Умалишенные

не бечено. курсивом - флэшбек Меня зовут Ким Чонун. Я работаю психиатром в городской психбольнице, и знакомые часто говорят, что эта профессия мне очень подходит. Я, бывает, выпадаю из реальности, копаясь в недрах собственного подсознания, думаю обо всём и ни о чём сразу. Иногда в голову приходят такие разные мысли, что «залипаешь» не хуже младенца, завидевшего новый «неопознанный» предмет. Я люблю свою работу. Иногда забавно наблюдать, как кто-нибудь из больных тащит на поводке зубную щетку, обещая наказать ее за то, что нагадила в углу. Конечно, над чужим горем смеяться нельзя. Но кто же смеется? А сочувствие? Увы, если бы их можно было вылечить одним только сочувствием… оно не поможет, как бы этого ни хотелось. За долгие годы своей работы я уже привык смотреть на вещи трезвым взглядом и не тешить себя иллюзиями, что все будет хорошо. Чаще всего случаи безнадежны, и тут только чудо поможет полностью вылечить. Вот только чуда не случается. Ни-ког-да. Больница у нас довольно большая, многоэтажная, с небольшим парком вокруг здания. Учитывая то, что она одна из лучших в стране, здесь много пациентов с самых разных кусочков нашего небольшого государства. Но это не совсем удобно. Слишком сложно добираться, чтобы только одним глазом увидеть своего мужа, брата или дочь. У нас строгие порядки, поэтому от диагноза пациента зависит, смогут ли его навещать родные, или он навсегда заперт от посторонних глаз. Один. В четырех стенах, где совершенно пусто, где кажется, что ты всего лишь маленькая мушка в этом огромном жестоком мире. У меня много пациентов и за всю практику излечить удалось лишь немногих. Но и за это я благодарен Богу, потому что я сделал кого-то счастливее и практически спас его, чем могу гордиться всю оставшуюся жизнь. - Это чувство… когда горячее дыхание обжигает кожу, когда язык оставляет еле заметную дорожку вниз по животу, спускаясь к паху и бедрам. Когда чужие руки обхватывают тебя за талию, до боли искусывая и без того сухие губы, - он воодушевленно рассказывал, восхищенно пялясь куда-то в пустоту, словно на стене вырисовывался образ, с которого парень и «срисовывал», рассказывая все-все. - Хичоль, а что еще? - Когда ты наслаждаешься одним лишь прикосновением к чужому телу. Губами, языком, кончиками пальцев или случайно задеваешь ресницами его плечо… Я готов всю ночь напролет доставлять ему удовольствие, не прося ничего взамен. Даже если он сам ко мне ни разу не прикоснется, даже если рот будет болеть, один только его стон, как панацея от всех болезней, мне больше ничего и не нужно. Я хочу чувствовать его, понимаете? – переводит теперь уже отчаянный взгляд на Ынхека, - Это все, в чем я нуждаюсь. Чувствовать его! Разве я многого прошу? Пусть он использует меня, жестоко обращается, таская за волосы и больно заламывая руки за спину. Пусть он ни разу не возьмет меня, а заставит всю ночь стоять на коленях, делая ему минет. Да пусть даже так! Но это не так больно, как осознание того, что тебя выбросили… в чем смысл дальнейшего существования? - Думаешь, лучше, когда человек тебя попросту использует? Это как-то унизительно, не находишь? – оторвавшись от блокнота, куда записывал рассказ своего пациента, Ынхек мило улыбнулся, заглядывая в глаза своему собеседнику. Глаза – зеркало души. Кому как не психиатру знать это. - Не лучше, когда тебя выбрасывают. Как мусор. И именно тот человек, который был как воздух. Вроде и не особо важен, но без него никак. - А что на счет самого Ханкена? - Не любил он меня, никогда. Думаете, я не знал об этом? – все так же мягко улыбаясь, не скрывая боли в глазах, продолжал Хичоль. Почему-то он еще с самого начала почувствовал, что этот врач из тех, кому можно доверять. Зачем