Ничего не было

Подсолнухи внизу всё так же невозмутимо стояли, отвернувшись своими лицами в сторону солнца. Иконостас? Хах, глупость, Англия сейчас видел перед собою совсем другое и ловил себя на том, что его тянет хихикнуть самым идиотским образом. Всё из-за новой, неожиданно пришедшей на ум ассоциации. Потому что Керкленд видел внизу армию. Да, эти цветы-переростки ему напоминали стоящих в строю солдат. Забавная у России армия, устрашающая. Смешно, правда, смешно, аж поджилки от страха трясутся. Хе-хе-хе. Керкленд смотрел из окна на этот ухоженный лес и от безделья развивал свою нежданную мысль, представляя, как испачканный в земле Брагинский в обнимку с лопатой заботливо бросает весною в черную землю зерна, приговаривает над ними жуткие заклинания, и как в ответ на них растения возносят ввысь свои тяжелые головы, дружно, по-советски коллективно. Вот они достигают пика, расправляют хищно зазубренные листья, и в мгновение ока каждое из них, с победоносным криком «Ур-р-р-а-а-а!!!», превращается в вооруженного от пяток до зубов русского десантника, измазанного черной грязью. Представив подобную картину, Керкленд поперхнулся и нервно закашлялся. Похоже, пора завязывать с фантазиями, а то чего-то совсем не в ту степь потянуло. Жуть. Смеяться над российской армией себе дороже. Насколько бы убогой она не выглядела, она всегда непостижимым образом умудрялась своё государство не подвести. Наверное, это стратегия такая — пыль в глаза потенциальному противнику пускать. Артур возвратился обратно в комнату. Брагинского не наблюдалось, и это весьма радовало. Так, где тут он сказал алкоголь? Надо успокоить нервишки. Растворив створки шкафчика, он действительно увидел ряд бутылок. Разнообразие не ахти, но выбрать есть из чего. Конечно, сейчас лучше было бы джина или виски, но такого эксклюзива у России не наблюдалось. Протянув руку, он повернул к себе бутылку коньяка, изучая этикетку. Обыкновенная французская марка, мсье Бонфуа ему такую раз пять дарил, наверное, и у России она теми же судьбами оказалась. Градус, правда, оскорбительно маленький. Ладно, сойдет. Мысли всё цеплялись за образ хозяина дома. Англия вынужден был много о нём знать и часто анализировать его поступки. Надо отдать должное, в последние два десятилетия Россия вел себя чрезвычайно сдержанно. Сказался шок от распада союза и последовавшего за этим дефолта. Слабак. Пить надо было меньше. Ладно, из семьи все сбежали, да лживые друзья, удержанные силой, наконец, соизволили в глаза высказать всё то, что думают и опрометчиво разорвать все связи, так чего ж сразу бухать-то надо было, не давая себе просохнуть? Неудивительно, что здоровье с экономикой пошатнулись, и здорово так пошатнулись, так, что крест на нем можно было поставить. Взять себя в руки заставил Ивана его босс, тогда еще только приглядывающийся к этому месту начальника. Он, чисто по-русски надавав ему пендюлей, ткнул его носом в заявления Удмуртии, Татарстана и Якутии о том, что они в нем разочаровались и требуют независимости, а то скоро останутся совсем беззащитны перед внешней угрозой. Его семья оказалась на грани распада снова, именно этот факт заставил его остановиться и оглянуться на то, что происходит. Он вновь заявил о себе, пусть и скромно, но уверенно. Расплатился с долгами, наладил старые связи, завязал новые. Один только БРИКС, существовавший только виртуально, почти только силами России стал политической организацией, чего стоит. Так вот, следить Англия за ним не перестал, особенно после того, как влияние русского в западной Европе снова стало расти. Он, будто Феникс… нет, слишком «жирно» называть его так восторженно — будто недобитый упырь (которого, кстати, добивать никто и не собирался, несмотря на всю нелюбовь к России, смерти ему не желали, впрочем, и на помощь были скупы), вновь поднимался на искалеченные ноги, и вновь тянул свои загребущие руки в сторону независимых от него стран, но, опять-таки, на фоне глобальной кипучей деятельности СССР это выглядит жалко и невнушительно. Впрочем, в прошлый раз разве не так всё начиналось? Плеснув янтарную жидкость в бокал, Англия ощутил аромат. Что-то мягкое ванильное и едва уловимое цветочное, жасмин, кажется. Ближе к краю уже яркие фруктовые запахи: чернослив, лесной орех. Легонько