Истязай меня

Пустота.       Темно. Весь мир перестал существовать, поглотив собой все звуки.       И ― удар по лицу, возвращающий всё на свои места.       Джеймс едва поморщился и приоткрыл глаза, щурясь от света. В ушах ещё звенело, но боль в перепонках медленно перетекала в скулу, точно червём прокрадывалась в самый мозг и теперь копошилась и гноилась там. Где-то глубоко в груди, за ватной решёткой рёбер, ещё билось ― задыхалось ― окровавленное этой болью сердце. Нет, не в груди…       ― Скажи мне, я ведь не кусаюсь, ― почти ласково повторил мужской голос, создавая надлом в восприятии. Почти ласково. Всё тело гудело, от усталости, от жары и холода одновременно.       И липкого страха, только начинающего сочиться из мозга.       ― А вот мои друзья… Ты не захочешь с ними близко знакомиться.       Джим обмяк на стуле, запрокинув голову назад, чтобы набрать в лёгкие побольше воздуха. Дурно. В горле всё ещё стоял этот отвратительный привкус, едкой вони, к которому невозможно привыкнуть, и вместе с тем разрывало от надрывного, режущего глотку хрипа. Неприятно стянувшая кожу ранка на губе саднила, но этой боли уже не чувствовалось, она маскировалась другой, более сильной и свежей.       ― Не стоит испытывать моё терпение.       Обладатель этого грубого, лишённого всякой выразительности голоса расхаживал по залу, в основном держась за спиной и не показываясь на глаза, отчего Мориарти становилось ещё больше не по себе.       ― Молчание тебя и погубит, как ты не понимаешь. Мне. Нужна. Информация, ― выдавил из себя мужчина, явно теряя терпение. И вдруг взорвался, по-ирландски брызжа слюной: ― An dtuigeann tú?!       Сцепленные за спиной руки едва позволяли пошевелиться, и каждое новое движение приносило новую боль. Джим всем своим существом ощущал, как впивались в запястья металлические пластины кандалов, не позволяя расслабиться ни на секунду. Как они карябали нежную кожу, сдирая тонкий слой за слоем. А он мог лишь беспомощно корчиться на треклятом стуле.       Кровь закрашивала ржавчину и неуклюже стекала на пол, под ноги.       Грудную клетку спёрло от электрического импульса, ударившего по нервным окончаниям, колючей и жёсткой проволокой окутавшего кожу. Конвульсивно резко передёрнувшись от пронзившей тело боли, Джеймс мгновенно замер на месте, задержав дыхание, до этого глотая лишь частицы отяжелённого каким-то наркотиком воздуха. Одновременно с тем он плотно стиснул зубы, прикусывая язык, чтобы заглушить новую порцию боли. Во рту почувствовался привкус крови. Электрические заряды кусались и давили на грудь. Глубокие порезы на руках жгли кожу и саднили, как гнойные раны. Но Джим лишь молча сносил все пытки, скручиваясь в ничтожный комок.       В ничто.       Наконец, он бросил ярый взгляд на устройство в руках мужчины: на длинный серебристый стержень, обмотанный несколькими проводами, на конце которого искрились синие вспышки, что издавали характерный треск. Он подводил остриё к запястьям Джеймса, смазывая капли закоптившейся крови, а его большой палец зажимал одну-единственную кнопку на другом конце. На высветленных губах появлялась безумная улыбка. И Мориарти снова било током. «Не выделяйся».       Это было проблемой. Извечной проблемой Себастьяна Морана.       Разреженный воздух ударил по рецепторам, и Моран сделал глубокий вдох, привычно доставая из-за спины креплёную на ремне винтовку, вернувшись с очередного задания.       В доме стало тихо. Но снайпер готов был поклясться, что всего несколько секунд назад слышал какой-то шум на верхнем этаже.       