Ex nihilo

— Что ты тут делаешь, Марина? — Сёма повернулся к ней и вытер руки о джинсы. — С ним? Марина подняла голову от колен и невидящим взглядом посмотрела на возвышающегося над ней парня. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что происходящее — не сон, и что перед ней действительно Сёма. Не тот неуверенно улыбающийся, вечно сутулящийся, влюбленный в неё Сёма, а какой-то другой — тот, что только что убил человека, а теперь смотрел на неё сверху вниз без какого бы то человеческого выражения на лице. Это только кажется, что это Сёма, подумала Марина, а на самом деле это кто-то другой. Кто-то другой занял его место.  — Ты убил его, да? — А что? Не нужно было? — он схватил её за руку, заставляя подняться. Безразличие было только маской, на самом деле Сёма был очень зол. Марина, шатаясь, встала и поглядела туда, где лежало тело насильника. Проследив за её взглядом, Сёма спросил: — Это был твой приятель? — Нет, — тело лежало навзничь, разбросив руки и ноги — так они в детстве падали в снег, чтобы сделать «ангела», а на левой стороне лица, ото лба к темени, зияла большая чёрная вмятина, из которой свисали клочья волос и сочилась кровь, образуя темную лужу под головой. Сверху, из безлунного неба повалили белые хлопья снега, они падали в этот черный провал черепа и таяли. — Нет, нет, ты меня спас… Боже… Рухнув обратно на колени, она упёрлась руками в холодную промёрзшую землю и выплюнула противную жвачку. Ей казалось, что её сейчас снова вырвет, желудок сжимался от спазмов, но из рта текли только слюни смешанные с кровью. Сёма, стоя рядом, убирал её волосы с лица и гладил по голове. Он нахмурился, когда несколько длинных спутанных прядей остались в его руке, отошёл от Марины и несколько раз сильно пнул труп, так, что тот завалился на бок. — Мерзкий ублюдок, сука. Чего он хотел от тебя? — Не нужно, — Марина впервые слышала, как Сёма ругается. — Он не успел. Только ударил один раз и схватил за волосы. Пожалуйста, не трогай его больше. Этот парень был уже мёртв, но Марине было спокойнее, когда он просто лежал на земле и не двигался, чем когда Сёма с непроницаемым застывшим лицом пинал его мертвое тело. — Хорошо, — согласился Сёма и снова шагнул к ней. — Хорошо? — всхлипнула Марина. Сёма смотрел на неё так спокойно и ободряюще, что её вдруг прорвало. Она никак не могла взять в толк, как можно стоять и улыбаться после того, что произошло. — Хорошо?! Ты совсем больной? Тут же мертвец перед моим подъездом! Что теперь делать? Сёма пожал плечами и сделал жест, чтобы она говорила тише. — Ты только не кричи. Никто не узнает, что это мы. — Не узнает? Но если… если меня с ним видели? Как я уходила с ним, а потом это, — она указала на стену и труп, — прямо рядом с моими подъездом! О, боже, как у меня раскалывается голова. Я вся в крови! — взвизгнула Марина, заметив, что на неё тоже попали брызги крови и чего-то ещё, что летело из трупа, когда Сёма колошматил его об стену. — Боже, родители меня убьют! — Тише, — он снял с себя рюкзак и вытащил небольшое полотенце и двухлитровую бутылку с водой, — держи. Умойся, но не трать воды слишком много, нам надо ещё стену отмыть. — Стену? — Марина непонимающе посмотрела на Сёму, и он, заметив её выражение, сам отвернул крышку и намочил край полотенца. — Вряд ли тебя кто-то запомнил. Таких, как мы, никто не запоминает, мы невидимки, — присев перед ней на корточки, он принялся вытирать с её лица чужую кровь и размазанную косметику. — Тебе лучше ненакрашенной. Красивее. Волосы надо будет помыть. Но на них незаметно, так что дома уже помоешь. Давай руки. Вытерев ладони и каждый её пальчик, Сёма сжал её руки в своих, согревая. — Замерзла? Марина, давясь слезами, кивнула. Её била дрожь. Сёма помог ей подняться и обнял, прижав её замерзшие руки к себе. — Смотри, — сказал он через некоторое время, — первый снег в этом году. Красиво. Но Марина зарыдала ещё сильнее. Она спрятала лицо на груди Сёмы, и ревела, стараясь ни о чём не