Среди пространств и веков

Всё утро лил дождь. Он не прекратился и к полудню. Время на лекциях текло медленно и густо, студенты едва боролись с сонливостью. Франкенштейн же пребывал в бодром расположении духа и как всегда блистал на семинарах, что вызывало зубовный скрежет сокурсников, неспособных сегодня сосредоточиться на учёбе. Раэля нигде не было видно – скорее всего, отец просто запер его как бешеное животное. Эта мысль доставляла Франкенштейну особую радость. Когда закончились занятия, Франкенштейн поторопился в ректорские покои. Его всё ещё мучили вопросы о ректоре. Франкеншейн хотел понять Его. Это в последние дни стало навязчивой идеей Франкенштейна, за которую он зацепился с безумием настоящего учёного, нашедшего редчайший экземпляр для изучения. Понять мессира Райзела. Франкенштейн слушал каждое его слово, обращался за разъяснениями везде, где это только было возможно и прилично, наблюдал за ректором. И всё больше и больше погружался в эту тайну и загадку по имени Кадис Этрама ди Райзел. Мессир практически ничего не ел, зато пил много чая. Иногда позволял себе сладкое, и в такие моменты его лицо выражало особое удовольствие, о признаках которого Франкенштейн мог судить по едва заметному румянцу на скулах, многозначительному «хм» и всего на мгновение прикрытым глазам. Молодой человек мог перечислить все те признаки, которые говорили ему о глубоком огорчении ректора, об интересе или любопытстве – мессир не был сторонником бурного выражения эмоций, по его лицу практически ничего нельзя было прочесть, но иногда, всё же, проскальзывали отдельные намёки. Франкенштейн всё замечал и запоминал. Проходя через внутренний двор, он заметил стоящую у ворот карету, запряжённую шестёркой превосходных лошадей. Возле неё по стойке смирно выстроились человек восемь воинов в простой тёмной форме без опознавательных знаков – видимо, охрана. «Хм, - подумал Франкенштейн, - опять приехал какой-нибудь аристократ убедиться, что университет подходит его благородному отпрыску? Или это меценат?». В коридоре и комнатах никого не было. Ни слуг, ни даже Тао. Франкенштейн сразу направился в кабинет мессира ректора через гостиную, дабы засвидетельствовать ему своё почтение, узнать о поручениях и приготовить чай. У двери он лишь слегка замедлил шаг, чтобы постучать, и тут услышал обрывок разговора. Говорил незнакомый мужской голос – низкий, твёрдый, но с весьма нежными интонациями. - Милый мой Кадис, я не устаю превозносить твою доброту и мудрость, однако подумай и о себе. Все эти расстройства… - Не вы ли, мой повелитель, доверили мне эту миссию? - И я не жалею ни секунды. Но ты слишком много сил и чувств отдаёшь этому месту. И совершенно не разделяешь людей по положению. - Не думаю, что наживу этим врагов. Кертье мудр, он согласится со мной… Мужчины замолчали, а Франкенштейн сделал шаг назад, только сейчас сообразив, что нехорошо подслушивать. У мессира важный гость. И, судя по всему, близкий друг. «Мой милый Кадис», - мысленно передразнил Франкенштейн, уже чувствуя неприязнь к этому невидимому «гостю». - Франкенштейн, войди, - послышался из-за двери голос Райзела. «Чёрт». Как, ну как ректор услышал его присутствие?! Вздохнув, молодой человек сделал шаг в кабинет. - Моё почтение, господин ректор. Примите мои глубочайшие извинения, я лишь хотел справиться о поручениях на сегодня и не знал, что у вас гость, - поклонился Франкенштейн и только сейчас смог рассмотреть человека, сидящего во втором кресле у камина, напротив постоянного места ректора. Мужчина был старше Райзела, облачён в простую на вид, но прекрасно скроенную одежду из дорогих тканей и обладал длинными волосами золотистого оттенка, красивыми чертами лица, гордой посадкой головы и выразительными глазами, в которых искрилась ирония. Впрочем, некая