Их шрамы

Девочка едва не падает, спотыкаясь о порог, когда ее вталкивают внутрь камеры. - Руки в дырку и без глупостей, рыжая! Ты знаешь грёбаную процедуру. Девочка подходит к двери, поворачивается спиной и просовывает кисти, прочно стянутые наручниками, в окошко. Несколько секунд, которые коп тратит на то, чтобы распаковать ее, она борется с желанием отбросить его в стену коридора. Будет больно, и девочка знает, насколько, ведь однажды этот самый коп впечатал ее в ту самую стену. С тех пор она запомнила его лучше прочих. Он вводит код, и девочка втаскивает освобожденные руки внутрь камеры, разминая затекшие запястья. Прежде чем уйти, коп смотрит на нее сквозь стену из стеклопластика и довольно скалится. - Теперь тебя точно упекут, сучка. Девочка улыбается, мрачно и мстительно, и, сплюнув в сторону кровь из разбитой губы, нарочито медленно показывает ему средний палец. Она уже третий раз в этом околотке, и третий раз вообще в каком-нибудь околотке – не так уж часто она попадалась полиции, просто в Нью-Йорке до сих пор мало участков со специальными камерами для биотиков. Эту она помнит наизусть. Хотя что тут помнить: унылая серая коробка и стена с дверью, ведущей в коридор, из прозрачного и очень прочного - девочка, конечно же, проверяла - стеклопластика. Здесь тепло и душно, затхлый воздух напоминает школьную раздевалку: вентиляция хоть и работает, но слабовато, и, будь в камере много народу, дышать было бы нечем. Панель на полу исцарапана каблуками ботинок, на левой стене начертан смешной и очень матерный стишок; к ней же приварена жесткая дырявая скамья с отколотым уголком. Единственная новая деталь – парень, что недвижимо сидит на ней, уперевшись локтями в колени и сжав голову руками. Девочка подходит к нему с осторожностью и приваливается к стене напротив, складывая руки на груди. Это не защитная поза – дерзкая. Ее сердце всё еще гулко стучит. - Давно ты здесь? – слова отскакивают от серых панелей, как резиновые мячи. Парень, расцепив ладони, поднимает голову, и, взглянув на него, девочка тут же чувствует успокоение. Она с детства живет на улице и хорошо читает в лицах. - Что? - переспрашивает он. У парня забавный хриплый голос, правильные черты и светлые карие глаза, которые смотрят на нее растерянно и с какой-то затаенной болью. Он несколько раз болезненно морщится, глядя на свет, пока не привыкает. - Просто если ты не собрался блевать и всё такое, то я бы тоже посидела. Она кивает на скамью: парень устроился на ней ровно посередине, и присоседиться что справа, что слева было бы тесновато, хоть девочка и худа. - А. Извини. Он подвигается в сторону, и она садится рядом, чувствуя, как сильно устали ноги и ноют ушибы. - У меня есть немного панацелина, если хочешь, - предлагает девочка. - Козёл плохо меня обыскал. - Зачем? – не понимает парень. Она пожимает плечами. - Затем, что ты выглядишь так, как будто по тебе каток проехал. Он опускает голову и опирается предплечьями на бедра, уставившись в одну точку на исцарапанном полу. - Я это заслужил. - А, - девочка кивает. Значит, муки совести. - И что же ты сделал? - в ее голосе нет ни сарказма, ни любопытства. Парень с ненавистью смотрит на свою руку, вокруг которой начинают медленно развеваться синие всполохи. - Потерял контроль. - Убил кого-то? - спокойно спрашивает девочка. Парень едва заметно вздрагивает, его лицо передергивает – сама мысль об этом внушает ему то ли испуг, то ли отвращение. Он смотрит на девочку, широко распахнув глаза. - Что ты, боже, нет. Биотическая дымка, окутывающая его ладонь, изчезает. Парень некоторое время молчит, и девочка