В шесть утра Гарри Хиггинз, бывший главный оператор архива Военного министерства, а ныне простой смотритель склада, проснулся от невыносимой боли в суставах. Прокряхтев и напрасно проворочавшись в постели несколько минут, он откинул тяжёлое одеяло и встал, пытаясь нашарить тапочки босыми ногами. Когда ему это удалось, Гарри прошлёпал в направлении кухни и, включив свет, провёл дрожащей рукой по заляпанной панели старенькой кофемашины. Агрегат затарахтел и пробурчал что-то явно недоброжелательное, но принялся за дело.
— Бэк, старая ты железяка, а ну выходи! — раздраженно выкрикнул Гарри.
Из недр его холостяцкой берлоги с натужным металлическим лязгом выкатилось нечто, напоминающее игрушечную собаку вроде джек-рассел-терьера. Светодиоды, заменяющие существу глаза, вспыхнули и засияли ровным красноватым светом. Бэк был собран по старому образцу, являясь прототипом всех последующих собак-роботов: у него был водонепроницаемый корпус из лёгкого металла, датчики температуры, расстояния и скорости, сенсорные датчики, расположенные на животе, спине, в области головы и лап, а также способность воспроизводить до двадцати различных звуковых сигналов. Когда-то Бэк помимо своих собачьих функций умел определять температуру окружающей среды, влажность и время, но все эти системы постепенно давали сбой и уже не подлежали ремонту.
Бэк сделал приветственный круг, остановился и гавкнул таким же надтреснутым и скрипучим голосом, как у его старого хозяина.
— А, живой, — усмехнувшись, проворчал Гарри, наливая крепкий кофе без сахара и сливок.
Жена крепко отругала бы его, узнай, что старина Гарри Хиггинз балуется кофе, но её не было на этом свете вот уже пятнадцать с лишним лет.
— Ну-ка, что там за новости?
Услышав вопрос, Бэк после небольшой задержки уселся на задние лапы, внутри него что-то щелкнуло, и из динамика, расположенного глубоко в металлической пасти, донёсся бодрый голос диктора утренних новостей:
— Сегодня у нас в гостях мисс Ребекка Прайс! Её резкое заявление в ток-шоу «Особое мнение» произвело эффект взорвавшейся бомбы, и миллионы собачников и поныне…
— Переключи! — резко воскликнул Гарри, и Бэк послушно замолк, а через пару минут из динамиков полились звуки незатейливый мелодии с музыкального канала. — Теперь нигде от этой политической сучки спасу нет, скоро они станут бросать в окна информационные бомбы, мать их…
Продолжая ругать Ребекку Прайс, правительство и местные СМИ, Гарри Хиггинз трясущейся рукой переставил чашку с кофе на залапанную потрескавшуюся столешницу. С шумом вздохнув, он осторожно опустился на край стула, а затем похлопал ладонью по коленям, подзывая Бэка.
— Набери-ка номер мистера Брукса, да поживее, а не то с этого старого хрыча станется сделать радио-заявление на всю Америку…
Бэк, который после нескольких технических манипуляций стал еще и удобным средством связи, послушно выполнил требуемое, потому что на этот раз из его пасти разнёсся раскатистый голос мистера Брукса:
— Хиггинз, старый чёрт, где тебя носит?! Опять ковыряешься в своей консервной банке? Напрасно, лучше сдай её в металлолом и купи себе таблеток от запора.
— Только шесть утра, дырявая твоя башка, я звоню, чтобы попросить об отгуле! — проворчал Гарри, впрочем, совершенно беззлобно.
Они с Бруксом были старинными приятелями, а, как поговаривал сам Брукс, «тем, кто выглядит так, будто имел возможность критиковать динозавров, не зазорно слегка подстегнуть друг друга». Все эти любезности и сентиментальные беседы двух старпёров не укладывались в их понятия о дружбе.
— Суставы? — сочувственно поинтересовался Брукс. — А ведь мы с Мэри предлагали тебе одно отличное местечко…
— Вот уж спасибо, — усмехнулся уязвленный Гарри, — хочешь упечь меня в дом для престарелых? Не раньше, чем я усыновлю тебя, приятель. Тогда у тебя хотя бы появится веский повод.
