Тоска о гудящей Сай-но Каваре

«Под землёй есть Сай-но Кавара, или высохшее дно Реки Душ. Это место, куда после смерти попадают все дети, а также те, кто так и не женился или не вышел замуж. Здесь малыши играют с улыбающимся Дзидзо и строят маленькие пагоды из камня, ведь его очень много на высохшем дне Реки Душ...»

Кикио не помнит, что привело её в это место, где царит серый удушливый полумрак, где скользят бесплотные тени давно умерших людей, а красноглазые они то и дело тревожат покой ни в чём неповинных детей-призраков. Кикио не знает, как много времени провела она на берегу длинной реки, убегающей вдаль, минующей высокие холмы, уносящей с собой все радости и печали. Кикио страшно задумываться о том, в каком шатком, подвешенном состоянии между реальностью и небытием она находится. Один неверный шаг — и она сорвётся, потеряет саму себя, исчезнет как личность, став частью бесконечного хоровода однообразных человеческих лиц. Кикио точно уверена в том, что она вьючит своё существование там, где люди обитают в посмертии — Хиган, тот мир. Кикио верит, что где-то далеко, за холмами, подёрнутыми пеленой сумеречной дымки, её ждёт Сиган — родной мир, полный безрассудных и алчных людей, кишащий предательствами и войнами за богатство и власть. Кикио не может говорить, что так оно и есть наверняка, но рассказы тех, кто попадает в это же место, оставляют в душе Кикио выжженный след молчаливого разочарования. Разве могут живые люди быть настолько дурными, погрязшими во лжи и пороке? Кикио не принимает эту правду. Жажда справедливости начинает взыгрывать в её сердце, созревать, подобно редкому диковинному плоду необычайного цвета и вкуса. Кикио вступает на тропу войны повторно, сама не замечая этого. Только её сражение больше похоже на неумелую возню благородного самурая с крестьянской малышнёй — презренные они не чета Кикио, они чересчур слабы и ничтожны для той, что до смерти была насквозь пропитана кровавым смрадом поверженных врагов. Кикио защищает детей-призраков от красноглазых свирепых они, которые для неё ничуть не страшны, а, напротив, нелепы и безобразны в своей природной глупости. Кикио единственным касанием заставляет демонов обращаться в мельчайшие частицы розоватого кристалла, и это её умение вызывает у ребятишек неподдельное восхищение. Дети просят Кикио обучить их её мастерству, чтобы они и дальше могли не бояться злых порождений тьмы, но Кикио лишь снисходительно улыбается в ответ — не в её силах даже объяснить несмышлёнышам, откуда у неё появился этот удивительный дар. Беззаботные дети снова убегают к иссохшему руслу Реки Душ, которая давно уже течёт по совсем иному пути. А Кикио грустно глядит им вслед, чувствуя, как щемит её сердце в приступе немой тоски; в её тёмных глазах затаивается отголосок старой боли, которую пришлось испытать в недолгой и такой тяжёлой жизни. Кикио отказывается признавать, что была несчастна, покуда Сиган был её домом. Она молода и красива — уже это должно было подарить ей упование на безмятежное будущее рядом с любимыми людьми. Как так вышло, что Кикио не ощущает ни порывистого ликования, ни сдержанного торжества, когда старается проникнуть в закрытую часть самой себя? Неужели она так и не испытала тягучего блаженства первого поцелуя и таинства обоюдной любви? Кикио пытается расстаться с забвением, сковывающим её память, одурманивающим, подобно маковым зёрнам, и воссоздать перед собой образы тех, кого она оставила наверху, снаружи своей мрачной, беспросветной темницы. Родители ли, друзья ли, дети ли — Кикио не может понять наверняка. Камнем давит на грудь бремя беспамятства — Кикио не может сделать и вдоха, и воздух, мертвецки спёртый, вызывает у неё тошнотворное головокружение. Стоит лишь отринуть мысли о Сигане, как предательские конвульсии отступают, даря новый шанс на жизнь — ирония ли, жизнь в посмертии. Переливчатым колокольчиком звенит смех бесчисленного множества детей, а Кикио старается не слушать это прелестное полупение — велик риск сойти с ума, потерять себя среди таких же бестелесных фантомов. Она бежит прочь, не разбирая дороги в полупустынной крутой местности — в итоге всё равно выходя на тот же самый берег Сай-но Кавары, где вовсю резвятся призрачные дети. Кикио страшно, настолько страшно, что эфемерное тело, прежде такое послушное и невесомое, наливается тяжестью и деревенеет. Она не выберется из этого порочного круга никогда, никогда, никогда... Кикио больше не считает часы, проведённые в Хигане — здесь нет понятия времени, а есть лишь вечность, ограниченная тем, как долго продержится человеческая душа, затерянная среди туманных долин в обществе легкомысленных малышей. Душа Кикио сильна, но и её силы подтачиваются изнутри: осознание потери чего-то ценного, хрупкого, чего не сумела уберечь в Сигане, терзает Кикио, причиняя ей жестокие муки. А однажды к ней приходит Дзидзо и, одаривая её взглядом, полным сострадания, протягивает ей руку. Кикио остаётся равнодушной к его появлению, но что-то внутри, крохотный росток не сгинувшей в полусвете надежды, заставляет её принять чужую ладонь как данность. Едва коснувшись грубоватой кожи старого божества, Кикио рушит все печати своего забытья. Она вспоминает всё в единое мгновение — молодость, проведённую в беспрерывных боях, младшую сестрицу Каэде, навсегда оставшуюся калекой, проклявшую её мико Цубаки, последние драгоценные месяцы, проведённые вместе с Инуяшей. А потом все картины перекрываются одним кошмарным видением подлого предательства. Кикио не может сдержать крик, и эта мольба отчаяния превращается в надрывный плач ребёнка, только-только появившегося на свет, чтобы снова прожить жизнь, изменить судьбу предыдущего воплощения. И Кикио засыпает внутри своей новой ипостаси, чтобы позднее проснуться окончательно — и наполнить опустошённый сосуд души ненавистью и желанием мести, убивая в себе последние неподдельные чувства, уничижая Любовь. Хиган играет с ней злую шутку, превращая в чудовище, лишённое всего человеческого. Кикио сопротивляется как может, но яд лжи и коварства, успевший проникнуть в неё, тотчас выполняет своё предназначение — великая жрица осквернена. Пойте же, дети подземного царства! Грядёт новая битва, из которой выйдет мало победителей. И случится она из-за губительной, всеразрушающей любви. Пойте же, дети подземного царства! Пойте скорбную песнь одиночества и несбыточности настоящих желаний, рассказывайте страждущим о том, как преходящи людские добродетели, как непостоянен человек, отдавший себя на растерзание необъятной мечте. Пойте же, дети подземного царства!