думать. Его теплые объятия были такими уютными и ободряющими. После всего пережитого, после напряжения последних дней и ужаса сегодняшнего вечера, они показались ей вдруг раем. Они давали ей опору и поддержку, когда весь мир её отверг, когда она, казалось, была обречена только на одиночество, страх и страдания. Но эти объятия, как и первый снег, большими хлопьями застилающий землю, были только очередной злой насмешкой над её мечтами. Марина заставила себя отстраниться и посмотреть на мёртвое тело, чтобы прийти в себя. Она почти не чувствовала недавнего опьянения, только слабость и апатию. Болела голова, и очень хотелось спать — уснуть и не просыпаться больше никогда. — Мы сейчас всё уберём, не переживай, — Сёма тоже смотрел на труп. — Сейчас холодно, его можно оттащить пока в подвал, потом я решу, что с ним делать. В нашем доме его действительно лучше не оставлять. Ты мне поможешь? — Его надо одеть, — сказала Марина, отводя взгляд. Сёма ухмыльнулся и кивнул. Опустившись перед трупом на колени, он подтянул джинсы на трупе и застегнул ширинку на пуговицу. — Я бы у него кое-что отрезал, но тебе это, наверное, не понравится. — Отрезал? Марина посмотрела на ухмыляющегося Сёму, и ей снова стало противно. Как она могла с ним обниматься и думать, что всё будет хорошо? — Нет, только не это. Надо его куда-нибудь убрать и забыть о нём. — Забыть? Этот ублюдок лапал тебя, — Сёма перевернул голову трупа, и Марина, увидев, что осталось на месте его лица, быстро отвернулась. — У него кольцо в ухе. Ты видела? — Нет. — Крови больше не будет. Он же мертв, — Сёма вытащил из своего рюкзака большие кухонные ножницы. Догадываясь, но не желая видеть, что он собирается ими делать, Марина отвернулась к стене. — Ту девушку, что нашли недавно, тоже ты убил? — А её нашли? Долго же они копались. — Зачем, Сёма? Зачем ты это делаешь? — Зачем? — Сёма помолчал, а потом ответил: — Наверное, мне просто это нравится. — Тебе или БОБУ? — Нам обоим. По его голосу Марина поняла, что он вполне доволен своим ответом. Убрав ножницы обратно в рюкзак, а серёжку во внутренний карман, Сёма взялся на ноги трупа. — Можешь стену отмыть, пока не замерзло? Подумав, Марина кивнула и взяла полотенце. Оно было уже чуть-чуть заледеневшим, и руки зябли. Вылив на него воды, она принялась тереть стену, стараясь не дышать и не видеть то, что трёт. Сёма тащил труп в подвал. С тем же мягким шлепком, который, наверное, запомнится ей теперь на всю её жизнь, голова трупа опускалась на каждую новую ступеньку. — След останется, — проговорила она хрипло, — от головы. — Да, ты права. Остановившись, Сёма снял с трупа куртку и замотал вокруг его головы. — А если дверь в подвал закрыта? — Блин. Сёма спустился дальше по ступеням и подергал дверь. — Закрыта. Марину снова начала бить дрожь. Беспечность Сёмы её раздражала. Это ведь он убил этого насильника, он размазал его мозги по этой стене, она ни в чем не виновата, почему она должна ему помогать? Марине захотелось всё бросить, наплевать на всё и убежать в лес, или лучше вернуться домой, разреветься, выставить себя жертвой и рассказать обо всём. Разве не он первый предал её, изнасиловав и убив ту неизвестную девчонку, хотя она просила этого не делать? Сёма поднялся к ней и встал рядом, прислонившись к стене там, где Марина её только что с остервенением терла. — И что будем делать? — Мы? Мы будем делать? Делай что хочешь, — она бросила полотенце на землю, но на крик больше не срывалась. Кажется, она забыла, как кричать. — Это ты его убил. Ты. Я просто расскажу, как всё было, вот и всё. Сёма схватил её за руку. — Не трогай меня. Не смей! — Успокойся. — Нет! Это ты! Ты во всём виноват! — Эй, ребятки? — из-за угла дома появился человек, судя по походке и голосу — пьяный, и Марина осеклась, — вы там чего? Ссоритесь? Марина застыла и медленно повернулась к незнакомцу, не зная куда бежать и что делать. — Я это… огоньку не найдётся? — Нет, — громко сказал Сёма, — мы не курим. — А-а-а, — человек