Обернись

      Всегда, в любой ситуации нужно помнить, что ты должен бороться. Даже тогда, когда кажется, что нет смысла. Нет надобности выворачиваться наизнанку, чтобы получить призрачное спасение. И когда кажется, что даже то обещанное облегчение не принесет ожидаемого результата.       Опускать руки нельзя.       Потому что можно опустить их за очень маленький шаг до цели.       — Коридор будет уже, нужно идти друг за другом, — механический голос, настолько уже ненавистный, что только от этих мерзких звуков начинает накатывать злость, продолжает рассказывать правила, — нельзя оборачиваться. Это карается смертью. Разговаривать также запрещено.       — Том, — Крис тряс паренька за плечи, пытаясь добиться от того хотя бы какого-то внимания к себе. Только увидев проблеск осознания реальности в зеленых глазах, он схватил Тома за щеки ладонями и в самые губы произнес: — Ты идешь первым, я за тобой. Я не смогу не обернуться, не зная, упал ты там или нет. Я буду идти сзади, и что бы ты ни услышал, просто шагай, понял? Шагай, — присев около парня, мужчина быстро обул его и снова подтолкнул к двери, — иди и не оборачивайся.       Том, пошатнувшись, сделал шаг и побрел вперед.       Крис быстро вышел и пошел следом, надеясь, что у них обоих хватит сил дойти до третьей ниши. О том, что их там ждет, мужчина думать не хотел вообще. Он бы помолился, если бы умел или помнил как, да только в голове было пусто.       Первый раз за все время в мозгах была практически ощутимая пустота. Такая, от которой, казалось, в голове все звенело.       Глядя на шатающегося, но упрямо шагающего впереди Тома, Крис мысленно просил его не оборачиваться. Он очень хотел, чтобы парень выдержал и это испытание.       Идти впереди, не имея возможности обернуться и не зная, упал Крис за его спиной или нет — ужасно. И мужчина это понимал, когда пробовал поставить себя на место Тома. Но он прекрасно знал, что так или иначе пустил бы того вперед, потому что слабость и бледность, так и не сошедшая со скуластого лица, явно говорили о том, что парень может и не преодолеть этот рубеж. Не дойти до последней ниши, просто упав где-то на дороге. ***       Тому казалось, что он попал в ад. Небольшое облегчение, которое принес сон, исчезло, будто его и не было. Конечно, идти в обуви было в разы легче, но преследовало ощущение, будто он не в коридоре, огороженном сеткой, а в темном тоннеле, без света в конце.       Слышались звуки.       Странные, пугающие. Казалось, под ногами все еще шуршат и шипят жуки. Том пытался внушить себе, что все это неправда, но порывы резко поднять ноги или, что еще хуже, отпрыгнуть куда-то, непонятно куда, пугали его самого. Он понимал, что если сделает резкое движение, просто упадет.       Упадет и не встанет, умрет прямо на земле в этом осточертевшем коридоре, дав чипу взорваться и забрызгивая идущего сзади Криса своей кровью.       Крис…       Том прислушался и понял, что ничего не слышит, как бы странно это не звучало. Он не чувствовал, что мужчина идет сзади.       Том пытался успокоить себя, раз за разом повторяя, что он под действием яда, и ему может показаться все, что угодно. Что Крису некуда деться из-за его спины, и если бы даже Том не услышал, как тот упал, он точно услышал бы взрыв.       Но этот аутотренинг не помогал ни на миг, когда паника, только едва утихнувшая, накатывала дикой волной. Том не знал, как еще можно с этим бороться.       Он хотел обернуться.       Так сильно, что у него зачесались кончики пальцев.       Но Том отчетливо, словно наяву, видел серьезные глаза Криса, который что-то резко, даже почти зло говорил ему перед выходом. Дословно Том не помнил и не хотел вспоминать.       В мозгу четко отпечаталось одно: «Не оборачивайся».       Нельзя, даже если очень плохо и очень страшно.       Настолько, что кажется, будто этот страх можно потрогать.       Словно он, как темный туман, клубится вокруг фигурки Тома, обволакивая его полностью, забирая оставшиеся крупицы здравого смысла и прося обернуться, шепча в самое ухо, что Криса сзади больше нет.       Что Том тут один, совсем один в этом коридоре и на этом эксперименте.       