Песнь для Галлеана

Память так… обрывочна. Воспоминания смутными образами всплывают из глубин остатков былого величия, былого наследия. Картинки, словно опадающие с древ листья, кружатся в лихорадочном танце, прожилками отсвечивают в светло-зеленом отблеске пути совершенных деяний. Моя мать была Оракулом. Долгие годы провела она, как посредник между народом эльфов и их богами, являя жителям Вечного леса волю всевышних. С самых ранних лет я много времени проводил в храме. Мне больше военного искусства по нраву было помогать служителям, слушая тихие перешептывания прорицательниц, и окунаться в то умиротворение, что лилось сквозь песни матери, коими она обращалась к Галлеану. Хоть мое сердце и принадлежало ему, путь в Оракулы мне был заказан. Ибо только эльфийкам была дана честь разговаривать с нашими богами. Они пользовались этой привилегией множество поколений, и никто не спешил менять установленных традиций. Потому, годы спустя вместо посоха Оракула матери мне достался боевой лук отца, который к тому времени стал главой нашего Дома. Я повзрослел, в прошлом остались детские мечты. Мои стрелы разили без промаха, отец гордился мной и был уверен в том, что быть мне достойнейшим защитником наших лесов от посягательств недоброжелателей. Покой храма больше не влек меня. Я заходил под сень величественного строения, дабы навестить мать, попросить Галлеана или супругу его, Солониэль, о смиренности, или снискать благословления на удачную охоту или битву. Только песня матери, с которой она обращалась к богам, по-прежнему трогала мое сердце. Она восходила на возвышение, освещенное солнечным светом, что пронзал потолок из сплетенных ветвей, и ее голос серебром разносился по храму. И раз за разом я, любивший своих богов, все больше и больше желал петь для них. Мать и отец сполна одарили меня своими талантами. Мало кто мог тягаться со мной равно как в стрельбе из лука, так и в искусстве песнесложения. И, забирая с собой свирель, я уходил один в леса. Картинки-листья опадают на землю и обращаются в прах. Рассыпаются пеплом. Ветер поднимает его и кружит по дорогам, на которые мне более не суждено ступить. Воля богов непоколебима. Назад пути уже нет. Любое отступничество грозит карой. Ибо она уже не та, что была раньше. В лесах наших всегда царствовала осень. Рощи ли, одинокое дерево ли – все было в ее власти. Золото вековых деревьев разливалось на лиги вокруг, наполняя воздух своим сиянием. Жизнь наполняла каждый лист, каждую травинку, пробивавшуюся сквозь рыжую лесную подстилку под ногами, каждую трель певчей птицы. Если закрыть глаза и прислониться спиной к шершавой теплой коре дерева, то можно было услышать, как шепчет лес. Тихо-тихо. Дуновением ветра в ветвях кажется его голос. Шепотом листьев слышится его сказ. Воистину, велико твое творение, Галлеан! Часто уходил я из родных и знакомых с самого детства рощ глубоко в лес, в те потаенные места, о которых не знал прежде. Говорят, что где-то, в самом сердце Вечного леса, высится священный белоствольный клен, чертогом Галлеана именуемый. К нему не единожды пытались найти путь мои соплеменники. Но никому из тех, кто ушел, не удалось достичь заветного места. А некоторые и не вернулись вовсе из своих странствий. Я не преследовал своей целью найти чертог бога Природы. Я просто хотел остаться наедине с его лесом, играть на своей свирели и петь ему. Однажды, совершая столь привычную мне прогулку, попал я на берег лесного озера, гладкого, полного прозрачной лазурной воды. Прозрачной настолько, что видел я на его дне россыпи разноцветных камней. И вода была ледяной и освежающей. Одного глотка хватило мне, чтобы унять жажду и восстановить силы. По изгибистым берегам озера росли ивы. Величественные деревья склоняли к воде свои гибкие ветви, касаясь бронзовыми, тонкими, словно слюда, листьями зеркальной поверхности. Тишина окружала это место, но была она настолько приятной и умиротворенной, что я решил остаться здесь на время. Сквозь деревья и воды озера текла непонятная мне сила. Она заполняла мою душу покоем и радостью, а тело – силой и уверенностью. Место Природной Силы – так бы его назвали оракулы и архонты. И я понимал, что если бы наши маги почерпнули здешних энергий, то стали бы гораздо могущественнее. Тогда закрыл глаза я и запел тихо, в пол голоса, одну из песен Вечного леса на старом, почти забытом языке. Том самом, которому обучил Галлеан первых детей своих. Том самом, на котором пела прекрасная Солониэль, Владычица вод и празднества Жизни. Слова мои скользили по глади озера и звенели в слюдяных листьях. И не была песня нарушением повисшей тишины, но была ее частью. Между куплетами я касался губами свирели, и тогда уже начинала петь она, а я лишь направлял ее песню. Я стал приходить сюда с лютней или свирелью и подолгу играл и пел на берегу прозрачного озера, присаживаясь на землю рядом с бронзовыми ивами. И в один из дней я понял, почувствовал сердцем, что моим песням внимают. Столь чутко, как не внимал никто и никогда. Ибо