покачнулся, но не уходил. — Спортсмены что ли? — Ну? — шепнул Сёма, отпуская Маринину руку. — Ты можешь закричать и позвать на помощь. Беги, если хочешь. — Ты и его убьёшь? — тоже шепотом спросила Марина. — Не знаю. Вряд ли получится, хоть он и пьяный. Может быть, он не один. Марина не ответила. Опустив голову, она смотрела на свои замёршие ноги в чудом уцелевших после всего колготках и молчала. Снег уже покрывал ровным слоем землю, скрывая подмёрзшую кровь. — Вы бы это… шли домой, — снова подал голос пьяный, видимо, вспомнив, что хотел сказать, — поздно уже. Марина нервно хмыкнула и исподлобья глянула на Сёму. Он смотрел на неё спокойно, будто знал наперёд, что она выберет. — Конечно, — сказал он громко, обращаясь к пьянице, — мы сейчас пойдём уже. Мы тут недалеко живём, не беспокойтесь. — Ну, давайте-давайте… Помахав неопределенно рукой, незнакомец побрёл обратно. — Ну, так чего ты? — ласково спросил Сёма. — Ничего, — Марина посмотрела на стену, на ней ещё оставались черные разводы, но в темноте было невозможно понять, что это, кровь или просто грязь. — Вытаскивай его оттуда. Надо ступеньки отмыть, пока окончательно не замерзло, — она наклонилась и подняла брошенное полотенце. — Теперь его точно нельзя здесь оставлять. На лице Сёмы расцвела счастливая улыбка. Отмыв всё, что можно было отмыть, они присели на корточки рядом с трупом. — К гаражам? Марина покачала головой. — Там его быстро найдут. Может, в какой-нибудь другой подвал? — Они тоже закрыты, скорее всего. — А если в ту дыру, откуда кошки лазят? В тридцать третьем доме, знаешь? У меня сестра там рядом живет, у неё и останусь. Позвонить бы только ей. Сколько сейчас времени вообще? — Около часа. Можно попробовать. Только тащить далеко придётся. По улице. — Пойдем через гаражи, я там всегда хожу напрямик. — Но там точно есть эта дыра? — Да, я точно помню. Там жильцы жаловались, что воняет и требовали заделать, но так ничего и не сделали. Мне Алина говорила. — Ну пойдем. Волоком тащить труп было нельзя, потому что на снегу оставался след, поэтому Марине пришлось нести его за ноги. Он был куда тяжелее, чем она думала. Среди гаражей им никто не встретился. Как она и предполагала, мало кто решался ходить посреди ночи этой дорогой. Но когда они вышли к тридцать третьему дому, предстояло пройти мимо освещённой детской площадки, на которой шумели какие-то люди. — Не бойся, пойдем. Они нас не заметят. — Не заметят? Ты что дурак? — Мы же невидимки, ничто, забыла? — Но… — Пойдем. Сёма снова поднял труп за плечи, а Марина взяла его ноги. И они снова пошли, сторонясь фонарей, мимо шумной компании в белом облаке кружащегося снега. Сердце Марины гулко стучало, заглушая крики компании, и ей казалось, что его слышно на несколько километров вокруг. Они прошли уже половину пути, когда Марина вдруг поняла, о чем говорил Сёма, и успокоилась. Никому не было до них дела. Она вспомнила, как однажды девчонки из соседнего дома пришли её проучить за то, что она как-то не так на них посмотрела. Они окружили её толпой, заставляли просить прощения, одна ударила её в живот, а проходящие мимо взрослые смотрели, качали головами, что-то нравоучительно говорили и шли дальше. Они всё видели, но не желали ей помочь, так же, как видела она, как унижают Сёму во дворе, как издеваются над новенькой в классе, но ничего не делала. Она даже успокаивала себя тем, что они заслужили это своим поведением, своей беззащитностью и слабостью. Теперь Марина понимала, что даже заори она тогда, когда этот подонок пытался её изнасиловать, никто бы не пришел на помощь. Они бы только сделали звук телевизора погромче. Знакомое отвращение к себе и миру поднималось в Марине, и она больше не чувствовала страха. Все, все — ничтожества, никому нет ни до кого дела, а значит, можно делать всё, что угодно. Если ты сильнее, то другой только отведет взгляд, если ты никто, то никто тебя даже не заметит. — Туда, — Марина кивнула на узкий квадратный проём