Артисты погорелого театра

Артист - это донор. Именно донор, который отдает себя, не требуя вознаграждения. С. Довлатов Пилика долго не спускалась на завтрак. Потому что столь же долго не могла выбрать, что надеть. Она примеряла одну вещь за другой, внимательно вглядывалась в свое отражение в зеркале и тут же отбрасывала одежду. - Как это сложно – нарядиться, когда нет подходящей одежды! Вообще-то, Пилика раньше мало обращала внимания на то, во что она одета. Да и не для кого ей было наряжаться. Неожиданно без стука вошедший в ее комнату Рен Тао со смехом подтвердил ее мысли: - Доброе утро. Если не спустишься на кухню через секунду, придется отскребать лед из морозильника и довольствоваться этим! Потому что твой брат просто невозможный обжора… - и тут до него в прямом смысле дошло, что девушка пытается прихорошиться для него. – Для кого ты наряжаешься? Будешь белых медведей своих очаровывать? Он снова смеялся над ней, но Пилика не собиралась злиться. У нее было чудесное настроение, а губы помнили их вчерашние поцелуи. Лишь для того, чтобы они повторились, она, стискивая зубы, была готова сносить его ужасный характер. - Нет, - девушка обольстительно улыбнулась. – Я пыталась очаровать безумного дикого кота из Китая. - Почему безумного? – хмыкнул Рен, сложив руки на груди. Но он не проявлял недовольства, поэтому Пилика расслабилась. - Да потому, что хамить мне – плохая примета, - Пилика окончательно избавилась от идеи принарядиться. - Ах да. Дождь из тарелок и печенья с шоколадом, помню, - парень охотно поддержал ее игру в слова, поигрывая мускулами на руках. – Но синоптики на сегодня обещали отличное настроение. Пилика удовлетворенно улыбнулась и вышла из комнаты впереди Рена. - Так что там насчет завтрака? – все так же невинно спросила она. Рен беззвучно рассмеялся. Она впервые видела, как смеется Рен Тао. И ей это понравилось: он смеялся очень тихо, но искренне, его глаза сияли внутренним теплым блеском, а уголки губ то и дело поднимались вверх. В этот момент в нем не было той тонны сарказма и чувства превосходства, в которой он грозился затопить любого, кто посмеет подойти к нему. А ей, Пилике, это больше не грозило. В маленькой уютной кухне за столом устроились Тамао и Трей. Они что-то пылко обсуждали, поэтому неожиданная неловкость, повисшая в воздухе с появлением Рена и Пилики, заставила их обоих замолчать и порозоветь от смущения. - Рен, что будешь на завтрак? – Пилика, еле сохраняя серьезное выражение лица, открыла холодильник. - Стакан молока и бутерброд с маслом, - Рен по-домашнему уселся напротив Трея и Тамао и делал вид, что с улыбкой следит за действиями Пилики. – Спасибо, - он с благодарностью взглянул на девушку, и та довольно улыбнулась, поставив перед Реном его завтрак. Рен с аппетитом начал поедать бутерброд, повергая друзей в смятение. - И ты даже не проверишь, не отравлено ли молоко? – с любопытством спросил Трей. Рен отрицательно покачал головой. Но настрой Трея явно был серьезным. - Куда делся тот параноик, которого я встретил четыре года назад?! – риторически воскликнул он, откидываясь на спинку стула. И Пилика быстрым движением чмокнула Рена в щеку, потому что тот дернулся, а шутка Трея могла все испортить. Тамао встала из-за стола, когда Пилика обняла Рена за плечи. Трей поднялся следом, видимо, желая оставить друга и сестру наедине. Но Пилика резко выпрямилась: - А знаешь, я тоже хочу молока! - она решительно налила себе в железную кружку молока и поставила на плиту, чтобы подогреть. Трей и Тамао, впечатленные ее решимостью, остановились в дверях. Рен с ухмылкой наблюдал за всей постановкой Пилики: та сняла с плиты кружку, перелила напиток в свою чашку с фазанами и глотнула обжигающий напиток. Наверное, ей повезло, что Тамао все-таки увела Трея, поэтому никто, кроме Рена, не увидел, как она выпрыснула все молоко изо рта в раковину. Рен рассмеялся, на этот раз в голос, а Пилика с отвращением взглянула на кружку в руках. - Горячее молоко – какая гадость! – в сердцах выругалась она. - Да, именно поэтому я пью только холодное, - Рен хохотал, как безумный. И девушка невольно засмеялась с ним. Когда она присела рядом с парнем, живо ощутила