Now my heart belongs to you

Намджун сильнее сжимает чужие бедра, насаживая на себя. Тяжело дышит в горячую шею, обжигая горячим воздухом. Закрывает глаза, целуя губы, спускается немного ниже, проводя руками по ребрам, толчками выбивая последний воздух из легких. Двигается быстро, грубо, заставляя горячее тело выгибаться под собой, извиваться, словно змея на горячем камне. Блондин вдыхает чужой запах, пропуская его сквозь себя, чтобы не запомнился. Цепляет губами серебряную сережку в ухе, прикусывает ее, оттягивая вниз, вызывая новый стон с пухлых губ. Чужие стоны заставляют двигаться быстрее, руками уже упираясь в кровать по обе стороны от темной макушки. Монстр в последний раз припадает к красивым губам поцелуем, делает последние несколько толчков, изливаясь, и скатывается на другую половину кровати, накрывая рукой половину лица. Дышит глубоко, слушая точно такие же рваные вдохи-выдохи с той половины постели. - Ты снова сказал… - Знаю, - грубо прерывает лидер. Не оборачиваясь, Намджун надевает свои вещи и выходит из номера, прикрывая за собою дверь. Дома почти никого нет, кроме него и Сокджина. Остальные ушли в магазин – продукты закончились вроде. Блондин берет из холодильника воду, благо она еще осталась, залпом выпивает половину. Ставит полупустую бутылку на стол в тот момент, когда на кухню заходит Джин. - Где ты был? - Тебя не касается, - резко отвечает блондин. - Извини, - немного погодя, тихо говорит Намджун, понимая, что тот, вообще-то, ни в чем не виноват. - Забей, - отвечает старший, делая пару глотков с оставленной бутылки. – Мелкие долго что-то. - Скоро придут. Я в студию. - А не поздно? - Нет. Намджун пересекается с остальными ребятами в паре метров от общежития. Те довольные, веселые спрашивают, куда это их лидер решил смыться на ночь глядя. Отвечая, что немного посидит в студии, он уходит, не забывая задержаться взглядом чуточку дольше положенного на темной макушке Хосока. Включая свет в студии, Намджун кидает куртку на ближайший стул, сам же усаживается на тот, что стоит напротив. Устало проводит пятерней по немного отросшим волосам, прикрывая до половины глаза. Тихо. Даже как-то уж слишком. Нет привычного гомона, разносящего нормальную рабочую обстановку к чертям, а еще выносящего мозг Юнги – мелкие умеют обращать на себя внимание. По правде говоря, не про это у него сейчас голова болит. Намджун опять забылся. Снова стонал его имя. Твою же мать. Как заебало все это. Нужно что-то делать, причем срочно. Потому что не приносит никакого удовольствия трахать кого-то другого, а на его месте представлять Хосока. Целовать очередную шлюху, пытаясь представить, какие губы или какая на ощупь кожа у этого чертового улыбчивого придурка. И нужно же было так вляпаться? Почему именно он? Что такое есть в этом парне, чего нет ни в ком? Почему именно от его улыбки сносит крышу, а сердце заходится в бешеном стуке, стоит только Хосоку коснуться его. Никто даже не догадывается о том, что за своей постоянной улыбкой блондин прячет чуть ли не слезы, потому что жизнь до того забавная штука, что решила поиздеваться над ним, наверное, самым жестоким образом. Ему плохо. Тошно от самого себя. Кто бы врезал ему хорошенько, честное слово, был бы благодарен. А еще Намджун понимает, что Хосоку плевать на все его, намджуновы проблемы, связанные с ним напрямую и в главной роли. Нет, ему, конечно, не наплевать на блондина, как на друга. Именно, блять, друга. Поэтому блондин и не скажет ему ничего. Боится потерять. Банальщина. Самому смешно. - Ты тут до утра проторчать собираешься? Намджун ловит бутылку с энергетиком, что летит в него: - Еще немного. Спасибо, - указывая на бутылку, говорит блондин. - Что происходит? - усаживаясь напротив, убирая чужую куртку, спрашивает Юнги. - Хуйня. - Я заметил. Какая именно? - Полнейшая. - Намджун, ебать, а нормально? Весь последующий намджунов монолог, Юнги сидит, охуевая с каждого нового слова. Даже уши скручиваются трубочкой. Он даже краснеет некоторыми местами – и на такое способен. Ему плохеет с каждой секундой, потому что понимает, что нихрена Намджун не шутит, и ему самому до того отстойно, что хоть сейчас скорую вызывай. Хотя нет, лучше сразу психушку. Только сейчас Юнги впереди него туда бы побежал. Когда Намджун замолкает, он вообще даже не дышит, не то, что еще говорить чего-то. Молчит, переваривая все то, что только что услышал, вплоть до воображаемых картинок, и переводит, наконец, свой взгляд на