Цепной Пёс

У дружбы между Учиха и Сенджу было две крайности, и звали их — Мадара и Тобирама. Внешне Мадара старался сохранять нейтралитет по отношению к младшему брату своего друга, но это было далеко не так. Даже если Тобирама внезапно умрёт или сгинет без вести — туда ему и дорога, как считал Учиха. А Тобирама всё чувствовал и думал о нём почти то же самое. Хаширама не желал замечать в друге его «плохие стороны», которые внимательный Тобирама подметил сразу. В детском теле была запечатана далеко не детская душа, и во многом Изуна хотел походить на своего старшего брата, но перекроить ему себя было трудно. — Эй, бедняк Сенджу, — окликнул Изуна торопящегося по дороге Тобираму. Выпрыгнул из ниоткуда, словно скрывался за насыпями земли, где когда-то за травой был скрыт старый страшный барак. А теперь пустошь — и травинка не растёт. А Изуна вырос на месте, кривя свои большие губы в усмешке. — Куда идёшь, неудачник? — Не твоего ума дело, — нахмурился Тобирама в ответ и продолжил путь. Изуна умолк и последовал за ним, сбивая пыль с обочины дороги прямо под ноги Сенджу. Тёмные штанины мальчика быстро покрылась разводами, и дышать ему становилось труднее. — Прекрати… — Не прекращу, пока ты не скажешь, куда идёшь такой серьёзный. Тобирама тяжёлым взглядом уставился на надоедливого знакомого, но Изуна выдержал контакт с его красными, по мнению многих, пугающими глазами. — Тебе заняться нечем? — насупился Сенджу. — Совершенно, — радостно всплеснул руками Изуна и продолжил закидывать Тобираму пылевыми брызгами. — Поучись у брата: тот всегда найдёт, какую шалость совершить. — Мне его фантазии не хватает, — уже шёл рядом с Сенджу Изуна, оглядывая спутника внимательнее. Осень выдалась на тот год тёплой, и дождей было немного, но Тобирама шёл по сухой земле в резиновых сапогах, с налипшей к их гладкой поверхности пыли, в болоньевой, чуть шуршащей при движении куртке, хотя Изуна метался вокруг в лёгком свитере. А на голове Тобирамы была шляпа с широкими, мятыми полями, закрывающими от солнца всё его лицо. Изуна слышал от брата, что Тобирама ненавидит солнце, потому и предпочитал жить в тени. — Выглядишь, как огородник. Тобирама снова смолчал, только у носа появились складочки на коже. В пустом пластмассовом ведре грохотала палка и леска со всякой мелочёвкой, брошенной на дно. Изуна вытянул шею и попытался заглянуть в него, но Тобирама спрятал всё за собой. Позади раздался крик. Ветер растворил его в воздухе, и Тобираме показался он знакомым. — Чёрт! — подпрыгнул на месте Изуна от нахлынувшего адреналина и ухватился за край куртки Тобирамы. — Бежим! И утянул за собой с дороги за земляные насыпи, за ров, оставленный вместо дома, за поля диких кустарников, куда не доносится волнующий его крик. — Кто это? — обрывисто спросил Тобирама, пытаясь успокоить учащённое дыхание. Вырядившись подобным образом, он не планировал бежать. Ещё и из ведра всё едва не растерял. — Отец, — кинул через плечо Изуна. Остановившись, он вытер ладонью со лба пот, взъерошив густую чёлку чёрных волос. — Или дед… Не успел разобрать. — Они пришли за тобой? — Да… Я плохой мальчик. — Изуна был горд собой. — Меня зачем за собой утащил? Я хоть ненавижу тебя, но не сдал бы. — Шутишь? — всполошился Изуна и одёрнул за плечо Тобираму. — Нашёл бы он меня или одного из ненавистных Сенджу — ему всё равно, кого проучить. Я спас нас обоих. — Да-да, — закатил глаза Тобирама, обмахнув лицо снятой с мокрой головы шляпой. В тени дерева мальчик перевёл дух. — А теперь иди, куда шёл. Мне и без компаньонов не скучно. — А куда шёл ты? Изуна ловко забрался на дерево и зацепился за раскачивающуюся, но крепкую ветку ногами, свесившись вниз головой перед Сенджу. Его короткий хвостик, завязанный на самом затылке, забавно колыхался на ветру. Гиперактивный Изуна постоянно прыгал, бегал, залазил на возвышенности и задирал спокойного Сенджу. «Патлатая мартышка», — шикал в его сторону Тобирама, а после они по обычаю дрались. — Хочу отдохнуть в одиночестве. — Не сегодня! — воскликнул Изуна и спрыгнул с дерева, сделав кульбит и приземлившись на колени. Вся его дорогая одежда уже была грязной. Выхватив палку из ведра отвлёкшегося Тобирамы, он отбежал от мальчика. — Что это? С конца гибкого орехового прута тянулась леска. Тобирама сделал шаг к нему, но Изуна ускакал в другую сторону, тряся самодельной удочкой. — Ты настолько беден, неудачник Сенджу, что со скуки делаешь себе деревянные игрушки? Вот бредятина беспонтовая… — Верни, или я ударю тебя. — Да? — хохотнул Изуна. — Тогда я её сломаю. Не успел. Отхватив удар под дых раньше, чем скрутил высушенный прут. — Предупреждал же. Хватит меня доставать. Беги к своему брату, и оставь меня в покое, наконец. — Брата… нет, — задыхался Изуна. Откашлявшись, он поднялся с земли, сжав протянутую Тобирамой руку. — Старший брат где угодно, но не дома. Скукота. Меня это раздражает. — Очень жаль. Мне и без брата весело, — прозвучало это безрадостно, будто он был вынужден так считать, и Изуна изменился в лице. До всех давно дошёл слух, что год назад младшего Сенджу забили до смерти. Вздохнув, Тобирама глянул на снасти в ведре и обратился к Учихе: — Можешь пойти со мной, но не мешай. Своим визгом всю рыбу распугаешь. До реки от диких полей было дальше, чем через железную дорогу, но безопасно, и по времени путь занимал дольше лишь минут на десять — не больше. Тобирама со знанием дела развернул свою удочку, — убогую с точки зрения Изуны, — нанизал на крючок ещё живого червячка и ловко закинул его в поток. Усевшись на землю поудобнее, Тобирама терпеливо ждал, но Изуны хватило ровно на пятнадцать минут. — Да на твои убогие снасти ни один малёк не клюнет. Вот смехота, — отмахнулся он от этого занятия и отбежал подальше, чтобы не помешать рыбалке. Мальчик решил себя развлечь метанием камней в воду. Изуна замахнулся и зашвырнул горсть гальки, и камни со всплеском исчезли под водой. Юный Учиха с любопытством обернулся в сторону Тобирамы, не обращающего на него никакого внимания. Кинул ещё один камень побольше, который перелетел всю реку и разбился о каменистый противоположный берег. — Видел? — гордо воскликнул он. Тобирама нахмурил брови и жестом попросил его быть тише. Изуна начинал злиться от безделья. Тобирама резко вскочил на ноги и дёрнул удочку на себя. Пока Изуна радостно бежал к нему, в его руках уже красовался крупный извивающийся карп. Учиха с опаской погладил золотистую чешую, вздрогнув, когда пальцы коснулись склизкого узкого тела миноги, присосавшейся к рыбе, и его щёки порозовели от восторга. — Дай мне попробовать! — капризный тоном приказал он и выхватил снасти. — Ты забрасывать хоть умеешь? — спросил Тобирама, нанизывая очередного червяка на крючок. — Не нашлось ещё того дела, которое не далось нам с братом. Вот увидишь! Над головами мальчиков взметнулась утяжелённая поплавком леска, и прут звонко рассёк воздух. Тобирама на всякий случай пригнулся, опасаясь остроты крючка. Закинув наживку так же далеко, как металл в реку камни, Изуна притих, сосредоточившись на ярком пятне поплавка. Задумавшись, заметно подуспокоившись, он спросил: — Почему ты используешь палку? Твоя семья ведь в состоянии купить хорошее удилище, — негодовал избалованный Изуна. Тобираму удивил его вопрос. — Нам не достаётся ничего просто так, — без стеснения признался Сенджу, не сводя пристального взгляда с поплавка. — Чтобы получить дорогую вещь, нужно доказать, что ты в состоянии её использовать с достоинством. Подходить к этому нужно ответственно. — Ответственность? — с возмущением воскликнул Изуна и вскочил на ноги. — Это же просто вещь! — Я простой палкой могу поймать рыбу, а ты даже выслушать спокойно не можешь! — злился в ответ Тобирама. После этих слов его лицо удивлённо вытянулось. — Клюёт. Подсекай. Изуна в спешке со всей силы дёрнул прут на себя. — Не так сильно! Но было поздно. Учиха получил пойманным карасём по лицу. Если бы рыба сорвалась с крючка, то он мог пораниться об остриё, но мальчику свезло. — Поймал! — отплёвываясь, воскликнул он, подняв вверх трепыхающегося маленького карася. Тобирама громко расхохотался, прикрывая своё лицо ладонями, будто смущаясь своей улыбки. — Ты чего? — застыл Изуна. Весь он был вымокшим речной водой. Насмеявшись вдоволь, Тобирама снял рыбёху с крючка и выпустил в реку, получив за это по голове палкой. — Это моё! — Он ещё маленький. От него толку