Лорд Птица.

Артур не похож на Глена совершенно. Ни чертами лица, ни манерами, ни характерными особенностями. Полная противоположность, уступает в этом только Джеку, ведь, в отличии от Безариуса, Барма и Баскервилль — оба черные фигуры на шахматной доске. Насмешливый взгляд узких и пронзительных глаз, иноземные черты, экстравагантные, не сказать, чтобы некрасивые, а на лбу — неизменные огненно-алые пряди. Все самое вульгарное и ядовитое в этом человеке в виде шелковых, но бездумно ярких волос, бережно подхвачено атласной лентой и спрятано за покатыми плечами. Артур — сам хозяин себе, своим эмоциям и действиям, своим тяжелым фолиантам, скрепленным кожаным ремешком. Глен — птица, старая и потрепанная, как чей-нибудь фамильный цилиндр, с вечно гордо вздернутым клювом, снаружи обагренным благородным красным. Глен усталая, одинокая птица с пепельными перьями и горящими глазами. Артур знает, что таких рисуют в иллюстрациях с помощью длинных перьев и чернил, вырисовывая чудесатые завитушки на крыльях, а хвост распуская, как ненужный шарф. Глен — весь такой накрахмаленный и по-герцогски важный, Глен с длинным носом и строго поджатыми губами, Глен без времени на других людей, со скорбью и личными мыслями на лице. Он так любит свой этот образ, когда на самом деле быть мудрой и безликой птицей куда полезнее. Над таким Гленом Артур любит, чертовски обожает смеяться. Куда там Джеку — этому блестящему, излишнему и ребячьему Джеку, любые поступки и решения которого эфемерны, болезненны, быстры и вызывают у Артура неизменную головную боль и усталость. Мельтешит и до последнего строит из себя наивного дурака, в итоге — не успевает ничего — ничего! — остается в рядах идиотов. Глен расточительно жертвует своим временем, отдавая его шумному Безариусу. Важная птица замирает на дороге, ожидая, пока синичка начирикается вволю. Артур ненавидит Глена вовсе не так, как это делает Миранда. Забродившая вишня, нетерпеливый яд и судорожная ненависть — маловато в этой женщине терпения для того, чтобы никто не смог изобличить ее горячее, только снятое с огня коварство, кипящее вместе с охотничьим азартом. С холодной расчетливостью в образе, как у элитной проститутки, с опасной яростью, как у хорошо снабженной ведьмы. Артур давал своей сестре забегать вперед, не обещая ей прикрывать спину. Презрение это ведь тоже взаимоотношение и даже оно их объединяет, против Глена ли, против друг друга. — Лорд Глен, — сухое шуршание газеты, небрежно-нетерпеливый взгляд, скрежет зубов и очень быстро сочащийся песок гленового терпения. Словно бы говорит вслух, своим размеренно-строгим и напыщенным голосом — "У тебя половина секунды, Артур, прежде чем ты снова станешь ничтожнее газеты". Барма щурится. На слоновой кости лица Баскервилля залегают отчетливые сизые тени, некрасиво впадают щеки, тускло смотрят глаза. Теряет, теряет свое изящество и свободу. Трясется над Джеком, не замечая, что сзади кто-то уже наступил ногой на его собственный плащ. Артур не сделает этого сам, но он с небывалым удовольствием и разочарованием одновременно будет следить, как Глен проиграет. Глен, с которым они так не похожи. Фиолетовые глаза бывают разве что у демонов, но Глен потерял право и на такую специфику. Тусклый, усталый человек, который негласно объявлен разбитым в пух и прах. — Лорд Глен, мне вас так жаль, — Артур хочет еще немножечко отчаянного в своей глупости торжества, с которым непременно заговорит не желающий плавить в печи свою оловянную маску Баскервилль. Он хочет попробовать на зуб еще немного фальши, что у Глена выходит особенно сладкой. — Жалейте лучше себя. Артур таится за креслом вытянутой тенью, алые пряди на плечах играют рыжим в отблесках свечей, приподнятые уголки губ кривятся в таком любимом и искреннем подобии улыбки. Артур кичится своими возможностями на обыкновенном человеческом уровне, Глен давится собой. Библиотечный червь сохранил в себе больше, чем облезлая птица. — Вы, Глен, печалитесь о том, что не как мы, правда? — улыбается Артур. — Нет. Как же. Образы, оставленные в голове Бармы материалом для заметок и лишь крошечным — таким, каким и нужно — представлением, наверняка, неотрывно преследуют Глена в такие тяжелые деньки. Артур помнит кое-что, позволяющее представить слабости Баскервилля в неточных, но деталях. Бабочка в чьих-то сахарно-розовых волосах, юбка на кринолине. Милая порывистость и покорность вспыльчивой девушки. Какие-то малыши, наверняка братья-слуги, их сплетенные между собой пальчики и аккуратно срезанные розы. Помнится — контрастные, слишком крепко любящие друг друга и, одновременно, чуждые дети. Пепельные волосы, легкое платье, девичий смех и беззаботно напетая сладкая мелодия — та, которая вечный печальный след и тень на лице птицы, та, о которой Артур знает презрительно мало. И, разумеется, шелковая золотая коса, послушно вьющаяся за сосредоточием солнечного света и единственной гленовой надежды. Глен так трогательно не хочет их пережить, всех, окромя той, что уже отдал на растерзание Бездне. — Право, лжете. Я и не думал, что вы такой зависимый человек. Фраза — сущий яд, а в голосе — ни капли презрения. Глена коробит, пусть и где-то глубоко внутри, но болезненно и решительно неприятно. Он смешон, когда так упорно пытается скрыться. — Человек, лорд Глен, — зачем-то повторяет Артур. Нет. Сочувствие к такому, как Баскервилль — это глупо, сочувствие — это непостижимо. И Барма, и Глен отлично понимают, что такого между ними не было и не будет. Артуру хочется чувствовать к Глену что-нибудь изощреннее ненависти, не для того, чтобы переплюнуть выше головы своей сестры, не для того, чтобы насыпать соли на раны Джека. Артуру хочется быть свидетелем, ведь для того он вырабатывал свой идеальный почерк, ведь для того в шелковой сумке тяжелая стопка пергамента. Ведь для того он рожден, оставить следы за нарочито бесшумной походкой гордой птицы-Глена. — Я не знаю, у кого впредь буду спрашивать подробности. Я не знаю, у кого будет достоверная информация, а у кого — ложь, — Барма садится на подлокотник, кладет на колени пергамент и ставит пузырек с чернилами в миллиметре от пальцев Баскервилля. Неприхотливый книжный червь, которому все равно, как и при каких условиях подпитываться любимой пищей-информацией. — Лорд Глен, сейчас здесь только вы, а потому именно вы и расскажите мне. Все. Блики от свечей пляшут на алых волосах. Мягко скрипит перо. Артур разочаровывается с каждой минутой все больше. Руфус прочтет слова, принадлежащие Джеку. И разочаруется тоже.