***
Когда в результате смены значения карт Мара получила девятку, она ни жестом, ни взглядом не выдала своего торжества. Вместе с четырьмя картами, находящимися в поле помех, у нее набиралось 23 очка - выигрышная комбинация. Она сидела в каюте Скайуокера на борту «Несравненного». Сверкающими полосами мимо проносились звезды. Они возвращались на Корускант. Ситуация с неймодианцами был разрешена и урегулирована менее чем за четыре недели - настоящее достижение, даже для Скайуокера. Ценой этому стал почти месяц очень длинных дней и очень коротких ночей (если ему вообще удавалось отдохнуть), не раз прерываемых преследовавшими его обязанностями, которых у Скайуокера всегда было не счесть. Но он все же добился невозможного: подавил организованный мятеж, разрушил специально подготовленные Альянсом группы саботажников и восстановил имперский контроль при минимальном недовольстве и максимальной долгосрочной эффективности. Несмотря на высокое положение Скайуокера в Восстании, Мара поначалу сомневалась в правильности его назначения главнокомандующим вооруженных сил Центральных систем, но со временем она научилась уважать его рассудительность и решения, поскольку он снова и снова доказывал свою ценность, как в коротких ожесточенных столкновениях, так и при масштабных мятежах, охватывающих целые миры. Огромное количество знаний, вложенных в него Палпатином, когда Люк был заключен во Дворце, начиная с самого своего прибытия на Корускант, сейчас приносило плоды, и тем не менее такие лидерские качества были невозможны без врожденных способностей, которым нельзя было научить. Восстание потеряло больше, чем им казалось, когда они бросили Скайуокера во власти Императора. Но их потеря – стараниями ее учителя– становилась выигрышем Империи, и Мара обрела подлинное уважение к командующему. Осложняло ли это ее работу? Нет. Они оба знали, кто она такая и почему она здесь находится, и обоим хватало профессионализма понимать это. Палпатин не доверял никому, это было не в его натуре. Они оба знали об этом и оба не хотели допускать, чтобы данный факт разрушил их дружбу, которая вполне устраивала Мару. И сейчас, наконец, у них было свободное время – насколько только оно может быть у командующего – и они, естественно, играли в сабакк… снова. Она подняла глаза на Скайуокера. При срабатывании поля помех выражение его лица нисколько не изменилось. На этот раз она его сделала! - Ставлю… пятьдесят, - произнесла Мара небрежным тоном, с легким оттенком тщательно разыгрываемого сомнения. Впрочем, это заставило его взглянуть на нее: - С чего вдруг? Что у тебя? - Клади свои кредиты, и я покажу тебе, - вызывающе бросила Мара, спокойно помещая девятку в поле помех, дабы заморозить ее значение и одновременно выдвигая вперед стопку кредитов. Люк перевел на них взгляд и прищурился: - Нет у тебя ничего. - Хочешь сделать ставку на это? Он чуть заметно поднял подбородок. И это значило, что он задумался, Мара знала. Теперь она знала его хорошо; почти три года игры в сабакк за бессчетным количеством столов, как и сопровождение его в бесконечных миссиях по приказу Палпатина, не прошли даром. Император так и не отменил своего первоначального приказа, которым он возложил на Мару ответственность за Скайуокера, и она по-прежнему относилась к нему серьезно, как и к любым другим приказам Императора, став таким образом не только помощником Люка, но и его телохранителем. И конечно же его наблюдателем, наряду с Риисом. Палпатин не доверял никому; Мара не раз задумывалась, кто же следит за ней самой... - Пятьдесят…? – спросил он, возвращая ее к игре. На лице Мары застыла нейтральная маска. Она знала, что он будет выискивать малейшие подсказки. Он всегда искал их - и в жизни, и за игровым столом. Он играл избирательно, тщательно обдумывая на какие комбинации ставить, но когда ставил, делал это азартно, не боясь поставить все на то, во что верил. И постоянно держа ее начеку. Он великолепно блефовал, всегда дожидаясь, когда будет много чип-карт на поле, а значит много возможностей в игре. И в жизни, и за столом для сабакка. Он провел рукой по волосам, чтобы убрать со лба непослушные пряди, и вновь прищурился, глядя на невозмутимое лицо Мары – высматривая те самые подсказки. Использовать Силу в их играх было строго запрещено, хотя она не могла уверенно сказать, делал он это или нет, ее собственные способности были слишком ограничены. Однако он утверждал, что соблюдает договор, и Мара верила ему – независимо от того, кем он был, он все еще оставался человеком слова. «Это противоречит цели игры», - однажды заявил он в ответ на ее обвинения. «Я не верю тебе – соблазн слишком велик… и тебе всегда нравится побеждать», - возразила