младшего: - То есть ты сохнешь по Хосоку, а спишь со всеми подряд? – уточняет он. – Ты мудак, что ли? - Да ты прям, Америку мне открыл, - язвит Намджун. - Я даже не знаю, что тебе сказать. - А ничего и не нужно, - поднимаясь со стула, Намджун забирает куртку и выходит из студии, совершенно не обращая внимания на попытки Юнги заговорить. Ночь, какая-то уж больно холодная. Намджун лишь выше застегивает молнию на куртке и идет дальше. Кажется, уже перевалило за полночь. Фонари тускло освещают улицу, создавая огромные тени, что чудищами выстраиваются вдоль дороги. Луны практически не видно, облака спрятали. Кажется, завтра еще и дождь пойдет. Ошибается. Дождь начинается раньше, чем нужно. Намджун успевает намокнуть полностью, когда быстрым шагом подходит к двери общаги. Снимая мокрую куртку, он бросает ее сразу в стиральную машину, остальные вещи тоже. Становясь под горячие струи воды, он закрывает глаза, пытаясь согреться. Горячая вода делает ощутимый контраст холодной коже, заставляя парня поежится. Ему достаточно пары секунд, чтобы разомлеть под сильным напором. Открывая глаза, Намджун принюхивается, и, кажется, начинает терять самообладание. Потому что этот запах. Его шампунь – тот, что недавно купил Хосок. Пусть и остальные его берут, зато наиболее ощутимый запах именно на волосах брюнета. Открытая бутылочка находится довольно быстро. Вдыхая аромат, с каждой секундою Намджун чувствует, как внизу живота все скручивается, и ему приходится ублажать себя самостоятельно. Сколько раз он представлял, как бы вжимал Хосока в эту стену душевой, заставляя давиться собственными стонами, умоляя не останавливаться. Сжимать в своих руках его тело, цеплять губами его, оставлять мокрые следы по всему телу, вдыхать его аромат, касаться мочек уха – они у него не пробитые. Это до одури сумасводяще. Еще Намджун думает, что он чертов фетишист. Только фетиш у него – Чон Хосок. Проводя по члену еще несколько раз рукой, Намджун кончает с именем Хосока на губах. Входя на кухню, блондин ставит чайник на плиту. Нужно выпить чай, иначе завтра ох и влетит ему от Сокджина. А еще хуже - грубее голос ему не особо нужен. А то и вообще пропадет. Да его менеджеры живьем закопают, а скажут, что так оно и было. - Мне кофе, - ставя чашку рядом с той, в которую сейчас наливает горячую воду Намджун, просит Хосок, а сам тянется за упаковкой, что они сегодня купили в супермаркете. Намджун чуть руку не ошпаривает от удивления. Но взяв себя в руки, наливает и во вторую чашку, на дне которой уже насыпан черный порошок – брали не зерна. Сначала он даже и не вспоминает, что вообще-то он в одном полотенце, просто до кухни было ближе, чем до шкафа с одеждой. А вот когда вспоминает, то ему как-то становится совсем дурно. Потому что рядом Хосок. А Хосок только в шортах и футболке. А еще сидя вот так на стуле с откинутой головой назад, когда видны малейшие движения кадыка, складывается такое впечатление, что он нарочно провоцирует блондина. Понимая, что это бред и его воображение, Монстр отворачивается к окну, лишь бы не смотреть, какой сейчас брюнет соблазнительный. Как его начинает хотеться. Здесь и прямо сейчас. Он делает глоток горячего безвкусного чая, так как совсем забыл про сахар. - Почему ты не спишь? – подает немного севший голос Намджун. - То же самое могу спросить и у тебя. - Юнги вернулся? - Нет, написал, что придет утром, не хочет намокнуть. - Ясно. Следующие пару минут проходят в полной тишине, нарушаемой лишь стрелкой настенных часов. - Ладно, я, наверное, спать, - улыбаясь, говорит Хосок, проходя мимо Намджуна к раковине, чтобы поставить туда почти полную чашку. Зато, возвращаясь обратно, он останавливается прямо за спиной Намджуна, и, кажется, перестает дышать. Красные полосы по спине заставляют давить в себе, взявшуюся из ниоткуда, горькую обиду и злость. Он и сам до конца не понимает, почему так реагирует на это. Буквально в последнюю секунду отдергивает руку, когда та практически коснулась голой кожи. Проглатывает невидимый ком, что стоит в горле, и делает примерно четыре шага в сторону выхода, но горячие руки не дают идти дальше, потянув на себя. - Почему не коснулся? – горячо шепчет Намджун, прижимая Хосока собой к столу. - Как ты... - дальше Хосок не спрашивает. Черт, отражение в окне. Как-то не подумал. - Почему? – повторяет Намджуна, - задыхаясь от крышесносного запаха. Ему сильно бьет по вискам, попадает в легкие, кажись, заседая там как налет – надолго, а то