Он сделал несколько шагов по направлению к лестнице, оглядываясь по сторонам и внимательно прислушиваясь к тишине. Молочно-белые пальцы вцепились в ствол винтовки, опущенной в пол. Быть может, просто паранойя? Моран не любил долго отсиживаться дома, а задания порой выпадали очень редко. Либо как для целой пехоты сразу, что еле успевал всё исполнять. Из крайности в крайность.        «Не выделяйся», ― вновь подумал Себастьян, неосознанно взъерошив белые, как лист бумаги, волосы.       Большинству людей это давалось без особых усилий ― уподобляться овцам. Но не Бастиану. Мориарти выделяли его ум и в то же время ― полоумие, но Моран думал вовсе не о душевных качествах и отличительной психике, а о внешних отклонениях.       Ведь с высветленной альбиносовой кожей не спрячешься у всех на виду. Белая ворона и есть лишь белая ворона. И Моран, как фарфоровая кукла с контрастно-чёрным футляром снайперской винтовки в этих фарфоровых руках, буквально чувствовал ― почти физическое ощущение, ― как притягивал к себе чужие взгляды.       Белые ресницы, словно усыпанные меловой крошкой, опустились к полу, защищая глаза от яркого света. Себастьян прищурился, прикрывая их ладонью, а светло-бурой окраски зрачки сузились до двух невидимых точек.       Наверху что-то вновь загремело, неаккуратно задетое, и довольно громко, выдавая присутствие посторонних в доме. Жемчужно-голубая радужка, пропустив яркий свет, приобрела кроваво-красный оттенок, и Моран снова издал горький вздох, ступая на первую ступень лестницы.        «Не выделяйся?» Тяжёлые, холодные струи стекали с волос и по коже, образуя на полу одну большую лужу. Джеймс зашёлся в кашле, с трудом отплёвывая холодную воду из лёгких и чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Но внутри ничего не было. Только вода в лёгких, чтобы утопить в Мориарти последнюю жизнь.       Стараясь отдышаться и тяжело, с хрипом вздымая грудную клетку, он всё так же упорно молчал. Но ни один из последних жадных вдохов не мог удовлетворить мученика перед тем, как ему вновь погрузиться в ледяную воду.       ― Ты у меня заговоришь, ― прошипел мужчина сквозь зубы и грубо подтолкнул заднюю раму стула вперёд, окуная Мориарти в бочку с водой.       Мгновенно голову пронзили маленькие, острые иглы, впившиеся под кожу изнутри, барабаня по черепной коробке и покрывая всё внутри инеем. Весь воздух вышел из лёгких, оставляя Джеймса задыхаться, а мужчина всё держал раму под водой, не обращая внимания на Мориарти, отчаянно бьющегося о спинку стула. Джим знал, что делал только хуже, выбрасывая всю эту энергию в пустоту, но собственное тело ему больше не подчинялось. А вихрь пламени в лёгких сжигал остатки кислорода.       Раму с трудом дёрнуло назад, и тонны затягивающей в эту бездну воды обрушились на пол. Джеймса начало мутить и рвать грязной водой.       ― Сдавайся.       Выдержав приличную паузу, мужчина задыхался сам, точно это он только что побывал там, внизу. Тем не мене голос его остался спокойным и уверенным.       ― У тебя есть только ты сам ― побереги красивое тело.       Дав себе немного времени отдышаться, Джим тряхнул головой, смаргивая попавшую с ресниц в глаза воду. Он что-то пробормотал слабым голосом, впервые за всё это время, и вновь стал задыхаться от тяжёлого, дерущего глотку кашля.       ― Что-что? Это было проклятием? ― нетерпеливо плюнул мужчина, наклоняясь ближе к посиневшим губам.       Джим знал: ничего он этим не добьётся. Бесполезно. Слабость слабостью, а язык за зубами Мориарти умел держать.       