***
Понятие личной жизни относительно. Ты можешь называть свой режим дня, то, что ты съел на завтрак, твои отношения с отцом, последний полученный минет — своей личной жизнью, и считать себя обладающим правом держать это при себе. Можешь, но кто-то обязательно влезет тебе в душу. Расковыряет пальцами, понюхает, попробует на вкус, обмусолит и оставит обглоданным. Именно поэтому Дерек предпочитает позицию слушателя. В офисе автомобилестроительной компании Крис Арджент сидит в кресле напротив стола Дерека, сцепив пальцы замком, и рассказывает, почему у него паршивые отношения с отцом. Дерек не уловил момент, когда они стали друзьями, совсем упустил тот, когда стали лучшими друзьями, и иногда все это кажется ему гребаной катастрофой. Наверное, Крису давно хотелось высказаться, потому что без всяких духовных домогательств со стороны Хейла он вываливает все дерьмо своей души прямо на этот стол. У Джерарда, отца Криса, небольшая сеть наркоторговли в Калифорнии. Это, может, и не колумбийские подпольные фабрики, перевозящие через границу по триста кило кокаина, но людей Джерард нанял надежных. В его кабинет стучат, только пройдя через десятерых вооруженных громил. Джерард владеет парой ночных клубов, у него есть друзья в городском управлении и пара сослуживцев в ФБР, именно поэтому, объясняет Крис, Джерард может себе позволить и бордель под зданием одного из клубов. Он набрал в свой маленький гарем самых лучших девочек и мальчиков Калифорнии. Однажды две элитные соски стащили из кабинета Джерарда дипломат с выручкой за перевозку центнера героина через канадскую границу. Это почти сотня тысяч. В этот момент истории Крис повторяет: — В коридоре охрана: восемь человек с M4. В кабинете еще двое. Как они умудрились вынести дипломат, у меня в голове не укладывается, — рассказывает Крис. — Естественно, их нашли уже к утру. — С деньгами? — Там немного не доставало. Отец не особенно делился подробностями. Знаю, что этих двоих его люди закопали где-то за городом. В этот момент Дерек думает: хорошо, что здесь стены со звукоизоляцией. Он вскидывает брови. Крис вздыхает, мрачно потирая лоб. — Я бросил семейное дело, когда в нем появились мертвые шлюхи. Крис работает здесь всего год. Дерек не уверен, сколько сейчас стоит диплом экономиста, но в железе Крис разбирается. — Теперь каждый день, как возвращаюсь домой, жду, что меня пристрелят. Постоянное ощущение дула, упирающегося в затылок. И я знаю всех этих ребят в лицо. Поганое чувство. Дерек предпочел бы выпить еще стакан кофе из автомата на первом этаже, той дряни, отдающей горелым пластиком, чем слушать подобные истории, но, в конце концов, Крис его друг. — Эй, ты все еще его сын. — Да, — отзывается Крис, — и очень удивлен, что жив.***
В короткий промежуток времени, когда на улицах почти полностью темнеет, но фонари еще не зажглись, Стайлз давит бычок на перекрестке двух кварталов и ежится от холода. Во всяком случае, так кажется со стороны. Кому-нибудь, кто проходит мимо и думает, что четверо парней на обочине просто перетирают за жизнь, может показаться, что ничего особенного не происходит. Но троим парням рядом со Стайлзом его дрожь видится вовсе не реакцией на холод. На самом деле, это все пиздеж. По статистике, девяносто процентов людей чувствуют, если происходит что-то подозрительное, если то, что они видят, заслуживает внимания полиции. Пацан в джинсах и толстовке и трое здоровенных лбов в одинаковых отглаженных костюмах и туфлях, сияющих чистотой. Любой проходящий мимо подумает, что здесь что-то затевается, но психика среднего гражданина постарается уберечь его от любой угрозы, так что все, во что выльется подозрение — ускорившийся шаг. По статистике, до хрена процентов убийств и изнасилований происходит и потому, что проходившие мимо зеваки, и клерки, и семейные люди не обращаются в полицию, а уносят ноги на скорости запущенного бейсбольного мяча. Стайлз смотрит на два припаркованный у обочины «Фольксваген», на бугаев, и думает, что только темные очки могли бы заставить их вид громче вопить: мафия, специальные агенты, наркотики, Джеймс