Наказание за болтливость

— Шрам, ты здесь? — В пещеру ввалился сердитый донельзя Муфаса. Тёмно-коричневый лев с ярко-чёрной гривой и длинным шрамом поперёк одного глаза, дремлющий в сумрачном и прохладном углу, приоткрыл зелёные глаза и недовольно уставился на вошедшего. — Чего случилось, братишка? Ещё один наследник в проекте? — Ты!.. — От рыка жёлтого льва содрогнулись каменные стены. На Шрама такое проявление чувств не произвело никакого впечатления. Он лениво потянулся и перевернулся на бок, продолжая разглядывать Муфасу сквозь чуть приоткрытые глаза-щели. — Что-то ты сегодня не в духе, — наконец заявил он, лениво перекувырнувшись на спину и поймав передними лапами кончик облезлого хвоста. — С сыном проблемы? — Да я!.. Да ты!.. Ты хоть знаешь, куда он ходил?! — И… и куда? — слегка запнувшись, спросил Шрам. Муфаса прищурил злобно сияющие глаза. Он почувствовал заминку. — Ага! Значит, ты знаешь? — Жёлтый лев шагнул к брату. Шрам медленно выпрямился, настороженно наблюдая за действиями посетителя. Кончик его хвоста дёрнулся, выдавая волнение хозяина, а весёлость мигом улетучилась. — Мой сын ходил на Слоновье кладбище, — поняв, что ходить вокруг да около не имеет смысла, прорычал Муфаса. — А я тут при чём? — Ты рассказал ему об этом месте! Шрам вскочил и оскалился: — Кто тебе такое сказал? — Симба! — рыкнул Муфаса, в мгновение ока оказавшись рядом с братом. Тяжёлая лапа с пока втянутыми когтями вспорола воздух, и Шрам коротко тявкнул, грузно рухнув на спину перед тяжело дышащим старшим братом. — А он никогда не лжёт! — Ну сказал — и что? — Шрам примирительно поднял лапы, продолжая лежать на спине и глядеть в яростно сверкающие суженные глаза. — И что?! Они с Налой чуть не погибли! — А при чём тут я? — холодно вновь осведомился Шрам, вскочив и вперившись в Муфасу пронзительным взглядом. — Я не говорил ему туда ходить. Делился, так сказать, жизненным опытом. — Я тебя разорву! — Муфаса снова замахнулся, но Шрам быстро отскочил в сторону. — Тебе ли не знать, как там опасно! Хотя — о чём это я? Слоновье кладбище давно стало для тебя домом родным! — Зришь в корень, — буркнул Шрам. — А помнишь, как ты получил за то, что якшаешься с этими собаками? — зло прищурившись, тихо произнёс Муфаса. Морду Шрама исказила гримаса ненависти и обиды. Он помнил тот день, словно он был вчера… Солнце палило нещадно, иссушая и без того потрескавшуюся почву. Два львёнка сидели возле огромного раскалённого камня, неподалёку тёк ручей, вносивший небольшую толику прохлады в близлежащую местность. Один из львят, тёмненький, со шкурки которого едва-едва сошли детские пятнышки, умывался, забавно водя лапкой по маленькой мордочке. Один глаз его пересекал длинный светлый шрам. Львёнок получил его ещё в глубокой юности: убегая от преследовавших малыша старших львят, он случайно упал со скалы, напоровшись на острый выступ. Прошло время, и настоящее имя детёныша забылось. Все стали звать его Шрам. Другой — жёлтый, красногривый, уже не львёнок вовсе, а молодой лев, — возбуждённо сияя глазами, продолжал вдохновенно мяукать: — … Это был огромный старый носорог. Рог — ВО! Копыта — ВО!!! Глаза злющие, маленькие! Палестина и Олгун давно уже лужу сделали от страха. Мяучат, как малые котята! Я не испугался, честно-честно! Я как прыгну!!! Как укушу его за морду!.. Тёмненький львёнок продолжал умываться, флегматично думая о чём-то своём. Болтовня старшего брата его раздражала. Ну в самом деле, кто поверит, что молодой лев в одиночку свалил целого носорога? К тому же, где этот носорог? А ещё у Муфасы недавно стала расти грива. Шрам фыркнул, вспомнив, как брат носился со своей шевелюрой. «Ой, кажется, у меня новый волосок вырос!», «Ой, по-моему, я стал лысеть!», «Ой, мама, а она вырастет ещё?!» — впору завыть на луну, подобно шакалу! Как оказалось, фыркнул он не вовремя. Муфаса, только-только домучивший свой рассказ, принял такое выражение чувств на свой теперешний адрес. — Ты чего ухмыляешься? Не веришь?! Тяжёлая не по годам лапа наследника попала в цель. Шрам пискнул и свалился на траву спиной вперёд, испуганно наблюдая за нависшим над ним старшим братом. — Т-ты ч-чего?! — Ты считаешь, что я лгу?! — Нет-нет, чесслово, — быстро мяукнул Шрам, примирительно приподнимая