрее, сильнее предыдущих. Я едва держусь на ногах. Стараюсь увернуться, стараюсь уйти от её атак. Но она снова замахивается, снова бьет. Я больше не могу блокировать. Её меч пронзает мое тело. Боль охватывает каждую мою клетку, я слышу, как хлюпает моя кровь. Она вытаскивает меч, я пошатываюсь. Мерзкий, густой звук. Мне так больно, что я едва что-либо вижу. Мои ноги слабеют, мое тело едва держится. Я падаю на землю. — Аида… — Я едва могу говорить. Выдавливаю из себя слова. — Ты не заслуживаешь этого. Ты была хорошей, но… ты должна понять. Как та, кто защищала свое Братство, ты должна это понимать. Прости, сестра. Она вытирает меч и убегает, оставляя меня смотреть ей вслед. Значит, таков мой конец? Лилит громко выдыхает, выбравшись из Анимуса. Её глаза до ужаса перепуганные, на лице шок. Я сижу рядом, аккуратно беру её за руку. — Чертовщина. — Её голос хрипит, слёзы текут по щекам. Я едва успеваю их вытирать. — Эй, взгляни на меня. — Я беру её лицо в руки, смотрю в тусклые глаза. Куда же делось все живое, что было в ней? — Всё в порядке. Она несла бред, слышишь? — Я не знаю. Ничего не знаю. Все это чертовщина. Не верю. Кажется, эмоции захлестнули её. Да настолько сильно, что Лилит едва удержалась в сознании, отключившись у меня на руках. Я медленно, аккуратно поднял её, понёс в спальню, укладывая на кровать. Может, когда она чутка отоспится, придёт в себя, тогда можно будет хоть что-то понять из того, что происходит сейчас в её голове. Я же возвращаюсь обратно, оказываясь в окружении Бекки, Шона и Алекса. Они втроём сидели, недоумевая, ожидая, что я что-то объясню, но я даже не знал, что именно сказать. — Я узнаю её. — Неожиданно выдает Алекс. — Юка Хэнсонн. Эта чертовка — она. — Он смотрит на застывшее на компьютере изображение. — Её бывшая подруга. Они были одни из первых, кто выбрался с Тау и повёл нас за собой. А после, когда мы убежали так далеко, как могли, она бросила нас на Карола и скрылась в одном из порталов. Я думал, что Энвир отыскала её и давно прикончила, но оказывается, все это время она охотилась на Лилит. Она бредила какой-то идеей. Еще тогда говорила, что они задумали из Тау сделать какой-то ключ, открывающий Игтустарис. Если все же эта шизанутая не была поехавшей на всю голову, значит сейчас в той комнате лежит та, кто может разрушить ваш мир. Хах. Хитро. — О чём ты вообще? — Я недоумевающе смотрю в странно улыбающееся лицо Алекса. — О том, что ты оставил её одну. Если она очнётся — сбежит сразу же. Что, если, восстановив ей память, вы привели загруженную в неё цель в действие? Я хотел было оспорить его слова. Лилит не стала бы сбегать, особенно сейчас. Наверняка она бы захотела еще что-то выяснить. Я так думал, я хотел в это верить, но чем дольше я смотрел в лицо Алекса, тем больше понимал, что он может быть прав. И эта херня пугала. — Так, пока у нас еще есть время перед её пробуждением, — вдруг тишину нарушил Шон, привлекая мое внимание, — я хочу обрадовать тебя новостью. Я немного расшифровал древние записи. Как я понял, они были написаны каким-то странным языком, называющимся символьным даэ. Впрочем, он оправдывает свое название, если так посмотреть. — Давай вкратце, Шон. Вопрос жизни и смерти. — Да-да. В курсе. В общем, — он открывает свои записи, — после того, как я услышал из памяти Лилит о каких-то ключах, я вспомнил, что не так давно перевёл такой вот кусок. Цитирую: Баэ-Ван — два ключа — медальона, открывающих разлом в координаты измерения неких Игтустарских пустошей, пересеченных водами. Последним, кто пользовался этим ключом, была информация засекречена. — Там так и написано? — Да. Понятия не имею, почему, но кто-то явно не хочет, чтобы мы узнали что-то очень важное. Итак, продолжаю: тело Особи было отделено от Сознания и заточено в вечной симуляции, а Это было заточено в одном из самых недоступных измерений, куда путь открывать могли немногие Ткачи. В конце концов, части разбросанного по секторам ключа были отданы объекту Л.М.К и объекту А.С.Д. Совету были предоставлены их лица, данные и биоматериалы. Ими же создан Комитет Гэрсон, в состав которого входили К.К, Кэ.К, А.Д, Ю.Х, Д.Б, М.А.С и Т.К. Их задача — найти и нейтрализовать оба объекта, пока некая