Бонд. Рука одного из парней расслабленно лежит на плече Стайлза. Действительно спокойно, но в последний раз, когда Стайлз рванул в сторону, это стоило ему выбитого зуба. — Ты должен писать благодарственные письма за то, что не валяешься в канаве отдельно от своих ног, — говорит парень номер один. — Судьба не всегда будет так благосклонна, — добавляет номер два. Стайлз шмыгает носом, потекшим с холоду. В некоторые моменты он думает о благосклонной судьбе, и ему хочется разбить ей морду. Канава не кажется плохим вариантом. Его загоняли так, что ни один из вариантов остановки центрифуги вместо очередного тошнотворного круга не кажется плохим. — Это не благосклонная судьба, — отвечает Стайлз, — это кое-кто страдает особо извращенной формой садизма. Вы не пробовали посоветовать ему завести хомячка, накачать амфетамином и заставить сутками крутить сраное колесо? Пока он нахуй не лопнет и не заляпает клетку своими маленькими внутренностями. Парень номер один, парень номер два и парень номер три весело переглядываются и смеются. Стайлз развлекает их. Они не против проводить время со Стайлзом, большинство их клиентуры — перепуганные до усрачки молчаливые рабы установленной ими системы. Стайлз хорошо разбавляет их рутину. Парень номер два бьет Стайлза под дых, номер три берет его за волосы и тянет вниз, заставляя запрокинуть голову, а номер один, когда его отделяет от лица Стайлза пара нагретых шумным дыханием сантиметров, тихо рычит: — Деньги, Стайлз. Шесть кусков, или нам придется вытащить твое ребро через рот. — Я все отдал, что есть, — Стайлз пытается отдышаться. — Боже мой, уебки, я похож на Стою Долл? Откуда мне взять столько бабла? За «уебков» Стайлз получает в солнечное сплетение, голос рассудка говорит ему, что самое время придержать язык за зубами. Стайлз молча дышит и смотрит в затянутое чернотой небо — из положения, в котором его держат, не увидеть ничего другого. — Работай без выходных, не брезгуй браться за ту работу, что есть, — советует парень номер три, обращаясь к виску Стайлза. — Ты хастлер, не ссаная брезгливая принцесса. Стайлз скашивает взгляд, его глаза здороваются с тяжелой челюстью номера три. — Просто дайте мне устроиться на нормальную работу. — На нормальной работе ты не получишь трети того, что должен. Каждый человек должен заниматься тем, для чего предназначен, — парень номер три говорит Стайлзу в точности то, что говорил их босс пару дней назад, — ты хорошо знаешь свое предназначение. Попытайся хоть в этом преуспеть. — Два дня, — говорит парень номер один. Его отпускают, демонстративно отряхивают его толстовку, Стайлз ждет еще одного удара, но вместо этого парень номер два ухмыляется ему и слегка хлопает по щеке, как маленького ребенка. Стайлз мимолетно, в очередной раз представляет, как когда-нибудь в параллельной вселенной, где все разрулится, он переломает каждую кость в этой руке. Каждую, блядь, фалангу пальца. Троица неторопливо отходит к своей машине. Фонари начинают загораться, на их свете Стайлз, задрав толстовку, видит свежую гематому под ребрами. Он кидает на отъезжающий «фольксваген» быстрый взгляд и идет в противоположную сторону, скрываясь за углом длинного старого дома и доставая пачку сигарет. Сердце в груди неистово барабанит, в глотке застрял ком. Стайлз прикуривает, достает мобильник и набирает номер. — Ну что там? — взволнованно спрашивает Скотт. Стайлзу трудно заговорить. Настолько, что он машинально касается горла. Скотт понимает его даже по языку жестов на расстоянии пары десятков километров, он сразу говорит: — Бля, — и Стайлз делает затяжку. — Бля, чувак, я не знаю, смогу ли достать еще денег, — обеспокоенно говорит Скотт, и Стайлз жмурится и опять открывает глаза. — Там совсем жопа? Сколько еще дней он может пролежать? — Уже задерживаю оплату на три дня, — говорит Стайлз, стараясь выровнять голос, — жопа королевских размеров. И была бы еще больше, если бы не твоя мама. Они бы уже выперли его, если бы Мелисса не впряглась, я просто когда-нибудь памятник ей прижизненный воздвигну, богом клянусь. Но все равно, я на