и навсегда. Рвет внутренности на мелкие куски и ломает тело – и все только потому, что так близко. Точно фетишист. Хосок не может даже внятно ответить, потому что его бросает в жар. Горячо, больно и очень жарко. Намджуново тело обжигает его собственное, заставляет кровь бежать с бешеною скоростью по венам. Руки начинают мелко подрагивать, а дыхание сбивается к чертям, потому что, блин, не каждый день тебе в живот упирается стояк другого парня, причем почти голого, заставляя мокнуть во всех возможных и невозможных смыслах этого слова. Намджун целует не так, как мечтал об этом. Потому что о таком он даже и не мечтал. Целует напористо, сплетая язык с языком Хосока, руками скользя везде, куда только дотягивается. Забираясь под футболку, поглаживая бока, грудную клетку, ключицы, вновь поднимаясь к шее. Поцелуй пьянит, заставляя дышать через раз, а то и вовсе не дышать. Хосок сильно давит на затылок, не давая возможности отстраниться. Только почти задыхаясь, они прерывают поцелуй. Намджуну плевать, что на улице ночь и все спят, что та комната, в которую он тянет Хосока - это гостевая, а иногда их менеджера. Просто, где еще? На кровать он толкает Хосока уже без футболки, сам нависает над ним сверху, всматриваясь в его глаза. Затем целует снова и снова, и еще раз – и, блин, кажется, так множественное количество раз, потому что он не уверен, что будет еще один такой раз. Хосока выбрасывает хрен знает куда, когда рука блондина касается вставшей головки члена, начиная с нажимом водить по ней. Он не знает, что ему делать – то ли сжимать сильнее руки на плечах Намджуна, то ли прекратить все, потому что ничего хорошего это не принесет. Но эта мысль испаряется, стоит сиплому басу еле вымолвить прямо ему на ухо: - Я хочу тебя. С ума сойти, как хочу. Он и сам хочет. Поэтому и жмется ближе. Намджун чертыхается, вставая с постели, загребая первый попавший под руки крем, потому что Хосоку и так будет больно. Хосок зажмуривает глаза, когда первый палец толкается в него. Это неприятно, и причиняет дискомфорт. Но вот блондин просит не закрывать глаза, смотреть на него. Второй палец доставляет немного боли, отчего он сильнее зажимается, доводя Кима чуть ли не до обморочного состояния – еще так немного и все, прощай рассудок. От трех пальцев больно, и Хосок просит свалить нахрен и оставить его, что собственно Намджун и делает, вынимая пальцы. Брюнет даже выдохнуть нормально не успевает, когда в него Намджун толкается полностью, зажимая рот ладошкой. Сразу же убирая ее, нежно целуя. Хосоку вообще все равно как – ему больно. Очень. Так, что, кажется, разрывает изнутри на мелкие кусочки совсем без наркоза. Слезы бегут потоком по нежным щекам, руками же он пытается оттолкнуть младшего от себя, избавиться от этой боли. Но Намджун не позволяет, держит очень крепко, понемногу теряя связь с реальностью. Слетая с катушек, закрывает глаза, пытаясь удержать хоть так это расплывчатое серое вещество. Потому что, блин, он едва держит себя в руках. Намджун двигается, держит руки Хосока над головой, потому что тот отталкивает, Ким и так еле понимает, что должно быть не только ему одному хорошо. Не прекращая целовать, двигается немного быстрее. - Пус…мне…больно, - просит Хосок, глотая слезы. - Я не могу. Не могу, черт возьми, - Намджун себя проклинает. Но недолго. Ровно до того момента, пока Хосок, не сжимая сильнее его плечи, пошло стонет, совсем непонимающим взглядом смотря в глаза блондину. И вот теперь точно пипец, потому что Джун сорвался. Задавая свой темп, сжимая руками любимое тело, сходя с ума от эмоций на лице брюнета. Хосоку кажется, что еще немного, и он сойдет с ума. Все потому, что очень хорошо. Жарко, грязно и развратно одновременно. Хриплые стоны в ухо заставляют сердце чуть ли не выпрыгивать из груди. Он сильнее обнимает шею блондина, когда тот двигается особенно резко, закрывая рот рукой – всех же перебудят. - Может, уже отпустишь? - Не хочу, - отвечает Намджун, проводя пальцами по шее Хосока, повторяя тот же маршрут и носом. – Не отпущу. - А придётся. Завтра рано вставать, - поднимаясь с постели, говорит Хосок, - Твою ж… - Мою–мою, - смеясь, говорит Намджун. Быстро поднимаясь с постели, он поднимает Хоупа на руки. - С ума сошел? Поставь! - Да, сейчас, и не ори, ребят побудишь. - Поставь и не буду, - сам уже улыбаясь, говорит брюнет. Опуская Хосока, он проводит рукой по щеке. - Теперь моя душа принадлежит тебе, - наклоняясь к уху Хосока, говорит Намджун.