Никому ненужный, всеми брошенный…       …псих.       Который получает то, что он заслужил.       Закусив нижнюю губу, Том упрямо продолжал идти вперед.       Зацепившись где-то в голове за имя блондина, он просто шагал, отстраненно замечая боль в ногах, во всем теле и, уже привычно, в мышцах.       Имя «Крис» парень пропускал будто через все свое тело. Оно, словно переливающийся шарик, скользило внутри, согревая приятными звуками и не давая окончательно сойти с ума. Том почему-то представил, как этот шарик, отдавая теплом, замирает в груди и сидит там, даря толику спокойствия и ощущения того, что он на этой дороге не один.       Он всегда очень тщательно выбирал себе жертв. Да, их было много, и исчислялись они десятками. Но Том понимал, что даже если убивает людей так же, как мясник забивает скот на скотобойне, у него есть призрачное оправдание.       Настолько эфемерное, что его можно признать недействительным. Разве он может позволить себе решать: кому жить, а кому нет? Но он, раз за разом, делает это.       Кропотливо выбирая из всех списков только тех, кто так или иначе имеет отношение к ним.       И к ней.       Ведь если бы они были живы, ничего бы не произошло.       Том так и остался бы успешным парнем, сделал карьеру, а военная служба лишь добавила бы ему дополнительных плюсиков в резюме.       Но судьба распорядилась иначе.       Вместо запланированной поездки по Европе случились совершенно незапланированные похороны. После которых, придя в пустую квартиру, Том понял, что вместе со всеми, кто был ему дорог, убили и его. Пусть оболочка осталась — душа умерла. Вместе со всеми эмоциями и нормами морали.       Если они решили, что могут забрать у него всех — почему он не может сделать так же?       Он понял, что достанет их, рано или поздно. Что разрежет на мелкие кусочки, упиваясь своей ненавистью так же, как они упивались его слезами, когда убили всех на его глазах.       Да, его отец долгое время, как потом узнал Том, игнорировал угрозы, намеки и явные, якобы случайные, происшествия. Возможно, он и занимался чем-то не тем. Или, как принято говорить, чтобы прикрыть свою задницу, был бизнесменом. И, видимо, настолько серьезным, что его конкуренты не побрезговали скинуться на киллеров.       С одним уточнением.       Киллеров-маньяков. Да таких, что Тома, которого единственного нашли живым в огромном доме, месяц учили заново говорить. Заново общаться с людьми и даже есть, потому что парнишка, которого оставили в живых только потому, что он являлся наследником и был нужен, чтобы империю отца не разнесли на куски, стал похож на дикого зверька. Он медленно приходил в себя, но медсестры элитной клиники не могли нарадоваться на то, что юноша так или иначе вновь возвращается к жизни.       Впоследствии Том много раз думал, что если бы они знали, что происходило тогда в его голове на самом деле — убили бы прямо там. Потому что искалеченная психика молодого парня сформировалась в настолько темное и жаждущее мести нечто, что было странно, как он вообще не сошел с ума окончательно.       Для всегда светлого и доброго Тома этой черноты было через край. Намного больше, чем он был способен вынести. Больше, чем вообще кто-либо способен вынести.       То, что некоторые люди относились к убийцам косвенно, Том старался не замечать. Они были нужны, чтобы выйти к своей цели. Он стал детективом самому себе, а его комната походила скорее на полицейский архив, чем на жилище молодого парня. Так же получилось и с деньгами.       Они оказались приятным дополнением к мести и существенно облегчали задачу в плане переездов, с которыми, конечно же, бесконечные поиски были неразрывно связаны.       Глаза будто застилала плотная пелена. Такая, через которую видно было лишь те фигуры, которые Том сам хотел видеть. То мясо, которое он сам выделял для себя, чтобы узнать о нем побольше, а затем убить. Четко, незаметно и так для себя приятно.       Постепенно, месяц за месяцем, год за годом, приходило осознание другого.       