Перекрёстные жизни

21 Она, конечно, не сразу его разглядела. Стоило ли удивляться, если в былые времена она и в более привычной обстановке его в упор не видела. Ну, или била прямо в нос. Сейчас же она склонилась над Чарльзом, проверяя у того повязку, недовольно покачала головой и медленно выпрямила уставшие плечи: - Лежите-ка спокойно, господин капитан. Я через минуту вернусь и обновлю перевязку. А Вашему другу лучше выйти пока, если он собирается ждать. Она шагнула назад, скользнув по Нилу безразличным взглядом: по макушке, по запыленному кителю, по исцарапанным рукам. Наверняка, не заметила бы, с кем имеет дело, и молча удалилась, но он, едва обретя дар речи, выдохнул: - К-Кэнди? И не сразу понял, что голос прервался. Она взглянула на него, чуть прищурив эти свои зеленые глаза. Потом перевела взгляд на Трентона, и мило улыбнулась ему: - Подождите минутку, капитан. Ушла, мелькнув пышной серой юбкой в темном дверном проходе. - Вы с сестрой Уайт что – знакомы? – недоуменно прохрипел Чарльз. Но Нил не слышал вопроса – раз за разом он, словно на заевшей граммофонной пластинке, слышал одно и то же: «Знаешь, я тут увидел своего ангела. Ангела. Ангела…» Он повторял эти слова про себя, он пытался убедиться себя, что не имеет права вмешиваться в чувства своего лучшего друга, что это вообще не его дело. Что это может быть мимолетным увлечением, что это может продлиться до выписки, что… Что черта с два он ее кому-то отдаст! Но Чарли… Тряхнув головой, Нил вернулся, наконец, в разговор. Снизу на него посматривал улыбающийся Трентон – улыбающийся так мерзко, что при других обстоятельствах непременно напросился бы на пару ударов в челюсть. Если бы только эта кровь не просачивалась через тугую перевязку у него на груди. - Так, старая знакомая, - отмахнулся Нил. Сцепил пальцы в замок. Посидел пару секунд, не решаясь задать вопрос, но все же не выдержал. – Это она твой ангел, да? Кэндис Уайт? Он понимал, разумеется: когда солдат приходит в себя, вернувшись с обратной стороны жизни, милое личико в обрамлении золотистых волос вполне можно принять за ангельское. А уж если потом его обладательница станет терпеливо просиживать ночи у твоего постели, промывать твои раны и менять бинты… - Свежие бинты! – весело объявила Кэнди, оказавшись снова рядом с ним, - извините, что так долго, капитан, моя помощь понадобилась в соседней палате. Она расположилась у койки Трентона: поставила миску с водой и лекарства, и снова не удостоила Нила даже взглядом. Впрочем, проговорила негромко и сурово: - Отойди, пожалуйста. Этот голос отстранил его вернее настойчивой руки. Кивнув, он покинул палату, не оглядываясь, потому что видеть, как она склоняется над другим, было по-прежнему невыносимо. Странно: он-то считал – всё прошло давно, закончилось, забылось. А оказалось – до первой встречи, а там снова ножом по сердцу. Или по чему-то еще глубже… Он честно хотел уехать, немедленно вернуться на свою позицию. Хотел, и вместе с тем понимал, что не может вот так просто взять – и сбежать, не попрощавшись с Чарльзом. Немного побродив между палаток на улице, Нил пожалел, что не взял с собой табак. А она выглядит иначе… Вроде и не изменилась, но всё-таки чуть-чуть другая: повзрослевшая, осунувшаяся, серьезная. Уставшая. Темные круги под глазами: как и всем на передовой, медсестрам вряд ли удается высыпаться. Вернее, им это как раз удается даже меньше, чем всем остальным, ведь бои иногда заканчиваются, а раненым нет числа. Но даже при этом она улыбается, как прежде, и всё так же горят ее зеленые глаза, немного потускневшие, но такие… живые. Горят… для Чарльза? Нил остановился в тени обоза с припасами. Рука неосознанно потянулась к фляжке со спиртным, но голова как-то резко передумала. Маленький разговор. Даже можно сказать: крошечный разговорчик. Ему ничего больше не нужно – только перекинуться с ней парой-тройкой слов: узнать, каково здоровье Чарльза, как она сама и всё такое. Возможно, попросить прощения за события, связанные с той дурацкой помолвкой. Объяснить, как он был слишком глуп и наивен, считая, что его имя и статус могут повлиять на чувства девушки, которой всю жизнь было начхать на такие несущественные вещи. Ну, чтобы она не держала на него зла. И чтобы можно было уехать, наконец, с чистой