мало, разве что соседских котов порадовать, — объяснил Сенджу, держась за затылок. — Ну и что? Это мой улов. — Тогда сделай себе удочку сам и лови мальков сколько душе вздумается, — оттолкнул он Учиху от себя. — Так и сделаю, — обиженно пробурчал Изуна и убежал, быстро исчезнув из поля зрения. — Хвастун… Спустя пару дней Изуна снова нашёл Тобираму на берегу реки. Вырядившись столь же пафосно, — в новые блестящие сапоги и плащевую куртку с нашивками — он предъявил мальчику новый спиннинг с дорогостоящей катушкой, и чемодан с набором снастей и блесен. Тобираму впечатлил только кровоподтёк под глазом двенадцатилетнего мальчика. — Ну что, съел? — дразнился Изуна, высунув язык. — Толку-то? — отвёл взгляд от побитого лица Тобирама. — Ты и половиной пользоваться не умеешь. Ещё и потратился на спиннинг, который бессмыслен на этой реке. Далеко забрасывать не нужно. — Просто ты завидуешь. Большого ума для этого не нужно. Сейчас ты в этом убедишься. В тот день Изуна проиграл. И не спасли ситуацию ни новое удилище, ни прикормка — ничего. — А Мадара мне сразу сказал, что я поступаю глупо. — Иногда тебе стоит прислушиваться к советам брата. Опыта у меня гораздо больше. Зачем спорил? — Я же не зря старался, готовился. Ты без лишних усилий обошёл меня. Нечестно… — Завтра обещают дождь, — выдал Тобирама, помогая распутать леску со снастью Изуны. — К чему это ты? — После дождя хороший клёв. Приходи. Я научу тебя, если пообещаешь сидеть молча. — Да. Я приду, — без лишних раздумий согласился Учиха. — Скажи, — нерешительно отозвался он вновь, — ты говорил своему отцу, что мы общаемся. — Нет. С недавних пор он стал мнительным. Видит врагов даже в соседях. Часто бормочет, что таким, как я, не выжить вне дома. — Это после того, как убили твоего брата? Лицо Тобирамы не выражало ни печали, ни злости. По пальцам его потекла багровая кровь. Сочилась из раны и растекалась по почти прозрачной коже, лишённой человеческого тёплого оттенка. Изуне показалось, что Тобирама поранил себя намеренно. — Да. У нас не принято об этом говорить. Лишь молча молиться, когда другие не видят. Не упоминай Кавараму больше. — Прости… — А ты почему прятался тогда? — Сбежал с занятий по кендо. — И тебе всё равно купили спиннинг? — Побили и забыли, — посмеялся с ситуации Изуна. — У отца к деньгам лёгкое отношение. Пришлось только пообещать, что не буду больше убегать из дома. — Ко мне? — Сенджу под запретом. У Мадары и у меня — оба врём. А ты? — Ничего не говорю. Ты же мне не друг. — Ни капли. Ненавижу тебя. Ненавидел через день и спустя месяц. Прилип, поистине ненавидя, но восхищаясь Сенджу. Спустя пару месяцев дожди сменились морозами. Мадара часто без предупреждения сбегал из-под опеки не самых внимательных родителей, и катался с братьями Сенджу и другими детьми с холма по снегу. Когда из дома сбежать удавалось и Изуне, район «бедняков» превращался в поле боя со снежными баталиями двух братьев Сенджу, противостоящих их вечным противникам — Учиха. Других детей для них не существовало — это были мелкие пешки, которые легко поддавались властолюбивым мальчикам. В тени жизнь казалась весёлой и беззаботной, пока не наступала ночь. Страшнее был только гнев Таджимы, когда он прознавал о проделках своих сыновей, и тогда о снежных баталиях приходилось ненадолго забыть. Спустя несколько лет, после разрушения старого барака по весне, ближе к летнему зною, на уже заросшем пустыре началась стройка. Всё большое поле с протоптанной мальчиками тропой до реки теперь считалось частной территорией, и совсем скоро её обнесли высоким забором. — Вот и порыбачили, — сгрустнул Тобирама, за последний год обзавёвшийся не менее хорошим удилищем, чем у выскочки. Теперь эта трата денег казалась бессмысленной. — Пойдём. У министра Такои во дворе пруд с карпами. Порыбачим там, если дашь слово весь улов отпустить. — Ты чего? — перегородил Изуна ему путь. — Ещё я в чужих дворах не рыбачил. — У тебя есть выбор? — Есть! — вдохновлённо воскликнул Учиха. — Выбор есть всегда. — Повзрослей, — насупился Тобирама. — Забыл, что есть другой путь до реки? Вон там, — указал Изуна рукой в сторону железной дороги, скрытой за деревьями. — Мигом добежим. — Я никогда там не ходил… — А я играл там пару раз с братом. Главное до темноты вернуться, а то легко ногу сломать — пути старые, да и фонарей в том участке нет. — Жуть. Старые рельсы пережили войну, но по ним до сих пор часто ездили поезда. Грохотание металлических колёс доносилось до жилых домов, изредка напоминая о существовании железных путей, через которые никто не ходил. Изуна не соврал — даже днём здесь чёрт ногу сломит. Раздвинув руками дикий кустарник, растущий у кромки путей, ветки которых были обломаны проезжающими поездами, Изуна отошёл немного в сторону, чтобы Тобирама увидел нетронутую красоту рощи с вековыми деревьями, путь до которых пресекали старые, на первый взгляд заброшенные пути. — Вон там, видишь? — указывал Изуна прямо перед собой, в глубь деревьев. — За ними сразу и речка. Тут близко. Не дожидаясь решения Тобирамы, он огляделся по сторонам, убедившись, что пути пусты, и вылез из кустов, запрыгнув на крайний рельс. — Плохое у меня предчувствие. Не зря сюда никто не ходит. — Не знал, что ты такой трус. Я же не боюсь. Хочешь мне проиграть? — дразнился Изуна, подначивая Тобираму забыть о здравомыслии. — Это не смешно. Тобирама не то, чтобы боялся, но неуверенность отравляла его. Изуна, как кузнечик, проскочил над почти сгнившими шпалами, и приземлился на второй рельс, ловко балансируя, не теряя равновесия. — Видишь? Тут перепрыгнул, — показал он все действия руками, — тут прошёл аккуратно, и ещё прыжок — всё. Ты только делай, как я. — Любишь ты опасные игры, — нервно усмехнулся Тобирама и заскочил на рельс. Изуна протянул ему руку и удержал мальчика, помогая ему встать ровнее на узкую платформу. — Отлично! — воскликнул возбуждённый Учиха. — А теперь за мной. Он спрыгнул с небольшой возвышенности, сделал пару шагов и запрыгнул на соседний, последний путь. В этот самый момент земля мелко задрожала. Грохотание, дребезжанием по металлическим рельсам, нарастало, подкрадываясь с пугающей скоростью. Тобирама заволновался, желая отступить. — Поезд вдалеке. Прыгай! — окликнул его Изуна и поторопился спрыгнуть с железной дороги вниз. — Живее! Его вскрик, как выстрел стартового пистолета, прогремел так чётко. И Тобирама растерянно прыгнул, действуя по команде, хотя его гораздо больше волновал приближающийся поезд. Если бы не Изуна, он бы вернулся в кусты и пошёл ловить карпов, забыв об этой дороге. Спина Изуны была так близко; его тонкий, уже отросший до лопаток хвостик вздыбился на ветру при прыжке, и Тобирама почувствовал, как его нога коснулась рельсы лишь носком кроссовок, и скользнула вниз, прямиком на ветхие шпалы. — Ну давай же! — уже громче окликнул Изуна, готовясь бежать дальше. — Я застрял! — в ответ попытался перекричать грохот приближающегося поезда Тобирама, схватившись за ногу. Под его весом ссохшееся дерево хрустнуло и провалилось, а его нога увязла в образовавшейся щели. Голень оцарапало торчащими краями, и стопу нехило вывернуло в сторону, а поезд приближался. Его пока не было видно за поворотом, но мальчики ощущали его движение. — Снимай кроссовок! — командовал Изуна. Его дорогой спиннинг вместе с чемоданчиком полетел вниз в высокую траву. — Быстрее! Тобирама пытался. Нога глубоко увязла, и разодрал он себе уже кожу до крови, пытаясь выбраться. — Да чего ты копаешься, придурок Сенджу! Сдохнуть хочешь, мудак? — Заткнись, — тихо зашептал он дрожащим голосом. Он не плакал, но был напуган. — Вот чёрт… — процедил Изуна, когда появился нос локомотива, несущегося по путям, на которых трепыхался Тобирама, в отчаянных попытках спасти себя. Учиха до последнего надеялся, что им повезёт, и поезд проедет по соседним путям, и Сенджу лишь навалит в штаны от страха. Но если Тобираме не помочь, то Изуна больше никогда не услышит его смех. Припрыгав по рельсам, Изуна схватил брошенное у ног Сенджу удилище и воткнул его в расщелину, из которой торчала окровавленная голень. Поезд стал издавать оглушительные предупредительные сигналы, и со скрипом колёс локомотив стал притормаживать, но скорость его по-прежнему была высокой. Он приближался быстро. Голова разрывалась от крика и стука, грохота, гудков. Чуть расширив отверстие, Изуна вытянул распухшую ногу и