нуле и не могу оплатить его содержание… если его выпишут, это билет на тот свет, и тогда я просто не знаю. И тогда центрифуга тормознет. Стайлз прерывается. Его душит тупое чувство, какому нет описаний. Ему хочется сказать совсем не об этом, но переполненный бидон дерьма и грязи, который разрывает его изнутри, не поддается никаким словесным формулировкам. Он мог бы просто заорать и разбить кулаки о стену — это было бы довольно дословным изложением его чувств, вскрыло бы его нутром наружу. Поэтому он держит себя в руках. — Слушай, твоя мама не замолвит за него словечко? Еще хотя бы на три дня? — бормочет Стайлз. Он знает, что Скотт пытается помочь и делает больше, чем Стайлз заслуживает, ему стыдно просить, ему не может быть более паршиво. — Я попытаюсь, — обещает Скотт, — не волнуйся, я что-нибудь сделаю. И, эй, ты там… поешь что-нибудь, окей? И выспись. Если станет совсем херово, я достану деньги, сбегу и… — Скотт, — Стайлз издает негромкий смешок, — люблю тебя, дружище. Все со мной будет нормально. Позади и слева раздается приглушенный шум двигателя, Стайлз оглядывается и смотрит на тормознувший минивэн «Мерседес». Наскоро прощается со Скоттом и подходит к обочине, открывает дверцу. Водила, упитанный мужик в дорогом пиджаке, говорит ему садиться. От него разит одеколоном так, будто он по утрам принимает в нем ванну и пьет на завтрак. Жидкие волосы зализаны назад и зафиксированы лаком. Хриплый скрипучий бас чеканит каждый издаваемый звук так, что давит на мозги: — Я хочу, чтобы ты выебал меня парой игрушек, а потом своим членом. Стайлз пристегивается, рассматривает золотые часы на его пухлой волосатой руке и прикидывает их стоимость. — Потом я хочу, чтобы ты засунул в меня руку так глубоко, как сможешь. Мне это понравится. Стайлз смотрит на иконы, украшающие приборную панель, на пару мелких плюшевых игрушек, свисающих с зеркала заднего вида. В зеркало видно валяющийся на заднем сидении целлофановый пакет, почти прозрачный, в нем упаковка детских памперсов и другой пакет с овощами. — Кончишь мне на лицо, — грубо говорит мужик. — Понял? Стайлз кивает. — Сколько? — рявкает водила. — Навскидку, около тысячи. Пятьсот перед, остальное после. — Наработаешь — дам больше. Стайлз все смотрит то на пакет, то на иконы, то на игрушки. — Эй, — говорит мужик, повернув жирную голову. Кряхтит и косится, кривя губы. — Это не твоего ума дело. Стайлз пожимает плечами и переводит взгляд на дорогу.***
Дерек звонит в агентство, чтобы спросить насчет Стайлза, и ему говорят, что этот парень больше не состоит в их штате. Дерек не вполне уверен, почему не забивает и не выбирает кого-то еще. На сайте множество фотографий, многие лица на вид более интересны. Но вместо этого он звонит по номеру, который переписал со своей руки в список контактов мобильника. Стайлз обещает приехать через полчаса. Через сорок минут он торчит у барной стойки в лофте Дерека и опирается на нее локтем, часто моргает и кажется Дереку по-настоящему упоротым. Несмотря на очевидные последствия злоупотребляя какой-то херни, Стайлз говорит связно и разборчиво. Говорит очень мало: называет предполагаемую цену, отпускает шутку про дикторшу новостей, и Дерек выключает телевизор. Стайлз не лезет в его жизнь. Он не спрашивает, как спрашивали десятки до него, почему такой мужчина как Дерек предпочитает платить за секс. Они имеют в виду: он не какой-нибудь фрик. Уродливые родинки и пятна не покрывают его лицо. У него нет здоровенного пузыря жира на месте, где бывает пресс. У него все в порядке с его прибором. Дерек — красивый парень при деньгах. Приятное удивление на лице каждой шлюхи, которую он встречает в дверях. Стайлз расстегивает ремень и позволяет джинсам свалиться на пол, опирается о стол и расставляет длинные ноги. Физически он здесь, но умом как будто отсутствует. Он закрывает глаза. Не затевает идиотских бесед и не изображает актера плохого порно, пока Дерек трахает его, также отключаясь от реальности, короткими толчками, иногда сменяющимися плавными движениями. Стайлз ведет себя тихо и только старается удержаться на