терпеливо ждет, пока желание рассказать само не возьмет его за горло. Она знает, что те, кто хочет жалости, найдут себе другого исповедника. Но парень не ищет ни жалости, ни порицания - просто хочет быть услышанным, а на это она сгодится. - Один муд… придурок приставал к девушке в ночном клубе. Я просто попросил его отвалить, но ведь ничего никогда не бывает просто, да? – он мрачно усмехается себе под нос. Девочка понимающе кивает. - И тебе пришлось разукрасить ему рожу. - На это я и рассчитывал. Думал, поставим друг другу пару фонарей, и на этом дело и закончится. Но он подозвал двух своих дружков, и тут я… перестарался. Разозлился, черт возьми. Я ведь даже не собирался ей пользоваться, - парень снова начинает светиться синим, и девочка замечает, как напрягаются его мышцы, прежде чем сияние гаснет. - А в следующую секунду у него уже открытый перелом, сотрясение и еще какое-то дерьмо. - Черт возьми. У тебя что, имплант фонит? - У меня L2. Девочка поджимает губы. Так вот почему он сдавливает голову руками и так часто и сильно моргает. И вот почему у него плохо с контролем. Она снимает ботинок, достает из-под стельки помятую упаковку панацелина и уверенно сует парню в руку. - Съешь. Тебе полегчает. Ты не хотел, чтобы так вышло – прекрати себя наказывать. Она произносит это так, что ей почему-то хочется верить, и парень, в нерешительности покрутив в руках лекарство, надрывает пакет и забрасывает в себя половину безвкусного содержимого. - Спасибо. Девочка кивает. Надевая ботинок, она замечает на нем пятна крови и морщится, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. - А ты? За что ты здесь? Она не успевает ответить. - Застрелила своего подельника при попытке кражи со взломом. Повезло тебе с соседкой, да? – доносится голос охранника из окошка, и вслед за этими словами на пол камеры поочередно падают две бутылки воды и сухпайки. – Ничего, пацан, не переживай, скоро мать заберет тебя отсюда. А пока приятного, блин, аппетита. Он смеется, и отзвук его смеха, обрубленный закрывшимся окном, заполняет тесную камеру. Девочка сжимает губы и с ненавистью смотрит вслед тени, ускользающей по коридорной стене. Обернувшись к парню, она наблюдает за сомнениями, ясно читающимися в его лице. - Сержант… сказал правду? Ты действительно всё это сделала? – говорит он отрывисто. У девочки прямой, тяжелый, но спокойный и честный взгляд, ее зеленые глаза, слишком, наверное, взрослые для ее лет, не похожи на глаза убийцы и воровки. Сколько ей, пятнадцать? Шестнадцать? Фигура не выдает в ней нескладного подростка – она хоть еще не совсем, но уже почти женская. Спутанные рыжие волосы, стянутые на макушке грязной резинкой, светлые, едва заметные веснушки. На правой брови парень замечает сильную ссадину, не кровоточащую, но совсем свежую. А еще он видел пятна крови на ее ботинке и то, с каким отвращением она смотрела на них. Чужой крови – на свою так не смотрят. Девочка выдерживает его взгляд, не отворачиваясь. - Да, - не юля, отвечает она. – Сделала. - Почему? - Он предал меня… нас, всю нашу группу. Другие ребята: Джон, Вужоу, Кёртис… все мертвы, - ее голос дрожит от гнева и грусти, когда она называет имена. - Их он проверил, прежде чем уйти, а меня – нет. Я ломаю коды, у меня даже оружия никогда не было, он, наверное, и подумать не мог, что я осмелюсь… - она все же опускает веки, и парню кажется, что девочка заплачет, но слезы так и не стекают по ее щекам. – Я взяла пистолет из руки Кёртиса. Я догнала его и заставила повернуться. И выстрелила, - медленно выдохнув, девочка открывает глаза. Они сухие и остекленевшие. Парень