ирония, смешинка, какая-то живость затаились не только в глазах, но и изгибе губ, во всём выражении лица. Мужчина приподнял бровь и также открыто, не таясь, осмотрел Франкенштейна с ног до головы. - Милый Кадис, ты нас представишь? Франкенштейн выпрямился и ответил на этот взгляд и тон каменным безразличием. Ему не понравился этот тип. - Да, конечно, ваше величество, - спокойно кивнул ректор, не меняя позы в кресле. – Это мой студент Франкенштейн, очень способный и, пожалуй, самый лучший в нашем университете. Франкенштейн был так любезен, что согласился пожертвовать своим свободным временем ради моего удобства и сейчас занимается библиотекой в моём доме. «В-ваше Величество?! Но как?!». Франкенштейн со смесью удивления и некоторого опасения вновь посмотрел на этого человека. Король? Так вот он какой, король. Правда, эти чувства тут же сменились волной ярости, когда он увидел на лице короля едва сдерживаемую улыбку – кажется, его величество крайне забавляло, как зарвавшийся студент вытянулся и сменил высокомерие на растерянность, не зная, что сказать Франкенштейн сам не понимал себя. Несмотря на слишком сильное чувство гордости, даже гордыню во взаимодействии с окружающими, молодой студент не был врагом себе и прекрасно понимал, где нужно смирить порывы и обуздать непокорный характер. И его величество – это тот самый случай. Франкенштейн сам от себя не ожидал того, что при личной встрече с королём не обнаружит в своём сердце ни тени почтения или страха. Хотя они должны были бы там быть, учитывая высокое положение и возможности знатной особы, сидящей сейчас перед ним. С другой стороны, Франкенштейн и увидеть его в кабинете ректора не очень-то ожидал. В общем, день был полон сюрпризов и открытий о себе. - А я наслышан о сем молодом, но уже крайне одарённом студиозусе, - между тем протянуло его величество, развалившись в кресле и продолжая сверлить Франкенштейна ироничным взглядом. – Ни он ли сделал «ата-та» юному и несдержанному отпрыску Кертье? Райзел невозмутимо прикрыл глаза, видимо уже привыкший к порой довольно шокирующим манерам короля. - Именно так, сир. Смею заметить, что обстоятельства, послужившие причиной того досадного происшествия, буквально вынудили моего помощника отбросить деликатность и почтение, кое он должен был выказать человеку более знатного, чем он, происхождения, - говоря это, Райзел неотрывно смотрел в глаза Франкенштейна, и взгляд его говорил лишь одно: «Молчи!». Молчать было сложно. - Увы-увы, - вздохнул король. – Раэль Кертье и правда крайне невоспитан, чего уж скрывать. Но возвращаясь к присутствующему здесь твоему помощнику, - его величество улыбнулся Франкенштейну. – Так ли он одарён, как слухи говорят? - Я нижайше прошу лучезарного нашего короля о прощении, - внезапно подал голос Франкенштейн. Честно, он не собирался. Ради Райзела он готов был тихо стоять, молчать и не высовываться. Но что-то нашло, не иначе. Просто… этот красивый величественный мужчина, так запросто и по-домашнему беседующий с Райзелом, вёл себя, словно его, Франкенштейна, тут и не было. Словно он не достоин личного разговора. Словно он никто. Но это не так! – И смиренно прошу Его Величество заметить, что язык дан Господом всем Тварям Его, а не только лишь благородным по крови, - как холодно сейчас звучал его голос. Нет, нужно хотя бы постараться добавить нотку трепета, - и я также являюсь счастливым обладателем дара произносить слова. Ввиду чего могу удовлетворить ваше любопытство сполна. Райзел вдруг прикрыл лицо ладонью и отвернулся от камина, кашляя. - Простите, сир, - произнёс он, не переставая кашлять, - дым от огня попал в горло. - Тысяча извинений, мессир, - Франкенштейн был рад сменить позу и сделать хотя бы что-то, - я сейчас поставлю решётку, - с этими словами он даже