Том начал замечать, что почему-то вместо того, чтобы утром, после стандартной пробежки, сесть за компьютер и углубиться в поиски тех, кто лишил его близких, он идет в офис.       Офис?       У него даже есть свой кабинет, из которого можно попасть на оружейный склад.       Пелена перед глазами начала рассеиваться, и Том увидел, что он почему-то подчиняется пожилому мужику, у которого такой взгляд, будто он хочет Тома либо убить, либо изнасиловать. А сам парень настолько сильно провоцирует его, что порой самому становится не по себе — не перегнул ли палку?       А когда Том сидит над трупом напарника, который по какой-то странной причине работал с ним долгое время, то понимает, что где-то он свернул куда-то не туда.       Причем настолько далеко ушел, что просто так уже не вылезти из петли, которая есть на его шее.       Когда, в какой момент он стал таким?       Что сказали бы они, увидев его, улыбающегося после того, как он получил бешеные деньги за смерть?       Просто за то, что оказался сильнее, чем кто-то.       Или за то, что на его стороне был эффект неожиданности.       И тогда Том, напившись до зеленых чертей в своей шикарной квартире, понял, что он стал таким же.       Один в один как те, кто на его глазах сделал из близких фарш.       Он ничем не лучше.       Даже хуже.       Именно в тот момент Том осознал, что если не прекратит это сейчас — не прекратит никогда.       Позади него было тихо. Как Том ни старался услышать хотя бы что-то — не получалось. Кажется, по щекам снова текли слезы. И когда он успел превратиться в размазню?       Который раз за последнее время он ревет, словно девка, от которой сбежал жених. Это неимоверно бесило. Еще и потому, что сделать-то ничего было нельзя. Как ни старался — все напрасно. Он был бессилен перед организаторами эксперимента, перед тем, что могло ждать его впереди и, самое главное, сейчас, в эти секунды, когда шел вперед, превозмогая боль, и даже не имел возможности обернуться и посмотреть, как там Крис.       Там ли Крис?       Воображение рисовало кучу картинок: одна страшнее другой. И от нарушения правил спасало только то, что Том, хоть и слабо, но осознавал, что если что-то случится с Крисом, последует взрыв. Тогда уже точно можно будет оборачиваться, не думая ни на какую тему.       А пока оставалось только идти вперед и, черт побери, как же Тому было страшно.       Он вглядывался в размытый из-за яда пейзаж впереди и еле слышно шептал о том, что ему хочется увидеть нишу.       И пусть она последняя, пусть она будет хоть доверху наполнена чем и кем угодно — он сможет увидеть Криса.       Больше пытки, чем сейчас, для Тома, казалось, не существовало.       Он снова находится почти на грани.       Снова может потерять то, что только начал обретать.       И этого раза он не переживет точно. ***       Темное пятно впереди показалось Тому воротами в рай, не меньше. Он знал, что это может быть только ниша — никаких других подобных препятствий не встречалось, да и шли они уже, по его меркам, достаточно долго.       Да и по тому, насколько ему было плохо, тоже.       Как Том еще держался — он и сам бы не смог ответить, слишком ужасно он себя чувствовал. Страх, который в начале пути еще как-то можно было терпеть, стал таким, что парень едва выносил его. Том стискивал зубы так, что становилось больно, быстро вытирал злые, все еще бегущие по щекам слезы, и жмурился на доли секунды, лишь бы не обернуться.       Причем он не знал, чего боится больше: того, что, обернувшись, подпишет себе смертный приговор или того, что не увидит там Криса. Даже было уже плевать на собственные мысли о том, что все страхи пусты.       Хотя, врать самому себе не стоило: Том осознавал, что боится именно второго варианта. Без Криса он просто не сможет. Не вывезет. Не вытянет этого ужаса.       Не справится один.       Поэтому теперь, когда где-то пока еще далеко впереди забрезжила призрачная надежда, у Тома открылось уже неизвестно какое по счету дыхание, и он ускорил шаг.       Боль заполонила каждую клеточку организма, но он упрямо шел, пока не понял, что это на самом деле ниша, и смог разглядеть дверь, даже дверную ручку.       