Бессилие

Вот уже пять лет я сижу в этом месте. Что это за место я не знаю. Как сюда попал тоже. Знаю одно: я не такой как все. И, сидя на полу в пустой камере, под пристальным наблюдением каких-то людей за толстым стеклом, я снова и снова расчесываю свои руки. Я ненавижу свои руки. Я ненавижу свою кожу. Я ненавижу свою кровь. Это из-за нее я здесь. Я чешу свои руки и не могу остановиться. Этот безумный зуд сводит меня с ума. Я расчесываю бледную кожу на своих руках, под которой видны синие вены, и оттуда начинают выползать какие-то черви. Я начинаю кричать. Но меня никто не слышит. Я начинаю чесать свою руку еще сильнее, пытаясь вытащить этих червей из своей кожи. Они белые, склизкие и очень длинные, сантиметров по тридцать. И они все никак не прекращаются. Они все ползут из моего тела, а я все также чешу свою руку и не могу остановиться. Эти черви ползают по полу и обвивают мои ноги, но мне все равно. Главное чтобы они выползли из моего тела. Глаза бешено вращаются, я вне себя от паники. И тут этот ад прекращается. Червяки прекращают ползти. Все. Я опускаю руки, тяжело дышу, слезы отчаяния и бессилия стекают по моим бледным худым щекам. Столько лет, а я все никак не могу привыкнуть. И день изо дня переживаю этот кошмар, и снова кричу, и снова плачу. Через некоторое время я чувствую, как с моей руки что-то течет. Точно, я же сильно расчесал руку. Кровь, наверное. Но подняв руку, я ужасаюсь еще больше и падаю на колени, обхватив голову руками. Я кричу. Снова кричу, надрывая свои голосовые связки, как могу. Паника. Паника. Это она. Снова она. Именно из-за нее я здесь. Все это из-за нее. Моя черная кровь. Из глубоких, расчесанных, разорванных червяками ран на руках неспешным тягучим потоком струится черная кровь. Мое адское наказание, моя особенность, моя боль… моя черная кровь. Я начинаю зажимать рану куском ткани, некогда бывшим моей любимой синей рубашкой. Не останавливается. Эта черная кровь все течет и течет нескончаемым потоком. Меня начинает мутить от ее запаха и вида. Она пахнет гнилью и затхлостью. Как пахнет в заброшенном доме, где умер одинокий человек, и его тело нашли только спустя недели две. Гнилью, затхлостью. Мои длинные русые волосы, испачканные в крови, падают мне на лицо, приклеиваются к влажной коже, покрывшейся потом от напряжения и паники. Мне плохо. Меня тошнит от этого запаха. У меня гемофобия еще с самого детства! Я пытаюсь бороться с этими рвотными позывами, и все также судорожно сжимаю синюю ткань на своей ране. Рубашка давно пропиталась кровью. Моей кровью. Я начинаю кашлять, слезы капают из моих глаз. Я бессилен. Я не понимаю, что со мной происходит! От этого запаха, паники и страха, меня все-таки тошнит на этот и без того грязный каменный пол, залитый кровью, усыпанный этими белыми отвратительными червями. Я долго кашляю и сплевываю, пытаясь избавиться от ужасного привкуса, и в бессилии поднимаю глаза на толстое стекло. Там люди. Но никто даже не шевельнулся, чтобы мне помочь. Я вижу там свою маму. Мамочка! Дорогая моя мамочка. Я смотрю на нее и, зная, что она меня не слышит, одним только взглядом умоляю о помощи. - Что я такое, мама?! – раздается мой крик. Она не могла меня услышать, но она поняла меня, точно, а может по губам прочитала. Мама что-то говорит тем людям, что сидят рядом за каким-то странным оборудованием. Мамочка берет какую-то странную штуку, кажется, это микрофон. - Сынок. Я слышу мамин голос. Мамочка говорит со мной. Я смотрю на нее, плачу, и улыбаюсь. В ее взгляде читается неподдельная безграничная боль. - Что я такое, мамочка? – снова шепчу я. - Сынок. Я не знаю. Но мы скоро, обязательно тебя вылечим. И домой поедем. Обязательно. Я тебе обещаю. Она закрывает рот рукой. Давясь в беззвучных рыданиях. Из ее зеленых глаз текут слезы. Ну вот, я снова расстроил свою мамочку. Ты же простишь меня, мама? - Доктор Шван, как вы думаете, что это такое? Что с этим ребенком? Впервые вижу такое. Если честно, то мне даже страшно. Он какой-то жуткий, – молодая женщина смотрела на ребенка, что лежал на полу за толстым стеклом и нещадно снова и снова расчесывал свои руки. Мальчику лет пятнадцать, он худой, бледный с длинными русыми волосами и длинной челкой закрывающей его лицо. Уже пять лет никто не стриг эти волосы. Уже пять лет он находится в этом институте под тщательным присмотром ученых изучающих его. Уже пять лет никто не может понять, что он такое. - Знаешь, Ванесса, я никогда не был религиозным человеком, но я пойду и поставлю в церкви свечку за этого ребенка. Подобно тому, как Дева Мария родила Иисуса Христа, взявшего на себя все грехи людей, та женщина родила ребенка олицетворяющего все пороки этого мира. - Это не похоже на правду, доктор. Антинаучно как-то. - Возможно.