Через силу он втянул носом сухой воздух и покосился на мужчину…       Глупый идиот. Так же жалок, как и он сам.       …И тут вцепился волчьими клыками ему в ухо.       Отвратительно горькая кровь прыснула в рот, вызывая рвотный рефлекс, но Джеймс лишь сильнее сомкнул зубы, отрывая кусок белой плоти. И злобно, на удивление сильным и мощным голосом выплюнул:       ― Я сказал: и моя компания, ублюдок!       Мерзкий привкус опалил язык, и, вместе со слюной, вязкая жижа стекла по подбородку на голую грудь. Болезненно-нездоровый вопль, громкий и высокий, растворился в камере, приятной прохладой оседая на коже и свежих ранах. Мужчина отчаянно вцепился двумя руками в ошмётки кровоточащего уха, осыпая Джеймса всеми известными проклятьями и трясясь от ярости. Взгляд его вмиг ожесточился.       «Зря ты затеял эту игру», ― так же яростно пульсировало в крови.       И тело вновь окутало льдом, пронзающим насквозь в холодной воде.       Мориарти больше не сопротивлялся. Наглотался воды, и только грудная клетка надрывно вздымалась. Жёсткой хваткой мужчина вцепился в короткие волосы, окуная Мориарти глубже, пока шершавое дно не покарябало скулу, а пластины на сцепленных вместе за спиной руках не врезались в лучевую кость.       Джеймс поморщился и выпустил спёртый воздух из лёгких, мелкими пузырьками устремившийся наверх. В груди всё клокотало.       Уже должен был поднять, должен был отпустить. Минута, две. Или три?       Высунуть из воды.       Но мужчина всё вжимал его щекой в неровное, ребристое дно ржавой бочки, низко и неаккуратно распиленной поперёк основания так, что её обод давил на вжатую в него грудную клетку, сдирая кожу. И её саднило, гноило, пуская инфекцию.       Держал до последнего.       Затылок пронзила резкая боль, когда твёрдая рука дёрнула за волосы вверх, отклоняя спинку стула назад.       И не успев даже отдышаться, Джеймс залился густым, сумасшедшим смехом, перебиваемым лишь кашлем с кровью, выплевываемой на израненную грудь, и яростным сопением мужчины. В первой же комнате никого не оказалось.       Себастьян почувствовал себя полнейшим идиотом, выскочив в проходе и тыча штык-ножом на конце ствола винтовки в пустоту.       ― Чёрт, ― в душе выругался Моран, опустив прицел и осторожно двигаясь к следующей двери. В этот раз без сумасшедших скачек, пообещал он себе, потому что со стороны это наверняка выглядело не то, что глупо, а просто смешно.       Себастиан проклинал каждый день, прожитый в этом доме. Он уже почти научился верить в привидений. Бледностью кожи сам напоминая одного из них.       Наконец, неподалёку что-то опять ударило в стену, послышалось глухое бормотание. Снайпер напряг руку, сжимающую приклад винтовки, и тёмно-синие вены проступили сквозь белёсый кожный покров. Моран уже был возле центральной двери, готовясь испортить сюрприз неудачливому взломщику, ― обычное дело. Но сердце отчего-то гулко стучало в ушах и груди, не давая сосредоточиться. И снова: бум! бум! Ненавязчивое и неаккуратное. Скрежет с металлическим лязгом прошёлся вдоль всей стены, точно по ней карябали каким-то зазубренным предметом.       Внутри кто-то был. И если он не бился головой о стену…       Как вдруг из-за спины снайпера кто-то выскочил, и Себастьян, сбитый с толку, развернулся на месте в один прыжок, выкидывая вперёд штык-нож.       Остриё остановилось всего в миллиметре от глазного яблока.       ― Дьявол! ― громко выплюнул Моран, отшатываясь назад и убирая палец со спускового механизма. ― Вы свихнулись?!       