совестью. Да, ради совести стоит постараться. И уж конечно не стоит пить: какая порядочная девушка станет вести душеспасительные беседы, если от тебя за версту несет дешевым окопным пойлом, с большой натяжкой названным французским вином? Жаль, все-таки, что нечем затянуться… Ругнувшись сквозь зубы, Нил зашагал назад к зданию, где располагались палаты. По оббитым шрапнелью ступенькам взбежал на второй этаж, с трудом вычислил нужное направление и прилично побродил между коек с ранеными прежде, чем заметил Трентона. Кэнди всё ещё была рядом. Сматывала грязные бинты, затем полоскала руки. Нил заметил, как ее пальцы покраснели от холодной воды, и пришел к выводу, что здорово, наверное, было бы согреть их дыханием. Только Чарльзу сейчас не до того. Всё, на что способен его обычно сильный и быстрый товарищ, так это просто едва заметно улыбнуться – с натяжкой, вымучено, и взглянуть в пол-оборота на своего ангела. И что-то сказать – Нил, в принципе, знал, как именно произнесутся эти слова, каким хриплым и низким будет голос, как тихо будет он звучать. Пробираясь ближе к койке Трентона, он поравнялся с Кэнди. Хотел отступить, давая дорогу – и тут ноги точно к полу приросли! Она, скользнув по нему безразличным взглядом, поджала губы: - Посторонись, меня ждут в операционной. И его голос снова дрогнул: - К-конечно. От своей неловкости самому стало противно. Нил скрипнул зубами и протиснулся между койкой и столом к Трентону. Упал на стул, сбросил шинель и рванул воротник рубашки: - Тут такая духота, чтобы никто не подхватил простуду? А им не кажется, что для выздоровления нужно побольше свежего воздуха, а? - Мне совсем не жарко, - немедленно возразил Чарльз. – Может, тебе показалось? Они еще немного поговорили о том, о сём. Повспоминали старые добрые времена – начало осени, которое сейчас казалось непостижимо далеким. Трентон внимательно наблюдал за собеседником, но лишних вопросов не задавал, за что Нил, в свою очередь, был ему безмерно благодарен. Раненые всё так же стонали, кряхтели и хрипели на заднем плане. В коридорах слышались крики докторов и сестер. Где-то в отдалении одинокими залпами палили из гаубицы, а быстрыми очередями – из пулемета, но в темноте подступившего зимнего вечера это были, скорее, выстрелы в пустоту. Ничего не значащая бравада, призванная, вместе с тем, показать врагу, что в пороховницах еще залежалось немного пороха, и раньше времени не стоит расслабляться. С западной стороны – куда несколько часов назад укатилось кроваво-красное обветренное солнце – залегла тишина: британские войска, до сих пор не отошедшие после неудачной кампании под Камбре, молча зализывали раны. А здесь, в госпитале, было темно, воняло гнилью и хлоркой. И где-то здесь, среди войны и смерти, была девушка, олицетворяющая собой жизнь. Кэндис Уайт. Надо же, она и не подумала прибавить к своей простецкой фамилии это благородное «Эндри», открывающее сотни дверей и дающее тысячи возможностей. Нил понимал, конечно, почему она так поступила. Да если уж на то пошло, он и не ждал от Кэнди ничего другого, но все-таки, может быть, медсестре Эндри было бы хоть чуточку легче, чем медсестре Уайт? Может быть, ее бы оставили в Париже, а не сослали в эту вонючую дыру на линии фронта, куда в любое время может залететь случайный снаряд случайной пушки. С другой стороны, это же Кэнди! С нее станется самой напроситься в самое пекло. Достаточно вспомнить ту облезлую захудалую клинику, где она работала в Чикаго. И всё из-за него, черт возьми… А ведь он мог бы и не узнать, если бы не слишком длинный язык Элизы… - Ну, ладно, пожалуй, мне пора. – Нил встал, оделся, отряхивая и без того видавшую виды шинель. Протянул Трентону руку. – Поправляйся, дружище. И больше так не попадайся. - Ты тоже береги себя, Леган. Чарльз отпустил его пальцы почти сразу – его тяжелая ладонь упала на одеяло совершенно без сил. Смотреть на это было больно и страшно, поэтому Нил поторопился выйти. А вот покинуть территорию госпиталя не торопился. Он прошел по широким коридорам в надежде встретиться с Кэнди, но не слишком преуспел. Пару раз ему казалось, что где-то на периферии зрения метнулись ее пышные хвостики или вздернутый, покрытый веснушками нос, - и он сразу торопился туда. Но незнакомые люди в белых халатах, уставшие, измазанные