лапки. Муфаса сразу успокоился. Приблизив морду к поднявшемуся и отряхивающемуся брату, он втянул носом воздух и вмиг посуровел. — Ты опять был с этими шавками? — Они не шавки, они мои друзья! — огрызнулся тёмненький. — Они гиены! — И что? — Ты не должен с ними водиться! — строго прорычал Муфаса. Шрам прищурил зелёные глаза. — С какой стати ты мне указываешь? Лучше следи за собой, а то спариваешься с кем попало, жуть! Молодой лев вскочил, и в его глазах промелькнула вспышка ярости: — АХ ТЫ!!!.. Острые зубы впились в пушистый загривок, и львёнок забился в лапах старшего брата, пища от ужаса. — Не надо, братик!!! Прости меня!!! Я не хотел тебя обидеть!!! — Ну уж нет! — рыкнул Муфаса, прижав Шрама к горячей земле и не давая ему пошевелиться. — Тебя давно пора наказать. И за то, что нахамил мне, и за то, что якшаешься со швалью! — Нет, нет! Брат, не надо! — Шрам забился в истерике, почувствовав, как наследник сильно, до крови, сомкнул острые клыки на его загривке, а что-то толстое и горячее уткнулось в анал. — Надеюсь, себя ты не считаешь «кем попало»? — слегка невнятно проурчал молодой лев и с силой вошёл внутрь брата. Дикая боль разорвала львёнка пополам, и он отчаянно взвизгнул, беспорядочно молотя лапами по крошившейся под когтями земле. Муфаса не обращал на это никакого внимания. Он грубо и резко двигался в мяукающем от боли Шраме, глубоко вдалбливаясь внутрь. Шрам уже потихоньку сходил с ума от пульсирующей боли в разорванном проходе, когда горячее семя старшего брата обильно оросило внутренности, и Муфаса, в последний раз несильно толкнувшись вперёд, вышел, тут же принимаясь слизывать с брата кровь. — Только попробуй вякнуть кому-либо об этом уроке! Понял? — грозно прошипел жёлтый, наклоняясь над истерзанным и униженным Шрамом. — И не смей больше ходить к гиенам. Ясно? — Да, — едва слышно пискнул бедный львёнок и заплакал от боли и обиды. Но Муфаса уже не слушал его. Он развернулся и побежал к скале, оставив жертву подвывать в одиночестве. — Вспомнил? — ехидно хмыкнул Муфаса. — Ты подонок! — не по-львиному прошипел тёмный лев, вскакивая и хлеща хвостом по впалым бокам. — А ты так меня и не послушал, брат, — продолжал тем временем король. — Ты продолжал бегать с этими собаками. Я постоянно чувствовал на тебе их мерзкий запах. — Он сурово глянул на в момент затихшего и съёжившегося младшего брата. — Думаю, что и это стоит учесть в сегодняшнем наказании. — В… чём? — оторопело переспросил его Шрам, холодея от ужаса, прошившего позвоночник ледяным дыханием. — А что ты думал, я оставлю твой проступок безнаказанным? — вопросом на вопрос ответил Муфаса. — Симба и его подружка чуть не погибли! Так что ложись, братик. Хотелось бы закончить до того, как все вернутся в пещеру, не согласишься? Куда там! Шрам попятился, глядя на брата сузившимися от страха глазами. — Н-не н-надо!!! — Всякий раз, когда жёлтый нависал над ним, у Шрама принималось сильно колотиться сердце, а из горла вырывалась только мольба о прощении. Стремительный прыжок — и Шрам прижат к холодному пещерному полу. — Прошу тебя! Вместо этого — укус в шею. Первая капля крови упала на пол. — Не надо, брат!!! И всепоглощающая, раздирающая боль в заднем проходе. Когда солнечный круг почти закончил своё дневное шествие и, окрасившись в кроваво-красный, спустился почти до верхушек баобабов, Муфаса закончил своё наказание. Он отошёл от тихо скулящего Шрама и брезгливо мотнул лапой, слизнув с неё алую кровь брата. Последний продолжал лежать, распластавшись, на холодном полу пещеры и тихо мяукал, словно маленький львёнок. Муфаса подошёл и, взяв пискнувшего было Шрама за многострадальный загривок, потащил в самый дальний и тёмный угол пещеры. Там он резко разжал челюсти, и тело брата с тихим стуком шмякнулось об пол. Шрам снова мявкнул. — Лежи здесь, а то ещё станут спрашивать, что с тобой случилось, — король испепелил его презрительным взглядом и грозно прорычал, обнажив огроменные клыки: — Не смей больше что-либо говорить моему сыну! Не смей к нему даже приближаться! С этими словами он быстро вышел из пещеры, чтобы встретить возвращающихся с охоты львиц. Однако возле самого выхода его нагнал тихий дрожащий шёпот, полный боли, страха, ненависти и обиды: — Я отомщу… Вот увидишь.