А она и правда его ненавидела.

Иногда Жанна сама не своя. Это видят все, особенно да Винчи, вопрошающе вглядываясь в синие глаза. Иногда Жанна не здесь, он видит это. В синеве мерцает что-то алое. Это не пугает великого мастера, он просто молча пьёт чай, пока спутница не прекратить шептать и что-то бессвязно бормотать. А до этого он не выпустит её из своей обители и не впустит сюда никого. Это их негласное соглашение. Маленькое сумасшествие пророчицы кажется ему даже немного забавным. Жанне часто снится что-то невообразимое. Отрывки мыслей, видений, запахов и образов. Это не пророчества, а что-то давно забытое, но буквально насильно выбитое в памяти. Она никогда не просыпалась в холодном поту или слезах, просто не понимала, что не так. Пробуждение оставляло какую-то пустоту и желание отыскать. Она что-то искала… или сама не хотела быть найденной? В последнее время блондинка часто оставалась в тени, говорила всё меньше. Всё чаще проводила время с Леонардо, скрываясь от мира, вдыхая дурманящий аромат чая и пытаясь уловить тот самый осколок ночных образов. Запах дыма и машинного масла вводил её в транс. Она почти наяву задыхалась, а на бескровных губах оставался привкус гари. Свист ветра заглушал громогласный голос Оды, её Короля-спасителя. Всё чаще она стоит за его спиной, смотря не на него, а куда-то вне времени и пространства. Жанна почти не слышит его, а если и сосредотачивается на нелепых словах Дурака, то беззвучно шепчет «не он». В такие минуты она отчаянно хочет бежать. Ей кажется, что она сходит с ума, потому что Нобунага ей почти ненавистен. Химико ворчливо обвиняет «Ранмару» в симпатии к её муженьку, Хидзеёси совершенно не обращает внимания, сам Ода и Мицухиде заняты совсем другим, они копаются в себе. А Жанна всё больше проводит времени с Орлеаном, любовно гладит стальные пластины, бессвязно что-то шепча. Для других бессвязно. В мастерской все привыкли, что женщина в коротких одеждах проводит здесь слишком много времени. Жанна плачет и шепчет. Почему-то машина ей сейчас роднее всего на свете. И только Леонардо знает, о чём шепчет его старый друг… или объект научного интереса? Когда Жанна произносит «Костёр. Пламя. Больно», в её глазах пляшут алые искры, она пьёт много чая и постоянно облизывается. Дышит часто, сбивчиво, хватается за горло и задыхается. Да Винчи никогда не помогает ей, только записывает, ждёт, пока заливистый кашель не перерастёт в крик и блондинка не начнёт ползти по земле, вспахивая её короткими острыми ногтями. Тогда она приходит в себя и спокойно беседует о предстоящей вылазке или своих сомнениях. Когда Жанна шепчет «Война. Бог. Голос», она застывает, обращается в бесчувственную статую. Не редко это может случиться прямо посреди коридора. Иногда она приходит в себя сама, но всё чаще да Винчи следует за ней, чтобы вовремя предложить девушке руку помощи. От пощёчины её разум обычно проясняется быстрее. После такого, провидица любит плотно перекусить и попросить показать великого мастера очередное своё творение. Особенно, Леонардо нравится, когда Жанна сдавленно шипит «Король. Предательство. Ведьма». В такие мгновенья она хватает тонкий кинжал и, дрожащей рукой, направляет его на невидимого врага или смеющегося Леонардо. Её взгляд не яростен и не переполнен злобой, безупречно чист, но он знает… сейчас она убьёт без раздумий. И это нравилось да Винчи. Жанна никогда не бывает так красива, как в минуты полной концентрации. Иногда инженер не понимает, как остальные не видят мрачных теней на белоснежной коже, ныне даже слегка посеревшей. Она автоматически, как заведённая игрушка, которыми так любил баловаться сам мастер, выполняла приказы Оды, даже что-то осмысленно отвечала ему. Но фальшь резала слух. И это тоже нравилось Леонардо. Жанна уже не была невинной маленькой девочкой, которая боялась услышать предначертанное. Это была изломанная неясностью и непостоянством женщина. В такие моменты, он любил её рисовать. Зарисовки выходили мрачными, перегруженными тенями. И эти тени превращали ещё детское личико пророчицы в озлобленную маску. В ту самую, жутко смеющуюся маску Но. Художника трясёт от предвкушения… что же станет с златовласой д`Арк?