вытолкнул Тобираму с путей в дикий, колючий куст. И сам хотел спрыгнуть вниз, но громадная электрическая машина пронеслась за ним, зацепив его совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы тело подростка затянуло под колёса. Скрип прекратился не сразу. Грузовые вагоны сменялись перед глазами, а Тобирама ползал в кустах, разыскивая Изуну. В такт стука колёс стучало и взволнованное сердце Сенджу, доставая до самого горла. Когда последний вагон поплелся следом за останавливающимся поездом, окончательно остановившись только в метрах пятидесяти от места удара, Тобирама нерешительно вышел к путям. Останки ребёнка лежали дальше. Его протащило следом за локомотивом, пока тело окончательно не располовинило под тяжестью узких колёс. Лежащие ошмётки плоти мало походили на шумного Изуну. Закрученные, выломанные из суставов кости, торчащие из плоти обломанные рёбра, вмятые в разорванные внутренности, окровавленное лицо, проглядывающееся под растрёпанными влажными волосами. Споткнувшись о выпирающий из земли выступ шпал, Тобирама упал на колени и не осмелился подойти ближе. Он сидел молча с неестественно широко распахнутыми глазами, когда его нашли машинисты поезда. Вызвав полицию, они побежали к месту, чтобы убедиться: один из детей выжил. — Цел! — доложил мужчина отстающему, пожилому напарнику и прижал побледневшего, холодного мальчика к вспотевшей от бега груди, чтобы отгородить его от трагедии. — Всё в порядке. Пошли… На известие отреагировали моментально. Вслед за спешащей полицией разузнали районами, разнесли эту новость по всем домам. Недосчитались детей только две семьи. — Тобирама! — сквозь слёзы окликнул брата Хаширама, заметив его белёсую поникшую макушку среди взрослых. Растолкав всех, он обнял его. — Ты невредим… Мадара остался в стороне. К железной дороге никого не подпускали, но краем глаза он заметил, как грузят тело брата в чёрный пакет. Как тянутся его останки по окровавленной гальке. — Что произошло? — спросил Хаширама. Брат не отвечал. Всё ещё бледный и дрожащий. — Это ты виноват! — прикрикнул Мадара, сжав кулаки. — Нет! Ты же знаешь, что это — неправда! — загородил брата собой Хаширама. — Это несчастный случай. — Нет, — тихо рычал Мадара. Его взгляд был полон гнева. Зубы скрежетали от злости. — Он его убил. — Нет! — Отойди, выродок, — оттащил Хашираму за шиворот подоспевший Таджима и отшвырнул на землю, как бесхозного щенка. — Ублюдок мелкий, — заревел как медведь мужчина и налетел с кулаками на мальчика. Потребовалась помощь нескольких мужчин и одного полицейского, чтобы усмирить убитого горем отца. Помутившись сознанием, он винил в смерти сына «Сенджувского выблядка». Мадара стоял в стороне, но Хаширама знал, что он поддерживал отца. — Пойдём домой, — Хаширама поднял с земли избитого брата, зажав его разбитый нос снятой с себя толстовкой. — Не слушай его. Он не в себе. Ты не виноват. — Нет, — воспротивился Тобирама, упёршись ногами, чтобы брат не смог его увести. К этому времени тело Изуны уже было убрано с путей. Машинисты, дав показания, с тяжёлым сердцем вернулись к работе, и поезд тронулся. Но следы смерти остались. Их было видно. Любой мог подойти и поглядеть, видя в этом несчастный случай. Но Тобирама знал, что несчастным случаем был он сам. — Я убил его. Я правда его убил, — без слёз, без дрожи в голосе признался Тобирама. — Тише, — остановил его Хаширама, заметив рядом Мадару, — об этом тебе не стоит здесь говорить. Изуны не стало так внезапно, так страшно, что Тобирама не мог его забыть, мучаясь от кошмаров и просыпаясь в слезах. Ему не было и четырнадцати. Не стало детской души. Её переломало, размотало ошмётками, рассекло на "до" злосчастного дня и "после"…

***

У утра после кошмаров особая атмосфера. Это обязательно и холод, и головная боль, и пот. В то утро потное тело навалилось на Тобираму, и эта душная близость была той самой головной болью, которую не могли снять никакие анальгетики. Мигрень носила постоянный характер и имела своё имя, как какой-нибудь разрушительный тайфун или метеорит. Хидан обнял Тобираму и прижал к себе, закинув тяжёлую ногу на мужскую крепкую талию. От него несло перебродившими овощами, замоченными в спирте, и от дыхания, бьющего прямо в нос, появлялся неприятный металлический привкус во рту. Не церемонясь, Сенджу откатил Хидана к краю кровати и поднялся с постели. Воздух в спальне пропитался смрадным дыханием, и Тобирама открыл большое окно, откуда долго сдерживаемой тяжестью ввалилась свежесть тишайшего замершего утра. На ветру покачивались ветки, шуршащие листвой, раздувало штору, кутающую в свою почти прозрачную лёгкость полуобнаженного Тобираму, а за его спиной храпел Хидан. Спустя два или три нахрапистых вздоха, Пёс рухнул на пол, скатившись с края. В испуге он стянул следом покрывало, а Тобирама даже не обернулся на шум. Выпутавшись из ткани, накрывшей его тяжёлую от выпитого голову, Хидан с оскалом сморщился навстречу свету из окна. — Ну ты и дикарь, — с тяжёлым придыханием констатировал Хидан. Голос его был чрезвычайно хриплым, немного булькающим в окончаниях слов. — Эй, хрен, ты в лесу вырос? О главном правиле забыл? — Какие ещё правила? Для тебя они существуют? — Проснулся сам — другим не мешай! Уёбище лесное, — продолжал ругаться Пёс, проползая по полу. Уже у самого окна он нехотя поднялся на ноги. — Хуёвое утро. Веки его были опухшими, лицо — отёчным, привычно бледным. — Прекраснейшее утро. Даже птицы молчат… — Во-во, — пожурил пальцем Хидан, — пустоголовые пташки умнее тебя. Чего проснулся так рано? — Плохой сон приснился, — с тоской в голосе признался Тобирама. — Никак не расслаблюсь и не отдохну. — Бедняжка, — жеманничал Хидан, погладив полицейского по затылку, волосы на котором тут же вздыбились от прикосновения. — Сигареты есть? — Я не курю, — хлопнул по протянутой к нему руке Тобирама, отгоняя Хидана от себя. — Ну да. Ты же весь из себя правильный. Если мне память не изменяет, вчера парочку спиздил из оставленной на кухне пачки Скумбрии. Точно, — покопавшись в карманах джинс, Хидан нашёл смятые, но уцелевшие сигареты, — самое то для начала дерьмового дня. Подвинься. — В доме запрещено курить. — Да похуй, — уселся Пёс на низкий подоконник, чуть отодвинув Сенджу, — не поймали же ещё. Если будешь молчать, дам затянуться. — Спасибо. Обойдусь. Ещё одна прилипала на голову Тобирамы. Игнорируя отказ, Хидан попытался вставить в рот сигарету, и ему это почти сразу удалось. Тобирама не сопротивлялся. Стоял почти неподвижно, скрестив руки на тяжело вздымающейся груди, и молча ждал, когда неугомонный идиот подкурит его сигарету, и приятная свежесть утра сменится удушливым дымом. Откашливался он тоже отчуждённо. Хидану даже пришлось вынуть сигарету из его рта, выдернув прилипший к его губам фильтр, озаботившись его состоянием. Но в целом Тобирама выглядел таким же, как и всегда — молчаливым, скучным и высокомерным засранцем. — Я вчера чуть девку не поимел, — честно признался Хидан, наблюдая за тормознутой реакцией Сенджу. Мужчина кивнул, погрызывая фильтр между затяжками и выдохами с кашлем, и тут до него дошло. — Что ты сделал? — его лицо исказилось злостью. На носу под переносицей собрались морщинки, и тонкие губы стали подрагивать. — Очнулся, наконец. Теперь ты хочешь со мной говорить? — Зубы мне не заговаривай! Я был с тобой до самого вечера, привёз тебя домой. Когда успел?.. Только не говори, что ты изнасиловал Ино? — Нет. Даже вустель пьяным я туда ни-ни, — Хидан всё пытался перевести серьёзный разговор в шутку. — Немного розововолосую припугнул. Всего лишь. Не более. — Идиот, — снизил голос Сенджу и чуть сгорбился от новых навалившихся проблем. — Ты едва не погубил ни в чём неповинную няню своего ребёнка! Как думаешь теперь всё исправить? Омерзительно… — Не преувеличивай. Я всего лишь едва не трахнул её. Но это же не сделал. Так что скоро забудет. Незачем мне что-то исправлять. — Все действия имеют последствия. Всё оставляет свой отпечаток. — Не на всех. Мыша вообще не изменилась, после всего: как была дурой наивной, так ею и осталась. А ей постоянно от меня достаётся. — Что за «Мыша»? — Хидан закатил глаза. — Ты Хьюга так называешь? — Да. Серая, скучная Мыша, — грустно заключил он и отвёл взгляд. — Что приснилось тебе? Какие кошмары преследуют легавых? — снова сменил он тему. — Любишь ты зубы заговаривать… Да так, мой старый знакомый. По моей вине