Брукс хохотнул, но больше ни слова не сказал о рекомендуемом «местечке».
— К тому же, — зачем-то добавил Гарри, немного подумав, — Бэк отлично справляется с ролью сиделки.
— Бэк? — удивлённо переспросил Брукс по ту сторону и вздохнул. — Да по этой развалине уже давно помойка плачет. Это тебе нужно смотреть за ним в оба глаза, не то из него повыпадают все болты да шестеренки. Если тебе так претит мысль о профессиональном человеческом уходе — а она тебе претит, уж я-то знаю — купил бы себе модель поновее. Ты знаешь, я бы и деньгами подсобил, если…
— Ты на редкость зануден сегодня, у тебя несварение? — проворчал Гарри. — Попроси Мэри класть поменьше бекона в твой завтрак. Так даёшь отгул или нет, Брукс?
— Куда ж я денусь? — Гарри практически видел, как здоровый розовощекий детина Брукс, пыхтя, пожимает могучими плечами. Их разделяла разница почти в двадцать лет, и Брукс прекрасно выглядел несмотря на свой не менее почтенный возраст. — Я бы отправил тебя на пенсию еще лет пятнадцать назад, но ты же упрямый осёл, и всё равно пойдешь на подработку, меня тогда совесть заест… Отдыхай, Хиггинз, я подыщу тебе замену на пару дней.
Гарри уже хотел было попрощаться и прервать связь, как Брукс неожиданно спросил:
— Всё в порядке?
Гарри удивлённо моргнул, таращась в раскрытую пасть послушно ожидающего Бэка, и раздраженно ответил:
— Само собой, что за вопрос? Ты же знаешь, мы нынче летаем на Марс как к себе домой, но лечим суставы грелками и молитвами, притом второе, кажется, действует даже лучше.
— Хорошо, если так, — усмехнулся явно испытавший облегчение Брукс, и добавил не без сарказма: — Вечно костеришь Бэка, кличешь глупой железякой, а сегодня прямо само благодушие!
Хохотнув и не дождавшись ответа, Брукс отсоединился, оставив разозлённого таким заявлением Гарри наедине с Бэком.
— Что бы ты понимал в этом, олух! — буркнул тот в пустоту.
Гарри неожиданно обнаружил, что сильно вспотел, и пот обильно течёт по его дряблой шее и спине, отчего рубашка противно липнет к коже.
«Наверное, чёртов кофе…», — подумал Гарри, накинул на себя тонкую куртку с меховой подкладкой и, подозвав Бэка, направился обратно в спальню. Там, тяжело отдуваясь, Гарри опустился в кресло. Голова казалась ему туго накачанным футбольным мячом, из которого очень медленно выпускают воздух.
— Иди сюда, Бэк.
Пёс послушно забрался на кресло, издав ряд скрежещущих звуков, и устроился у хозяина под боком. Его корпус нагрелся и излучал тепло, которое приятно действовало на суставы. Автоматически поглаживая металлическую бочину, на которой образовалась протёртая вмятина, Гарри погрузился в полудрёму.
На девяносто втором году жизни он забыл многое из того, что принёс конец двадцать первого века, но те времена помнил совершенно отчетливо.
Всё началось с вируса — болячки, принесённой на материк с каких-то далёких тропических островов. Этот вирус убивал исключительно собак и, как выяснилось позднее, по некоторым причинам — определенные породы кошек и птиц. Позже появилось множество версий, главная из которых гласила, что вирус был частью научного эксперимента по разработке бактериологического оружия, тестируемого на собаках, который обернулся полным провалом.
Собаки умирали сотнями, а затем и тысячами. Обезумевшие от горя владельцы цеплялись за любую возможность — увозили животных за границу вопреки предостережениям ветеринаров (это было еще до введения жёстких карантинных мер), тем самым перевозя и вирус, обращались к появляющимся как грибы шарлатанным поликлиникам, покупали сомнительные лекарственные препараты и даже наркотики, выдававшиеся как панацея, но всё было напрасно.