она. «Я и не говорил, что не хочу побеждать». «И ты никогда не играешь по правилам», - добавила Мара, выводя разговор за границы сабакка - памятуя о том, какое бессчетное количество раз он дополнял и приспосабливал прямые приказы Императора под свои собственные нужды. «Я играю по своим правилам – просто ты не знаешь их», - отшутился он, намеренно поддерживая легкий настрой, как он делал всегда при разговоре с ней. - Нет у тебя ничего, - снова повторил он. Мара приподняла брови в выжидающем молчании. - …Сто, - произнес он после долгой паузы, с небольшой нерешительностью в голосе, подталкивая к середине стола столбик позвякивающих кредитов. Сердце Мары слегка дрогнуло: он блефует? Пытается заставить ее поднять ставки? Или думает, что блефует она, и пытается заставить ее отступить? У него на поле три карты, и их значения заморожены уже в течение трех раундов… кроме того, только что сменились карты у него в руке – возможно, у него тоже появилась выигрышная комбинация? «О чем ты волнуешься, Джейд? У тебя же чистый сабакк!» - Отлично, - она подвинула свои карты вперед и хлопнула по кнопке генератора случайных чисел, выключая его, чтобы заморозить нынешние значения. Потом дотянулась до своих карт на поле и перевернула их, торжествующе объявив: - Чистый сабакк. - Эх, - тихо вздохнул Люк, выкладывая лицом вверх свои неудачные карты, пока Мара победоносно тянулась за кредитами. - Расклад, - сказал он, и рука ее замерла. - Что?! - она потянулась к его картам на поле и перевернула их по одной: двойка, тройка и... идиот, ухмыляющийся ей в лицо. – Ты, сукин с…, они же были у тебя три раунда, почему ты не играл ими? - Я ждал, пока ты поставишь что-нибудь серьезное – мне нечасто выпадает расклад; нужно было извлечь из него максимум, - сквозь спокойно-отрешенный тон его голоса пробивалось плохо скрываемое развлечение - вероятно от взгляда на ее лицо, подумала Мара. Она в сердцах швырнула карты, словно это могло что-то изменить. - Тебе так везет в карты… - Я предпочитаю думать, что здесь есть и доля умения, - ответил он. И тут на мгновение его бесстрастное лицо дрогнуло, показывая ей проблеск Люка Скайуокера под маской любимого ситха Палпатина: - Знаешь, говорят, кому везет в карты… - он слегка пожал плечами и поднялся, не утруждая себя собиранием рассыпанных кредитов. Он знал, что они больше не будут играть сегодня. По пути к небольшому столику, где он оставил кружку кафа, Люк остановился спиной к Маре,вглядываясь в сияющую пустоту гиперпространства. Вероятно, из-за того, что допустил брешь в своей защите и чувствовал себя сейчас неудобно, даже перед ней, поняла Мара. Хотя она не понимала: почему. Она знала его лучше, чем кто-либо – она видела его разломанным по частям, в казематах Дворца, когда Палпатин вымещал на нем свой гнев. И Мара никогда не судила его – научилась этому от него же. Палпатин, их Мастер - судил всегда, без всякой снисходительности. Она взглянула на него, задержав, как обычно, взгляд. Стройный, сильный и... Ей надо бы прекратить эти мысли прямо сейчас. А вместо этого она, зная продолжение пословицы, закончила ее: - …тому не везет в любви. - Нет, тот очень богат, - спокойно произнес он, поворачивая к Маре свой пронзающий небесно-голубой взгляд. Мара ушла где-то час спустя, когда Скайуокер заявил, что устал, хотя она знала, что это совсем не так. Примерно еще через час какой-нибудь дежурный сообщит ей, что командующий вернулся на мостик и работает в своем кабинете, поскольку ранним утром ему работалось легко и продуктивно; или, что он в одном из тренировочных отсеков занимается со своим мечом, или что он в трюме ограниченного доступа расположения 701-го, или, что собрал в кают-компании коммандеров подразделений. Не важно. Она знала, что спать он не будет. Она могла прочесть это в его глазах, независимо от того, сколько раз он обыгрывал её в сабакк. За последние годы он стал не столько более скрытным, сколько более бдительным и острожным в том, что и перед кем он позволял себе показывать, ибо год за годом Палпатин вкладывал много времени в то, чтобы сделать из него своего совершенного последователя. В глазах его Мастера эмоции были тем, на чем всегда можно сыграть. Как это делалось при его вероломном дворе, который так часто приходилось терпеть Люку на Корусканте. Обычно он, темный джедай Императора, был спокоен, уверен и собран, полностью контролируя себя и то, что его окружало. И все же, иногда, он казался таким потерянным, недовольным и разбитым, что сердце Мары сжималось от сочувствия к нему. Он производил тревожное впечатление дикого зверя в клетке, снующего снова и снова по одному и тому же короткому пути в глухой безжизненной ночи, будто