он погиб. Многие посчитали меня убийцей, оклеймив этим, но… я не просил умирать вместо меня. Для меня он самоубийца. Видать, не найти ему покой до сих пор, раз преследует меня. Он всегда был той ещё занозой в заднице. — Вы с ним были так дружны? — Нет. Я его и другом на самом деле никогда не считал. Наши братья были хорошими друзьями, потому мы и тянулись друг другу, оставшись в одиночестве. Мне кажется, так оно и было. А потом он просто выдернул меня из-под поезда, а самого замотало, практически втянуло. Он невысоким и щуплым был. Шансов не было. — Жесть. Я бы не рискнул ради чьей-то туши своей жизнью. Видать ты был не просто заменой брата. А может он просто тупым выродком был. Нет мозгов — не страшно сдохнуть за другого. — Не говори так. Изуна мне жизнь спас. — Каков герой. Мне что до этого? За что я должен память его чтить? Сдох бы ты, как и положено, он бы жил. Или сдох бы следом — мне похуй. Да вот только тебя бы не встретил, и не грозила бы мне тюрьма. Одни плюсы. — Если бы так всё и случилось, то ничего бы не было. Всего одна смерть стала катализатором для чужих бед. Ты даже имени его не знал до сегодняшнего дня, но был бы он жив — Хината жила бы счастливо. Возможно, никогда бы не повстречала тебя, не потеряла бы семью. Сотни, возможно, тысячи жизней не прервались бы. А погиб бы там я… Ну, мама бы плакала. Хаширама тоже, но мстить ни за что бы не стал. Вот она разница. Кто же знал. — Изуна — это братан Мадары? — Ты внимательно слушал, — удивился Тобирама. — Моё прошлое никак не связано с Мадарой, поэтому мне точно похуй на мелкого супермена, любящего влетать под поезда. Поэтому туда ему и дорога, — произнося это, Хидан улыбался. Жадно докурив до обуглившегося фильтра, он метко метнул пальцами окурок за соседский забор. — Из всех возможных вариантов событий без Мадары, я мог лишь сдохнуть от голода, или попасться полиции лет так двенадцать назад. Как бы я Какузу ненавидел, но он позволил мне жить дальше. Он лучше моей мамаши. И если на суде у меня бы спросили: жалею ли я, раскаиваюсь ли? Нет. Будь у меня второй шанс, я первым делом замочил бы её снова. До сих пор в гнев впадаю, когда вижу женщин, похожих на неё. Их предостаточно. Так что Мадара не имеет влияния на мою жизнь "до". — Такэути рассказывал нам о ваших взаимоотношениях с матерью. Он был первым подозреваемым в убийстве, но алиби у него оказалось железным, и сам он весьма сговорчивым типом. Допрашивал его Хаширама, а я занимался поиском других живых родственников, расспрашивал о тебе. Никто даже не в курсе был, что у Мисаки есть сын. — А Такэути не рассказал, как ему меня мать продала? — без стеснения начал Хидан. — О своей страсти к мальчикам он тоже умолчал, как понимаю. Днём долбил меня в жопу, а ночью расплачивался перед матерью. Я с ним мягко обошёлся, позволив сдохнуть. Меня никто не жалел. Слюна брызгала с губ Хидана, постепенно повышающего свой голос. Закончив, он вытер ладонью губы и спрыгнул с подоконника, оставив ошеломлённого Тобираму позади. Пыл Пса быстро угас, и он уже спокойней поднял одежду с пола. — Ты считаешь себя правым, убив их? — Да. Я знал его подноготную, и после встретил его в детском саду. Он работал с детьми. Считай как хочешь, но я им практически жизни спас. Уверенностью в абсолютности своей боли, в непростительности чужих злодеяний, в стремлении лишить «злых» людей жизни — Хидан имел те же недостатки, которых боялся Тобирама в Мадаре. Но, в отличие от начавшего невидимую войну Учиха, Хидан не казался столь же безнадёжным, пока ему было за что держаться. — Пока Какузу не перехватил расследование в деле об убийстве семьи Мацураси, я встречался с отцом женщины. Твоим дедом. Он сидит в тюрьме за насилие над собственной дочерью. — Потрясающий мужик. Ещё в мелкой заметил, какой мразиной она станет, и пиздил её. — Он насиловал и избивал её, напиваясь после ухода жены. Когда Мисаки исполнилось пятнадцать, она сбежала из дома и написала на него заявления. После суда, состоявшегося над отцом, девушка ненадолго пропала, изредка появляясь в полицейских отделах разных префектур то за пьяные дебоши, то за проституцию. Родив дочь, она устроилась певицей в клуб, хозяин которого и был отцом Харуки. О твоём отце ничего не известно. Поговаривают, что её изнасиловали — правду она унесла с собой в могилу. — К чему это ты? Хочешь, чтобы я пожалел бедняжку? — От резко нахлынувших эмоций Хидан не сразу смог справиться с футболкой, неправильно натянув её сперва на голову. Тяга к насилию была их семейной чертой. — Мацураси Осамо — альбинос, Хидан. Такой же, как мы. Потому Мисаки не могла принять тебя — ты был для неё отражением её худших воспоминаний. Хидан игнорировал услышанное, продолжая одеваться в мятую одежду. Зачесав тонкой расчёской грязные волосы, которые тут же небрежно рассыпались на уши, он молчал. Казалось, разговор окончен, и правда его не затронула. Расслабившись, Тобирама тоже оделся, как внезапно, уходя, Хидан не так уверенно, как обычно, произнёс напоследок: — А Мизуки похожа на эту суку, но я никогда не поднимал на неё руку, хоть и пытался избегать. Ну и кто истинное дерьмо? А, полицай? — Ты… — растерянно протянул Тобирама, начав с первой попавшейся на ум фразы. Хидан знакомо недобро улыбнулся. — Ты принял бы душ. От тебя несёт. — Псиной, да? — подхватил насмешливый тон Пёс, щёлкнув пальцами. — Что бы нового придумал, юморист. И вышел, прихватив с собой полотенце. — Думаю, он полностью восстановился после вчерашнего, — покачал головой Тобирама. Откровенный диалог его вымотал. Поднявшись по лестнице, задумчивый Хидана накинул на шею скрученное в жгут полотенце. В голове была каша из мыслей, и немного подташнивало, словно ему снова пятнадцать, и он впервые нажрался наравне со взрослыми. В конце коридора мелькнуло розовое пятно — Сакура настороженно вышла из детской комнаты, решив погулять с ребёнком, избегая встреч с Хиданом. Заметив друг друга, оба опешили, и Сакура вернулась к двери. Пёс сверлил её взглядом, добравшись до ванной комнаты, и скрылся за стеной. Вместо извинений, он громко захлопнул за собой дверь, и Сакура была благодарна ему за это. Она была ещё не готова к разговору с ним. Ещё не подобрала нужную маску, которая пришлась бы по вкусу Хидану. Выбранная ею роль не подходила для здешних особ. Никто не желал верить в невинность её души. Сакура сама уже себе не верила. Шагая тихо-тихо, прощупывая пальцами ног пол, девушка медленно двинулась к лестнице, нашёптывая Мизуки слова утешения, чтобы она не издавала и писка. Из ванной тоже не доносилось шумов. — Иди сюда на минуту, — резко распахнул Хидан дверь и втянул вскрикнувшую Сакуру в ванную комнату. Он долго стоял без движения, улавливая каждый шорох, поджидая девицу. — Тронешь меня — я закричу, что есть мочи! — злость исказила милые черты девушки. Сакура отошла к противоположной стене. Плача Мизуки никто из них не замечал. — Вот они руки, — поднял ладони вверх Хидан, демонстрируя свои дружеские намерения. — Ты только мелкую своим воплем не пугай. — Ты затащил меня силой и запер. Как похоже на тебя! Сакура свободной рукой рыскала вдоль стены в поисках чего-нибудь тяжёлого, а Мизуки вопила во всю глотку, извиваясь, и девушка едва её удерживала на месте. — Ты бы со мной не стала говорить иначе. — Почему? Приполз бы на коленях, я бы и послушала тебя. — Слушай, ты, — прорычал Пёс, схватившись за голову. В висках пульсировала боль. — Мизу, умолкни! Я себя не слышу. — Отпусти нас. Ей страшно. — Ей страшно, потому что ты боишься. Не меня она испугалась, поверь. — Плевать. Приблизишься — убью. — Да неужели?.. В общем, ты мымра та ещё, не в моём вкусе, так что трогать тебя больше не буду. Забыли о вчерашнем, — с трудом выдавил он из себя и распахнул дверь, чтобы Сакура поскорее ушла. Но Харуно осталась стоять на месте, вытаращив на Хидана свои большие глаза. — Чё? Ты разочарована? — Это ты прощения сейчас попросил? — Нет, — категорично выпалил он. И даже Мизуки умолкла в такой напряжённый момент. — Скажи: «прошу прощения». — На хуй иди, поняла? Тебе вчера едва не перепало удовольствие, а я должен извиниться? Если только за то, что так и не закончил, и ты осталась ни с чем, неудовлетворённая сучка. — Проси у меня прощение, — настойчиво твердила Сакура, хмуря брови. Хидан сморщился от отвращения и отрицательно покачал головой. После недолгих перегляделок, он звонко цокнул языком и