***

Жанна уже не помнит себя. Почти каждую ночь она облачается в своё одеяние и сжимает в руках кинжал, входя лёгкой поступью босых ног в ночную мглу и прохладу. Она не тренируется, нет, лишь взмахивает кинжалом, представляя своих соперников. Не из этой жизни. Из той, которая навсегда утеряна и оставила неизгладимый шрам. Оставила пустоту, и тоску, и стремление найти, спасти, уберечь. Кого? Что? Почему она? Кагуя ненавидит эти острые осколки неясности и непонимания даже больше, чем способность предсказывать катастрофы. Последнее, она хотя бы приняла, как и велел ей Ода. Перед глазами вспыхивает силуэт господина. Его гордая, раздражающая поза. Грустный, утомлённый взгляд. Глупец глупцов. Король Королей. Только рука не дрогнет. Она быстрым, отточенным движением перехватывает кинжал и вонзает в широкую мужскую грудь, так и застыв. Дышит тяжело часто. В голове пульсирует только одна мысль: «тогда ты был лучше». Когда... тогда? - Что это я? – устало бормочет уроженка звезды Запада, когда кинжал с тихим звоном оказывается на земле, а руки плетьми скользят вдоль туловища. Жанна смотрит на небо, на бледный серп луны. Ставший родным замок вспыхивает пламенем. Снова тот мужчина и мальчик. «Ранмару». Задыхающаяся от запаха гари и боли женщина. Огонь терзает её тело, но взгляд её не потух, а голос не дрогнул. Жанна знает, как клокочет в её груди гордость, как она держалась за честь. И что была предана, тоже знает. И тот мужчина с мальчиком тоже знали. Потому что тот мужчина был её Королём-спасителем, пусть пропах порохом и кровью, а та женщина была её плотью и кровью. И духом. Всем естеством. Жанна не верила, но знала. Это было где-то не здесь. Так далеко и давно. И Жанна тоскует, скрестив руки на груди. Плачет. Тихо, без единого звука, плачет. А потом подбирает мерцающий в лунном свете кинжал. Прижимается щекой к холодной стали, шепчет извинения и просьбы потерпеть. Почему-то Жанна совсем не хочет никого защищать, только его… Оду Нобунагу. Но не Глупца, нет. Своего короля, которого нет в живых. Или даже никогда не было. - Ранмару? – сонное, едва различимое. Совсем несвойственное это человеку. И голос его раздражает Жанну. И имя это… «Не ты. Не тебе звать меня этим именем. Ты не он», - отчаянно стучит в сознании. Но она улыбается, прикрыв глаза. Глупец может увидеть в её взгляде всё, что угодно. А злить поглощённого драконом мужчину было бы нежелательно. Незаметно она прячет кинжал за спину. Он заметил, она знает. Просто удерживает себя от соблазна. Ведь… она сама не своя. - Да, господин? – рука с зажатым кинжалом начинает дрожать, стоит Оде подойти ближе. Он при параде. Возвращался с затянувшегося обсуждения дальнейшего плана действия и направлялся спать, но заметил знакомую женскую фигуру. Когда не стало причин прятать Жанну, она всегда бросалась в глаза, даже если вела себя тихо. Наверное, это и привлекало внимание. Его Ранмару никогда не была тихой. - Любуешься звёздами? – Жанна ненавидит эту его манеру задавать глупые, отчаянно неразумные вопросы. Потому что он начнёт изливать ей душу. И это нервирует. Желание всадить кинжал ему под рёбра возрастает до невозможных высот. Но она хорошая актриса, судя по всему. Нобунага что-то вещает, она внимательно смотрит на пылающий факел, впиваясь ногтями в ладонь. Терпеть. Терпеть. Терпеть. Пока Глупец не закончит вещать. - Пора спать, Ранмару, - девушка кивает и первой покидает место нелепой встречи. На лице у неё только усталость и раздражение. «Ты не он», - шепчет Жанна, сжавшись в самый дальний угол своей комнаты и всматриваясь в мелькающие тени. Кинжал зажат в ладонях. А взгляд у неё хищный, тяжёлый, вызывающий. И так до утра. До утра Жанна будет шептать одну и ту же фразу. И в груди будет клокотать ненависть и ярость. Всё же она ошибается… с той святой женщиной из обрывков прошлой жизни она почти не имеет общего. Разве что страсть к обладателю громкого командного голоса.