Однако полковник почувствовал лёгкое облегчение: это всего лишь он. От сердца ненадолго отлегло.       ― Это ты чуть не выколол мне глаз этой штуковиной! ― раздражённо прикрикнул Мориарти, убирая винтовку от своего лица. К удивлению снайпера, он выглядел не выспавшимся и несколько… взъерошенным. Непослушные волосы торчали в разные стороны, и Себастьян невольно улыбнулся.       ― Вас убьёшь! ― фыркнул Моран, коротко усмехаясь, и вновь насторожился, мысленно заставив взять себя в руки. Он оглядел периметр и, легко пихнув Мориарти в плечо, заглянул в комнату, вновь поднимая ствол.       ― Пусто, ― как будто бы разочарованно констатировал Себастьян, проверив каждый угол.       ― А ты ожидал обнаружить здесь армию плюшевых мишек? Действительно, есть из-за чего расстраиваться! ― Джим закатил глаза и легко припустил вниз по лестнице, как всегда, немного прихрамывая.       Моран так и не успел спросить его, что он делал в той комнате и про этот ужасный скрежет, который услышал ещё внизу.       Как все окна разлетелись вдребезги.       Снайпер отскочил к стене, прикрывая голову руками, и увидел, как изо всех щелей, как лавинный поток, поток насекомых, в дом, закишевший вдруг паразитами, полезли солдаты, снаряжённые для охоты.       Охоты на крупного зверя ― человека. Мужчина подошёл к металлическому столу, где, практически слившись с блестящей поверхностью, лежали в ряд инструменты. Джиму пришлось хорошенько изогнуться, чтобы рассмотреть их за спиной мужчины.       «Порядок должен быть в голове», ― всё повторял Мориарти про себя его слова.       Джеймс по-прежнему молчал. Грудная клетка горела. А кожу по-прежнему жгло от ссадин и ран куда более глубоких.       Мужчина подошёл ближе, держа одну руку за спиной так, чтобы не было видно, что он держал, и посмотрел на Мориарти сверху вниз, говоря ему тем: ты ничтожество, ты никто. И склонил голову к плечу. Последний шанс, Джим.       Но Джим всё так же молча сидел на месте, только щурясь от света и всем своим видом показывая, что говорить он не намерен.       Рёбра болели, огромное синее пятно гематомы, расползшееся по грудной клетке, ярко выделялось на бледном, отощавшем теле. Взгляд ― усталый.       ― Ну, хорошо. ― Мужчина развёл руками, словно сдаваясь, и наконец вытянул из-за спины нож, чтобы Джим мог его лучше рассмотреть. То, что его ждало.       Волнообразное по обеим сторонам лезвие и очень тонкое, если повернуть ребром, сверкало в свете лампы, особенно его острые, заточенные края.       ― Твою уверенность я сломлю.       Проведя ножом по скуле Джима, обрисовывая мягкие черты, и скользнув им выше, мужчина немного надавил остриём под глазом ― и свежая капля крови стекла вниз по щеке, заставив Мориарти крепче стиснуть зубы.       ― Скольких я им уже разделывал, м…       Резко отстранившись, мужчина отошёл обратно к столу, и Джеймс сглотнул, заметив, как он слизнул каплю крови с острого лезвия. Кожа на губах, словно иссохшая земля в пустыне, шелушилась, и в горле тоже было сухо.       Порой Джеймсу казалось, что мужчине вовсе не нужно было его признание.       Ему доставляла удовольствие сама пытка.       Вернувшись к стулу с газовой горелкой в руках, он повернул вентиль ― и из мундштука на конце трубки вырвалось синее пламя. Оно ничуть не завораживало. Мужчина провёл ножом над извивающимися в каком-то магическом танце языками, неторопливо ведя лезвием вдоль пламени, туда и обратно, снова и снова.       Джим неотрывно наблюдал за этим действием, пытаясь морально подготовить себя к тому, что будет дальше. Но никак не мог. Только мысль о боли наводила ужас и заставляла сердце биться быстрее.       