взболтал коньяк, снова поднес бокал к носу, упиваясь запахом. Ладони грели прозрачное стекло, отдавая тепло пьянящей жидкости. Артур уже было собрался пригубить напиток, как услышал стук в дверь. «Надо же, какая любезная почтительная чванливость» — ухмыльнулся он себе, осторожно поправляя воротник халата. К несчастью, постыдные следы на шее он закрыть не мог, хотя это было бы желательно. — Входи, — меланхолично позволил Кёркленд, откидываясь на спинку кресла и перебрасывая ногу через колено. — Англия, — Брагинский до смехоты осторожно просунулся в дверь, хорошо зная обычную реакцию Артура на общество с ним, но, увидев у того бокал, вся осторожность слетела, а русский поменялся в лице — Что, снова?! — Нет, думаю, вчерашнего было достаточно. Просто, я нашел еще один отличный способ ограбить тебя на несколько долларов, — Артур демонстративно приподнял снифтер с янтарным напитком. — Все же ты удивительно нахальное существо, — произнес Россия, отмечая про себя, что Англия вполне освоился, но ведет себя до странности непринужденно наедине с ним. Хотя, возможно, это затишье перед истерикой, надо быть чрезвычайно внимательным, чтобы вовремя смыться. Все-таки наблюдать за ним было крайне любопытно. Англия старался вести себя естественно и непринужденно, но постоянно дергался, видно, что он жутко нервничает и лишь усилием воли держит себя в руках. Смотреть на его страдания было одно удовольствие, и отказать в нем Брагинский себе не мог. — Пфф, — ответил ему раздраженно Керкленд, — Ты сам виноват, нечего было меня тащить к себе, я не просил. Брови России поползли вверх. — Ты совсем ничего не помнишь? — не скрытое изумление в голосе, и, осознавая свой промах, Артур смутился. Он провел пальцем по краю прозрачного стекла и решил спросить. — А что было-то? Россия захохотал в голос, но тут же осекся, увидев на лице Керкленда накапливающееся раздражение. — В общем, не знаю. Я проходил мимо, когда вы с Джонсом спорили. Точнее, ругались. — Мимо он проходил. Опять из-за угла подглядывал?! — Ага. Интересно же! — весело зажмурился Брагинский. Англия вздохнул. Иногда ему казалось, что он очень хорошо знает привычки русского, но это всего лишь опасное заблуждение. Настолько явные предпочтения России наталкивают на мысль об их наигранности, а уж извиваться угрём он горазд. — Давай дальше. Это не объясняет почему я здесь. — Ты кричал, что никуда с ним не пойдешь. Что презираешь его и ругал всякими нехорошими словами, намекая на его слабые интеллектуальные способности, — есть у России один пунктик по отношению к Америке, Англия прекрасно знал это и порою не мог не быть солидарен, — А потом я услышал, что ты сказал, что лучше пойдешь «да хоть в дом к России», чем сделаешь ещё шаг рядом с ним. Ну и я на свою голову выскочил и спросил: Правда? — Англия и это мог понять: к гостям Россия всегда относился болезненно, и упустить такой шанс было превыше его сил, — И ты прилип ко мне, как пиявка. Знаешь, когда Америка это увидел, очень обиделся, развернулся и молча ушел. — Идиоты. — Кто? — Все! — Да ну? — прозвучало угрожающе. Артур понял, что русский принял это на свой счет. Справедливо, между прочим. Керкленд промолчал, делая вид, что занят своими волосами. Они еще были влажными, и это его беспокоило. Странно, но это единственное, что его беспокоило, хотя напротив сейчас сидел один из самых опасных субъектов, которых он знал. Волосы никак не хотели высыхать, и напоминали о том, что он решил в душе. Безрассудство. «Не тревожь тревоги, пока тревога не тревожит тебя». Действительно, зачем? Ведь гораздо логичнее адекватно перетерпеть своё смятение, дождаться Джонса и уже с ним разобраться. Логичнее, но отнюдь не проще. Тот же обязательно ещё и извинений за вчерашние неудобства потребует. И некоторых внятных объяснений, которых, кстати, и у Англии не было. Вопрос, который вертелся на языке, мог повлечь самое неожиданное развитие событий, но по какой-то причине эта опасность ни чуть не пугала, а наоборот, как-то вдохновляла и подстрекала к новым необдуманным действиям. Впрочем, причина тут не какая-то, а вполне очевидная: влияние ауры здания. Неправдоподобная спокойность этого мертвого дома должна была быть нарушена чем-то экстремальным. Бывает так, что сведущий в чём-то человек оказывается в