Пока не коснулся металла и не дернул на себя, делая шаг, после которого можно было, наконец, остановиться.       И замереть.       Зажмуриться и ждать, сам не понимая чего.       — Том, — хриплый голос, и вот уже сильные руки обхватывают поперек груди, сжимая так, что, кажется, ребра хрустнут под таким натиском.       Из Тома, будто из воздушного шарика, вышел воздух. Он выдохнул, долго, с протяжным стоном.       А вдохнуть не смог.       Дыхание перехватило.       Сердце будто замерло.       Он сам стоял, как каменный.       — Том, — снова этот родной голос и его, словно тряпичную куклу, резко разворачивают, снова обнимая и обдавая прерывистым дыханием лицо, — Том, я здесь, все нормально, не уходи в себя.       Крис обнимал парня, гладил по спине, впивался пальцами в кожу и что-то без перерыва говорил на ухо. Том не улавливал смысл, но до его, все еще воспаленного ядом сознания, наконец доходило, что Крис рядом.       Вдохнув, Том резко обнял мужчину за талию, утыкаясь носом в плечо.       Выдохнул, закрывая глаза и, наконец, немного расслабляясь.       Крис, у которого сбилась речь от резких объятий Тома, через несколько секунд смог говорить, снова начиная шептать что-то несвязное, может, даже глупое, но такое сейчас нужное им обоим.       Время, казалось, остановилось.       — Я думал, — начал Том шепча, касаясь губами кожи на плече Криса, — что тебя там нет. Глупо, так глупо, я такой идиот, но мне казалось, что тебя там просто нет. Понимаешь? Так страшно обернуться, и я бы не смог, если бы сейчас не ты, понимаешь?       Этот почти бессвязный поток слов сам лился из Тома, он будто даже не осознавал, что именно говорит.       Крис все так же гладил его по спине, иногда чуть царапая ногтями кожу, и эта боль возвращала к реальности.       Если чувствуешь — то живешь, верно?       В жизни всегда больше боли, чем удовольствия.       Ничто, казалось бы, не может нарушить то, что происходило между ними, но не всегда все идет по плану.       А в их случае — никогда.       Дверь, ведущая из ниши, резко распахнулась, заставляя обоих вздрогнуть.       Том очнулся от полусна, в который успел погрузиться, пока стоял, уткнувшись в сильное плечо, и сейчас пытался осознать, что происходит. Крис же, не теряя времени, уже шагнул вперед, пытаясь как-то закрыть Тома, все еще шатающегося от слабости и яда в крови.       Но это было напрасно — оба поняли, как только увидели, сколько человек пришло в нишу.       Вооруженные люди в масках на лицах явно не были настроены на диалог или на какое-либо сопротивление.       Один вышел вперед и поднял перед собой руку, в которой были наручники. Металлическая цепь тихо звякнула, а Крис усмехнулся. В этот раз им не давали выбора.       Хотя, почему нет?       Они могли кинуться на солдат и умереть, но почему-то в душе разгорался ненормальный, иррациональный интерес к тому, что будет дальше. И пусть могло быть в разы хуже — умереть они успеют всегда.       Крис почувствовал, как Том положил ему на плечо ладонь. Одно это касание сказало ему все, о чем в такой момент мог думать парень. И он тоже соглашался на плен, который им сулили наручники. И ему тоже, даже несмотря на состояние, было интересно.       Это выдавал блеск зеленых глаз. Они двумя яркими огоньками горели на покрытом пылью лице.       Они позволили надеть на запястья наручники и вывести себя из ниши.       Крис даже почти не удивился паре вертолетов, стоящих в отдалении.       А как еще можно было попасть на этот полигон? Явно он находится на достаточном расстоянии от какого-либо населенного пункта.       К ним направлялся какой-то мужчина. Он спешил, то и дело спотыкаясь о небольшие камушки на пыльной земле, и прикрывал рукой глаза от солнца. Крису захотелось закинуть его в начало их эксперимента и посмотреть, как тот пройдет все то, что прошли они.       И он, и Том, стояли ровно, будто их не смущала летящая от ветра пыль, будто не у них были стерты ноги и обожжена солнцем кожа. Будто не они находились на грани между отчаянием, паникой и смертью. Почему-то одновременно, не сговариваясь, они спрятали максимально глубоко все то, что накопилось у них внутри.       