не пристало сыну архонта заниматься песнесложением – его дело защищать границы Вечного леса. Отложил я в сторону лютню из клена и осмотрелся по сторонам, желая найти того, кому по нраву были мои песни. И нашел. Он стоял на небольшом островке, недалече от того берега, на который я любил приходить. Видел его лишь мгновение, ибо стоило мне поднять взор, как гибкие ветви ив скрыли его от меня своим сиянием. Но успел запомнить я его одежды – резную, как кленовые листья, искусную броню цвета коры великих древ наших городов. И волосы темным золотом спадали на его плечи. Глаза на прекрасном лике блестели оттенками кроны Вечного леса. Моя душа переполнилась благодатью. Сраженный его величием, я опустился на одно колено, но слишком поздно. Лес сокрыл от меня своего хозяина. Тогда понял я, насколько свято и воистину божественно было это место, насколько тайно. Я поблагодарил Галлеана за то, что он показал мне, простому эльфу, свой лик и позволил обнаружить озеро. И попросил дозволения впредь приходить сюда и радовать его слух своими песнями. Теплый ветер, зашумевший в листве ив, был мне ответом. Мое сердце наполнилось радостью и решимостью. Я поцеловал амулет в виде листа Священного древа, что носил, не снимая, ибо любил я своего бога больше всего на этом свете. Я слышу ее голос. Слышу ее зов. Ему невозможно противиться. Она велит мне совершать страшные деяния во имя того, кого она так жаждет вернуть из небытия. Как чудовищна она в своем желании, ибо противно оно в своей сути. Моя рука окрепла, я стал удачлив. Те рейды, в которых я принимал участие, всегда оканчивались благополучно. Никто не был ранен или убит. Мать говорила, что Галлеан благоволит мне и следит за мной. И я благодарил его за благословение и удачу, что он даровал мне. Песни свои я посвящал ему и пел их почти каждый вечер на берегу прозрачного озера. И каждый раз я ощущал его присутствие - легким ветром было его дыхание на моей коже. Казалось мне, что солнечным теплом ложатся ладони Галлеана на мои плечи. Надеялся я, что мне будет позволено еще раз увидеть его во плоти . Но не так сбылись мои желания. Я пришел на рассвете, когда воздух особенно свеж, и блестят в каплях росы трава и листья, переливаются, играют в солнечном свете, как россыпи алмазных бусин, оброненных любимой Галлеаном Солониэль. Ветер шелестел листвой, но каким-то тревожным казался мне его шепот. Запахи леса, густой аромат трав, благоухание древ – все перечеркнуло дуновение морского бриза, стерло без следа. Но далеко было от морских берегов это место. Я выглянул из-за ствола ивы, отвел рукой гибкие ветви и узрел Галлеана и его прекрасную супругу. Тень недовольства скользнула на его светлом лице, и он исчез в вихре зеленых листьев. Поднявшийся ветер развеял соленый запах бриза, вновь наполняя воздух привычными ароматами леса. Морская госпожа, повелительница Рек и Озер – так звали ее люди. Владычицей вод именовали ее мы, эльфы. Солониэль стояла на глади озера, охваченная сияющей аурой. Не мог я отвести взгляд, восхищенный ее красотой, неоднократно воспетой в балладах. Но лицо богини было бесстрастно. Лишь в синих и холодных, как глубины океана, глазах плескалось негодование. Вскинула она свою точеную руку, и ледяной бриз бросил мне в лицо соленые брызги. Не желала прекрасная Солониэль, чтобы я и впредь пел для ее супруга. Велела она мне покинуть это место и не приходить сюда боле. Я ушел, скрепя сердце, не понимая, чем навлек на себя гнев богини. Неужто мои песни Галлеану были тому виной? С сего дня я больше не мог найти того озера и ив, растущих вокруг, даже когда искал специально. Сокрыла его от меня прекрасная Солониэль. Перед моими глазами - безжизненные земли Алкмаара. Ее новая вотчина. Такая же мертвая и безобразная, полная отчаяния и скорби, как она сама. Канула в небытие ее красота, когда она пыталась спасти своего супруга. Не было больше прекрасной Солониэль - дарительницы Жизни, стала она нечестивой Мортис, несущей Смерть всему живому. Много прошло лет, прежде чем она выследила меня, зная, что скорбь по Галлеану переполняет мое сердце. Хитростью обманула, ложью заставила поверить в свои слова. И я поверил, не зная, какой ценой обойдется моим сородичам воскрешение нашего любимого бога. Я покинул дом и присягнул ей в верности, она забрала мою душу и наделила своей силой и властью повелевать мертвыми. Заразила своим безумием. Ее плач по утрате отзывается во мне яростью, и я готов выполнить любую ее волю. Мои помыслы пока еще не полностью принадлежат ей, но противиться воле богини Смерти нет сил. Прушин-тень, глашатай Мортис, шепчет ее волю, и я ощущаю присутствие богини за своим плечом. Она хочет, чтобы мы взяли эльфийские земли на западе, ибо деяние это на шаг приблизит ее к исполнению заветной цели. «Ты же хочешь снова петь для него?» - слышу я ее голос, шепотом тысяч змей расползающийся в моей голове. Безумие заслоняет мой взор, картинки-листья из прошлого становятся все бледнее и бледнее, пока не исчезают вовсе. «Да, моя госпожа…»