ситуации, в которой может разобраться только он и никто более. И подстегиваемый приятным ощущением своей исключительности, он уже не может остановиться. Даже если его никто не просил, и особенно, если считает, что действия его принесут только пользу. Керкленд ещё не был твёрд в своём желании, но, угождая своему самолюбию, с надуманного пути не сворачивал. — Что было потом? — По дороге ты выклянчил у меня бутылку водки. И, знаешь, я не уследил за тем, как ты её опростал. — Понятно, — Англия не был уверен, следует ли продолжать. Чертов дом. Он давил своим спокойствием, притуплял чувство опасности, это не должно было быть так. Это не умиротворение, это безжизненность. Этот российский дом должен был быть наполнен кипящей ненавистью и ужасом, как было прежде, как было правильно. Необходимо как можно скорее разрушить эту лживую опасную иллюзию, продолжать: — А это? — он отодвинул воротник, обнажая шею. Русский что, покраснел? Забавно. — Ты… гм… это… — Россия закашлялся. Ему сложно рассказать, что ли? Интересная догадка. — Говори уже, — твердо произнес Артур. Русский зарделся еще больше. Похоже, для него это очень щепетильный вопрос, и Англия подумал, что ничего внятного не добьется. — Знаешь, когда ты повис у меня на шее, (кстати, ты легкий, как пушинка) я подумал, что хмель полностью лишил тебя возможности передвигаться. Но все оказалось немного более… забавно. «Забавно? Это он про меня? Я что, комик какой-то?» — Артур с трудом проглотил раздражение. — … и так неожиданно. Ты же обычно сторонишься меня, а тут такая страсть, — британец подавился коньяком, — А я растерялся, правда. — Вот это вот: «растерялся»?! — ткнув пальцем в ярко-красное пятно, взвыл англичанин. — Я же тоже был не вполне трезв! Тем более, что я… — Брагинский замолчал, думая, продолжить ли, — Не смог устоять перед твоим напором. Англии показалось, что Россия сказал не то, что намеревался. Хотя, разве важно? — И не сразу разобрался в ситуации. Между прочим, когда я тебе отказал, ты весьма обиделся и сильно ругался. Если бы ты еще и кулаками начал махать, то я бы решил, что ты меня с Францией перепутал, — Англия фыркнул, — Но наивно было бы полагать, что наутро тебя бы устроило произошедшее между нами. Пьян он был, а мыслил трезво. Россия сделал это из-за заботы о нем? Верить в это? Признать в нем чуточку души? Нет, признать то, что это оскорбляло, то, что он его отверг. Да не, он скорее, просто побрезговал. Ублюдок. Почему это было так обидно? В ответ захотелось уязвить и его, и, самое смешное, необходимая мысль возникла мгновенно: — Аха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! Можешь не оправдываться, я всё понял. Ничего-ничего, я не выдам твой секрет. — Какой ещё? — встрепенулся русский. Секретов у него было много, но о большинстве из них страны прекрасно знали. Особенно пронырливый и вездесущий Англия. — Да просто ты испытываешь некоторую слабость. Им. По. Тент, — растягивая гласные, произнёс британец, едва сдерживая смех, он понимал, что нарывается, но видеть и злить русского вот так ему понравилось. — Я не… — Брагинский замолчал. Англия заметил про себя, что, похоже, теория о том, что на сексуальные темы русскому говорить тяжело, подтверждается. — Да ну, здесь нечего стесняться, подумаешь. Современная медицина творит чудеса. — Мне не нужно лечиться! — Иван искренне возмущался, попавшись на крючок. — Да, конечно, можно и так прожить. — Ты… — он закипал, и брит даже подивился своему опрометчивому бесстрашию, когда спокойно перебил его столь наглыми и вульгарными словами, но сильное чувство азарта подавить оказалось невозможно: — Да кто в здравом уме откажется от такого предложения, тем более, когда уже осталось столько следов преступления. Признайся, на большее ты не способен. Русский стиснул зубы. Крыть ему было нечем, и он злился от бессилия. Британец всё вывернул так, что любое слово будет выглядеть оправданием. Так по-хамски вести себя в хозяйском доме мог только последний пират. Россия сжал ладони в кулаки, вдохнул, и произнес: — Англия, уймись, — Россия опять спокоен? Чертов дом и его атмосфера, неужели этот призрак так и будет застилать глаза. Мертвый дом усыпляет, тихо, неотвратимо. — Угрожаешь? — вспыхнул британец, намереваясь уже уйти от этой неприличной темы и