скрывать? Именно для этого он и здесь. Чтобы избавиться от противного комка внутри и излечиться от этой болезни под названием «одержимость», которая несколько лет не давала ему жить спокойно, привязав к одному человеку, для которого Хичоль был только способом удовлетворить свои потребности. Даже понимая это, Хи шел по первому же зову, наплевав на замечания друзей и семьи. В итоге ни родных, ни того, ради кого парень бы не раздумывая, прыгнул в пропасть. - Ты уже два месяца здесь. Неужели домой не хочешь? - А зачем? В пустые стены, где тебя никто не ждет, где все пропахло ИМ? - Расскажи мне еще. - Хм? – не понимая, о чем его просят, удивился Хичоль. - Ты не все рассказал. Я уже два месяца слышу практически одно и то же, но до главного ты так и не дошел, разве не так? - Я… - Хичоль! Если ты не отпустишь, не станешь свободным, понимаешь? Тут никакая терапия не поможет. Ты прекрасно это понимаешь, - складывая руки на груди, Ынхек выжидающе смотрел на Хичоля, практически взглядом вытягивая ответ. Уже 8 недель так. Безрезультатно. - Ааа… он избивал меня… - Не новость, дальше… - резко отвечая, Хекдже старался направить своего пациента в правильное русло, чтобы помочь ему сделать то, что так долго не получалось. - Больно избивал, до хруста костей… но ведь не сломал ни разу? - Дальше. - Он унижал меня словами… - Он не только словами это делал. Дальше! – это прозвучало настолько резко, что кулаки Хичоля начали непроизвольно сжиматься, выдавая его раздражительность, - Он ведь не просто тебе сказал: «иди, ты больше не нужен». ЧТО там было?! Скажи! – практически заставляя зарыдать своего пациента, Хекдже мысленно давал себе пощечины за такое поведение. Но что поделать, если так надо? Иначе Хичоль никогда не сможет избавиться от болезни. - Он изменил мне! На моих глазах… Ханкен… - прерывисто дыша, Хи запустил руку в волосы, крепко сжимая их, словно пытался вырвать с корнем. - Как? И с кем… - На моих глазах! Он заставил меня смотреть на то, как он имеет ее! Как она улыбается, извиваясь под ним! И как он говорил ей о том, насколько она хороша и как прекрасно выглядит! А я только сидел и смотрел, не в силах даже глаза закрыть! Да и если бы закрыл, не услышал бы, а?! – срываясь на истерику, проорал Хичоль, вцепляясь в волосы уже обеими руками. - Почему ты не ушел? – еще чуть-чуть… - Он не позволил… - хрипло произнес, сползая на пол с кушетки. - Неужели ты настолько слабохарактерный? – совсем немного… - Я не могу его ослушаться! Он… он… зачем это произошло?! Чего такого я сделал, что меня так наказали, привязывая к такому к… - голос срывается, словно не позволяя сказать Хичолю это слово, не давая оскорбить того, ради кого хотелось жить всего 2 месяца назад. - Скажи это! Скажи кто он, Хичоль! Не сдерживай себя! Дай волю словам, скажи! Ты ему не нужен! Понимаешь?! Он сейчас наверняка спит с какой-нибудь фигуристой девушкой, которая всю ночь извивалась под ним, вызывая улыбку на его лице, - практически в конце тон сменяется на насмешливый, чтобы в полной мере ударить по самому больному, тем самым полностью разрушить барьер, высвободить это все из истощенной души. - С… с… св… - всхлипывая, пытался произнести Хи, - сво… сволочь… - совсем тихо. - ГРОМЧЕ! - Сволочь, - еще тише, словно опасаясь, что кто-то услышит. - Хичоль! Скажи это громче! ОН использовал тебя! Заставил смотреть на то, как он имеет очередную шлюху, а ты даже обозвать его не можешь? Соберись, тряпка! Ты ведь даже заплакать не можешь! Не держи ничего в себе! Дай волю эмоциям! Скажи, какая он дрянь! Как он избивал тебя, грозясь, что если расскажешь, будет еще хуже! Скажи это! - СВОЛОЧЬ! – больно впиваясь ногтями в кожу на голове, вскрикнул Хичоль, падая на пол, - КОЗЕЛ! СВОЛОЧЬ! ДРЯНЬ! НЕН… - снова