Пока металл не раскалился докрасна.       ― Ты случайно не передумал, а, Джимми? ― поднимая глаза от плавленой, шипящей стали, уточнил мужчина.       Сосредоточенный взгляд стал злым не на шутку, ноздри раздулись. «Он всё равно это сделает», ― яростно проскрежетал внутренний голос. Джим стиснул зубы, что есть силы. «Приготовься» и «Терпи».       Не успел Джим сообразить, как мужчина дёрнул рукой вверх, хищно оскалившись, и резким движением вогнал раскалённое лезвие в ногу, чуть выше колена и по самую рукоять.       Яркая вспышка боли в мозгу.       Оглушительный внутренний крик и ― тревога, опасность. «Боль, боль, боль, боль», ― лихорадочно пульсировало в каждой мысли, в голове. Порядок превратился в хаос.       Джим отчаянно взревел, хватая ртом обрывки воздуха, и этот крик, слишком резкий и громкий, отразился от голых стен, безобразным эхом разносясь по всей камере. Острая боль трепыхалась в мозгу, билась в висках и лавой в мышцах, которые вот-вот должно было разорвать на части; ногти усиленно впились в ладони, но эту боль уже невозможно было заглушить ничем.       И Джим всё чувствовал, чувствовал, как сковывает и сводит мышцы, и эту чёрную, свежую рану, как жжётся и режет, и свербит, как разъедает клетки кожи; и этот запах, запах горелого мяса; слишком остро чувствовал, как наконечник ножа встревает в бедренную кость. И всё плавится, всё шипит. Кричит и шепчет, и гудит в голове…       ― Так-то лучше! ― одобрительно и грубо бросил мужчина, вновь скрываясь за спиной Мориарти, хотя ему было уже всё равно. ― Мне надоело твоё молчание, понимаешь, Джимми? Неужели тебе это нравится?       И тут мерзкий шёпот просочился в самое сознание, лишь усиливая и без того нестерпимую боль:       ― Просто ты хочешь, чтобы я пытал тебя. Чтобы делал всё это с тобой. Мориарти, еле держась на ногах, словно по льду, проскользнул за перевёрнутый дубовый стол с толстенной столешницей, не обращая внимания на лёгкую боль в ноге. Он врезался боком в Морана, как в подушку безопасности, резко затормозив. Прямо до этого пуля просвистела точно между его ног, и Джеймс уже кипел от негодования, вскакивая обратно на ноги, чтобы вылить весь этот горячий, кипящий поток слов на противника. Но Себастьян резко дёрнул его за руку вниз, спасая от града более красноречивых пуль.       ― Твою мать, Джеймс, сейчас не лучшее время для переговоров! Какого чёрта Вы вообще здесь делаете? Вы разве не должны отсиживаться в своём кабинете? ― практически на одном дыхании выпалил снайпер, одновременно перезаряжая винтовку и не спуская глаз с Мориарти.       ― И пропустить всё веселье? ― немного успокоившись, бросил Джим и крепче вжался в полковника, когда по столешнице вновь забарабанили автоматные очереди.       Противники сновали по всему дому. Что-то искали. Но что именно ― Моран не знал. Скорее всего, неприятностей на свою голову. Уцелевшие вазы, лампы и зеркала, одно из которых Себастьян сам расстрелял, чтобы не было видно их отражения, разлетались на осколки, как пух, усыпая стёклами весь пол. Вражеские пули глухими ударами потрошили мягкие обивки диванов, вокруг шумело и громыхало без конца.       Восковые руки напряглись, когда Себастьян почувствовал поблизости Мориарти, его пальцы, вцепившиеся в мышцы, в выступившие ярко-синие вены на сахарной коже. Это был не страх, а доверие. После всего. После всей жестокости… Морана так поразила эта мысль, что он на секунду замер, вслушиваясь в стук одного сердца: отбойного молотка в груди, что было рядом, его едва ощутимой пульсации, и бесконечному стуку, гаму, шуму, топящим всё вокруг в едином безобразии.       ― Ты прав, здесь не слишком весело, ― наконец согласился Джим, выдёргивая Себастьяна из этой затягивающейся пропасти обрывков и мыслей. Моран сменил положение, присаживаясь на колени, и дождался короткой паузы в атаках противника, мягко вытягивая винтовку вдоль беломраморной руки и прицеливаясь.       Джим с мнимым вниманием, но как-то отстранённо наблюдал за всем происходящим. Всё это до боли было ему знакомо. Он легко поглаживал Морана по боку, по какой-то странной привычке водил пальцами по его футболке туда и обратно, словно гладил ручного зверька. Успокаивая тем скорее себя, а снайпера ― только отвлекая.       Точный выстрел при небольшой отдаче. И ― глухой стук упавшего на пол тела.       Точно в грудь.       Противник медлил. Чего-то ждал.       Себастьян вернулся за укрытие, нащупывая в кармане новую обойму, но пальцы хватали лишь пустоту. В кармане ничего не было: патроны кончились. Почти прозрачными, широко распахнутыми глазами Моран, впервые на этой работе, растерянно взглянул на Джеймса, беззвучно открывая рот, как рыба на суше.       Он поклялся защищать Джима. И не ради искупления. Но чего бы ему это не стоило.       Мориарти безнадежно покачал головой и протянул Себастьяну горсть патронов.       У каждого бывает помутнение сознания.       ― Где Вы их носите? ― поражённо воскликнул снайпер. Он взглянул вниз, на Джима, на его пижаму, задержав на ней взгляд чуть дольше, чем хотелось бы и следовало. А затем вспомнил, что нашёл Мориарти не сразу, за этим завалом. А значит, тот успел припастись кое-чем, когда они расстались ещё на лестнице.       Расчётливый, зараза.       ― Что им нужно? ― опомнился Себастьян, поворачиваясь к Джеймсу и вновь перезаряжая винтовку. ― Ну, помимо Вашей жизни.       ― А сам как думаешь?       Моран на секунду задумался, вставляя обойму в съемный магазин, и отрицательно покачал головой, не находя ответа.       ― То же, что и тебе когда-то, ― ненавязчиво бросил подсказку Джеймс, но и тогда Себастьян лишь обронил на него непонимающий взгляд.       ― После чего ты стал моей правой рукой. Во многих вопросах…       Мориарти многозначительно улыбнулся и подтолкнул полковника вверх. Веселье продолжается. ― Мне нужна информация, ― отчеканил Моран, клацая зубами.       Джим весело передёрнулся на стуле, чувствуя, как затекло всё тело, застыла кровь в жилах и сводит ногу от ещё свербящей боли, однако он был до сих пор жив и отплывать на льдине в бескрайний океан пока не собирался.       ― Смотрите-ка, весь побелел от злости, ― ядовито отозвался Мориарти, неприметно поводя руками за спиной, пытаясь высвободиться из оков, уже наплевав на впивающиеся в запястья пластины. Кровь витиеватыми узорами струилась по прозрачной коже, капая на пол, но Джим не обращал внимания, продолжая обдирать кожу о внутренние края оков.       Полковник сплюнул, глаз его едва дёрнулся. Моран, покривив высветленные губы от злости, поднял с пола небольшой чан с водой, от которого исходил густой пар и так и несло жаром.       И окатил Джеймса кипятком.       Раны на истощалой груди защипали, вскрывая старые нагноения, и на коже вспухли жуткие волдыри. Нога заныла вновь, Джим резко дёрнулся на стуле, изо всех сил сжимая челюсти, ― перетерпеть, стерпеть. Но шипящий кипяток беспощадно обращал само воспалённое существо в безобразное месиво, предавая сожжению заживо на кострах пресвятой Инквизиции; жар спадал слишком медленно, точно расплавленная кожа, как восковая, сползала со скелета, обтекая его и разъедая.       