в стене. Запихнув туда окоченевший труп, Марина толкнула Сёму в плечо. — Залезь туда и оттащи подальше, чтобы не видно было. Только осторожнее. Я пойду пока позвоню. Есть жетончик? Сёма порылся в карманах и протянул один. — Ты же вернёшься? — Да. Найдя таксофон, Марина опустила дрожащими пальцами жетон и сняв трубку, набрала номер. Пальцы были какими-то омертвелыми и с трудом попадали в нужные цифры на наборном диске. — Алина? — Ты где шляешься, подруга? Мать телефон мне оборвала, — без предисловий начала сестра. — Прости, но можно я к тебе приду? Я дома всё объясню, хорошо? Видимо, её жалкий голос встревожил Алину, и она ответила уже спокойнее: — Конечно. У тебя и выбора другого нет. Я сказала маме, что ты у меня и давно спишь. Если ты заявишься сейчас домой, перепадёт ещё и мне, — она помолчала и добавила: — с тобой всё в порядке? — Да, всё хорошо. — Тогда давай дуй ко мне. Надеру тебе уши. Блин, новостей что ли не смотришь? Сама после маминого звонка на коньяке сижу. — Да, хорошо. Я уже иду, не волнуйся. — Давай. Жду тебя. — Пока, — Марина опустила трубку на рычаг и пошла обратно к Сёме. У неё было искушение пойти сразу к сестре, тем более что таксофон висел прямо у её подъезда, но ей отчего-то не хотелось теперь вот так его бросать. — Ты пришла, — улыбаясь, сказал Сёма. — Я же сказала, что вернусь. Они сели на скамейку на детской площадке, что пугала её всего несколько минут назад. Шумная компания ушла и теперь было очень тихо. Было слышно даже, как снег ложится на землю. — Неужели всё? — прошептала Марина, откидываясь на спинку скамейки и закрывая глаза, — поверить не могу, что это могло всё случиться. Сёма молчал. Он взял её руку и сжал в своей. — Как твои пальцы? — Хорошо. Ногти ещё синие и болят, но не сильно. Марина поморщилась, вспоминая, как Сёма царапал дерево. — Где ты был? Тебя даже в школе не было, я думала, что-то случилось. — Я болел. Такое просто объяснение вызвало у Марины приступ нервного смеха. — А выздоровление решил отметить трупом? Ты мне обещал больше не делать так. — Ну, — Сёма замялся, — я должен был. Ты же понимаешь. Для тебя. Для нас. — Для меня? Ты что идиот? Я не хочу, чтобы ты кого-то убивал. — Я знаю. Это сложнее. Ты хочешь, чтобы я стал сильным. Марина повернула к нему голову. — Ты не должен никого убивать. — Даже его? — Сёма кивнул на дыру в подвал, которая была хорошо видна со скамейки. Марине она показалась голодной пастью чудовища. — Даже его, — ответила она и после долгой паузы добавила: — Мы какие-то монстры, Сёмушка. Так нельзя, неужели ты не понимаешь? Сёма обнял её одной рукой и притянул к себе. — Всё повторяется снова и снова. И становится только хуже. Зачем? Зачем ты убил ту девчонку? Сёма молчал. — Зачем ты убил этого парня? Он — урод, но он не заслуживал смерти. Я совсем не хочу этого. Не хочу, чтобы всё это происходило с нами. Это чудовищно. Мне так плохо… Больно, гадко! Не отвечая, Сёма прижимал её к себе. Он не понимал, почему ей жалко незнакомых ей людей и особенно того, кто причинил ей боль. Это было нелогично. Марина была слишком добра. Но именно поэтому он любил её. — Ты так мучаешь себя, — сказал он, поворачивая её лицо к себе, — не нужно. Эти люди не стоят твоих слёз. — Ты же не прекратишь, да? — спросила она, когда он поцеловал её мокрую замерзшую щёку. — Да. Бабочка не может залезть обратно в куколку. — Это всё из-за меня? Сёма поцеловал её в другую щёку. — Ты такая милая, Марина. Красивая, добрая. Но ты такая же, как я. В тебе тоже ОН есть, но ты не даёшь ему волю, и он мучает тебя. Сёма погладил её по плечу, затем ласково поцеловал в губы, едва касаясь. — Не сопротивляйся ему. Марина оттолкнула Сёму и встала. — Нет. Ни за что. Сёма улыбнулся, тоже встал и взял её за руку. — Как хочешь, но тебе будет больно. Где живет твоя сестра? Я провожу. Возле подъезда Марина снова позволила Сёме себя поцеловать. Она больше не могла ему сопротивляться. Он был такой спокойный и пугающий, а она слишком слаба.