на себе заинтересованный взгляд. Только на сей раз это ее не смутило и не разозлило. - Чем займешься? – спросила Пилика, медленно жуя бутерброд. - Ты вроде хотела пойти навестить медведей? – парень не сдержал ехидной усмешки, а девушка повеселела, когда Рен широко улыбнулся. – Если ты меня позовешь, я пойду с тобой. Она с готовностью кивнула: - А у тебя подходящая одежда есть? - Нет. Но искренне надеюсь, что ты согреешь меня своими поцелуями… Около дверей наигранно кашлянули. Пилика, довольная, рассмеялась, когда на кухню зашла пунцовая от стыда Тамао. - Ребята, я... Я хотела спросить, может, вы пойдете с нами кататься на сноубордах? – Тамао заикалась и попеременно белела и краснела. Из чего Пилика сделала вывод, что Тамао слышала последние слова Тао. Что ж, на это и рассчитывал Рен, верно? - Я пойду, если Рен пойдет, - мгновенно отозвалась голубоволосая девушка, не оставляя Рену пути к отступлению. У него аж лицо вытянулось. Всего на секунду, правда. Но этого хватило, чтобы развеселить Пилику. – Ты же не испугался, Рен Тао? – она через весь стол потянулась к нему и легонько чмокнула его в щеку. - Разумеется, я не испугался, вот еще, - хмыкнул Тао, - я обгоню и тебя, и твоего брата, - он подставил ей щеку для еще одного поцелуя, но его названая девушка отмахнулась. - Не обольщайся. Вот если ты выиграешь, то я поцелую тебя. Пилика вышла из-за стола и прямым курсом подошла к сидящему парню. - Как? – спросил Рен, прищуриваясь и обжигая взглядом нависшую над ним девушку. - Вот так, - Пилика наклонилась к нему и звонко чмокнула в губы. Рен, как ей показалось, вполне искренне улыбнулся и поджал губы, стараясь сдержать смех, когда выхватил боковым зрением силуэт Тамао – та пыталась не смотреть в их сторону. - Ребята, ну так что вы решили? Пойдете? - Да, - Рен деланно по-свойски обнял Пилику и повернулся к девушке Трея. – И передай своему парню, пусть только попробует меня обогнать, я не позволю! – Тут он перевел взгляд на Пилику, и та, вопреки сценарию, порозовела от смущения. - Тем более, что приз у меня будет самый лучший, - эти слова он практически промурлыкал в ухо Пилике, но сделал это достаточно громко, чтобы стоящая в дверях девушка услышала, покраснела в мгновение и испарилась из кухни. Пилика тут же хмыкнула и отошла от Рена. Парень задумчиво наблюдал за ней. Она вытащила из холодильника начатый пакет с молоком и отпила прямо оттуда, с удовольствием облизнув губы: - Ты прав, холодное молоко гораздо вкуснее, - она собиралась отпить еще, но самодовольный хмык Тао остановил ее. Она подозрительно прищурилась. – Что? - Ничего, - Рен ухмыльнулся еще шире. - Просто подумал, что будет честным сказать тебе, что я тоже пью прямо из пакета. Но если тебя не волнует гигиена, то... – последние его слова потонули в прыскающем звуке, когда Пилика выплеснула молоко изо рта в раковину. У Тао возникло ощущение дежавю. Девушка раздраженно вышвырнула пакет в умывальник, забрызгав молоком все в радиусе полуметра, и с нарочитым спокойствием обернулась к довольному Рену. - Что? Ты? Сделал? – прошипела она сквозь плотно сжатые зубы. Его, по всей видимости, мало впечатлял вид разозленной девушки. Он был спокоен. - Я тоже выпил прямо из пакета. И вообще, его открыл я. Кто же знал, что ты тоже захочешь молока? Но Пилика еще больше взбесилась. - Больше не смей так делать! – подавляя внутренний гнев, бросила она и яростно начала мыть раковину. Не прошло и пяти секунд, как она почувствовала горячие руки на плечах, но так и не обернулась. - Ну, извини, Снегурочка, - Рен убрал длинные волосы с ее шеи и почти ласково поцеловал в щеку. – Я обещаю, больше так не буду... – Она молчала, гадая, поверить этому незнакомому нежному тону, или нет. Но тишина быстро наскучила нетерпеливому Тао, и он вернулся в прежнее игривое настроение: - Ну, скажи, что прощаешь меня, Снегурочка, а то от тебя уже холодом веет... Его голос словно ласкал ее всю, и Пилика плюнула в лицо своей гордости. - А мне горячо от твоих рук, - она все-таки развернулась к нему и впилась поцелуем в его губы, обхватив его лицо ладонями. А Рен еще сильнее прижал ее холодные руки к своему лицу, ощущая такую знакомую в себе дрожь.