«Собачья смерть» свирепствовала почти два десятилетия. От неё не было лекарства, единственным способом спасти животное было полностью изолировать его от воздействия окружающей среды. На одном из островов в Атлантическом океане был построен научный центр, отобравший для карантина представителей сохранившихся пород собак.
Когда это случилось, Гарри Хиггинзу было двадцать восемь лет, и у него уже были жена, маленький сын и горячо любимый всей семьей пёс Спайк.
Трезво оценив свои шансы, Гарри попытался сохранить собаке жизнь, подписав её на программу научного центра, однако после обследования Спайка с ужасом выслушал вердикт — пёс уже заражен, его не спасти.
Отказавшись от изнурительного лечения, которое могло выкроить для пса разве что пару лишних месяцев, Гарри забрал Спайка домой, чтобы хоть как-то скрасить последние дни его жизни.
Собаки исчезли. И если последующее поколение ждало лишь удивление и непонимание, то те, кто в одночасье потерял своих любимцев, погрузились в настоящее отчаяние.
В психологии даже появился новый термин: «Синдром собачьей тоски». Владельцы собак погружались в глубокую депрессию, связанную с утратой лучшего друга. Общее горе объединило их, но не помогло решить главную проблему — как быть дальше?
Когда ты теряешь свою собаку, теряешь навсегда — вместе с ней уходит часть самого тебя. Чувство вины, сожаление и горечь — вот что испытывал Гарри Хиггинз, наблюдая за тем, как жизнь постепенно покидает Спайка. В последние два дня, когда болезнь наконец сломила его, Гарри поглаживал по курчавой рыжей шерсти не своего пса, а лишь его иссохшее чучело — в первую очередь вирус атаковал мозг, лишая собаку разума, а значит, и малейшего шанса на спасение.
Проблема приобрела угрожающие масштабы. Решение предоставил восток.
Впервые роботизированные собаки пришли из Японии — давным-давно замороженный проект AIBO обрёл новую жизнь и вышел на совершенно иной уровень. Интерактивные псы, одним из которых и являлся Бэк, поначалу хоть и были восприняты с недоверием и даже агрессией, постепенно стали незаменимой частью общества.
Игрушки, призванные снять стресс и отвлечь внимание от тягот действительности, становились всё сложнее и самостоятельней, пока наконец в 2056 году не появились «силпсы» — от сочетания слов «силикон» и «псы». Особый состав на основе силикона идеально имитировал кожный покров собак, что выгодно отличало современных роботов от их механических предшественников. Затем научились повторять шерстяной покров, требующий особой чистки. Любители всего натурального могли даже заказать капсулы, которые вставлялись в пасть робота, и безвредная бесцветная жидкость имитировала слюноотделение собак.
Силпсы больше не пытались отвлечь от потери собак — они становились полноправной заменой.
Они как настоящие!
Как живые…
Эти чудо-псы.
Улыбающиеся люди из рекламных роликов собирались вокруг псов-роботов всей семьей, радовались и приветствовали нового члена семьи, играли с ним, водили на прогулки и выставки, всем своим видом демонстрируя, что это абсолютно нормально.
Чудо-пёс никогда не изгадит ваш ковёр, не изгрызёт обувь и не будет истошно лаять посреди ночи. Еще он непременно бросится на вашего обидчика, будь это грабитель или убийца — правда, если перед этим вы не поскупились на дополнительное программное обеспечение «Защити жизнь». В противном случае ваш пёс будет просто стоять и смотреть, преданно ожидая команды. Говорят, это могут устранить в более поздних версиях, позволяя псу реагировать на действия, которые будут восприняты им как агрессивные.
Когда Спайк умер, Гарри и слышать ничего не хотел о каких-то там роботах. Он кривился и мгновенно переключал рекламу, стоило ему увидеть там «чудо-пса». Не реагировал, если кто-то в разговоре упоминал нового питомца и тем более хвастал им. Гарри не просто был равнодушен, он злился, злился на мир за то, что тот пытался излечить нанесенные ему раны таким противоестественным способом.
Когда сын Гарри — Майкл, которому уже стукнуло двадцать четыре, притащил на день рождения отца тяжелую громадную коробку, тот мигом почуял неладное.
