Чувствуй

— Шон? — Голос Дезмонда звучит хрипло и неубедительно, утопая в ночной тишине, нарушаемой лишь шумом компьютеров и размеренным постукиванием пальцев по клавиатуре. — Пойдем спать? Гастингс снимает с себя очки, по инерции кладет их на стол, рядом с полупустой кружкой, откидывается на спинку своего кресла, которое тут же отзывается противным скрипом, и устало прикрывает глаза. — Мне нужно еще кое-что закончить. Иди без меня. Дезмонд неуверенно кладет ладонь на напряженное плечо историка и несильно сжимает. — Это никак не подождет до завтра? Шон устало кивает и пододвигается ближе к монитору — ему сейчас не до едких ответов Майлсу. Времени почти не осталось. На несколько коротких мгновений Дезмонд застывает в нерешительности. Выбор непростой. Что важнее для него самого: судьба Мира или его собственные чувства, кружащие голову, которым хочется отдаваться без остатка, наплевав на весь этот чертов Мир, погрязший в страшных людских пороках? Оно ведь того стоит? Его чувства к Шону, рыжеволосому историку, любящему сарказм и чай, — это его слабость. И Дезмонд позволяет себе эту маленькую слабость. Когда, если не сейчас? Майлс привык жить моментом, не задумываясь о будущем. Никто не знает, что ждет нас завтра, так чего же откладывать свои чувства на потом? Он обнимает обеими руками англичанина и утыкается мягкими губами в затылок Шона. Пять сантиметров друг от друга. Совсем небольшое расстояние. Но вместе с этим между ними целая пропасть. Их разделяет спинка стула и какие-то недоговоренности, в существовании которых они оба виноваты. — Дезмонд? — выдыхает Шон, откидывая голову назад и заглядывая в очаровательные глаза его Майлса. — Я же просил… Но договорить ему не дают настойчивые губы. Дезмонд целует мягко, но по-своему, с упрямостью, свойственной только ему, заявляя свои права на этого человека. И Шон не выдерживает. Он отвечает на поцелуй, сначала неуверенно и нерешительно, ведь здравый смысл до конца не покинул его, но когда Дезмонд углубляет поцелуй, Шону кажется, что он слышит, как с треском лопаются все преграды, границы и устоявшиеся стереотипы в их странных отношениях. Им обоим не хватало этой близости в этой бесконечной погоне за целью. Но иногда можно сделать исключение. Шея затекает, и сидеть становится совсем неудобно, поэтому Гастингс ерзает на стуле и прерывает поцелуй, отстраняясь от Дезмонда. Майлс не оставляет своих попыток, поэтому он вновь просит историка составить ему компанию: — Пожалуйста, Шон, уже поздно, пойдем. И англичанин покорно поднимается со своего места, позволяя себе принять поражение. Этот проигрыш вовсе не кажется ему горьким, наоборот, он оставляет приятное чувство, согревающее мягким теплом. Шон нужен, нужен Дезмонду, он это чувствует, он в этом уверен.