слишком поспешно шагнул к камину, чтобы поворошить поленья, убавив огонь, и закрыть его резным экраном. Щёки пылали. Он очень хотел сейчас посмотреть на короля, но ситуация не располагала. Однако молодой человек спиной чувствовал на себе прожигающий взгляд. - Что ж, - продолжал между тем король, и в голосе его не было ни тени недовольства, только сдерживаемый смех. – Теперь я окончательно убедился, что слухи не врали. Кадис, порой ты любишь идти на риск, вот что я тебе скажу… - А ваше величество не желает ещё чаю? – вдруг спокойно поинтересовался Райзел, и от его голоса буквально вскипевшая кровь Франкенштейна начала остывать. – Я бы не отказался от пары чашечек в вашем обществе, сир… Франкенштейн, мы можем рассчитывать на твою помощь? Молодой человек вздохнул и, наконец, повернулся. - Конечно, мессир ректор, сию секунду… - и осёкся, натолкнувшись на взгляд короля. Впрочем, короля ли? Сейчас он напомнил Франкенштейну слишком самоуверенного петуха, довольного, что хозяин отметил его среди прочих. Пришлось прикусить губу, чтобы не засмеяться, представив себе этот неожиданный образ. Поэтому молодой человек поторопился подхватить поднос и удалиться. Но радовался он недолго. Сделав всего пару шагов, Франкенштейн услышал вслед: - Кадис, милый, а ты уверен, что столь… пылкому юноше стоит поручать такие деликатные вещи, как чай? А если по дороге к кухне он внезапно увлечётся спором с кем-то и захочет использовать твой фарфор в качестве самой быстрой аргументации в пользу своей точки зрения? Молодёжь нынче немного несдержанна. Вот, скажем, тот же Раэль… Теперь у Франкенштейна вскипела не только кровь. Он буквально физически ощутил, как внутри копошится что-то очень тёмное и очень злобное. Пальцы до хруста сжали ручки подноса. Вот он бы сейчас с огромным удовольствием использовал этот серебряный «аргумент» на развалившемся в кресле петухе. Франкенштейн бы ещё простил опасения его величества на счёт фарфора. Но сравнить его с Раэлем!!! - Сир, вы можете быть абсолютно спокойны. Как я уже сказал, Франкенштейн – лучший в моём университете и не допускает ошибок ни в чём. - Ну, если ты так говоришь, мой милый, - вдруг покладисто согласился король и тут же переменил тему разговора. – Я, кстати, давно зазываю тебя к себе в летний домик, отдохнуть, поохотиться. Ты вообще получаешь мои приглашения? Заперся в своём университете и перестал реагировать на внешний мир. Если бы я не… Дальнейшего Франкенштейн уже не слышал, так как поторопился убраться из кабинета. Закрыл за собой дверь и привалился к стене, чтобы перевести дух. Хуже не бывает! Давно он так не бесился. И главное – с чего? Всегда же знал, что аристократы едва ли не ноги вытирают об остальных. Правда, король не то чтобы вытер об него ноги… Скорее, это была просто забава. Его величество словно на прочность проверял – нагрубит или сдержится? Словно дразнил дикого зверя… Чёрт! - Что, тяжело с нашим величеством? – раздался насмешливый голос от окна коридора, а в следующее мгновение из-за портьеры появился человек. – Поверь, я тебя понимаю. Он у нас… оригинальный. Всех скоро в могилу сведёт своими шутками, а сам останется, - человек засмеялся. Франкенштейн часто заморгал, приглядываясь. И как он не почувствовал, что в коридоре кто-то есть? - Расслабься, парень, это моя работа. Ты и не должен был меня заметить, иначе мне пришлось бы сдать свои мечи и отправиться в добровольную ссылку. - Откуда вы…? - Так у тебя же лицо сейчас буквально само говорило. «Ай, что, откуда этот мужик?!». Я столько раз видел это выражение, ты себе не представляешь. Франкенштейн наконец-то разглядел человека в полутёмном коридоре. Он был одет в чёрный, крайне удобный костюм, идеальный для дуэлей и поединков – ничего лишнего, движения совершенно не сковывались. Плащ едва