— Послушай, пап, — представительно начал говорить Майкл, — хватит жить прошлым. Ты безнадежно отстал от мира. Сколько можно убиваться по мёртвой собаке? Спайк был хорошим псом, но его уже нет. Мы с Маргарет скоро уедем в путешествие, ты будешь совсем один, это нехорошо. Бэк составит тебе компанию.
— Бэк? — усмехнулся Гарри, глянув исподлобья.
— Бэк UR-1707, если быть точнее, — рассмеялся Майкл. — Но ты можешь назвать его по-другому, если хочешь. Разве он не классный? Это новейшая модель, такой больше ни у кого нет!
Гарри смотрел на механическое нескладное чудовище, которое сидело перед его сыном и послушно запоминало простейшие голосовые команды. На агрегат, напичканный механизмами, датчиками и сенсорами, который они назвали «собакой», назвали другом — запрограммировали им быть! — и всучили за бешеные деньги.
Теперь, конечно, все потешаются над Гарри Хиггинзом и его механическим псом, который скрежещет и тарахтит, как древняя кофемолка на кухне Гарри, да и выглядит примерно также.
Теперь Бэк — всё, что напоминает Гарри Хиггинзу о сыне. О семье.
Каким-то чудовищным образом он пережил их всех — Спайка, Майкла и Маргарет, даже свою горячо любимую Даяну, которая клялась возле алтаря, что скорее Земля сойдет со своей орбиты, чем она оставит Хиггинза одного без присмотра. И вот Земля движется по привычной траектории, а Даяны нет рядом, рядом не осталось никого, кроме Бэка.
Майкл и Маргарет — инженеры, счастливо совмещавшие личную жизнь и работу — сгинули в космической пустоши вместе с провальным проектом освоения Марса. Даяну забрал рак, которому было плевать на столетие прогрессивных достижений.
А он, Гарри Хиггинз, живёт — как свидетель и сторож какой-то немыслимой тайны, связанной со смертью.
Гарри почти уснул, он сидел в кресле и клевал подбородком, изредка пытаясь встряхнуться и вынырнуть из тяжелого сна. Он видел себя молодым, совсем еще сопляком — даже не верилось, что это был один и тот же человек, тот Гарри и нынешний — видел себя идущим рука об руку с Даяной, а вокруг них счастливо крутился Спайк. Это было первое научно-развлекательное мероприятие, которое они посетили вдвоем. Там была «комната покоя», Гарри помнил её как сейчас. Огромное складское помещение, превращенное в подобие оазиса. Из вмонтированных в потолок динамиков лилась успокаивающая музыка, земля была покрыта удивительно естественным и мягким травяным покровом, а вокруг высились деревья, очень редкие породы деревьев, многие из которых были на грани уничтожения.
Для них, выросших в мегаполисе, почти забывших, что Земля — это не только тонны плексигласа, бетона и стекла, даже эта нарочитая и практически пошлая имитация «земного рая» была настоящим чудом. Они бродили по траве босиком вместе со Спайком, чувствуя себя единственными обитателями планеты.
Гарри вздрогнул и проснулся, сонно моргая. Ему стало хуже: голова отяжелела и словно разрывалась изнутри, сердцебиение усилилось, руки дрожали, и он понял, что не в состоянии самостоятельно подняться.
— Бэк… — позвал он слабым голосом и замолк, не зная, что сказать. Наконец он произнёс едва ворочающимся языком: — Включи… радио, малыш… Послушаем, что творится… сегодня… Мне надо послушать…
Всё тот же диктор — а, быть может, уже другой, Гарри не различал их одинаково бодрые уверенные голоса — вещал про то, что даже для Ребекки Прайс, дочери владельца завода по изготовлению силпсов, той самой Ребекки, которая заявила, что мир вовсе не нуждается в «настоящих собаках», и не стоит повторять старых ошибок, для неё нашёлся достойный оппонент. И программу «Возвращение» вновь согласны финансировать, согласны постепенно возвращать псов — настоящих псов из плоти и крови — в нашу жизнь. Может, не сразу, может, лишь спустя несколько десятилетий удастся вернуть утраченное — но удастся, непременно!