барьер. Хи пытается разбить его, укусив свою руку, чтобы аж до крови. Но так нельзя, поэтому Ынхек старается не дать ему сделать этого, из-за чего вместо своей руки Хи кусает чужую, больно впиваясь зубами в тонкое запястье. - НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! НЕНАВИЖУ! – как заведенный, кричит Хи, крепко сжимая руку врача. Наконец-то, первые слезы тонкими струйками стекают по его щекам, беспощадно намачивая ткань больничной пижамы. Ынхек помогает пациенту приподняться, крепко сжимая его в объятиях, чтобы не дать причинить себе самому вред. Хичоль вырывается, потому что хочет заглушить внутреннюю боль еще одним укусом, но безрезультатно. Хекдже держит слишком крепко. Наконец, в кабинет врача вбегают санитар и медсестра, которая быстро что-то вкалывает пациенту и тот отключается, безвольно обмякая в руках психиатра. После этого случая Ынхек по-настоящему влюбился в свою работу. Он с удовольствием приезжал как можно раньше, чтобы совершить обход своих пациентов, расспросить об их состоянии и вновь провести один из сотни сеансов психотерапии и психоанализа, делая все возможное, для спасения нуждающихся в этом людей. У него есть замечательный друг – Донхэ. Вместе, они словно близнецы, пусть и не братья вовсе. Лишь однофамильцы. Абсолютно разные, но так дополняют друг друга, что, порой, до чтения мыслей доходит. Они всегда вместе копаются в историях болезней, выискивая в человеческом подсознании лазейки и изобретая новые приемы для психотерапии. Именно Донхэ тогда посоветовал Ынхеку именно таким образом добиться у Хичоля правды. Жестоко, зато продуктивно. Их иногда называют парочкой, хотя это не так, на самом деле. Просто они настолько хорошие друзья, что вряд ли где встретишь подобное. Когда даже кресло одно на двоих, обед, чашка кофе, а все равно все сыты, довольны, всем удобно и никто не ругается. Гармония. Ну и взаимовыручка. Когда умер отец Донхэ, Ынхек не отходил от него не на шаг и даже бегал выпрашивать для них обоих отпуск у начальства, чтобы помочь другу справиться с этим, не позволяя себе оставить его одного в такой момент. Я хорошо помню одного своего пациента. Кюхена. У парня было все: любящая мать и замечательный друг Шивон. Они были словно братья, не разлей вода, пусть и познакомились, когда Кю был в средней школе. Даже если он и был значительно младше Шивона, тот в свою очередь, на правах любимого хёна, всегда заботился о донсене, подставляя свое мужественное плечо под хрупкого любителя видеоигр. Но из-за смерти матери, что и послужило причиной сильного психического расстройства, Кю попал к нам, что стало еще большим ударом для Чхве. Он долго умолял меня пустить его в палату донсена, но правила не позволяли этого делать. В итоге, сначала Шивон тайком пробирался к Кю, старательно маскируясь под кроватью, если вдруг решил нагрянуть кто-то из медперсонала. Ночью парень не покидал своего друга и практически до самого рассвета старался не смокнуть глаз, чтобы защитить Кюхена, пока тот спит. В итоге, за две недели таких вот уговоров, когда Чхве чуть ли на коленях ползал за мной, умоляя ему позволить быть рядом с донсеном, и когда я все-таки спалил его ночью в палате, я разрешил ему ухаживать за Кю, но с условием, что всего на пару часов и не напрягая парня, чтобы его состояние не ухудшилось. Со временем, и не без помощи Шивона, Кю начал идти на поправку, с каждым днем все больше и больше улыбаясь, хотя до этого он даже не разговаривал и вообще отказывался что-либо делать. Он радовался, когда к нему заходил Чхве и вешался на шею, когда тому приходилось уходить. Было забавно наблюдать за тем, как парень старался развлечь маннэ хоть чем-нибудь, вплоть до веселых рожиц, с которых Кю чаще