чужой кровью, окликали его и просили выйти. А иногда приказывали. Но всё больше устало махали рукой: отойди, мол, солдат, не мешай работать. Так он опустился на первый этаж. Прежде, до войны, до всего этого кошмара, здание было, очевидно, чьей-то роскошной усадьбой: большие залы, высокие потолки, резные перила мраморных лестниц. Почти Версаль, только маленький и камерный. Чей-то личный Версаль. Изящные балконы, теперь наполовину разрушенные, изломанные осколками снарядов. Очень даже может быть, на улице располагался сад с дорожками из разноцветной гальки, подстриженными кустарниками и беседками, в которых можно уединиться с барышней в особо приятную летнюю ночь. Стоя у окна с разбитым стеклом, наспех закрытым какой-то грязной тряпкой так, что рассмотреть предполагаемый сад почти не оставалось возможности, Нил прикрыл глаза. А что, неплохо бы погулять здесь в мирное время. Всё так и пронеслось в мыслях: дорожки, залитые луной, цветы и деревья, тенистые беседки и ласковый ветерок. И Кэнди. - Ты давно спал? Сначала он подумал, что ему просто послышался ее голос. Но, вздрогнув, открыл глаза и увидел ее прямо перед собой. Кутаясь в теплую шаль, Кэнди стояла в полумраке. Тусклый свет лампы, чадящей где-то рядом, выхватывал из этого полумрака разве что ее лицо и пряди волос, выбившиеся из-под некогда белой шапочки. Нил мотнул головой – видимо, сознание до конца не поверило, что девушка настоящая. Но она не исчезла. Она предложила: - Пошли. Выпьем чаю. И он пошел за ней. Они расположились в небольшой комнате рядом с операционной, которую в одинаковой мере можно было бы назвать кухней, кладовкой и сестринской. Как ни странно, они оказались одни. - Сейчас поздно, - пояснила Кэнди, разливая кипяток по надтреснутым стаканам. – Все или спят, или дежурят в палатах возле самых тяжелых. Сахара уже нет, прости. Да какой к дьяволу сахар? - Тебе тоже надо отдохнуть, - сказал он. Кэнди только улыбнулась и снова отошла куда-то. Нил вдруг поймал себя на мысли: он просто безобразно пялится на нее, что при сложившихся обстоятельствах ну в высшей степени неуместно. Поэтому, нехотя отведя взгляд, он осмотрелся: - Ну… как тут оно вообще? - Как на фронте. Лаконичный ответ. Очень логичный, кстати. Только вот вопреки любой логике, лейтенант Леган захохотал, как ненормальный. - Как на фронте, да… - протянул он, отсмеявшись. Кэнди молчаливо села напротив, подперла щеку рукой. Решила, очевидно, что смех у него нервический. Впрочем, наверное, не ошиблась. В ее глаза можно было бы смотреть целую вечность… - Ты знаешь всё про фронт, так ведь? Нил кивнул: - На передовой с конца августа. За окном, подвывая, ветер трепал черные голые ветви, когда-то бывшие вязами. - Я тоже приехала летом. Отхлебнув приятно горячего чая, горького, как его собственные мысли, Нил поинтересовался: - Сбежала сюда? - Вот еще! – привычно вздернула нос она. И привычно скрестила руки на груди. Как оказалось, он столько вещей всегда замечал в ее поведении, что даже сам не отдавал себе в том отчета. Нил покачал головой: - Что-то мне подсказывает, ты до сих пор бежишь. От чего? - А разве мало причин? – вопросом на вопрос возразила она. Он расслышал намек. Кивнул: - Согласен. Но ведь не настолько, чтобы оказаться… здесь. - Достаточно, чтобы оказаться где угодно. Просто сейчас я именно здесь нужнее. – Она расправила полы длинного платья и медицинский белый фартук, такая далекая, такая неуместная здесь, на войне, и вместе с тем очень, очень уместная, такая… Нилу не понравилось, в какую сторону уходят его рассуждения. Привычный сарказм показался куда более подходящим: - Понимаю… - ухмыльнулся он. – Эти твои идиотские друзья… Да, я бы рядом с ними и дня провести не смог. - Сам ты идиот! – фыркнула Кэнди. – И если хочешь знать, то главная причина моего бегства – ты. Он снова не успел остановить ядовитый, немного хриплый смех: - От меня бежала? Ну-ну. И как? Успешно? - Убирайся вон, Леган! – обиженно отмахнулась она. Встала и потуже запахнула на груди платок. За окнами ветер завыл еще сильнее, и в этом звуке уже угадывалась зимняя буря. - Куда же я уберусь, возьми и подумай хорошенько. – Вздохнул Нил. - Куда и, главное, как? Она медленно опустилась на свой стул, отпила глоток чая и пожала плечами: - Мне совершенно всё равно.