Захлебывающиеся радостью голоса слились в один звук, и Гарри, сколько ни старался сконцентрироваться, неизменно терял суть сказанного.
Зато он вспомнил отрывки старой телепередачи, весьма посредственной и глупой, но украшенной появлением уважаемого профессора медицины, который вплотную занялся вопросом «синдрома собачьей тоски» и рассуждал о мнимой и реальной пользе собак-роботов.
***
— Профессор, — вкрадчиво спрашивал ведущий, — вы согласны с тем, что использование собак-роботов приведет к подмене понятий и, со временем — к еще большему стрессу? Когда-то говорили, что единственный способ купить любовь — это потратить деньги на покупку собаки. Можно ли будет сказать аналогичное о роботах?
— Разумеется, нет, — спокойно улыбнулся профессор. — Любовь и преданность собаки — это самое чистое и беззаветное чувство, на которое только способно одно существо по отношению к другому. Покупка же робота… Это как покупка воды или газа — вы лишь оплачиваете ресурс, при помощи которого можете обогреть жилье или приготовить пищу.
— Простите, я не очень вас понимаю… — растерянно произнёс ведущий.
— Я хочу сказать, что дело не в роботах и собаках. Люди так устроены. Если человеку холодно — он тянется к тому, что излучает тепло. Если источника тепла нет, он придумывает, как добыть его. Если нет солнца, он разжигает костер. Если нет собак — мы создадим сосуд, в который вложим всю свою любовь. Разжигая костер, мы вкладываем в это свои усилия, и получаем ответ. Покупая робота, мы делаем то же самое. Если в вас нет любви — робот останется для вас просто грудой металла. Впрочем, зачем вам тогда вообще робот и кто-либо? Потратьте эти деньги на хорошее путешествие или пару обедов в элитном заведении…
Возможно, эти слова глубоко запали в душу Гарри, потому что в тот день он впервые назвал механическую собаку по имени. Из робота она стала Бэком.
***
— У всего есть срок годности, Бэк, — прокряхтел Гарри, пытаясь сесть поудобнее, потому что у него уже затекли ноги и шея. — У вещей и у всякой живой твари, включая человека. Вот ты, какой у тебя срок годности, а, Бэк? Двадцать лет — так было написано в инструкции. Потом — только модернизация или утиль. А сколько тебе лет, Бэк, знаешь? Тридцать? Или, может, сорок? Я уж и сам не помню, старина… Но мы с тобой зажились… Немного задержались…
Ты весел, мой проказник,
Но чуешь верно, брат,
Тебе готовят праздник:
Завтра в третьем часу пополудни
Тебя усыпят.
Гарри вздрогнул, поняв, что ему на ум отчего-то пришли строчки из ненавистного стиха Джона Леннона «Славный пёсик Найджел». Старьё.
— Ты же просто глупая железка, верно?
Бэк ничего не ответил, но повернул голову, реагируя на звуки голоса.
— И если я умру, тебя утилизируют вместе со всяким хламом… Потому что некому тебя передать… Брукс с чистой совестью выкинет тебя на помойку…
— Гав.
— Да, малыш, как хлам… Тебя и меня расфасуют по коробкам и отправят куда поглубже… Мы с тобой оба — старого образца, слишком устарели, понимаешь? Мы с тобой…
Гарри ослабшей рукой принялся шарить по гладкой горячей поверхности спины Бэка. Нащупав пластинку, которая едва заметно выступала над остальной частью, Гарри подцепил её и поднял. Под крышечкой обнаружилась неприметная маленькая кнопка выключения и перезагрузки. Гарри нажал на неё, прикладывая остатки сил.
— Гав.
Круглый тёмно-красный глаз мигнул напоследок и медленно потух.
— Спокойной ночи, Бэк.
Гарри было уютно и хорошо. Он чувствовал тепло медленно остывающего Бэка, который издавал тихие клокочущие звуки прекращающего работу механизма.
Гарри уже не спал, но всё же видел продолжение того, что снилось ему недавно: дивный цветной сон про себя и Даяну, прогулку под редчайшими соснами и Спайка, за которым почему-то бежал смешной механический щенок.