ухватиться с другого конца. — Значит, — произнёс он мягко, — Я тебя разочаровал. Он встал с кресла и подошёл к Артуру, и тот напугался, хотя не позволил себе напрячься. Страх попытался завладеть им, животный, беспричинный, запустил когти, наконец-то руша то могильное умиротворение. Но русский только поднял со столика бутылку и изучил этикетку. — Все-таки дурной у тебя вкус, — вздохнул он, плеснув янтарный коньяк в бокал, тут же небрежно опрокинув его себе в рот. От такого варварства Керкленд поморщился: разве Франциск не смог привить этому невеже хоть какие-то правила этикета? — Сладко, — выдохнул он, поморщившись, — крепкие напитки не должны быть так по-бабски сладки. Сколько ты выпил? — Это первый, — безмятежно качнул пузатым бокалом британец, и опрокинул остаток в рот, чувствуя, что это его последний шанс. — Странно, — выдохнул русский и взял англичанина за подбородок, насильно поднимая с кресла. Жест этот был таким плавным, размеренным и естественным, что Англия даже не понял, как реагировать и чисто инстинктивно успел освободить ладонь от снифтера, поставив его на стол. Только после того, как русский без усилий протащил его вдоль кресла и швырнул на кровать, Англия расхохотался. С тихим шелестом опускалась по бокам его вздыбленная от удара упругая ткань. — Смеёшься? — Брагинский нависал над ним, опираясь на руки, пригвоздив Керкленда к матрасу. — И совсем не страшно? Голос его был наигранно зловещим, и жуткая аура холодила кожу. — А чего мне бояться? Я же уже выяснил твоё состояние, — нагло улыбнулся ему британец. Его задумка удалась, русский на коленях, это было легко. В ответ Иван только прорычал раздраженно и дернул воротник халата в стороны и вниз, рывком стягивая его на плечи, обнажая торс добычи. — А если так? — он начал звонко целовать его в шею, ключицы и ниже, а руками мять кожу. На секунду у Керкленда перехватило дыхание, но отступать он не собирался. — Щекотно, — издевательски хихикнул он, закрепляя результат. Англия решил играть по-взрослому. — Раздражаешь… — фыркнул Иван, не прерываясь. — Не тебя одного, — ответил самодовольно брит, и захлебнулся стоном. Это его шокировало, он захлопал удивлённо глазами, резко перестав дышать. Только сейчас он отчётливо понял, куда всё катится. Если ранее он был очарован замешательством Брагинского, и ему казалось забавным наблюдать за его реакцией и злостью, то теперь… — Что-то не так? — приторно улыбнулся Россия, запуская руку под полы халата и игриво поглаживая бедро. Это злило. — Нет, всё хорошо, — съязвил Керкленд, он не мог позволить себе уступить Брагинскому. — Тогда продолжим, — не менее ядовито отозвался русский, потянув ремень за концы, развязывая узел. Керкленд дернул руками, и ощутил, что они полностью обездвижены полуснятым халатом. Это, конечно, было неприятно, но ожидаемой паники не вызвало. Иван распахнул халат и спустился ниже, начав вылизывать и покусывать его пресс, а рукой уже массировал упругую плоть через ткань. Его язык выписывая дорожки, нашёл выемку пупка и начал играть в нем, вызывая резкую боль, граничащую с блаженством. Артур уже не сдерживал свое дыхание, это было невероятно, но ему нравилось, казалось, русский еще ничего не сделал, но брит уже блаженствовал, и мысли пресечь его действия казались кощунственными. Россия поражался его выдержке. Сначала, желая напугать и отказаться от своих нахальных слов, он лишь полушутя и даже не всерьез прикасался к бритту, но тот упорствовал и язвил, раззадоривая азарт. И теперь грань между блефом и желанием была настолько тонка и неосязаема, что любые дальнейшие шаги грозили вылиться в нечто большое и скандальное. Да, ситуация грозила выйти из-под контроля, но ужаснее всего было то, что сейчас их обоих это не то, что бы не пугало — наоборот, соблазняло обещанием дивного наслаждения. Обжигающе. Англия это понимал. Он сам загнал и себя и русского в тупик, ситуация складывалась патовая. Артур злонамеренно поймал Брагинского в элементарную западню, сыграв на его самолюбии, из которой тот нашел лишь один выход. — Кажется, мы заигрались, — озвучил свои мысли Россия. — Поздно спохватился, — ответил Англия. — Тебе же хуже. Отступись. — Ха! Уверен? — Как хочешь, я предупредил. На коленях, целует и умоляет. Все сошлось чертовски быстро и до ужаса легко.