Безумная любовь

      Чёрт… Как же холодно. Почему? Почему так получилось? Всё было так хорошо: слава, деньги, хороший соперник, великая королева, маленький Альфред… Невинный голубоглазый мальчишка, любящий брата. Ты всегда, светясь от счастья, твердил, что драться нехорошо. По-детски надувая свои пухлые губки, ругал меня за очередную потасовку, не понимая, для чего я каждый раз ухожу опять. Ты всегда, будучи добрым, жалел побеждённого испанца. Не брезгуя и не пугаясь, подходил к растерзанному мною телу, без сил валяющемуся в грязи. Кричал и не хотел учиться, нарочно произнося неправильно слова. Ты любил рисовать и всё время требовал внимания. Эгоистичные крики почти никогда не смолкали в моём доме. А когда я расстраивался, иногда по-свински напиваясь, ты твердил мне, еле шепча, что всё будет хорошо. Тянул свои маленькие ручки, слегка обнимая, положив голову мне на плечо.       «Подожди, я вырасту, и тебя никто не обидит».       В глухой комнате, окружённой только тьмой, эти слова были счастьем. Великим счастьем, которого недостоин никто. Небольшой золотой ключик от запрещённой комнаты под названием «любовь». Мы же страны, мы — не люди. Нам нельзя, оставим иллюзии.       А ведь страшно… Страшно быть одному, никому не нужным, брошенным, использованным. В этом грязном, насквозь прогнившем мире, быть чистым и невинным — смертельный грех. Необходимо вести двойную игру, управлять живыми пешками, чтобы продолжать жить. И всё равно жизнь теперь не та: не улыбнёшься ты счастливой улыбкой, не скажешь «честь имею». Ах, да… Опять соврал, даже сейчас. Имею честь, живу я ради королевы, подавляя свое второе пиратское «я».       Страшно. Почему?.. Еда невкусная, вино ненасыщенное, а сны некрепкие. Будто проклятье сто ведьм наложили, гадко ухмыляясь своими гнилыми чёрными зубами.       Альфред, почему ты бросил меня? Не увидел моих прозрачных солёных слёз, незаметно окрашенных алым, что так медленно текли, обжигая мою бледную кожу. Моя душа рвалась и кричала, боясь страшной пустоты. Мальчик мой, ты ведь видишь только оболочку, совсем забывая посмотреть, что внутри. Я горд. Слишком горд, чтобы броситься в твои объятья. Молить о прощении, просить остаться хотя бы на день. И ты уходишь, забирая большую часть моей души, даже не думая, что мне может быть настолько плохо. Ведь в последний раз ты утверждал, что пирату нужны только земли.       Почему же так много грустных слов и так полно соплей? Не знаю… Ведь в моей жизни есть ещё Франциск. Мой вечный враг, соперник и даже друг. В пьянке, драке, даже в танце Бонфуа всё время рядом. Близко. Я не могу, не выдерживаю, не верю. Отталкиваю, ругаюсь, колюсь своими невидимыми шипами… Словно дикий маленький зверёк. А ты терпишь, ласково обзывая и никогда не воспринимая мои колкости всерьёз. Ведь опять придёшь, новой попыткой путая меня еще сильнее. Реальность или игра? Насколько искренние чувства француза? Скажи, бестолковая ты нация, сколько раз я был предан тобою?       Где искренность? Эта богатая вольность, неподвластная нам, странам, зато доступная любому бродяге.       Я плачу. Снова плачу. Наверное, в этой жизни не суждено мне бросить пить, ведь уйти от жестокой реальности хочется всегда. Неразборчиво что-то бубню. Что именно, не знаю. Ведь мне хочется любви. Простой дружеской поддержки. Даже бессмысленной французской болтовни. Глупого смеха, эхом проносящегося по моему дому, однотонного разговора японца… Но их нет, и я продолжаю говорить.       Я — старик, и не в силах понять, для чего проходили дни союза. Мои мысли путались, думал, что идея бестолковая. И вот — остался один, не в силах ничего поделать. Союз не был мне предложен.       Страшно.       Кажется, что тени, исходящие от свечей — чёртики, танцующие свой радостный танец. Они смеются надо мною, хотят свести с ума. Им нравятся мои мучения, мои всхлипы, мои стоны.       И вот, когда я произношу последние слова — тень пропадает. Свечи погасли. Я устал. Что дальше, уже не помню: хватает сил только осесть на пол, устало лечь на пентаграмму. Сил нет, они иссякли. И вот я снова в нереальности.