Семья - превыше всего!

К вечеру почти вся семья собралась в зале. Ужинать сели поздно. Старый граф Костричный прибыл со службы, и велев Прошке снять с него верхнюю одежду, пожаловал прямо к столу. Графиня Екатерина Павловна тот час же стала расспрашивать супруга о служебных делах, дипломатии и волнениях послевоенного времени, соблюдая тот светский такт, что был неуместен в теплой семейной обстановке, но которым она пользовалась, когда граф был не в духе. - Я всегда говорил, что постоянна только семья, дети мои, - обратился он к сидящим по обе стороны стола группам - старшим: Димитрию, Мари (как она сама требовала себя называть, на французский лад) и Василию, и к младшим: Аннушке и Петруше, - семья, - повторил старый граф, - единственная игра, которая стоит свеч! Все на благо семьи! - торжественно проговорил он по-французски, подняв бокал с вином и сделав глоток, зашелся тяжелым скрипучим кашлем. - Все на благо семьи! - по-французски вторила ему Екатерина Павловна. И все вернулись к прежнему состоянию милого беспорядка, когда младшие баловались и смеялись, не желая завершать трапезу. Мари выпрямив спину и сложив ручки подле столовых предметов, переводила взгляд то на отца, то на братьев, сверкая глазами. Василь, самый старший из детей, держал себя совсем за взрослого: пил вина вдвое больше и расспрашивал отца про политику и про войну. Димитрий сидел молча, опустив глаза долу, его темно-русые локоны падали на лоб, и все лицо, привычно светящееся молодостью и красотой , теперь было скрыто под маской особого беспокойства. Лишь раз он поднял глаза на щебечущую, точно пташка дитя-сестру, и встретившись своими серыми глазами с ее небесно-озорными, снова опустил взгляд. Так же он чувствовал на себе холодный, пронзительный взгляд Мари, но он был недолгим, девушка вскоре обратилась к отцу, назвав его ласково "папенька", а не папа, как она обычно делала, ставив ударение на последний слог. - Ах, папенька, расскажите же, не было ли вестей от мсье Жоли из Парижу? - несмотря на юный возраст и мягкость вопроса, голос девушки звучал уверенно и гордо. Герман Михайлович Костричный слегка поморщился услышав "папенька" от своей дочери, зная, что та пользуется этими обращениями не бескорыстно, но все же ответил, спокойно и медленно. - В своем последнем письме, милый мсье Жоли сообщил о смерти Ламарка, - графиня ахнула и коснулась пальчиками своих открытых губ, - многие, в том числе мсье Жоли, полагают, что это послужит искрой нового пожара революции, народ Франции готов к восстанию, им не хватает лишь символа, который бы помог воплотить идею, увековечить ее, французы думают, что смерть Ламарка есть тот символ. Все за столом притихли и даже прислуга, казалось, жадно ловит каждое слово, понимая всю важность, но не понимая всей речи, в которой Герман Костричный сбивался с русского на французский. - Ха! - хрипло выдавил он и опять зашелся болезненным кашлем, - французы - до чего тонкие философы, ведь действительно иронично, но что долговечнее и бессмертнее самой смерти? - и Герман Михайлович искренне хрипло засмеялся. Графиня поддержала супруга своим мягким грудным хохотом, Мари одарила отца очаровательной улыбкой, Василь усмехнулся и похлопал отца по плечу. Аня и Петруша засмеялись звонче всех, но веселье отца им был чуждо, они смеялись о своем, детском, невинном и живом. И так заразителен был этот детский хохот, что в конце концов Костричные смеялись не французам с их революцией и философией, а наивности и искренности детских чувств. Именно в такие момент лед тает и ты действительно понимаешь: семья - превыше всего! Димитрий улыбнулся и сделал глоток терпкого вина. - А что говорит мсье Жоли по поводу своего визита в Москву? - Екатерина Павловна выпрямила спину, - как нам, батюшка, ждать его? - Об этом писал. Писал, что как только освободится из драгунов, так сразу в Москву, на балы. Я ответил ему приглашением в наше имение, полагаю он его принял, осталось только дождаться письма с точными датами визита. - Ах, это было бы просто прелестно , - по-французски пролепетала полная графиня, и на радостях подала свою ручку графу, тот громко причмокнув поцеловал ее и ответил, - с нетерпением будем ждать нашего дорогого гостя. Венсан Жоли - молодой человек двадцати четырех лет, высокого роста с черными кучерявыми волосами и блестящими черными глазами. О нем славно отзывались, как в Московском, так и в Петербургском обществе благодаря тесной дружбе с графом Костричным. Венсан прожил большую часть своей жизни в Москве и бился против Наполеона под русским знаменем. Однако, как только представился шанс мсье Жоли уехал в Пари и там поступил в первый драгунский полк, привыкший