На подошедшего мужчину холодными глазами смотрели два убийцы, заставляя того замереть на мгновение и сглотнуть почему-то подкативший к горлу комок.       Быстро достав заготовленные шприцы, он подошел сначала к блондину, потому к брюнету, отточенным движением ставя каждому укол в плечо.       Крис видел, что Том диким усилием воли подавил в себе желание отшатнуться. Но это заметил только он. Ставящий укол увидел лишь приподнятую тонкую бровь и долгий, тяжелый взгляд зеленых глаз.       Мотнув головой, будто стряхивая с себя оцепенение, мужчина крикнул окружившим их людям:       — У них минут десять, поторопитесь, — и быстрым шагом направился к одному из вертолетов.       Судя по тычкам в спину, все действительно торопились, и уже через пару минут Тома и Криса затолкали в вертолет, не сняв наручников и усадив напротив друг друга.       Том смотрел только на Криса, не желая вообще осознавать ничего из того, что происходило вокруг. Все казалось нереальным. Он уже, как бы дико не звучало, успел привыкнуть к тому, что они постоянно куда-то идут, чего-то боятся и ждут. А сейчас не хотелось заново вникать в правила, которые, наверняка, будут. Или проходить новые испытания. Хотелось сесть где-нибудь в уголке и снова уткнуться Крису в плечо, такое же пыльное, как и лицо Тома.       Спустя еще пару минут он начал понимать, что дико хочет спать. Настолько сильно, что не получается бороться со слабостью и желанием закрыть глаза. Крис, сидевший напротив, явно испытывал то же самое, потому что его голова клонилась вниз, как бы он ни старался не отводить от Тома взгляда.       Их обоих будто выключили, найдя кнопку и нажав ее, отгораживая от всего мира и кидая в темноту.       Его проверяли и испытывали на прочность всю жизнь. Кажется, с тех самых пор, как он смог говорить, отец постоянно вел с ним беседы. Такие, от которых маленький мальчик не мог спать ночами.       Казалось, этот мужчина, почему-то называющий себя его отцом, поставил перед соболь цель вынуть из него душу. Разрезать, посмотреть, что внутри, а потом засунуть обратно так, как ему нужно и зашить.       Когда он подрос, ему на какое-то время показалось, что он сумеет отстоять свои права. Хотя бы в чем-то, немного, но нет. Отец не дал такой возможности.       Беседы становились дольше, сложнее, и выпутаться из тех дебрей, в которые уходили порой их рассуждения, становилось все труднее. За то, что он не мог достойно ответить или вовремя скрыть что-то о себе, он получал ремня.       Да так, что потом неделями не мог не то, что сидеть, даже на спину лечь.       Казалось, отец хотел сделать из него психа.       Когда он вырос и закончил экстерном университет, то наконец-то понял, что делал его родитель.       Только вот не понял, зачем.       Раз за разом, день за днем, он старался принять отца, понять и найти какие-то оправдания его поступкам, но не мог. А однажды, оказавшись около неплотно закрытой двери отцовского кабинета, услышал разговор.       В тот день он понял, что мама умерла не от долгой болезни.       Хотя, это как посмотреть.       Она болела, да. Но не физически.       Этот человек, который почему-то решил, что может управлять судьбами и жизнями, подвинувшись на теории бессознательного, убил ее.       Ту женщину, которую Крис помнил с трудом, но любил.       Потому что знал, что она любила его тоже.       Не как объект, который нужно вырастить своим продолжением, а как сына. Того мальчика, которого она носила в себе, а потом рожала, любя еще до того, как увидела.       И в тот момент Крис решил, что сделает с отцом то же, что тот сделал с матерью.       А почему нет?       Если ему можно, то и Крису тоже?       Он перестал относиться к беседам с отцом так, как раньше. Это больше не была каторга, на которую он шел, заранее боясь болезненной порки.       Это стало его идеей фикс. Манией, навязчивой мыслью — всем.       Каждое слово, сказанное отцом, он запоминал.       Записывал.       Раз за разом анализируя и изрисовывая стрелочками связей блокноты, тетради и все, что попадалось на пути. Он понял, что ему нужна идея. То, что он будет вдалбливать в голову своему отцу так, чтобы тот не заметил. Не понял. Не осознал.       