***
Микки не поднимает этот вопрос, но как только Йен уходит на работу, начинает тщательную проверку квартиры. Все его барахло на месте, но он замечает другие вещи, те, которые не принадлежат ему. Носки Йена на полу, любимые хлопья Йена — отвратительно полезные, — в кухонном шкафу позади его хлопьев и мало того, открытка от Липа в гостиной: «Привет из Торонто, братишка, где погода холодная, а чики горячие, и они на самом деле будущие инженеры». Это хуйня какая-то, вот что это такое. Микки не помнит, чтобы они договаривались о том, что Йен может разбрасывать свои манатки по всей квартире. В принципе, это не важно, это не напрягает Микки, на самом деле, ему это, можно сказать, нравится. Тем не менее… Он думает, что вроде как должен был быть поставлен в известность до того, как это начало происходить. Он возвращается в ванну и проверяет шкафчик. Наряду с детским аспирином, пластырями, присыпкой и дезодорантом Микки, там еще и дезодорант Йена. Но никаких признаков таблеток Йена. Значит, их Йен хранит в своей квартире. Микки не понимает, что чувствует — облегчение или разочарование. Он решает остановиться на здоровой смеси того и другого и идет на кухню, чтобы смешать свои неполезные хлопья с хлопьями Йена.***
В этот же вечер Йен встречает Микки у магазина, когда тот заканчивает работу. — Эй, — говорит удивленный Микки: он думал, что Йен взял вечернюю смену в баре, и не ждал его раньше, чем через пару часов. А он тут, стоит, прислонившись к стене, набирает смс, но сразу поднимает голову, услышав голос Микки. — Эй, — повторяет Мэлли, вызывая улыбку у Йена. Он засовывает телефон в карман, наклоняется, чтобы поцеловать сначала Микки, а потом чмокает в макушку Мэлли. — Захотелось пожрать дерьмовой магазинной еды? — говорит Микки, несмотря на то, что прекрасно знает, зачем Йен здесь. — Я должен предупредить тебя: последний парень, который ел пончик из этой дыры, сдох в страшных муках. Йен даже не удостаивает его ответом, просто пристраивается рядом, и они идут домой вместе. По пути в квартиру Микки они болтают. Конечно, их разговор быстро превращается в спор. Йен считает, что они должны взять китайской еды на ужин, а Микки, блядь, уже тошнит от нее, потому что это ближайший к ним ресторанчик и они всегда заказывают еду в нем, но и пиццу Микки тоже не хочет. — Хватит быть таким чертовски трудным, — жалуется Йен. — Я не чертовски трудный, я просто думаю, что в мире существует больше чем два вида пищи, которая вполне съедобна, мудила. Мэлли издает два громких вопля, которые можно расценить и как протест, и как согласие, и вертится в руках Микки, пытаясь схватить Йена. — Начинай накидывать варианты, задница, я весь внимание, — говорит Йен и забирает у него Мэлли. Микки пользуется возможностью одернуть ей курточку, которая собралась где-то в районе груди, вместо того чтобы закрывать все тело. Он делает это вовсе не с целью выиграть время и придумать что-нибудь, чтобы стереть это самодовольное выражение с лица Йена. Если его осенит во время паузы, это просто счастливое совпадение. — Индийская, — отвечает он, пытаясь замаскировать свой триумф якобы раздражением. — Тут недалеко индийский ресторанчик, примерно в четырех кварталах. — Это место — отстой, — парирует Йен, отодвигая Мэлли так, чтобы посмотреть прямо в лицо Микки. — И ты — отстой, а я по-прежнему хочу китайскую еду и вообще не понимаю, какого черта все это терплю. Естественно, он совершенно не сопротивляется, когда Микки обнимает его за талию и прижимает к себе так близко, как это возможно. В итоге они покупают индийскую еду, а Йен так и не перестает громко жаловаться, что не мешает ему объедаться цыпленком тандури и выглядеть при этом абсолютно счастливым.***
На следующей неделе Микки снова заглядывает в шкафчик и видит, что там появились таблетки Йена. Три маленьких оранжевых баночки стоят в ряд на верхней полке. Он читает сложные научные названия, но не понимает их, так что сразу же выкидывает из головы. Кроме этого, этикетка сообщает ему, что они сделаны для Йена Клэйтона Галлагера. На этом изучение заканчивается, потому что Йен входит в ванную, чтобы отлить. Микки хватает дезодорант, за которым он вообще-то полез, и решает не слишком заморачиваться на этот счет. Он хочет, чтобы Йен был с ним. Для него это странно и непривычно — то, что он способен признать это и принять. Иногда он чувствует себя словно в сказке из какой-нибудь чертовой старой книги. Он хочет, чтобы Йен остался с ним так надолго, насколько ему удастся его заполучить. И он знает, что у Йена нет запасных комплектов таблеток, а значит, это подтверждение того, что они оба уже знали — у Йена нет больше причин возвращаться в старую квартиру. И Микки в полном восторге от этого.***