фальшиво произнёс: — Прости, — слово звуком напоминало рвотный позыв. — То-то же, — властно согласилась Сакура и вышла из узкой ванной комнаты. Вот оно, что искала она в нём. Хидан напоминал повадками невоспитанного ребёнка. С таким характером она точно сможет справиться, если будет держаться на безопасном расстоянии. И болтуном он был знатным, если задавать наводящие, но очень осторожные вопросы. Неусидчивая Мизуки затихала в коляске, пока она была в движении. Девочка изучала мир пытливым взглядом, наблюдая за игрой озорных соседских мальчишек, бегающих в траве. Другого развлечения для местных ребят не было: ни спортивных, ни детских площадок. Зато были пустоши, заросшие травой, деревья и небольшой пруд с камышами. — Какие у тебя новости? — вместо приветствия раздалось из динамика телефона. Мужской голос звучал всегда ровно, потому Сакура даже не смутилась. — Пока ничего. Они неразговорчивы, неприветливы. В комнату Итачи я пока не смогла пробраться. — Тогда зачем звонишь мне? Не отвлекай своими бесполезными звонками. — Пару дней назад я встречалась с Карин. Мы сравнили ДНК Итачи и ребёнка… — Знаю, — прервал её рассказ мужчина. — Это не его дочь. Мне Карин всё доложила. И о визите к Орочимару тоже. Чем ты занимаешься, что Карин преподносит больше информации, хотя не живёт с ними под одной крышей? Сакура плотно сжала губы и оглянулась. Она буквально чувствовала за спиной тихое, размеренное дыхание своего босса. Но это лишь ветер дул в спину, и коротко стриженные волосы щекотали её шею, колышась. — Я делаю всё возможное. — Знаю. Я доверяю тебе, Сакура. Больше остальных верю, потому что ты не раз доказала мне свою преданность. Если тебя не остановил даже Наруто, то что мешает сейчас? Как же он любил вставлять события того рокового дня, чтобы подавлять смелую женщину. Одновременно с этим, он умело отгонял её страх, ведь более страшного преступления она не совершала. И больше не смогла бы пережить. — Время. В этот раз время и терпение играет против меня. — Хорошо, если дело не в людях. Уже боялся, что ты снова нашла себе человека. Дыхание, напоминающее тихий смех, ударило в динамик и растворилось в шуме. — Саске, — собралась Сакура духом и обратилась к собеседнику, — вчера меня едва не изнасиловал один из них. Они ужасны… — Не выдержав затянувшейся паузы, она добавила: — Тебе действительно всё равно? — Да. Потому что это случилось с тобой, а тебя подобным не испугать. Если это поможет делу — не упрямься. Ты поняла? Сакура сбросила звонок так и не дав ответа. Винить в сделке было некого. Только себя. Да и Мизуки не давала скучать, раскричавшись от скуки.

***

За долгое время простоя, столы и полки в ресторане покрылись пылью. Открылось заведение на несколько часов позже положенного, пока зал и кухня не были вычищены до блеска, и поставка свежей рыбы задерживалась, хотя всё остальное завезли ещё ранним утром. Кисаме не ложился ночью спать. Широко зевнув, втянув ртом большой объём воздуха, Хошигаки напоследок рыкнул и тряхнул головой, отгоняя сон. — Не буду толкать никаких затяжённых напутственных речей, — этого я не умею, сами в курсе, — но скажу одно: постараемся справиться сегодня вчетвером. — Вряд ли посетителей будет много. Все уже решили, что мы закрываемся, — фыркнула под нос Ино. Дейдара нехотя с ней согласился, нервно теребя пуговицы у ворота на своей белой рубашке. — Наверняка. Согласен. Но нам нужна эта работа. Деньги с неба не падают, и мои сбережения не резиновые. Кто-то вообще не вкладывается в общее дело, — на последних словах Кисаме стал тянуть гласные, поглядывая в сторону Сасори. — Я экономный, — скрестил руки на груди Акасуна, заняв оборонительную позицию. Красные облака, являющиеся символикой ресторана, нашитые на чёрные поварские кители и фартуки официантов, имели тот же угрожающий оттенок, что и волосы Сасори. — Это ты всё на выпивку и корм тратишь, а я не пью, не курю и готовлю себе, на минуточку, исключительно сам. Общим делом твоё расточительство не назовёшь. — А продукты закупать в ресторан — это тоже каждый за себя? Я у тебя и копейки не просил. Не наглей. — Ты деньги на ресторан взял из сейфа у Итачи. — На правах директора, — заносчиво выпрямился Кисаме. — Началось, — вздохнула Ино и вышла в зал, повязывая на свою талию фартук. В тихом зале её шаги разносились эхом, и металлический поднос звонко звякнул о деревянную полированную столешницу, когда Ино взяла его с одного из слотов. Девушка знала, в чём заключалась её работа, но она никак не могла собраться, мучаясь от несвойственной ей растерянности и нерасторопности. Руки, словно железные несгибаемые прутья — ими тяжело было управлять. Небольшой перерыв у многих вызвал небольшой ступор, потому на кухне затянулся спор. Входная дверь открылась, и колокольчик, подвешенный под потолком, возвестил о госте. — Здравствуйте! — воскликнула Ино, от неожиданности слишком быстро обернувшись. Встретившись взглядом с красивым, незнакомым юношей, она вцепилась в край стола, чтобы не упасть. Резкий разворот вызвал лёгкое головокружение. — Вы открыты? — юноша не задал вопрос, а приказным тоном констатировал факт. От его напористости Ино растерялась. — Ну… — протянула она, согласно качнув головой, — да. Незнакомец поднял голову, всмотревшись в официантку немного внимательнее, смерив очень неприятным, холодящим душу взглядом чёрных глаз. — Хорошо. Я могу занять любой столик? — Да, конечно, — отступила назад Ино, пропуская посетителя, — любой столик на ваше усмотрение. Высокий черноволосый юноша не рассыпался в благодарностях и комплиментах. Осматривал он зал придирчиво и, прежде чем сделать заказ, прислушался к неутихающему шуму, доносящемуся из кухни. Ино подметила в этих действиях нечто большее, чем обычное любопытство. — Вы готовы сделать заказ? — одёрнула она его и немного смутилась, когда парень остановил на ней взгляд. Большие раскосые глаза с длинными ресницами, отбрасывающими тень на и без того тёмные радужки, контрастировали с молочно-бледной кожей. Узкое лицо с небольшим острым подбородком, чуть удлинённый, но ровный, без горбинок и лишних ломаных линий нос с узкими ноздрями. Прежде чем ответить, гость чуть поджал бледные узкие губы, и линия его и без того небольшого рта сузилась. Он, замешкавшись, наугад сделал заказ, смело подняв на Ино взгляд. — Чёрный кофе и томатный суп. У вас же есть томатный суп? — Разумеется, — глупо хихикнула блондинка. Но томатного супа в меню не было. Когда она вернулась на кухню, спор уже перерос в возмущённый крик Дейдары. Никто из присутствующих даже не заметил, как по итогу сделали крайним залипшего на их ругань Дейдару. К нему претензии тоже нашлись. — Выёбываешься перед нами своей властью, а в итоге самый бесполезный. Думаешь, сможешь без меня с сестрой? Тогда сам всё разноси и убирай! — прогремел Дейдара и стянул с воротника ненавистную бабочку. — Вашей харчевне конец! — Умолкни, Дейдара. — Не вмешивайся, Ино. Я защищаю нашу честь. — Что ты защищаешь? — презрительно сощурилась девушка. Даже её рот искривился от услышанного. — У тебя есть честь? Приведи себя в порядок и молчи. В зале посетитель. — Уже? — всполошились все. Дейдара расправил сжатую в руке бабочку. — Первый заказ на сегодня: чёрный кофе без сахара и томатный суп. — Суп? — переспросил Кисаме. — У нас нет в меню ничего подобного. — И что? Это проблема? — Да. Ино, меню составлено по нашим возможностям. Импровизировать на кухне мы не умеем. — Но заказ уже принят, Сасори. Или вы также перебирали заказы на убийство? — Не сравнивай. Убивать намного легче. Придётся в интернете рецепт найти, но не обещаю, что получится что-то съедобное, — предупредил всех Сасори и уединился за поисками. — А я, так и быть, возьму на себя приготовление кофе, — хлопнул в ладони Кисаме. Замешкавшись у громоздкой кофемашины, он выдернул блокнотный лист из рук Ино и прочитал заказ внимательнее. — Чёрный? Это «эспрессо», да? — Это сваренный вручную обычный молотый кофе. Что может быть проще? — Конечно, — пожал он плечами в ответ девушке. — Пусть «эспрессо» пьёт, — тихо добавил Хошигаки, нажав на кнопки и подставив чёрную маленькую чашку под кран. Вся посуда в ресторане была стилистически чёрной. Зал постепенно заполнялся. Ино подошла к каждому столу, бросая робкий взгляд на красивого молодого человека, молчаливо ожидающего свой «необычный» заказ. Отвернувшись ото всех, он, словно игнорируя