Нужны были тренировки, и Крис нашел себе необремененных защитой от вмешательства таких, как он, психологов, парней. На одном за другим, месяц за месяцем, он практиковал и оттачивал свое умение и те навыки, которые черпал из бесед с отцом.       Постепенно вместо привычной ругани и тихой злости в словах мужчины стали проскальзывать недоумение и удивление. Порой он позволял себе паузы в диалогах, словно думал о чем-то. В эти моменты Крис был особенно собран, принимая ту или иную позу, которая подавала сигналы на уровне того самого бессознательного, которым бредил отец.       И мужчина видел перед собой не психолога, хоть и молодого, но которого боялись уже многие люди.       Он видел перед собой испуганного и напряженного сына. Забитого и боящегося его, своего отца.       Через какое-то время Крис понял, что можно поговорить о матери.       Снова потекли наполненные злостью беседы, но идея, та самая нужная Крису идея, была в голове отца.       Из нее оставалось только развить страх, постепенно перетекающий в чувство вины.       Вины перед всеми и вся, которая сжирает изнутри хуже рака, хуже любого физического недуга.       Разъедает так, что в один день человек просто не выдерживает. Особенно, если его вину день за днем правильно подпитывать, давая ей все новую и новую почву.       И потом, стоя на кладбище и смотря на гроб, в котором лежал отец, Крис понял, что у него получилось.       Понял и…       … улыбнулся.       Ушел, оставляя за собой недоуменные взгляды немногочисленных знакомых их странной семейки.       Ушел, чтобы никогда больше не вернуться в дом, в котором он вырос.       Ушел, чтобы заработать на несколько квартир и на все, о чем он только мог подумать.       Ушел, чтобы в один момент, увидев любовь в глазах мышонка, к которому не чувствовал ровным счетом ничего, понять, что он стал тем, кого боялся всю свою жизнь.       Своим отцом.       Этого хватило, чтобы подстегнуть вялотекущий процесс перевода денег, покупки нового дома и билетов.       Хватило, чтобы испугаться самого себя так, что было желание выброситься из окна своей шикарной квартиры.       Хватило, чтобы спустя столько лет наконец понять, что у него, Криса, тоже есть сердце.       С трудом разлепив глаза, Том пытается осмотреться. Голова тут же начинает болеть, будто пока он спал, его несколько раз приложили чем-то тяжелым. Хотя, если вспомнить о яде — он вполне может сейчас пожинать плоды интоксикации.       Спустя какое-то время до Тома доходит, что он не может пошевелиться, а глаза, привыкнув к яркому свету, начинают подмечать детали. Особенно то, что рядом, почти на расстоянии вытянутой руки, лежит Крис. Он привязан широкими ремнями к медицинскому креслу и, судя по ощущениям, Том привязан так же.       — Доброе утро, — голос, раздавшийся сбоку, заставил повернуть голову.       Рядом с Томом стоял тот самый мужчина, который сделал им укол на вертолетной площадке.       Том хмыкнул. Он ждал, пока очнется Крис, и очень надеялся, что это произойдет скоро.       — Даже не спросишь, где ты и как сюда попал? — казалось, доктора, как мысленно окрестил его про себя Том, это удивило.       Парень лишь криво усмехнулся, давая понять, что сам ждет ответов.       Даже будучи в таком состоянии он понимал, что больше, чем ему разрешено, этот мужчина не расскажет. То, что он явно не мозг всего эксперимента, ясно как минимум потому, что придумать такое одному нереально. А то, что какую-то информацию он все же выдаст, было ясно и без лишних вопросов. К тому же, Том вообще не был уверен, что у него получится сказать что-то связное, не сорвавшись в истерику или просто ругательства.       — Я думаю, вы поняли, что это был эксперимент, рассчитанный на то, чтобы убрать лишних, и оставить нужных. Так же на вас испытали новую сыворотку, разработанную для военных операций и стирающую память. Никто не знал, какие точно последствия могут быть, поэтому были собраны люди разных темпераментов, характеров и примерно разного рода деятельности. Разумеется, не случайно. Туда попали лишь те, кто имел отношение к головной организации.       — Что за организация? — от хриплого, но такого родного голоса Том вздрогнул и повернул голову к Крису.       Тот одним взглядом дал понять, что все в порядке, что Тому не о чем пока волноваться и стоит послушать этого странного доктора, который копошился между делом на столах, заваленных медицинскими инструментами, и набирал в шприцы какие-то лекарства.       — Несколько масштабнее чем то, на что вы работали. И твоя, — он кивнул на Тома, — и твоя, — затем на Криса, — конторы у нее под колпаком. И как раз вы оба несколько вышли за рамки, установленные ими, и очень удачно попали под эксперимент.       — А что дальше? Зарежешь нас тут? — наконец выдохнул Том, поражаясь тому, насколько тихим и сиплым стал его голос.       — Нет, кое-что достану, — мужчина хмыкнул. — Меня зовут Хью.       — Мне насрать, — грубо прервал его Крис, — что дальше?       — Дальше запланировано новое испытание сыворотки.       У Тома сердце ухнуло куда-то вниз от страшной догадки.       — На нас?       Хью кивнул, поднимая шприц, наполненный прозрачной жидкостью, к глазам и постукивая по нему пальцами. Надавив на поршень, он выпустил воздух и проследил за капелькой, скатившейся по игле.       — После того, как вам введут сыворотку, закинут туда же. Нужно проверить реакции на уже знакомую подсознанию местность, и друг на друга. Теперь вы знакомы, и это может повлечь непредвиденные последствия.       Том выдохнул и прикрыл глаза.       Нужно как-то успокоиться и не начать паниковать. Почему-то Хью сейчас один, и их никуда не отправили сразу, значит, есть еще какое-то время и можно попытаться как-то повлиять на мужчину.       Вдруг Крису удастся?       Но судя по тихому стону со стороны кресла, в котором лежал блондин — у того тоже были некоторые проблемы с самоконтролем.       Хью тем временем набирал второй шприц, не обращая внимания на паникующих «пациентов».       — А почему ты вообще это все рассказываешь? Один хрен, мы все забудем. И ты медлишь, — Крис, судя по тону, собрался с мыслями и теперь спросил именно то, что крутилось у Тома в голове.       — Ты же психолог, подумай, — как-то криво улыбнулся Хью и подошел к Тому, делая ему в плечо укол. — Сейчас рука онемеет, не будешь ее чувствовать, — зачем-то предупредил он.       Том ошарашенно кивнул.       Этот доктор действовал так четко, будто каждый его шаг был продуман и где-то записан. Даже если его натравили на них создатели эксперимента — не проще ли было вколоть лошадиную дозу снотворного, затем сразу сыворотку, и не вести этих странных бесед?       Рука действительно онемела. Даже бок покалывало, и он тоже немел следом.       Хью подошел и отцепил одно запястье Тома, поднимая безвольно повисшую руку и закрепляя ее над головой парня.       — Что ты делаешь? — от шока голос вообще почти пропал. Мелькнула даже глупая мысль о том, что этот странный мужик сейчас ему просто отрежет руку.       — Подумай. Оба думайте. Не заставляйте меня сомневаться в правильности своего решения, — снова обрубил Хью и начал обрабатывать руку Тома каким-то антисептиком, судя по запаху.       Вдруг Крис хрипло рассмеялся, заставив и Тома, и Хью вздрогнуть от неожиданности.       — Кто там у тебя был? — спросил он, спокойно смотря на доктора.       — Норт. Сын.       От этих двух слов у Тома округлились глаза и приоткрылся рот. Он просто не смог совладать с собой.       — Ну да, сын доктора и сам был кем-то вроде. Я и правда мог догадаться раньше, — усмехнулся Крис, — и чем же парнишка так провинился перед тобой?       — Не говори о том, чего не знаешь, — в глазах Хью мелькнула злость, — у меня еще двое детей и жена. А Норт вызвался сам. Он знал, на что идет и понимал, что изобрел. Нам угрожали и заставили меня работать тут, а его… все равно убили бы, — уголок губ у Хью дернулся, но он быстро справился с собой и растянул губы в ухмылке, —, а после того, как я помогу вам, позабочусь и о себе. Семью я спрятал.       — Я даже не знаю, кто из нас троих больший урод, — как-то грустно подытожил Крис и немного расслабился на кресле, — ты вытаскиваешь чип, надо полагать?       — Да, — кивнул Хью, — небольшой надрез подмышкой, и все. Только не чип, а чипы.       Крис и Том, как по команде, замерли, даже боясь пошевелиться.       — Вы такие невнимательные, — Хью отошел к небольшому столику и начал перекладывать некоторые инструменты на маленькую каталку. — Норт вытащил чип?       Том и Крис кивнули, как два китайских болванчика.       — Он же вам говорил, что чип реагирует на состав крови, и взрывается именно поэтому.       Снова кивок, но во взглядах обоих уже было что-то такое, что заставило Хью улыбнуться. Мужчина подкатил ближе столик с инструментами и, надев перчатки, продолжил:       — Вы все видели чип, но, уйдя из дома, слышали взрыв, я прав?       Тишину, воцарившуюся в помещении, можно было резать скальпелем, находящимся в руках доктора, настолько она стала ощутимой.       — И теперь ответьте сами на вопрос: что там взорвалось?       — Сколько их? — выдохнул Том, отстраненно наблюдая за тем, как Хью делает несколько надрезов у него в подмышке.       — Два, вам их хватило бы за глаза. Я вытяну их специальным магнитом. Один вы, в принципе, могли бы достать так же, как это сделал Норт. Второй был в другом месте и взорвался бы все равно.       — То есть, — подал голос Крис, — и Колина, и Норта, и остальных, убили бы так или иначе?       — Что-то вроде того. До конца должен был дойти либо кто-то из вас, либо оба, как и получилось. Из всех присутствующих только вы были достаточно подготовлены физически и способны по показателям вынести вторую инъекцию. Остальных убрали бы перед финишем. Если не новыми правилами, так чипами. Один есть, — звук ударившегося о металлический контейнер чипа был тому доказательством, — теперь второй, — Хью взял длинный и тонкий пинцет, — все люди там были только ради того, чтобы усилить жажду выжить. Быстрее спровоцировать рефлексы и инстинкты.       — Что нас ждет там? — Крис смотрел в потолок и просто ждал, когда дойдет до него очередь, и Хью вытащит чипы. — И почему сейчас никто нас не ищет?       — Сейчас плановая операция, потому что чипы надо было в любом случае менять. Они ограниченного действия. А потом, — Хью вытащил второй чип и кинул его в тот же лоток, — ночью выпущу вас. Дам ключи от машины. А вот куда ехать, — потянувшись, он взял тонкую иглу, — будете решать сами. Я дам возможность. Вы найдите варианты.       — И на том спасибо, — выдохнул Том, отвернувшись от своей разрезанной руки и смотря на профиль Криса, — мы выберемся.       — Мне все равно, — работая иглой, честно ответил Хью, — я просто хочу помочь хотя бы кому-то, если уж не смог уберечь сына.       — Мы все равно не окупим твоих грехов, — Крис, вздохнув, пошевелился, пытаясь лечь немного удобнее, настолько, насколько это вообще было возможно в связанном состоянии, — два киллера, убившие столько человек, что…       — Стоп, кстати, — Хью выпрямился и посмотрел на блондина, — то, что вам говорили тогда, когда вы шли, неправда.       У Тома словно камень с души свалился. Нет, он не перестал чувствовать себя ненормальным, просто стало немного легче дышать.       — Вы, конечно, натворили много, но вам пересказали лишнего, собрав жертв со многих разных людей. Не хочу пересказывать, да и не знаю, как точно все было на самом деле, но советую просто подождать, пока сыворотка перестанет действовать.       — А она перестанет? Настолько, что мы вспомним досконально все? — Крис прищурился и посмотрел на Хью.       — Не уверен, — честно ответил мужчина, —, но так ли вам нужны те воспоминания?       Они не знали ответа на этот вопрос.       Снова воцарилась тишина, прерываемая только редким звяканьем инструментов да тихим бормотанием работающего доктора.       — Сейчас вколю тебе еще лекарства и кое-что от интоксикации. Скорее всего, ты уснешь, а я пока закончу с Крисом, — сказал Хью, делая Тому уколы.       Парню уже было все равно. Он чувствовал слабость, тело затекло, а глаза снова закрывались. Он не хотел бороться со сном, поэтому просто прикрыл глаза.       Том понимал, что Крис его разбудит и не бросит, особенно сейчас, когда появился призрачный шанс на спасение.