Дожди бывают разные...

«Дождь… Сколько дождей прошло с тех пор как Вы оставили меня?.. Дожди бывают разные: теплые и холодные, весенние и осенние, ночные, стучащие по лужам во мраке, и дневные, уныло бьющие по крышам, но не бывает дождей при ярком солнце или мерцающей луне. Дождь это то, что солнца и луна никогда не увидят». «Я сижу на церковной паперти, из церкви доносится запах ладана, он смешивается с запахом сырости. Мне некуда идти, все эти столетия, где бы я ни жил, ни одно из этих мест не смогло стать мне домом. Я обязательно найду Вас, только…немного отдохну». Ноябрьский дождь падал на плиты мостовой. Тяжелые свинцовые тучи затянули небо. Здания стали серыми. Ни людей, ни животных, никого не было видно. На город опустились сумерки. Порыв ветра налетел на человека, зябко кутавшегося в черный плащ, и сбил с него шляпу. Ворох золотистых волос рассыпался по плечам. Франкенштейн вздрогнул, когда ветер сорвал с него шляпу. Он проводил ее взглядом, она ударилась о стену дома и осталась лежать на мостовой. Франкенштейн не стал ее поднимать, он казался себе слишком, бесконечно усталым… Из церкви раздались звуки молитвы. … God, give me grace to accept with serenity The things that cannot be changed, Courage to change the things Which should be changed, And the Wisdom to distinguish…*1 Франкенштейн обернулся, из церковного окна лился теплый свет, подчиняясь внутреннему порыву, он сделал шаг, толкнул дверь и вошел. Небольшой католический храм, ровные ряды лавок, немного прихожан и священник, отправляющий богослужение. Внутри было тепло и сухо. Франкенштейн бесшумно опустился на самую дальнюю скамью, туда, где было меньше всего света. Атмосфера действовала умиротворяюще, мерный голос священника продолжал читать молитву, хоровод свечей горел в полумраке, Франкенштейн на секунду закрыл глаза и тут же заснул. Морфей*2 принял усталого путника в свои объятия, успокаивая и утешая, позволяя отвлечься от мирских забот и погрузиться в блаженную дрему. Сны и воспоминания смешались и закружились в неведомом вальсе… Вот благородные нападают на него. – Вы должны понести кару за нападения на благородных! Франкенштейн смеется, темная злая сила исходит от него. – Ну, арестуйте меня, если сможете, о, всесильные благородные! Утес, ночь, холодный ветер и безбрежный океан. Франкенштейн стоит и смотрит на эту безграничную водяную мощь, которой нет никакого дела до людей и благородных. Волны разбиваются о камни, но брызги не достигают его. – Ты недалек от истины, человек, – из темноты появляется Геджутель К. Ландегре, – мы не могли даже помыслить, что ты придешь сюда. – Рейгар Кертье, – раздается голос справа от Франкенштейна, – глава клана Кертье. И Франкенштейн улыбается, улыбается своей безумной улыбкой. Спустя пару минут они уже сражаются. – Ответь на мой призыв, Темное Копье! И аура Франкенштейна закипает. Копье излучает ярость, оно жаждет убивать, но тот, кого оно жаждет убить больше всего на свете, держит его в руках. Франкенштейн слышит, звучащий прямо в голове голос, больше похожий на злое змеиное шипение, «Франкенштейн!.. Будь ты проклят, Франкенштейн»! Вот он идет по лесу, его раны кровоточат. То, что ему удалось сбежать уже большая удача. В какой-то миг перед ним возникает особняк. «Там, наверное, много благородных, я затеряюсь среди них», решает Франкенштейн. Особняк тих и пуст, лишь один странный благородный живет здесь. Единственное, что в нем ощущается это одиночество. «Он помог мне, но зачем»? Франкенштейн не понимает этого. – Я Франкенштейн. – Кадис Этрама ди Райзел. Франкенштейн стоит перед Лордом. – Как он? Все так же никуда не выходит? И лишь наблюдает за миром из окна? – Голос Лорда полон грусти и печали. Франкенштейн понимает, что Лорд, так же как и он сам, беспокоиться о Райзеле и хочет ему помочь. Жалобный звук, разбившейся чашки нарушает тишину. Из уст Райзела медленно стекает кровь. «Это из-за меня»!? Мысль пронзает сознание Франкенштейна подобно молнии. Он едва сдерживает дрожь, кланяется и выходит из комнаты. Он должен знать правду. И правда шокирует его до глубины души. «Всю жизнь я провел в погоне за силой, но…в конце концов ради чего? Он потратил на меня свою жизненную силу. На кого-то вроде меня. Так ли ценна сила, что бы отдать за нее все, что имеешь»? «Мне все равно, заключим ли мы контракт. Я лишь хочу остаться с ним». Несколько капель крови растворяются в горячем ароматном чае. – Эта кровь свяжет наши души контрактом. Таково твое желание? «Он…знал»!? Кровь «танцует» в тишине и медленно заключает Франкенштейна в круг. Еще секунду он смотрит в эти красные глаза. – Да, Мастер. «Да, Вы во всем правы, я хочу остаться с Вами навсегда». Франкенштейн улыбался во сне. – Господин?.. Господин, проснитесь. Кто-то тряс его за плечо, Франкенштейн нехотя открыл глаза, и картина сна рассыпалась под грузом реальности. Окончательно проснувшись, Франкенштейн понял, что он в храме, рядом стоял священник, служба кончилась. – Господин, вы выглядите усталым и… потерянным. – Пожалуй, вы правы, – отозвался Франкенштейн, – я кое-кого потерял, а теперь, похоже, и сам потерялся. – Если вы помолитесь, вам станет легче. Франкенштейн лишь криво усмехнулся. Папа Римский лично предал его анафеме*3 еще лет двести тому назад. Священник смотрел на него непонимающе. – Прошу простить за беспокойство. – Франкенштейн слегка поклонился и направился к выходу. Дождь кончился. Франкенштейн поднял глаза, город все еще был накрыт тучами, но сквозь них, пока слабо, пробивался лунный свет. «Кажется, сегодня полнолуние». Франкенштейн сошел со ступенек. «Дождитесь меня, Мастер, я Вас обязательно найду». Ночь поглотила, шагнувшего в переулок, человека. За десятки тысяч километров отсюда, в непроглядной тьме, под бесконечно огромной толщей океанских вод, там, где благородные и люди еще не бывали, лежал белый саркофаг и легкое сияние, исходящее от него, разгоняло царивший вокруг мрак.