к солдатской жизни, он и в мирное время посвятил себя службе. Но вспыхнувшие волнения внутри государства пугали юношу, и больше всего тем, что абсолютно ничего не понимал. Он не знал этой страны, этого народа, не знал, кто прав, а кто нет. Потому, как можно скорее он решил вернутся в Москву, где его с нетерпением ждали и некоторые обязанности. Ужин окончили, беседуя в тех же группах. После дети подходили к отцу и целовали его в чисто-выбритую щеку, желая спокойной ночи. Граф увел Дмитрия с собою в кабинет, Екатерина Павловна поспешила к кухарке, говорить с ней об угощениях к балу. Она точно решила устроить бал по приезду Венсана. Василь, решивший хорошенько выспаться сразу направился к себе в спальню, а Мари и Анечка прошли в залу с клавикордами. Старшая девушка мягко села на софу откинув светло-русые локоны, по последней моде струившиеся из высокой прически, взяла в руки вышивание и стежок за стежком стала выводить узоры. Аня усевшись за клавикорд тоненькими пальчиками начала в разнобой стучать по клавишам, улыбаясь неуместности нот, которые издавал инструмент. - Аннет, ради бога, пощади мой слух - красиво выгнула свои темные брови Мари, поморщившись. - Как знаешь, - обиженно отозвалась девочка, - в прочем, ах, - будто жалея о сказанном ей далее, вздохнула девчушка, - все равно складнее выходит, чем у мсье Венсана, - и слегка покраснев, захихикала, наблюдая за реакцией старшей сестры. - Как тебе не стыдно! Маленькая проказница! - она ругалась на французском. - А тебе только и хочется, что замуж за него, - по-детски возразила Аня. - Милая, какая же ты маленькая и несообразительная! - вздохнула Мари. - Совсем уже не маленькая, милая сестрица, мне уже четырнадцать! - Но ты слишком наивно и по-ребячески себя ведешь, в светском общество такое поведение непростительно, - Мари своим взрослым голосом и интонацией упрекала Анечку, однако не долго. Ведь именно эта наивность взгляда и мысли, за которую ругала девочку Мари, и смягчила нрав красавицы-сестры. И та, попросив Аннет спеть, продолжила вышивание, слушая чистый хрустальный голос своей младшей сестры. Мари думала о папа, о французах, далекой революции, о Венсане и его обещании жениться, она думала, какого же чудного учителя пения нашел для Аннет папа. - Голубчик мой, я старик, а не юная девица, чтобы вздыхать и спрашивать, что тебя печалит, - начал Граф войдя в свой кабинет с сыном, - на самом деле мне и дела нет до ваших юношеских катастроф, лишь бы скорее ты с ними разобрался, - прокряхтел Герман Михайлович. - Заботы мои, батюшка, незначительны, совсем не надобно Вам о них беспокоится, - голос Димитрия обладал удивительной гибкостью, одновременно он говорил и мягко и настойчиво. Отец вздохнул. - Митенька, ты стал сторонится компаний и общества... - Общество мне приелось, батюшка, я нахожу радость в книгах, - оборвал на полуслове графа сын. - Однако общество, не книги, отвечает за статус, положение. Наша семья пользуется всеми привилегиями в светском обществе. Но имя может тонуть как фрегат с пробитой кормой. Вот почему так важно, то что я говорю. Утомительные балы, беседы, манеры - всё как один большой карнавал, в который, Митенька, необходимо играть. Василию уже девятнадцать, он ведет много знакомств в клубах, на балах; Мари - семнадцать, она уже признана одной из лучших партий, наша светская красавица, тебе скоро тоже исполнится семнадцать, и ты станешь видным женихом; Анечке всего четырнадцать, не девушка, но уже и не ребенок, она тоже с эти столкнется; Петруше всего двенадцать, вот чья жизнь пока беспечна! - Отец, я решил, что не нуждаюсь в этом, поскольку пойду служить! - голос юноши сделался твердым и мужественным, - Эта участь мне мила, - сказал он по-французски, - Война не знает притворств, я хочу служить, чтобы сбежать от женитьбы, гостей и этого карнавала... Но пока мой срок не пришел, я полностью Ваш, папа не смеющий возразить не одному вашему желанию: хотите, чтобы я был весел и играл на клавикорде на балу - буду! Хотите, чтобы немедленно отправился в полк - отправлюсь и поблагодарю! - ясные серые глаза юноши уверенно смотрели на отца, складка по-девичьи красивых губ, растянулась и поджалась, когда Димитрий кончил. Гордый, но аккуратный нос, и узкий подбородок формировали необычайную тонкость черт лица. Более всего похож он был на Мари, у которой разве что волосы были светлее. Об их красоте говорили в свете с особенной усидчивостью. - Я тебя услышал, - голос графа почему-то звучал раздраженным, - теперь я приказываю тебе отправляться спать, ступай и подгони своих сестер, эти птицы до утра могут просидеть, - проворчал граф и достал платок, в который хрипло закашлял.