Прочти в моих глазах

      Совершенство. Вот что я повторял про себя изо дня в день на протяжении последних месяцев. После происшествия на «Кампании» прошло больше полугода, и с каждым часом я все отчетливее понимал, что перешел некую запретную, немыслимую ранее грань.       Все началось почти невинно: там, на корабле, я случайно обратил внимание, что демон ходит в насквозь промокшей рубашке. Подумал даже тогда, не холодно ли ему от пронизывающего ветра, и лишь на миг на периферии сознания мелькнула мысль: дворецкий очень хорошо сложен.       Следующим звоночком стала собственная болезнь, не заставившая себя ждать после купания в ледяной воде, и руки, воистину волшебные руки, ухаживающие за мной столь бережно и ласково, что когда они исчезали на мгновения, необходимые для освежения полотенец, то хотелось плакать: столько тепла, казалось, уносили они с собой. Я не знал, что шептал тогда в бреду, но истово желал, чтобы ничего странного, непозволительного…       После выздоровления ситуация только усугубилась: взгляд на руки падал почти машинально, оставались лишь жалкие попытки контролировать в эти моменты собственное выражение лица, чтобы, ни дай боже, ни один гран дикой для самого себя тяги не проявился. Пытаясь игнорировать непонятные, стремительно набирающие силу желания, я совершил ошибку: решил переключить внимание на лицо. И через некоторое, к моему стыду, оскорбительно короткое время, понял, что пропал.       О да, демон был чертовски красив. Ему, так сказать, по статусу положено. Меня до дрожи в пальцах привлекала его безупречная алебастровая кожа, остававшаяся прохладной даже в редкие для Англии знойные дни. Так и тянуло прикоснуться к ней. А эти бесстыдно завивающиеся длиннющие, как у блудливой девки, ресницы? Взгляд ведь не оторвать. А тонкие линии скул, очерченных так четко, что кажется, они вот-вот прорежут кожу? Будто у неземного, сказочного существа. Что, впрочем, истина. А губы, полные и чувственные, что почти незаметно из-за вечной насмешливой полуулыбки?       Это было похоже на наваждение. Я мог засмотреться на демона до такой степени, что полностью терял нить разговора, если таковой велся. Обычно я не склонен к рефлексии, но в данной ситуации просто не мог пустить мою ненормально сильную склонность на самотек. Не говоря уже о том, что сама склонность, даже не принимая во внимание сущность демона, в обществе порицалась.       Проанализировав свое поведение, я пришел к выводу, что в большей степени был виновен мой запоздало давший о себе знать переходный возраст. Голос, к счастью, изменился довольно быстро, период «петушиного крика» почти обошел меня стороной. А вот с проблемами более… интимного характера я столкнулся во всем их многообразии.       Чем дольше пытался воспитать в себе самоконтроль, тем быстрее и чаще предавало тело. Сначала пришли сны: вполне пристойные, но непременно включавшие в себя дворецкого. Постепенно подсознанию простых разговоров, к слову, гораздо более откровенных, чем мы обычно вели в реальности, стало мало — Себастьян стал вытворять в моей голове такое… на что не каждая супружеская пара решается. Я наводил справки, да. А что прикажете делать? Мне ведь все эти его экзерсисы спать нормально не давали. Хотя не могу сказать, что после изучения теории спокойный сон вернулся…       Видимо, тело, не получив желаемого, перешло на новый уровень доведения своего хозяина: сны постепенно смешались с действительностью. За одни сутки я мог пережить до десятка чрезвычайно смущающих моментов, начиная от «приподнятого» настроения в присутствии демона по утрам и заканчивая тем же внезапным настроением вечером. Например, на благотворительном приеме в доме маркизы Дешаль. Или на званом ужине в моем поместье. Или во время визита Элизабет. Или партии в шахматы. Или при одевании, купании, в дилижансе, на конной прогулке, на встрече с поставщиками, совещании, занятиях по истории, экономике, латыни. Где угодно и когда угодно. И всегда от возмутительной мелочи: дьявольски лукавой улыбки, приподнятой брови, насмешливого взгляда, отточенных движений, волос, походки, голоса.       