Жертва любви

Солнце пекло нещадно – даже слишком нещадно для середины мая. Майя вдыхала горячий воздух с трудом, ощущая, как по виску стекает тонкая струйка пота, смачивая светлые пряди волос, сбившиеся набок. Дышала, прекрасно зная, что причина жара не только в погоде, но и в ее собственном страхе, вкрадчиво-теплой тяжестью теснившегося где-то в желудке и разгонявшего мучительные, непозволительные для бойца волны по всему ее телу. Знала она также, что эта отвратительная погода – не более чем затишье перед бурей, которая вскоре разразится. Простая истина ясно читалась в лице брата, шагавшего рядом с ней; лице, на которое она украдкой бросала быстрые взгляды. И оно ясно говорило о том, что такая же буря через некоторое время разыграется и в душе Сина. Они шли пешком и налегке: маленький вещевой мешок, в который Майя побросала все, что успела, да эта дьявольская ритуальная катана Рейки, которую Син сжимал в руке. Поймав очередной взгляд сестры, он процедил сквозь зубы: -О чем ты думаешь? -Об… Айе, — секунду помедлив, ответила она. Это не было ложью – вернее, почти не было. Но ведь в самом деле – на кого они оставили сестру? Что она будет делать в глухом одиночестве в огромном поместье семьи Нацуме? И как ей жить с осознанием того, что последние родные люди – самые родные! – исчезли, не сказав ни слова на прощание, не черканув ни строчки на самом дрянном клочке бумаги? -Она уже большая девочка, — поморщился Син, — Справится. Майя промолчала – отвечать было бы неуместно и попросту глупо. Где-то далеко утробно заворчал гром. Гроза приближалась. -Куда мы идем? – негромко спросила она, делая очередной шаг по дороге в никуда. -Куда ты захочешь, — скривив губы в подобии ласковой улыбки, которая больше напоминала звериный оскал, ухмыльнулся Син. Эти слова абсолютно точно были ложью, и Майе было достаточно встретить его взгляд, чтобы понять это. Потому что если бы они шли туда, куда хотела она, они бы остались в городе – там, где училась сражаться Айя, где жил Мицуоми, где раскрыла свои двери академия Тодо. Бесполезно идти куда-то, но объяснять это брату еще бесполезней. Потому что куда бы они ни держали путь и где бы ни остановились, везде их будет ждать одно и то же. Стайки глупых парней, прельщенных красотой Майи, летящих к ней словно мотыльки на огонь, гневливая ревность брата, бессмысленные драки, победитель в которых определен заранее, и искалеченные тела и трупы. Потому что с кровавой дороги сойти не просто трудно – почти невозможно. И единственный выход – идти без остановки, без невинных, но заочно опасных знакомств, идти ровно до тех пор, пока тело не изменит себе и не рухнет, обессиленное, в душную пыль дорог. Небо быстро темнело, а гром гневался уже ближе; где-то впереди яростной вспышкой полыхнула стремительная и раскаленная молния. -В паре километров отсюда есть ночлежка. Думаю, мы успеем туда до того, как начнется дождь, — разомкнул губы Син, вытаскивая сестру из омута размышлений, — Только надо поторопиться. -Да, — коротко ответила Майя. Но успеть было не суждено; сначала одна, потом вторая тяжелая капля упали на землю, а следом за ними – сотни, тысячи маленьких, жалящих влагой холодных ножей. Она замерла и жадно подставила им лицо и тело, утомленное жарой. «Если сбежишь от меня – убью. Разумеется, не тебя. Я буду убивать всех тех, кто тебе дорог… Убью всех, с кем ты хоть раз общалась… Убью их всех», — так ей однажды сказал Син, когда они, как и сейчас, стояли под проливным дождем. Майю передернуло от этого воспоминания; брат стоял рядом, со слипшимися, как и у нее, от дождя волосами и прилипшей к телу одеждой, с застывшей на губах ухмылкой и словно читая ее мысли и немо уверяя в том, что он бы исполнил эту клятву. Ей некстати вспомнились истории о человеческих жертвоприношениях, когда молодых девушек клали на алтарь, дабы умилостивить грозное божество. В их случае божеством – а владельца Рюгана можно сравнить с ним — был Син, а жертвой – она. -Идем, брат, — тихо сказала Майя, подавив вздох и срываясь с места. Син промолчал, двинувшись вслед за ней, и вплоть до неприглядного здания с кривоватой надписью «мотель» на немного ржавой табличке она ощущала на своей мокрой спине его взгляд, звериный и почти плотоядный. Немой вопрос – почему я? – так и остался невысказанным. Если уйти с братом было единственным выходом, единственной возможностью сохранить жизни тех, кто был ей дорог – она была готова принести эту жертву.