прикрывал два висящих на поясе меча. Какие-то они были странные – чуть-чуть искривленные и короткие. Воротник плаща почти скрывал лицо, когда мужчина появился, но теперь Франкенштейн мог полностью рассмотреть его… и узнал, как будет выглядеть Раджек лет в пятьдесят. Потому что перед Франкенштейном стояла его точная копия, только старше. Глава семьи Кертье?! - Моё почтение, мессир Кертье, - Франкенштейн выпрямился и слегка наклонил голову в приветствии. – Прошу прощения, нас здесь некому представить, поэтому разрешите мне представиться самому. Моё имя Франкенштейн, и я имею честь учиться вместе с вашим сыном. «Ну, вот так. Кажется, я постепенно прихожу в себя». - А я о тебе слышал, - мужчина задумчиво разглядывал Франкенштейна, потом склонил голову на короткое мгновение. – Прими мои извинения за то, что плохо воспитал своего младшего сына. Оскорбление матери – самое позорное из оскорблений, правда была на твоей стороне. Франкенштейн молча поклонился в ответ, давая понять, что принял извинения. Сказать большего он не посмел – не знал, как в таких случаях стоит себя вести. - Наделал ты шуму, мальчик, - между тем продолжил Кертье. - Ты сам-то знаешь? Из-за тебя его величество сегодня здесь. - Что, простите? – Франкенштейн искренне не понимал, как случившееся только что в кабинете соотносится с целью визита короля. Лично для него это выглядело как визит к старому другу, чтобы поболтать. - После скандала с моим младшеньким мессир Райзел настоял на пересмотре правил поведения для аристократов и простолюдинов в университете. Из этого родилась целая реформа. Её они сейчас и обсуждают… Да не бледней ты так. Во-первых, не ты единственный оказался в такой ситуации. Вопрос давно зрел. А во-вторых, - Кертье вздохнул, - Раэль умудрился нажить себе врага в семье Ландегрэ, так что у мессира Райзела оказался мощный союзник. Да и я не против реформ, которые обязуют юное поколение вспомнить о воспитании. Мессир Райзел… из-за него… Неужели из-за него? Франкенштейн вдруг почувствовал слабость в ногах. Слишком многое случилось за последний час. - Мессир Кертье, прошу меня извинить. Мой господин пожелал чаю. Я просто не могу заставить его ждать… Пока грелась вода, Франкенштейн смотрел на огонь и думал. Кертье оказался совершенно не таким, каким был в его воображении. Довольно простой, даже расслабленный. Только вот, кого он этим хотел обмануть? Его взгляд, поза, то, как и где он стоял, как иногда скользил рукой по перевязи для мечей – все инстинкты Франкенштейна вопили о том, что старший Кертье опасен по-своему. Его повадки были как у… ассасина? Нет, вряд ли. Но ощущение настороженности не покидало Франкенштейна в компании Кертье. Всё же, он был тенью его величества. Мысли о короле вызвали резкую боль в области желудка. Теперь, в тишине и тепле кухни сцена в кабинете казалась Франкенштейну каким-то порождением его бреда. Но мессир ректор защищал его. Страшно хотелось верить, что Райзел был на его стороне, но Франкенштейн боялся поверить в это. - Эй, Франкенштейн! – раздалось над ухом. Молодой человек резко обернулся, хватаясь за свой кинжал. – Э-э-э, ты чего это?! – удивился Тао. - Чёрт! Как же можно так пугать! - Я, между прочим, не пугал. Я тебя ещё от двери окликнул. Но ты не услышал. Какой-то ты, - Тао прищурился, - на себя не похожий. - Тяжёлый день, - отрезал Франкенштейн, не желая углубляться в обсуждения. - Ну, тогда отдохни, погуляй, - жизнерадостно распорядился Тао, усаживаясь на край массивного стола. – Только сначала чай сделай. Мессир теперь пьёт исключительно твой чай. Любит он его. - Прости, не понял? - Так я повторю, мне не трудно. Чай сделаешь ты, а отнесу его я. Это распоряжение мессира. А ты пока погуляй где-нибудь. Внутри у Франкенштейна всё похолодело. - Ясно… он не хочет меня