Чтобы кости зарастали правильно, перед этим их нужно было заново сломать.        «Тварь», ― отчаянно билось в больной голове. ― «Убью, убью тебя».       Себастьян зашёл за спину Мориарти, грубо расцепляя кандалы и сбрасывая их с рук, выдёргивая острые концы пластин, вросшиеся в кожу. И закрепил запястья впереди на подлокотниках.       ― Мы прикроем эту лавочку, ― объявил полковник, возвращаясь к столу с инструментами. ― Ты же знаешь, мы всё равно их остановим.       Из-за спины его голос звучал немного приглушённо, но Джим не прислушивался, лишь лихорадочно соображая.       ― Тебя никто не учил, Джимми, что вмешиваться в чужие дела нехорошо?       Моран уже был достаточно близко, покручивая в руках новую выбранную им игрушку. Он присел на корточки перед Джимом, так непринуждённо, слово собирался поговорить о чём-то обыденном, как со старым другом.       ― Ничего не хочешь мне сказать?.. До бесконечности я спрашивать не буду, пойми, ведь рано или поздно ты загнёшься, поверь мне. ― Положив ладонь на руку консультанта, начиная ненавязчивые поглаживания, Себастьян доверительно заглянул ему в глаза, выражая своё искренне поддельное сочувствие. ― А если не станет Мориарти ― исчезнут и проблемы, разве не так?       Моран схватил Джеймса за палец, крепко стискивая его в своих ручищах, чтобы невозможно было вырвать или сжать пальцы в кулак. Другой рукой он разъединил щипцы и старательно загнал один их плоский конец под ноготь, прижимая сверху вторым. Джим заёрзал на стуле, уже практически ощущая ту боль, которая только должна была к нему прийти, отчего стало ещё более дурно. Он весь побелел, прямо как полковник перед ним, хотя липкий жар ещё окутывал своими склизкими щупальцами тело.       Моран покривил губы и с силой потянул зажим, выдирая ноготь с корнем.       Оголённые нервы вмиг обдало огнём, иглами впивающимся в раненую плоть. С неприятным хлипающим звуком ноготь медленно сходил с пальца, тонкий верхний слой, за которым оставались гудеть лишь красные волокна кожицы; кровь засочилась из трещин и пор. А поверх этого ― только дьявольский смех.       Дышать становилось трудно, горло сдавило от подступающей тошноты, и Джим пытался отдышаться, не смотреть, не чувствовать.       ― Я убью тебя! ― горячо выпалил Мориарти, задыхаясь собственными словами. ― Клянусь своей поганой шкурой, я выберусь отсюда и убью тебя!       Но в ответ поймал только гадкую ухмылку, которую желал лишь стереть с этого самодовольного лица.       ― Ещё будешь умолять меня принять твоё прощение! Трое против двоих ― не такой плохой расклад, если учитывать, что раньше противников было больше и Мориарти выбывал из этого уравнения за своей негодностью и благодаря исключительной особенности: мешать снайперу выполнять его работу.       Моран пальнул в потолок над чёрным кожаным диваном, вмиг осыпавшийся штукатуркой и белёсой пылью, чтобы немного позлить осевшего там снайпера. Джим с силой пихнул Морана в бок, плотно сжав губы.       ― Простите, ― кротко покаялся Себастьян.       Снайпер в двойном бронежилете выскочил из укрытия, бросившись на Морана с винтовкой наперевес. Оставив Джеймса сидеть на месте, Себастьян вышел вперёд, тут же с ноги, мощным ударом вышибая винтовку у него из рук. Снайпер опешил, отскакивая назад, но второй мужчина, значительно крупнее, появился следом, сцепившись с Бастианом.       На губе проступила кровь от пропущенного удара, челюсть заныла. Моран отступил на шаг, поперёк хватаясь за приклад направленной на него винтовки. Быстрый выстрел прошиб лишь дыру в стене.       