реальность, уставился на красное облако с тонкой белой обводкой, заключённое в чёрный фон стены, выкрашенной подобным броским способом сегментами, чтобы не перегружать и без того тёмную атмосферу зала. Разбавляла мрак красная краска, символизирующая рассвет, рассеивающий темноту прошлого. Толкнув дверь на тугих петлях, Ино вернулась на кухню, напоследок разглядывая, казалось, уже изученную внешность, ворох непослушных чёрных волос на затылке, как её одёрнул Дейдара. Заглянув за её спину, поймав во внимание заинтересовавший её объект, он едва заметно нахмурился. Ему пришлось принудить себя к улыбке, что лишь усугубило ситуацию. И слепой глаз в окружении шрамов шарма его кривой недоброй улыбке не добавил. — Смотри, куда идёшь, сестрёнка, — качнул он головой. Холодом веяло то ли из приоткрытых дверей, то ли от его удаляющихся узких плеч и невысокой стройной фигуры. — Он так странно на меня сейчас смотрел, — выдохнула Ино, оцепенев перед закрывшимися дверьми. — Возможно. Он на всех странно смотрит своим глазом, — поддержал её Сасори, стоящий за спиной. Проигнорировав возмущённый вздох блондинки, Акасуна протянул ей навстречу свою узкую бледную ладонь, покрытую мелкими узкими шрамами и краснеющими пятнами на коже от резко прихлынувшей к ней крови при готовке. — Не медли. Заказы есть? — А, да, — отдала она всё. Кисаме не рад был озвученному стейку и форели. Эти блюда хоть и считались гордостью заведения, но готовить их было нудно. — Сасори, суп готов? — М? — дёрнул он головой, читая красивый почерк девушки, — Дейдара уже отнёс заказ. — Это был мой столик! — вспыхнула Ино и хлопнула ладонями по столешнице. — Мне есть до этого дело? — окинул её пренебрежительным взглядом Сасори и вернулся к рабочему столу. У столика остановился официант, и перед очень неприятным, как показалось Дейдаре, смазливым пареньком он поставил тарелку и не очень аккуратно опустил чашку, расплескав кофе на блюдце. От сильного удара юноша вышел из раздумий, разомкнув сложенные в замок пальцы. — Я изучил меню. В нём нет супа, — резко обернулся юноша. Официант перед ним отличался от той, что приняла заказ, но он был не уверен. В первый раз парень был невнимателен к деталям её лица. — А это что? — неприветливо кинул ему в ответ Дейдара, и гость вздрогнул от его низкого голоса. — Приятного аппетита, — пожелал он будто смерти и ушёл, спрятав опустевший поднос под мышку. Ковыряя ложкой в тарелке, гоняя обжигающе горячий суп от одного края к другому, юноша не заметил, как Ино вернулась к его столу. Боковым зрением он принял её за парня — рост и худощавая комплекция брата с сестрой была идентичной друг другу — потому с презрением отодвинул от себя тарелку. В затянувшемся молчании он громко отпил кофе и задумчиво хмыкнул. — Мне унести? — прервала она тишину. — Это шутка такая? — нахмурился гость и поднял на неё взгляд. — Ваш голос… — Мой голос? — Да, он… Но всё решилось само, когда у соседнего столика заговорил Дейдара со свойственными ему недовольными нотками. — Это были не вы, простите. Незнакомец говорил с Ино, и в то же время игнорировал её присутствие. С таким же каменным лицом он мог провести диалог с ярко-красной стеной, будто она его к этому вынуждала. — Это мой бра… — Принесите мне счёт, — прервал он её, не интересуясь подробностями. Ино быстро выполнила просьбу. Пока гость отсчитывал купюры, девушка наклонилась к столу, убирая недоеденный суп и почти пустую чашку. — Суп отвратителен. Он пересолен, и консистенция неоднородная. В нём я даже обнаружил кожуру. Почему вы не предупредили, что его нет в меню? Ино не знала, что ответить. Упёршись ладонями в стол, она покраснела и повернулась к юноше, придвинувшегося к ней чуть ближе. Упавшая и рассыпавшаяся по лицу чёлка немного огородила её от пронзительного взгляда, и Ино немного успокоилась. — Всё для вашего комфорта, мистер… — Комфорта, — повторил он, цокнув языком сразу после фразы. Улыбка вот-вот могла затронуть его губы. — Суп действительно отвратителен, поэтому я приду вновь. Надеюсь, в следующий раз в нём не будет хотя бы кожуры. Он поднялся плавно, буквально выплыв из-за стола, и что-то в его движениях и походке показалось Ино знакомым. Едва уловимо, но этого хватило, чтобы она его остановила, засомневавшись в собственных ощущениях. — А кофе? Юноша остановился, скрипнув белоснежно белыми высокими кроссовками по полу. Обернулся вполоборота, не оборачиваясь и не видя её лица. В этих манера точно что-то было. — Как вам кофе? — Нормальный, — коротко кинул он и быстро удалился, пока официантка не задала ему ещё один тупой вопрос. — Твои трусики уже намокли? — шепнул на ухо сестре Дейдара. — Не неси чепухи, — фыркнула она, прогоняя его мысли прочь. — Ты заметил? — Не приглядывался к нему. Теперь Дейдара убегал от Ино, и оба официанта скрылись за дверьми кухни. — Он показался мне знакомым. Определённо я его уже где-то видела. — Ага, в своих влажных снах, — кинул через плечо Дейдара. — Вы обо мне? — вклинился в разговор Кисаме. — Ты разве что в хоррорах приснишься. Ино потекла с клиента, теперь придумывает мистическую связь, чтобы оправдать свою блядскую натуру. Дейдара явно был горд сказанным. Его сестра в одно мгновение побледнела, и руки её безжизненно упали вдоль тела, лишившись всех сил. Тяжело, всхлипывающе втянув носом воздух, Ино пришлось приложить немалое усилие, чтобы сдержать слёзы, и Дейдаре стало не по себе. — Хорошо, — качала она головой, пытаясь найти в голове хоть ещё одну фразу в ответ, и нервно пожала плечами. — От тебя я этого не ожидала. — Я не имел в виду буквально! — крикнул уходящей сестре Дейдара, но она его даже не желала слушать. — Когда-нибудь она убьёт его за слишком длинный язык, — развёл руками Кисаме. Перед ним стояла миска с очищенными орехами. Их хруст на зубах мужчины привлёк внимание Сасори. — Мне это нужно, — вытянул он орешки из-под руки Кисаме. — Если нечем себя занять, то вынеси мусор. Машина будет в течении десяти минут. — Хорошая мысль. Пойду, свежим воздухом подышу. Выбравшись из прохладного зала, симпатичный парнишка откашлялся, слишком глубоко вдохнув городской зной начала лета. Вернулся к припаркованной неподалёку машине спортивного типа и прислонился к чистому, нагретому под солнцем тёмному металлу, окидывая взглядом ресторан, из которого только что спешно бежал. Солнце слепило глаза. Пришлось надеть тёмные большие очки, чтобы не ослепнуть в этой жаре. Спустя некоторое время с заднего двора, огороженного высокой стеной, вышел высоченный и крупный мужик, облачённый в чёрный китель со знакомой нашивкой. Выкатив мусорный бак к краю дороги, Кисаме закурил, а тем временем через дорогу сделали пару его фото. Озадаченный, парень наконец сел в машину и прибавил мощности кондиционеру. Отправив свежее фото адресату, он набрал Карин. Ответ девушки не заставил себя ждать. — Саске! — радостно воскликнула она, но быстро взяла себя в руки. — Привет. Что тебе нужно? — Посмотри фото, которое тебе прислал. Попроси парней пробить его по базам. — Как знала, — тихо шикнула в трубку Карин, — сейчас гляну. Ещё хуже фото нет? Оно недостаточно чёткое! — Не кричи… — Хотя рыло у него знакомое. Наверняка с Орочимару связан. Он любит таких мутантов. — Вот и проверь. Наверняка он знаком с Итачи, и если Орочимару он тоже знает, то от меня многое скрывают. — Пфф, — не сдержала Карин смех, — ты только это осознал? Представляешь, что будет, узнай он, куда ты смылся на неделю? Кормежкой в его террариуме ты точно не отделаешься! — Не на неделю, — без страха поправил её Саске. — Что? — запнулась девушка. — В этом городе я пробуду дольше. Около месяца. Сакура пришлёт тебе имена всех, кто проживает с Итачи. Среди них может быть этот громила. Узнай всё. — А что будешь делать ты, Саске? У меня, между прочим, дел невпроворот. Я не обязана быть у тебя на побегушках, почёсывая твои хотуны. Ты слышишь меня? — Я тоже не обязан отчитываться перед тобой. Знаешь, почему? — Не начинай… — Ты и в моём подчинении тоже. Я могу исключить тебя из синдиката, и Орочимару не встанет на твою защиту. Талантливых учёных много, а вот верных — их куда меньше. Принимайся за дело. — Мудак, — бросила Карин — почти выкрикнула в сторону, избавившись от накопившихся эмоций. — Я поняла тебя, — уже ровным голосом ответила она и разговор прервался. — Ненавижу работать с женщинами, — раздражённо закатил глаза Саске и снова напялил очки.