— Йен, что за херня? Ты перепутал все диски! Как, по-твоему, мы сможем найти то, что нам нужно? Ты ненормальный, или у тебя вообще ни капли уважения к существующим правилам?***
— Микки, я клянусь Богом, если ты всерьез думаешь, что сможешь остаться в носках, пока мы будем трахаться, я прям сейчас уебу тебя. Без вариантов, у меня не встанет на кого-то, на ком нет ничего, кроме носков! — Заткнись, а, задница, мне холодно.***
— Если ты действительно хочешь заставить меня смотреть «Звуки музыки» прямо сейчас, Галлагер, я отрежу твой член. — Ебанат, я думал, что это понравится Мэлли. И ты никогда не сможешь отрезать мой чертов член, ты слишком сильно любишь его.***
— Микки, ты что, не умеешь складывать рубашки? У тебя не гардероб, а набитый грязными скомканными тряпками ящик с парой просроченных батончиков на дне!***
— Ты что, действительно будешь играть в «Angry birds», пока я пытаюсь тебе отсосать? Мэлли будет спать только полчаса, время ограничено. Не хочешь как-то показать, что тебе это интересно, или мне пойти куда-нибудь еще? — Эй, я уже играл, когда ты встал на колени передо мной!***
— Мик, твои ноги воняют. — Йен, твое лицо воняет. — О, не знал, что мы вернулись в среднюю школу! Мне начать шутить по поводу твоей матери?***
Микки пьет кофе на кухне у Мэнди, когда слышит плач Мэлли из другой комнаты. Он позволяет себе закрыть на секунду глаза — они сто лет не виделись с Мэнди, и он воспользовался тем, что у Йена двойная смена в баре, чтобы пообщаться с сестрой. Он надеялся, что сможет расслабиться или вроде того, но естественно, Мэлли выбрала именно этот день, чтобы показать все, на что она способна. У нее режутся зубки, так что он понимает, почему она куксится, но все же. Он устал от этого. Он даже ни разу не прилег за последние три ночи, потому что она начинала плакать, как только он пытался положить ее в кроватку. И сейчас даже Мэнди, которую она обожает, не может отвлечь ее. — Папа! — повторяет она снова и снова. Он вздыхает, ставит кружку с кофе на стол и возвращается на диван. Па любимое словечко Мэлли, не имеющее никакого смысла, в последние пару месяцев она использует его, чтобы говорить практически обо всем, несмотря на то, что она потихоньку учится говорить и уже меньше лопочет несуществующие слова. Он видит, что Мэнди пытается понять, чего она хочет — пить, или кусочек яблока, или одну из миллиарда игрушек, — но ее ничего не интересует. — Папа, па па па, папа! Она не перестает плакать до тех пор, пока не замечает Микки. Тогда она быстро подползает к нему и вцепляется ему в ноги, все еще немного хныкая и вытирая нос об его джинсы. Он наклоняется, чтобы взять ее на руки, размышляя, какую хуйню она хочет. — Папа! — повторяет она, абсолютно счастливая, и утыкается лицом Микки в шею. И Микки. Блядь. Тает. — Похоже, она наконец-то поняла, что значит это слово, — говорит Мэнди таким голосом, как будто подразумевает что-то еще, но Микки не тратит ни одной секунды, чтобы понять что. По логике, Мэлли не может знать, что значит папа, и вполне вероятно, что она по-прежнему просто лепечет — но сейчас Микки плевать на логику, он чувствует, что это что-то значит, и это круто. Это — нереально круто, и он не знает, что с этим делать. Все эти месяцы свои хлопоты о Мэлли он называл родительскими, но он никогда не думал о себе, как о родителе. У нее уже есть двое, по его мнению, этого вполне достаточно для кого угодно, даже если они дерьмо и их нет рядом. Но может быть, думает он, пока Мэлли обнимает его, а он зарывается лицом в ее мягкие кудряшки, может быть, пришло время пересмотреть свои взгляды на отцовство. Он вроде как надолго в ее жизни, по крайней мере, он хочет этого, он надеется на это. Он не может себе представить, что Тони, этот кусок дерьма, захочет забрать ее, когда выйдет из тюрьмы, учитывая, что он даже не вспомнил о ней, когда звонил. Что до ее мамаши, Микки немногое известно о ней, хотя за последнее время он кое-что узнал от Светланы, а та — от Игги, который общался с ней больше остальных. Похоже, что она тоже не собирается взять на себя заботу о ребенке. Что автоматически делает Микки единственным островком стабильности в жизни Мэлли. И это значит, что он должен стать для нее примером. Совершенно внезапно весь его мир переворачивается с ног на голову. Он должен стать для нее самым лучшим примером как жить, как любить. Его отношения с Йеном будут в центре ее внимания долгое время, если только Мэнди не изменит своим вкусам и не найдет себе парня, который не будет полным дерьмом. И даже в этом случае он и Йен будут главным примером для Мэлли. У него есть ответственность перед Мэлли, понимает он. И вся его жизнь летит к чертовой матери.