волк воющий на луну, который отчаянно пытается вырваться из-за решетки и знает, что это никогда ему не удастся. Но она точно знала, что если попытается как-то помочь и успокоить его, он однозначно набросится на нее, словно это она заточила его - настолько ослепляло его чувство безысходности. Каким он был на самом деле, а каким казался? И тем и другим, и ни одним из них, как она часто говорила Императору. Перемены были внезапными, и Скайуокер не терпел к себе ни жалости, ни волнения – чего не позволял и Император. Ощущала ли она вину, что делает эти доклады? Нет - она никогда не скрывала, для чего она здесь, да и Люк знал, что глаза и уши повсюду. И хотя Мара понимала, что она составляет их часть, она по крайней мере гордилась тем, что обладает честностью и прямотой. И она знала, что Скайуокер ценил это - также придерживаясь своего морального кодекса, каким бы своеобразным тот ни был. В этом, как она полагала, состояло родство их душ. Которое было настолько близким, что теперь переросло в настоящую дружбу.***
- Я только хочу спросить... - оборонялся Хан, стараясь не жмуриться против яркого света гиперпространства, льющегося из иллюминатора позади рабочего стола Леи, создавая подобие нимба вокруг ее головы. – Что насчет «Звезды Смерти»? Лея подняла нахмуренный взгляд поверх разбросанных на её столе вещей. - Хан… - Что, черт возьми, там произошло, а?! - прервал он ее, стремясь говорить своим самым скептическим тоном, как будто считал, что она спорила только ради спора, потому что он конечно и безусловно прав. - Пожалуйста… - попросила Лея. В голосе слышалось досада как на себя, что она так близко принимала это к сердцу, так и на Хана, который до сих пор верил в то, что является очевидной ложью. – Им нужна была информация о базе, дислокация. Он вытащил меня оттуда, чтобы я привела его обратно к… - Нет, я говорю о том, что было у Явина – когда он превратил ту штуку в облако пыли. Что там произошло? - Хан был уставшим и раздраженным. Как и все. Группа Синих уже четырнадцать дней летала в качестве эскорта снабженческих фрегатов, сделав девять рейдов подряд, и нервы Хана были изрядно потрепаны, как и заднее место его лётного комбинезона. Слишком много часов он проводил в полетах на досветовых скоростях меж холодных и безжизненных бортов фрегатов. Тогда как он жаждал действия, настоящей скорости и адреналина, стремясь проверить смогут ли имперцы потягаться с Синими. - Я не знаю, почему он взорвал ее. У меня нет всех ответов, - защищалась Лея, не смотря на него. - Это очень серьезное упущение, милая. Потому что это был самый дорогой фейерверк, который я видел. Она пожала плечами, сдерживая свое недовольство и не желая вновь возвращаться к тому же спору. У нее было слишком много дел: они пытались установить новые базы на Риши и Орд Биниир - находящихся почти за краем галактики с точки зрения создания и поддержания линий поставок. Все базы находились теперь за пределами Центральных Систем, поскольку они не выдержали натиска Имперского флота – возглавляемого Скайуокером, что бы там ни утверждал Хан. Но Люк всегда был исключительным командующим - даже когда находился здесь, среди них, скрывая свою истинную сущность. Он умел видеть картину целиком и сосредотачивался на конечных целях, используя неожиданные и необычные средства для их достижения. Мадин, сам являясь талантливым тактиком, обладающим расчетливым неординарным умом, всегда верил в Скайуокера. «Выдающиеся способности, - любил повторять он. – Далеко пойдет». Лея безрадостно смеялась над этим: генерал не ошибся. Хан по-прежнему сидел на краю стола Леи, выжидающе смотря на нее, и она взглянула на него в надежде, что он поймет наконец, что она занята и не хочет снова возвращаться к этому вопросу. - Акбар предположил, что в конструкции «Звезды Смерти» была некая фундаментальная ошибка. - Серьезно? А мне показалось, что она отлично отработала по цели, - съязвил Хан и тотчас пожалел об этом, взглянув в темно-карие глаза. – Прости. Я прошу прощения. Она покачала головой, не найдя, что ответить и что противопоставить ее воспоминаниям. Об Альдераане, её заключении… о Вейдере. А Люк… Слухи о том, что он - сын Вейдера, не прекращались. Правда ли это? Правда ли, что Люк был сыном человека, который пытал ее на «Звезде Смерти», человека, который стоял за её спиной, наблюдая, как взрывается ее планета, как погибает ее народ, как рушится ее жизнь? Мог ли быть его сыном тот, кто пришел к ней тогда, в самую черную минуту, назвав себя ее спасителем, зная… зная, что сделал его отец? Зная, что если он сможет обмануть ее, она приведет его на базу Альянса? Как она могла быть настолько глупа? Как он мог быть настолько жесток?