***

— Ты, кончено, страшен в постели, — задыхаясь, произнесла Ино, нежась на постели. Кисаме вытянул из пачки сигарету и закурил у окна. — Ошибаешься. Я страшен по жизни и уродлив, а в постели я Бог, иначе бы ты не возвращалась ко мне каждую ночь. — Несомненно. — Обнажённая Ино села рядом и вынула из его губ сигарету, сделав затяжку. — Нарываешься… — Сегодня ты должен меня простить. В последний раз такой раздолбанной я себя ощущала очень давно, — грустно выдохнула она дым. — Только в этот раз мне понравилось, и злость на брата как рукой сняло. — Точно. Я и забыл, что сестрёнка Дейдары раньше была шлюхой, и этого он ей никак не может простить. — Заткнись. Снова это слово, — зло процедила Ино. Её голова вытянулась вперёд, как змея перед броском, и взъерошенные длинные волосы вместе с чёлкой упали на лицо. — Оно не верное. Не то! Что вы вообще знаете о шлюхах, чтобы смеяться над этим? — Прости, если обидел. Не спорю, что раздвигать ноги — непосильный труд. Мне точно не понять всей тяжести этой профессии. Ино хлёстко ударила его по щеке. Её ладонь оставила горячий, колючий след, довольно унизительный. Кисаме молча стиснул челюсть и достал ещё одну сигарету. Закурил с напряжённым лицом. — Меня изнасиловали толпой. Пять, может, шесть человек — не помню, и хотелось бы забыть это. Они насиловали меня на глазах у моего жениха, пока душа не покинула его тело. Его били и заставляли смотреть, как кончают в меня, рвут на моей голове волосы, — её рука поднялась и затряслась над головой, — у Хидеки шла кровь носом, из ушей — крови было много. Не помню этих ублюдков, и ощущения из воспоминаний давно стёрты, но его лица мне не забыть. Пока он был ещё жив, но уже лежал без движения, не реагировал ни на что, Сато приняла новое решение — изнасиловать и его. В больницу я попала с разрывами, мне провели несколько операций, я со слезами на глазах срала кровью несколько дней, но до сих пор считаю, что ему было больнее. Нас били и насиловали, — повторилась она, словно забывшись, — но я выжила и отпустила всё, а он умер, не в силах мне помочь. Кисаме долго молчал. Его взгляд выглядел несколько испуганно; он растерялся. Рядом стоящая худенькая, изящная блондинка встрепенулась, тряхнув головой, будто отогнав леденящее душу воспоминание, и уже после обыденным тоном добавила: — Ну, а уже после я стала наркоманкой и шлюхой. Да. — Это ты сравнивала с тем, как я тебя только что? — наконец очнулся Кисаме. — Я — убийца, и жалость не мой конёк, но не насильник. Никогда не убиваю женщин и детей, не поднимаю на них руку, если, конечно, они не вооружены до зубов и не хотят меня убить. Один единственный раз я попытался одну изнасиловать, но мне едва не прострелили башку, — хмыкнул он губами. — Что общего ты нашла у меня с выродками? — Прости. Знаю, прости… На самом деле я давно хотела это кому-то рассказать, но никому не доверяла. Фальшивая жалость мне ни к чему, но внезапно нахлынуло, захотелось, чтобы ты меня успокоил. — Тогда ты ошиблась со слушателем. Я повидал и наслушался таких историй, что твоя не вызывает жалости. Скорее звучит как оправдание твоего поведения. Хотя, мы все этим грешим. Смягчившись, он погладил Ино по щеке и легонько хлопнул по вздёрнутому кончику носа. — Я могу убить их. Изнасиловать, конечно, не возьмусь, но только попроси, и я возложу к твоим ногам все шесть голов или дюжину — не за численность беру. — Если бы я помнила их лица или имена, сама бы выпотрошила их, как поросят. Впервые не побрезговала бы кровью. Распорола бы горло, заставив захлёбываться и задыхаться, отсекла им яйца и скормила бы… — слова Ино оборвались. Кисаме зажал её рот ладонью и пригрозил пальцем. — За фантазию хвалю, но марать свои ручки не советую. Поверь, я знаю, — отпустил он её, — как уродлива смерть. А ты прекрасна. Тебе ещё жить и жить, мужчин вдохновлять своей красотой, выйти замуж. Родить детей… — Я бесплодна, идиот. — Оу, — смутился Кисаме. Злорадно усмехнувшись, он наклонился к ней. — Так какого я на тебя презервативы трачу? Ино попыталась сдержать улыбку, плотно сжав губы, но расхохоталась, и стала похожа на беззаботную юную девчонку. Исчезла с этого лица злоба и высокомерие. Она отпустила всё вместе с историей. Не прогадала и доверила её надёжным рукам. Кисаме мягко поцеловал её растянувшуюся в узкую полосу от улыбки верхнюю губу и приобнял. Ино вжалась в мужчину, уткнулась носом во впадинку под шеей и не желала отпускать. От его синеватой кожи разило потом, возбуждением Ино и табаком. Несмотря на то, что Кисаме считал себя грубым, он неторопливо поглаживал шероховатыми пальцами гладкую спину девушки, запустив ладонь под распущенные волосы. — Этого я от тебя и хотела, — пробубнила она. — Тогда могла просто попросить, без истории про изнасилование… Я бы предложил ещё разок, но момент испорчен твоими воспоминаниями. — Как ты можешь вообще думать об этом сейчас? — посмеялась над ним Ино и толкнула его в плечо. — Даже если ты вставишь в меня палец — это будет слишком болезненно. Дай время. — Не переживай. У меня теперь не скоро встанет на тебя. Возможно, ты перестала быть привлекательной в моих глазах. — Не шути так… Стук в дверь прервал спор. Кисаме ответил не сразу, дождавшись ещё одного стука, чтобы убедиться. — Кто? — Это Хаширама. Я могу войти? — Минуточку! — воскликнул Хошигаки и согнал Ино с подоконника звонким шлепком по бедру. Блондинка накинула на себя халат и прижалась к стене, чтобы спрятаться за открывшейся дверью. Кисаме занял весь дверной проём, не пропуская полицейского внутрь. — Чем обязан? — Ну ты и громила… — окинул взглядом его высокую фигуру Хаширама. — Звонил помощник Орочимару. — Почему помощник? Он сам дела вести не в состоянии? — Не думаю. Это скорее всего перестраховка. Мадара за ним тоже следит. — Как скоро мы вылетаем? — Нет, — качнул головой Хаширама, — Орочимару ещё не готов дать точный ответ. Есть человек, который хочет со мной увидеться. Это связано с Хьюга напрямую, поэтому хочу, чтобы ты поехал со мной. — Я? — удивлённо поднял брови Кисаме, и лоб его исполосился глубокими морщинами. — Да. Ты хорошо знал Хьюга. Я доверяю тебе. И, — Хаширама понизил голос, — Какузу прикован ко мне теперь. Я один могу не справиться. — А где он сейчас? — Обнимает батарею в спальне. Приковал я его надёжно. Кисаме хитро улыбнулся. Поразмыслив, Хошигаки нахмурился. Улыбка сползла с его лица. — Я не могу больше попусту тратить своё время на эти встречи. Ресторан без меня загнётся. Бери с собой Хидана. Он Хинату знает дольше. — Я думал на этот счёт. Но ещё одного психопата брать с собой… — Будет хуже, если вы его не возьмёте. Он спокоен, пока занят делом и видит результат, а иначе он окончательно с катушек слетит. — Ладно, — нерешительно согласился с ним Хаширама. Так и поступлю. Прости, что отвлёк вас. Спокойной ночи, — громче пожелал он, чтобы Ино слышала. — Какой ты занятой. Бедный, — саркастично подметила девушка, когда мужчины попрощались. — Если не я, то кто? — Сасори, например. — Кисаме перекосило. — А что? Он