В общем, некоторое время спустя я признал наконец, что схожу по демону с ума. Понял, что вот она, родимая — первая любовь. Неправильная, бессмысленная, опасная, в конце концов, но яркая и неподдельная, чистая страсть, которую нельзя было перебороть и которая, как мне казалось, не могла перегореть. Никогда.       Именно страсть. Я, признаться, тогда еще путал эти понятия и искренне считал, что моя влюбленность и есть любовь. Ведь я мечтал прикоснуться к нему и истово желал взаимности. И был готов ради него на все. Ну, почти на все.       Из меня тогда, на заре моей жизни, даже дикая, почти животная страсть не смогла вытравить мою гордость: родовое ведь понятие, а что-что, но род свой я почитал больше собственной жизни, души и что там еще прилагается к смертному. Глупый был. Хотя, если бы не эта моя гордость, едва ли бы все обернулось так…       Я знал, что Себастьян знал. Да-да, к черту витиеватости. Демон не мог не замечать моих пламенных взглядов, их даже слепой бы почувствовал. Но, по негласной договоренности — мне нравится формулировать это именно так, но на деле думаю, он просто хотел тогда дождаться моего окончательного и добровольно признанного поражения — ни словом, ни жестом не намекал на мою «слабость». Ну, а я, игнорируя собственные пунцовые щеки, скрывался в умывальной, дабы «освежиться». И не позволял себе перейти Рубикон: знал, что если решусь, то назад дороги уже не будет.       Видимо, сидела где-то глубоко во мне страшная правда, что не любит меня демон и не сможет полюбить. Но будет старательно исполнять любой, даже невысказанный приказ. И от этого становилось еще хуже. Поэтому до самого конца — до острова, этого паранормального демонического закутка, до мраморной и какой-то ирреально ледяной скамьи — молчал. И просьба моя о том, чтобы сделать все как можно больнее от той же правды шла: хотел я в последние свои минуты верить в красивую сказку, что хоть немного, но дорог Себастьяну как человек, а не вожделенная душа. Думал, он воспротивится и сделает все как можно нежнее, вопреки моей просьбе, не приказу.       Моя болезненная, горькая, удушающая влюбленность в демона на тот момент почти полностью перекрыла удовлетворение от исполнения контракта и осуществления мести. Напротив, будто назло, под живительным, хоть и иссушающим солнцем этой любви распустились качества, о которых я уже давно позабыл — совесть и сострадание. Ненависть, подпитывавшая меня на протяжении всего контракта, утратила силу с появлением чувств, просто перекрылась ими. Я пытался воскресить ее, но в большей степени приходилось симулировать, и только осознание долга не позволяло мне наплевать на сделку. Вот только долг этот был не перед семьей, а перед самим собой, так как уникальная память — мое проклятие и благословение одновременно — сохраняла мгновения моих унижений в плену со всей возможной четкостью.       Я мог просматривать их, как и любой иной эпизод моей жизни, как на киноленте, чуть ли не по кадрам. И постепенно, прокручивая их раз за разом, понял, что не испытывал потребности в мести за родителей: да, их убили и убили жестоко, но, учитывая деятельность отца, это был вполне вероятный исход. И он знал о нем.       А вот я к плену подготовлен не был — разве можно вообще быть готовым к чему-то подобному? Поэтому пребывание там сломало меня. Сломало до такой степени, что десятилетний ребенок, солнечный, в жизни не обидевший живого существа, боявшийся крови, боли и болезней, вызвал демона. И безразлично ступал по телам убитых по его первому приказу людей.       Я кардинально изменил себя в том подземелье, и не в лучшую сторону. И только сидя на скамье и чувствуя, как коченеет от холода спина и поясница, осознал, что натворил. Осознал, скольких, даже за исключением по-настоящему мерзких, людей я осудил на смерть от лезвий фамильного серебра Фантомхайвов. *Просто потому, что мог.* И впервые за последние годы я пожалел об этом.       Что ж, я *действительно* заслужил участь быть поглощенным демоном.       Кто же знал, что мысленное признание своей вины так обернется? Ведь еле ощутимое прикосновение сухих губ оказалось далеко не последним, что я почувствовал в жизни…