видеть… - Мысли мессира мне не ведомы. Я только выполняю распоряжения, - Тао пожал плечами. – Но у меня не сложилось впечатление, что дело в этом. «Чертовски плохой день», - думал Франкенштейн, выходя из ректорского крыла в сад. Как-то всё сегодня идёт не так. Дождь давно прекратился, и вокруг пахло мокрой травой и влагой. Солнце уже садилось. Прохлада была сейчас именно тем, что необходимо, дабы остудить голову и избавить её от плохих мыслей. Франкенштейн сам не ожидал, что ему будет так больно от простой просьбы мессира. Разумом он понимал, что после случившегося ему в кабинете лучше не появляться. Пока его величество не уедет. И всё равно… Сзади раздался стук каблуков. Франкенштейн обернулся. К нему бежал Регис Ландегре. Причём, совершенно не по-взрослому. Одежда паренька была в беспорядке, а туфли вымазаны грязью. Молодой человек уже хотел пошутить, но выражение лица мальчика отбило всю охоту острить. «Ну, точно. Плохой сегодня день». - Добрый вечер, Франкенштейн, - торопливо поклонился Регис. Он был бледен, губы подрагивали. – Я как раз направлялся к вам и благодарю Бога за то, что мы встретились здесь и мне не пришлось беспокоить других обитателей. - А что за спешка? – Франкенштейну казалось, что он уже начал понимать её причину, но вопрос всё равно следовало задать. Из вежливости. - Я прошу вас пойти со мной. Нет, я… - Регис поколебался, - умоляю вас пойти со мной. - Регис, сейчас уже поздно, - устало вздохнул Франкенштейн. – Я никуда не пойду, пока ты не объяснишь мне, в чём дело. - Дорогой мне друг тяжело болен. Я прошу вас помочь нам. И предупреждая ваш вопрос, скажу сразу – обычные лекари в данном случае неуместны. Если имя Ландегре что-то значит для вас, позвольте заверить, что в случае согласия вы обретёте в моём лице вечного вашего должника. «Так я и думал». С подобными просьбами к Франкенштейну тоже порой обращались. «Дорогие друзья» чаще всего страдали в пьяной драке с просителем, или были не в ладах с законом. Да мало ли причин обойти уважаемых лекарей. Но Регис был не из тех, кто ранит друзей в пьяной потасовке. Любопытно… - Куда нужно идти? - Это за городом, - смутился мальчик. – Мой друг живёт в лесной хижине. А вот это уже похоже на ловушку. Но может ли этот благородный мальчик так играть волнение и горе? Да и мессир Райзел приказал же Франкенштейну «пойти погулять»… - Веди. Друг Региса и правда жил далековато. Уже выйдя за городские ворота, они прошли какое-то время по главной дороге, а потом свернули в сторону леса. И ещё там мили три-четыре. - Твой друг скрывается от закона, Регис? – спросил Франкенштейн, в очередной раз наступив в размытую дождём грязь. - Нет! – запальчиво возразил мальчик и тут же чуть сам не упал. «Хм… Насколько же дорог должен быть друг, чтобы Регис позволил себе вот так выпачкаться в грязи и практически умолять чужого человека о помощи». - А твоя семья тебя не хватится? Уже стемнело. - Я прошу вас не беспокоиться об этом, - полным достоинства тоном отозвался мальчик. – Мы пришли. Хижина была очень хорошо спрятана. С дороги её не увидеть. Франкенштейн даже не сразу понял, где вход. Внутри горела всего лишь одна толстая свеча. Очаг был потушен, из-за чего в помещении было довольно холодно. У дальней стены на низкой кровати лежал человек. Он едва дышал. Франкенштейн подошёл ближе и опустился на колени. Мужчина был ещё молод, да и силён, судя по всему. Только вот волосы почти седые. Застарелый шрам на губе. И – вот чёрт! – в левом боку торчал арбалетный болт. - Я не знал, что делать. Не умею доставать стрелы, - Регис уже не сдерживался, голос его дрожал сильнее. - Стрела не проблема, - прошептал Франкенштейн, разглядывая рану. Для такого болта она была на удивление маленькой. Словно бы… - Регис… А почему ты забыл мне сказать, что он не человек?