всего и смеялся, потому что мимика у его друга была неописуема! Уже практически после полного выздоровления, когда Кю пришлось недельку полежать в отделение на первом этаже, чтобы окончательно пройти обследование, закончить нужные процедуры, а так же сеансы психотерапии, Кюхен лучезарно улыбался, светясь от счастья, когда снова видел своего друга. И какого же было мое удивление, когда дежуря ночью, я прогуливался вдоль коридора, и зайдя в туалет, случайно застал интересную сцену, которая еще надолго останется в моей памяти. Шивон прижимал Кю к стене, медленно, я бы даже сказал, лениво двигаясь внутри него и вылизывая шею, вызывая тихие стоны у младшего. Одна нога Кю была на талии хёна, а руки крепко сжимали черные волосы, как можно ближе притягивая тело к себе. Шивон сжимал его ягодицы, поглаживая по внешней стороне бедра и коротко, делая небольшие перерывы, целовал маннэ, наслаждаясь такой приятной и долгожданной(???) близостью. Мне и пары секунд хватило, чтобы эта картина навсегда отпечаталась у меня в мозгах. Наверное, так не правильно, да? Но тем не менее, я счастлив за них обоих. И не только как человек, излечивший своего пациента от недуга, а еще как тот, который, возможно, дал толчок к развитию таких вот непростых на первый взгляд, и таких крепких на второй, отношений. И есть еще один. Ему всего 18, но мне до сих пор больно смотреть на этого паренька, хотя я навсегда давал себе обещание, что никогда не буду сочувствовать и жалеть кого-то. Его зовут Ким Реук. Он был жизнерадостным пареньком, который, к тому же, был влюблен. Он несколько лет встречался с парнем из своей школы и ценил каждую минуту, проведенную вместе. Как бы их не гнобили, чтобы не говорили, не делали, вместе им было все нипочем. Собственно, как любым другим влюбленным. Но знаете, не все обречены на счастье и даже самые красивые сказки когда-то заканчиваются. И, увы, не всегда у этой сказки хороший конец. Реук поступил к нам всего месяц назад с нервным срывом, который позже перерос в серьезное психическое заболевание. Которое, к несчастью, не излечимо. Причиной стала смерть Сонмина. И если в случае с Кю у него был тот, на кого можно было опереться, кто всегда был рядом, то у самого Рё не было никого. Потому что когда узнали, что он гей, все отвернулись от парня, оставляя его на произвол судьбы. Он отказывался есть, отказывался пить. Но самое главное, что у него были галлюцинации. Причем одни и те же. Ему казалось, что его Сонмин рядом. Сидит напротив и улыбается, рассказывая о том, что нового сегодня произошло. Так было каждый день. Виной всему то, что Реук не желал отпускать любимого и готов был глотку перегрызть тому, кто хотел «подойти к Мину», хотя, может, этот кто-то просто хотел сесть на стул, на котором не видел воображаемого парня. Поначалу он плакал, навзрыд, истерически избивая стены и кровать, из-за чего приходилось его привязывать. Затем, Рё стал спокойным, не бушевал, а только мило улыбался в пустоту и разговаривал с «Сонмином». Его не волновало, что он заперт в изоляторе, где лишь одно маленькое окошко под потолком, где нет ничего кроме матраса и давящей на голову пустоты. Потому что он был рядом с Минни, а реальность – плевать на нее. Она слишком жестока для этого малыша. Всего неделю назад галлюцинация исчезла, насовсем. Он больше ни с кем не разговаривал, не улыбался и не пялился в пустоту. А лишь задумчиво рассматривал свои ноги, что-то тихо считая. Долго, словно ждал чего-то. И только потом я понял, чего именно. Я до сих пор вздрагиваю, когда захожу к нему и слышу тихое: - Минни, это ты? А… нет, это всего лишь врач, - а затем шкрябанье и я вижу, как на мягкой стене появляется тонкий, еле заметный рубец, сделанный ногтем. Восьмой…