Первый снайпер, наконец придя в себя, навалился на Морана сзади, окольцевав руками его шею и оттягивая назад. Как вдруг краем уха Себастьян уловил крик Мориарти, поваленного на пол третьим громилой. Они успели перебраться в другой конец гостиной, когда Джеймс нацелился на выроненную снайпером винтовку. Но толстые пальцы уже намертво, до красных отметин впивались в шею Мориарти. Джеймс забрыкался, беспомощно хватая ртом воздух и дёргая ногами, но мужчина крепко придавил его своим телом.       Кровь вскипела в жилах. Себастьян резко, со злости ударил затылком, отчётливо расслышав, как сзади хрустнул сломанный носовой хрящ, и вязкая жижа запачкала светлые волосы. Мужчина схватился за кровоточащий нос, когда Себастьян дёрнул винтовку на себя, потянув за собой второго солдата, и надавил на спусковой крючок, раздробив автоматной очередью его коленную чашечку. С силой двинув винтовкой перед собой, по груди противника, он наконец выхватил оружие, стреляя во второго.       Безобразным, размытым узором кровь брызнула на стену. Мужчина испустил последний дух. Быстро спохватившись, Себастьян подбежал к Джеймсу, несколько раз оглушив верзилу прикладом по голове, спихивая того с Мориарти.       Глаза налились слезами, кровь прилила к лицу, но Джим почувствовал небывалую лёгкость и свободу. Тяжело откашливаясь, он перевернулся на живот, уткнувшись лбом в пол, и жадно задышал.       ― Вы в порядке? ― обеспокоенно спросил Себастьян, помогая Мориарти подняться на ноги, которые его совсем не держали. Моран прижал босса к своей груди, больше не отпуская, и с облегчением коснулся губами его шеи, разгорячённой лавой кожи.        Успел. Слава Дьяволу, чёрт бы его побрал.       ― Как мило, ― послышался тихий голос откуда-то спереди.       Очередной охотник показался из-за угла, тут же наводя прицел в спину Мориарти.       Себастьян одной рукой поднял винтовку, целясь ею в мужчину, а второй всё так же придерживая Джима за пояс, помогая устоять на ногах.       Моран почувствовал, как консультант неприметно сунул руку за пояс его джинсов.       ― Брось винтовку, Белоснежка, ― приказал мужчина, поводя оружием и указывая на Мориарти, ― иначе твоему принцу несдобровать.       Моран удивлённо приподнял бровь, ощутив холодок по спине от прикосновений Джима. Наконец, Мориарти нащупал запасной пистолет, про который Себастьян совсем забыл. Обхватив холодную рукоять, Джеймс протиснул руку с оружием к груди и быстро передал его Себастьяну. И не успел мужчина дёрнуть пальцем, как полковник всадил три пули ему в горло, разорвав дыхательную трахею. За ним появился и второй снайпер, наставляя на мужчин оружие. Заметив его, Моран, не раздумывая, пихнул Джеймса в сторону, прикрывая собой, и направил пистолет в сторону противника.       Бок пронзило резкой болью ― пуля навылет, вторая прорезала живот, совсем рядом, и Себастьян уцепился за Джеймса одной рукой, теряя равновесие. Палец на спусковом крючке непроизвольно дёрнулся, и Моран, дрожащей рукой, спустил несколько пуль в пустоту, пока одна из них не задела мужчину.       Левый глаз потёк вязкой кровавой слизью, и солдат рухнул на спину.       Едва удерживая Морана, Джим опустился с ним на пол, осматривая ранения.       ― Не смертельно. ― Он через силу заставил себя улыбнуться, взглянув на Себастьяна, поглаживая его по белоснежным волосам. И Моран, тепло посмотрев на Джеймса, с такой же вымученной улыбкой произнёс:       ― Давно… хотел извиниться, босс.