***

- Если бы ты узнала, что Нобу – Король-разрушитель, изменила бы своё решение? – Жанна почти оскорблена. Мицухиде мерзок в своём самокопании. В этих попытках узнать себя. Жалок. Мерзок. Глуп. Отвратителен. Даже больше, чем Ода. Этот лживый господин. У обладателя этого имени хотя бы были гордость и честь. А ещё Жанну бесила эта их схожесть. Лживая трагедия их жизней. Она видела в Мицухиде себя, но предпочитала не придавать этому какого-то особого значения. - Я уже всё для себя решила, - равнодушно отвечает д`Арк, улыбаясь криво и скорее ехидно, нежели уверенно и спокойно. Мицу не видит этого. Он вообще ничего кроме себя и Итихиме не видит в этом мире. А после смерти оной… что же, это его вина. Впрочем, зря Жанна недооценивает этого мужчину. Возможно, он бы и понял её слова и улыбку как должно. Он мог бы быть уверен, что она последует за Одой в адское пекло, но… Её взгляд, сжимающая невидимый клинок ладонь. Эта женщина уже не сомневается, как он. Она всадит его старому другу «меч» в любое мгновение. Когда Нобунага в конец доведёт странную девицу. Кажется, призрак театра Но совершенно случайно увидел провидицу такой, какова она есть. И улыбнулся. Спокойно и сдержанно. Жанна кивает. Больше они не встретятся. Возможно, нет. Хотя ни ей, ни ему этого не хотелось. Больше никаких разговоров наедине. Мицухиде снова будет размышлять, а Жанна направляется к Орлеану. О Нобунаге они больше не вспомнят до военного совета. Мицухиде сомневается, не верит, а потому предаёт. Жанна почти такая же, но её ненависть рождена не из сомнений и потерь, а из мелочных обид и желания вырваться. Вырваться из лап царапающих разум разноцветных вспышек. Поэтому предательство «Ранмару» ударит больнее. Она же до конца будет уверена, что права. И просто стремится к свободе. Потому что Нобунага не её Король. Не этот Нобунага.

***

Жанна захлёбывается кровью со счастливой улыбкой. Опирается о покореженный металл некогда могущественного Орлеана. Она сплёвывает порядком надоевший сгусток, стараясь не особенно шевелиться. Пробивший насквозь живот осколок приносил неимоверную боль, стоило двинуться. Лицо, одежда и руки залиты и перепачканы кровью. Сколько ей осталось? Пара мгновений. Ничего больше. Только пара мгновений. Она осторожно вертит пальцами регалию. Ха, кому нужен Щит, когда есть Копьё? Она смотрит на могущественный камушек как на дешёвую стекляшку. Этот дрянной кулон столько крови попортил ей. Из-за него она стала хозяйкой Орлеана. Из-за него прекрасные доспехи превратились в жалкий металлолом. Нет, всё начало раньше. Из-за этой дряни она решила, что способна стать кому-то защитой. Чтобы показать Нобунаге, что она умная девочка и сможет его защитить. Не Глупца, нет. Совсем не его. Об этом щенке она даже не думает. Ещё чего. Кашель. Дурманящая боль. Осталось совсем чуть-чуть. Жанна не боится. Наоборот, радуется. Всё ещё вертит стекляшку. Ненавистную, жалкую. Жанна сжимает её зубами, глотает, царапая горло. Надо же, крупный кулон даже не застревает. Но глоток отзывается невыносимой болью. Жанне плохо. Тяжело. Слипаются веки. Больно. Больно. Больно. Почти уже всё. Терпеть не надо… вместо крика только бульканье, когда кровь скользит с губ на подбородок. - Ранмару! – отчаянный крик совсем рядом, суета. Кто-то шумит, пытаются что-то сделать. Кажется, её лже-господин остался с ней совсем один. – Держись, Ранмару. Не смей умирать, это приказ! «Слишком шумно и чрезмерно громкие речи», - но улыбается всё так же счастливо. Пара мгновений. Собраться с силами, всё же распахнуть полные ненависти синие глаза. Она кое-как различает его встревоженное лицо. Смешон. Глуп. Невежественен. Не он. - Катись в ад, Глупец, - хрипло, но вполне разборчиво шепчет уроженка Запада, собрав последние силы и плюнув ему в лицо кровью. Нет, не понять Западу Востока. А этому Дураку не покорить небо и землю. Не ему. Жанна глубоко вздыхает. Тёплый голос из воспоминаний зовёт её с собой, по настоящему имени. Крепкий мужчина в боевом облачении вводит закутанную в лёгкую белоснежную рубаху до колен святую деву в пылающие языки пламени. Да, так оно и должно быть. Только не та девушка идёт в пламя. Не она. Не златовласая пророчица. Может быть, всё же не её это был Ода? Да. Всё верное. Настоящего господина она ненавидела. - Жанна, - одними губами произносит Ода, стоит бледному лицу в ужасе исказиться. Она и правда его ненавидела.