ногах. Дерек слегка наваливается, чтобы дотянуться до его члена. Стайлз вздрагивает от прикосновения и вцепляется в край столешницы. Он всхлипывает и подается бедрами навстречу каждому движению. Закончив сам, Дерек двигает рукой, пока Стайлз не заходится мелкой дрожью. В голове плавно оседает туман, от него веет расслабленностью и отсутствием мыслей. Дерек не уверен, сколько проходит минут, прежде чем Стайлз медленно выпрямляется и негромко говорит: — Это было не обязательно. Дерек споласкивает руки, берет с барной стойки бутылку воды. — Я имею в виду, дрочить мне, — продолжает Стайлз. Дерек немного отпивает, прислоняется задницей к стойке и мрачно смотрит на него. У парня слегка раскрасневшиеся щеки, и это единственное, что делает его осунувшееся лицо более здоровым на вид. — Ты все равно платишь, можешь не напрягаться ради меня, — говорит Стайлз. — Возможно, — отвечает Дерек, — мне просто нравится дрочить кому-то другому. — Я видел всяких извращенцев. Ты не из них. Тебя интересует только твое удовольствие. — Вот как. — Ну да, тебя просто заебали. Может быть, у тебя тяжелая работа. Или беременная женщина, или две, скорее всего, что две. Не знаю, мне насрать, то есть, извини, просто своих дел по горло. — Хочешь выпить? — предлагает Дерек. — Хочу свалить отсюда, — честно говорит Стайлз. — С тебя двести. Дерек отсчитывает четыре бумажки по пятьдесят. — Завтра заглянешь? — он передает деньги. Стайлз непонятно дергает плечом. Дерек вдруг думает, что этот парень меньше всего похож на хастлера из тех, с кем Дерек имел дело. Именно поэтому, должно быть, Стайлз интересует его больше других. Он думает, что в этом есть доля эгоизма или садистских наклонностей. Стайлз приходит к нему через день, и с каждым разом Дерек чувствует себя все спокойнее. Его меньше бесят лампы, под которыми каждое утро он открывает глаза. Вкус кофе в его конторе остается таким же мерзким, но Дерек чувствует себя достаточно расслабленно, чтобы не мучиться и обойтись водой без газов. В четвертую встречу Стайлз по-турецки сидит на кровати и надевает джемпер. На покрывале справа от его руки покусанный сэндвич, завернутый в салфетку, чтобы не накрошить. Потрахавшись, Стайлз объявил, что хочет есть, и Дерек рассказал, как найти холодильник. Вместо того, чтобы посоветовать забегаловку. Он сидит в кресле и пьет пиво, наблюдая за тем, как Стайлз путается в джемпере, натянутом только до груди, так что видно впалый живот и острые ребра. Не отрываясь от борьбы с одеждой, он старается одновременно есть. — Стайлз — это настоящее имя? — заговаривает Дерек. — Все называют меня так, — Стайлз жует и говорит неразборчиво. — Даже учителя в школе называли, и мой отец. — Так оно настоящее? — Нет, — Дерек ловит ироничный взгляд, — конечно, нет. Такого имени в природе не существует. Дерек какое-то время молча наблюдает за его возней. Нет, не так — он пялится. Потом говорит: — Край застрял в пуговице джинсов. Стайлз щурится на него с набитым хлебом и ветчиной ртом, затем опускает взгляд и говорит невнятное «оу». Хотя это кажется невозможным, он сует сэндвич в зубы, чтобы двумя руками расправиться с застежкой и застрявшим краем джемпера. Крошки сыплются на покрывало, и Стайлз смахивает их на пол, держа разваливающийся сэндвич в зубах. Дерек наблюдает за ним и думает, что никогда не видел таких долбанутых людей. Стайлз с аппетитом прожевывает большой кусок и говорит: — Извини, я насвинячил. И кусает снова. — Как долго ты не ел? — спрашивает Дерек. Стайлз не отвечает, потому что занят поглощением салатного листа, но его выразительные глаза говорят: «вечность». В пятую или шестую встречу, отпуская Стайлза, Хейл думает о том, что уже не испытывает потребности исключительно в сексе, ему хочется, чтобы Стайлз регулярно приходил и торчал в лофте. Ничего особенного не вытворяя, он должен просто быть Стайлзом и делать что-то долбанутое. Они мало говорят, но, пока Стайлз на его территории, Дерек практически не отводит взгляд куда-то еще. Эта мысль кажется до того абсурдной, что Дерек загоняет ее вглубь сознания и не возвращается к ней.