долго молчит, глядя в ее лицо, будто в зеркало. Девочка смотрит на него в ответ, с вызовом, и ждет. Парень встает со своего места и подходит к двери, поднимая с пола пайки. Девочка следит, как он возвращается обратно и кладет всё это на скамью между ними, как открывает бутылку с водой, мочит указательный палец, высыпает на него оставшийся в упаковке панацелин и осторожно, даже ласково прислоняет его к ее брови. От неожиданности девочка вздрагивает. Он подвигается так близко, что она слышит его дыхание и чувствует запах – что-то приятное, мужское, едва заметное. Может, гель для бритья? - Со временем… станет легче, - говорит парень, закручивая крышку на бутылке. Девочка мрачно усмехается. - Ты не понял. Я не жалею. Ей кажется, что она говорит искренне - ведь если бы ей пришлось пройти через это снова, она поступила бы так же - но почему-то собственные слова отзываются тяжестью в груди. - Я знаю, - отвечает парень. – И как раз от этого легче не становится. И тут девочка вдруг осознает. - Так ты... Кто это был? – спрашивает она, хмуря брови. Парень качает головой. Он хочет сказать что-то, но не успевает: раздается свист открывающегося окошка и голос охранника: - Аленко, пакуй чемоданы. Мамочка, папочка, адвокат, твой вечерний йогурт – вся семья в сборе. Парень поднимается со скамьи. Стоя спиной к окошку, он высовывает в него руки, чувствуя, как на запястьях смыкаются наручники, и смотрит на девочку, а она – на него, обернувшись через плечо. Они ничего не говорят и не улыбаются друг другу на прощание, и только выйдя за пределы участка, в загазованный воздух буйных нью-йоркских улиц, парень вспоминает, что так и не узнал ее имя.

***

В военных доках Ванкувера всегда шумно, но люди здесь движутся четко и быстро, без суеты, и мужчине, направляющемуся к своему кораблю, это нравится. Он любит своеобразный запах нулевого элемента и гул улетающих кораблей, такой громкий и могучий, что к нему нельзя до конца привыкнуть. Мужчина служит во флоте уже четырнадцать лет, но сердце каждый раз проваливается от этого гула, замирая комком где-то в районе желудка. Он поворачивает за угол и наконец видит свой новый фрегат. У его шлюза стоят капитан Андерсон и женщина в военной форме – они о чем-то сосредоточенно разговаривают, и мужчина машинально замедляет шаг, чтобы не перебивать их раньше времени, но поздно: капитан замечает его и приветливо кивает. Мужчина салютует и подходит ближе, чтобы пожать Андерсону руку. - А, лейтенант. Рад вас видеть. Познакомьтесь, это мой старпом, коммандер Джейн Шепард. Шепард, это лейтенант Кайден Аленко. Они тоже жмут друг другу руки, и его взгляд задерживается на ней, пожалуй, чуть дольше, чем положено. - Рад познакомиться, мэм. - Взаимно, лейтенант. Что-то в этой женщине кажется смутно знакомым. Может, ее зеленые глаза, смотрящие цепко, спокойно и прямо, может, россыпь светлых, едва заметных веснушек на носу и щеках. У нее по-армейски коротко, почти что налысо остриженные рыжие волосы – странно, но ей это даже идёт. Не делает ее грубой. - Мэм? Мы с вами не встречались раньше? Шепард качает головой. - Вряд ли. Он и так помешал их с капитаном разговору - задерживаться у шлюза было бы бестактно, и Кайден, поудобнее перехватив ручки тяжелой дорожной сумки, заходит на борт. Шлюз со свистом смыкается за его спиной, ВИ оглашает начало процедуры дезинфекции. - Аленко? – переспрашивает у Андерсона коммандер, глядя на закрывшиеся двери. - Биотик и отличный технический специалист. Вы сработаетесь, Шепард. Она не отвечает и, поворачиваясь, задумчиво проводит рукой по шраму, рассекающему правую бровь.