надёжный. — Я подумаю над твоим предложением. Иди спать. Кисаме завалился на кровать, не обращая внимание на стоящую поблизости девушку. — Я думала, ты заинтересован поисками Хинаты. Почему ты теперь не желаешь помогать? — Потому что это не твоё дело. Оставь меня. — Хорошо, — затянула Ино пояс халата потуже, — я оставлю тебя. Придурок. И громко захлопнула за собой дверь. — Ино, — окликнул торопящуюся девушку Дейдара. Парень неожиданно вышел из своей комнаты, когда никто его не ждал, и застал её врасплох, упиваясь её растерянным видом. — Ты не спишь? — взяла себя в руки Ино. — Не могу уснуть. Не зайдёшь? — Не думаю, что это хорошая идея, Дейдара. Нас может кто-то увидеть, — отстранилась Ино, запахивая края халата, пряча обнажившуюся ложбинку меж грудей. — Когда тебя стало это волновать. Не ты ли любитель шумного времяпровождения, — улыбнулся Дейдара и тряхнул головой, откидывая чёлку с лица. — Заходи. В его очень светлой комнате были включены все лампы, всё точечное освещение отбрасывало лучи света на стену над кроватью, и оттого волосы Дейдары отсвечивали жёлтым, немного золотым цветом. Ино прошла мимо него внутрь и вздрогнула, когда дверь за спиной захлопнулась и щёлкнул замок. «Соберись, Ино. Это всего лишь твой брат». Присев в кресло, избегая кровати, Ино закинула ногу на ногу и поёжилась: странная, распирающая боль коснулась её промежности. Кожа, казалось, пылала. — Выглядишь не очень. Болит что? — склонился над ней Дейдара, и заправил гладкие волосы за уши. — Сегодня был тяжёлый день. Ино не пыталась выглядеть дружелюбной. Всё-таки его слова действительно осели камнем. — Да. Пришлось работать, — хмыкнул он. Его палец скользнул по её подбородку, ниже по шее, уткнулся во впадинку у ключицы, чуть отодвинув ворот халата. Красное пятно — совсем бледное, кругообразное — осталось чуть выше её груди. Дейдара раздражённо шмыгнул носом. — А я уже грешным делом думал, что не придётся больше унижаться, раз Итачи нет. — Он так внимательно посмотрел Ино в глаза, что сердце девушки сжалось. — Но ошибся. — Ты ошибся, когда открыл свой рот сегодня. — Да? Возражать не стану. Погорячился. Ты ведь меня уже простила? Он наклонил голову, и кончики их носов соприкоснулись. Дыхание его разбивалось об её мягкие губы. Очень близко. — Да, — отвернулась от него Ино, — забыли. Думаю, наш конфликт исчерпан, и я могу идти? — К кому-то спешишь? — усадил её на место Дейдара. — Нет. Ты сам видел, что я шла в свою комнату. Устав стоять со сгорбленной спиной, Дейдара раздвинул ноги девушки и поставил между её бёдер колено. Ино почувствовала, как под ней промялась мягкая обивка и испугалась. Ощущение было смутно знакомым, будто она падала вниз, и пол под ногами превратился в невесомость. — Больше интересует, от кого ты шла. Посреди ночи. От тебя несёт табачным дымом. Этой вонью волосы пропитались уже давно. Сначала я решил, что это Хидан, но твоё тело почти целое, а он не получает удовольствия без насилия. — Я предпочту откусить себе язык, чем позволить ему меня коснуться! — Остаётся только Кисаме. Произнесённое имя произвело нужный эффект: Ино больше не могла держать зрительный контакт. Её сердцебиение участилось, и жилка на шее запульсировала с сумасшедшей частотой. — Я угадал, — горько произнёс Дейдара и отошёл на несколько шагов от девушки. Повернувшись к ней спиной, он погасил часть света. — Можешь идти. Мне и без слов всё понятно. — О чём это ты? — Ино хотела выскочить из комнаты и закончить этот разговор. Но сердце так заходилось в немом вое не только из-за Кисаме. — Мои слова никогда не были ошибкой. Ты всегда была эгоистичной шлюхой. Разве не ты всё это начала тогда? Больная сука. — Да, так и есть. Выговорись, — пыталась успокоить его Ино и мягко коснулась его плеча. Мышцы под её пальцами дрогнули, и Дейдара резко вырвался, едва не задев её вскинутой вверх рукой. — Проваливай. Ино развязала пояс халата и скинула его с себя. Её нагое тело было горячим, мягким. Руки — длинными и тонкими, цепкими, как путы, и прикосновение её нежнейших припухших губ отпускало все грехи и дарило наслаждение, затягивая все душевные раны хоть на короткий миг. Дейдара уже не помнил, за что был зол. Волна ненависти схлынула с него и просочилась сквозь пол. Он сам стал светлым, как его комната, сияющим изнутри, а Ино медленно наполнялась его темнотой. Очень тяжёлой и непосильной, до боли в плечах. Уложив Ино на кровать, Дейдара быстро разделся и лёг сверху. Ино не было противно, но её брат был таким лёгким, худым, чего она раньше не замечала. Он постоянно торопился, переполняемый энергией. «Мне точно не противен Дейдара?» — задала она себе вопрос и попыталась вглядеться в его лицо. Дейдара немного замешкался и, в момент нахлынувшего на неё сомнения, одним толчком вошёл в девушку. Боль вернулась. Он двигался быстро, погружаясь в её горячее лоно, раздирая её изнутри. Ино пришлось сдавленно кричать в плечо парня. Весь акт секса у неё в памяти слился в одну сплошную боль, остальные действия Дейдары прошли для неё незамеченными. В этом не было вины брата. Ничьей вины в этой случайности не было, и потому озлобленность Ино никуда не уходила. Как письмо без адресата, душное чувство возвращались вновь и вновь, как бы девушка не хотела от него избавиться. — Ты сегодня громче, чем обычно, — растянулся рядом Дейдара, не выпуская её ладонь из своей. Он сжимал пальцы, а сестра его выглядела безжизненной. Только глаза блестели в оставшемся свете высокой лампы. Он поднялся на локти. — Я люблю тебя. — Знаю… — Ты ведь не уйдёшь от меня? Ты ведь не бросишь меня? — с надеждой спросил Дейдара и расцеловал обнажённые покатые плечи сестры, щекоча её своими волосами, тянущимися следом за движением губ. Теряя терпение, Ино тяжело сглотнула и поёжилась, отодвинув брата от себя. — Если ты вновь не предашь. — Мы — одно целое. Ты и я. Когда тебе плохо — я страдаю. Когда ты счастлива, — улыбнулся он наигранно, гложимый тревогой уже не первый месяц, — я счастлив тоже. — Пока всё наоборот, Дейдара. Пора бы тебе оглянуться и внимательно осмотреться по сторонам. Хватит жить в своём мире. Воспользовавшись замешательством Дейдары, Ино перевернулась на бок и опустила ноги на холодный пол, избегая взглядом брата. Промеж лопаток на коже выступили мурашки, и её затрясло. Она почти ушла, но Дейдара повалил её обратно на кровать, сжав челюсть — девушке было не больно, но отвернуться от него она больше не могла. — Что ты имеешь в виду? Я слеп только на один глаз и вижу, что творится. Молись на моё молчание. Будь благодарна за терпение… Но… — Что «но»? — Ино вопросительно выгнула одну бровь. Дейдара долго не отвечал. Веки его покраснели. — Иди, — выпустил он девушку. — Спокойной ночи, брат, — сухо попрощалась Ино, укутавшись в свой фиолетовый халат. — Сладких снов, сестра, — дрогнувшим голосом отозвался Дейдара. Он сгрёб с кровати одеяло, на котором еще недавно лежала обнажённой его сестра. Тяжело дыша, Дейдара втянул этот запах. Совсем чужой. Среди кучи мусора этому одеялу теперь самое место.