Перекрёстные жизни

48 *** Напрасно храбрилась! Кэнди уснула, свернувшись у него под боком сразу после того, как они перекусили свежезаваренным чаем и вчерашней сдобой прямо в спальне, а затем сразу вернулись в постель. Кэнди могла спать по-разному: чутко, просыпаясь от каждого звука – на войне; сладко, с довольной улыбкой – после любви; тревожно, сосредоточенно перед ночным дежурством в больнице. Сейчас же мрачная тень упала ей на лицо, хотя оно и казалось умиротворенным. Впрочем, возможно тень была вполне обычная – от одеяла, в которое Кэнди привычно укуталась по свой хорошенький веснушчатый нос. То, что она с ним рядом, до сих пор казалось чудом. Боясь в это чудо поверить, он с особенно отчаянным энтузиазмом обнимал ее ночью. И утром тоже… Нил осторожно провел ладонью по изгибу ее плеча, затем – вдоль показавшегося из-под одеяла теплого бедра, где следы его неосторожных пальцев остались напоминанием о сегодняшней ночи. Напоминанием о том, как он совершенно потерял голову. Зато не потерял любимую жену! Кэнди что-то промурлыкала во сне, не разбуженная, впрочем, его прикосновениями. Кэнди вряд ли будет возражать против его рук, конечно, но еще вчера она казалась такой уставшей, такой исхудавшей и бледной, что ему следовало хоть как-то сдерживать себя. Опершись на спинку кровати, Нил зажмурился и провел ладонью по лицу. Ему бы справиться побыстрее со всеми возможными угрозами так, чтобы Кэнди и дочь были при этом как можно дальше, но ведь отправить ее сейчас просто невозможно. Она не захочет уезжать, а он… Он ни за какие сокровища мира не захочет ее отпускать. - Вырабатываешь стратегию, мистер адвокат? Голос Кэнди, хриплый со сна и приглушенный одеялом, застал Нила врасплох: он надеялся, что не разбудил жену. - Да не то, чтобы. Просто думаю, какой же я ужасный эгоист, - честно признался Нил. - Угу, - протянула Кэнди, хихикнув и легонько проводя под одеялом по жестким волоскам у него на животе. – И конченый негодяй, к тому же... Он снова накрыл ее губы своими, легко переворачивая любимую на спину. Она снова раскрыла ему свои объятья, забывая в этот миг все самые темные мысли, прощая самую гнусную ложь. В конце концов, несчастья и беды рассеиваются, как туман, когда приходит время любить. Жаль, что не каждому человеку даровано это счастье, но как же прекрасно, если судьба позволит его познать… Они провалялись в постели почти до вечера. Прохладное и бледное, осеннее солнце уже перекатилось через полдень, направляясь на запад, когда Нил решил: надо бы съездить к Корнуэллам за вещами. О чем сразу сообщил Кэнди. Если уж на то пошло, времени оставалось предостаточно и для того, чтобы заскочить к Арчибальду, и для того, чтобы завезти детские вещи в Дом Понни. Конечно, Нилу было бы спокойнее, поедь Кэнди с ним туда, где он был бы рядом и мог бы за ней присматривать; туда, где при первой же необходимости он сумел бы ее защитить. Но Кэнди – вполне ожидаемо, кстати, - покачала головой: - Я подожду тебя здесь. Потом вместе отправимся в Дом Понни, но сейчас я подожду тебя здесь. В ее голосе не было ничего, кроме твердой решимости. Настолько твердой, что Нил сам удивился: его сладкая, нежная, мягкая Кэнди никогда не была склонна демонстрировать столь глубокую обиду. Его добрая, щедрая, все понимающая Кэнди обычно умела прощать от всей широты своей души. Впрочем, возможно, ее никогда еще не предавали так сильно, не обижали так скверно, хотя видит Бог: он и сам в свое время внес известную лепту в череду ее неприятностей и обид. Поэтому он и не стал особо спорить. Удовлетворенно кивнув на его молчание, Кэнди поднялась и не стала слишком беспокоиться на предмет отсутствия домашней одежды, просто завернулась в широкую полотняную простынь. - Знаешь, - улыбнулась она, присаживаясь на краешек кровати, - как бы там ни было, я… Я уже давно не была так счастлива. Нил подмигнул жене: - Рад слышать, - и тут же тихо предложил: - Пока меня не будет, может… испечешь яблочный пирог? Кэнди расхохоталась совсем как девчонка, сморщив веснушчатый нос. Ее волосы рассыпались по плечам, золотистыми волнами упали на обнаженную спину. Нил тоже засмеялся с ней. Это была маленькая шутка – из тех шуток, что очень личные и понятны только двоим. Это всегда было у них такой вот домашней, полузабытой шуткой: по-доброму смешной, по-взрослому серьезной. Именно поэтому, полагая, что Кэнди больше нет, Нил знал совершенно точно: он больше не станет есть никакой яблочный пирог. Никогда. Ведь это лакомство навечно останется в его памяти свидетелем и частью самых счастливых дней его жизни… *** - А что у нас на ужин? Он преувеличено бодр и весел, причем сразу по двум причинам. Во-первых, Кэнди слишком устала, чтобы дома проводить время с хмурым недовольным мужем. Уже почти месяц прошел после пресловутой паточной катастрофы*, но пациентов в Масс Джен не убавилось. Слишком уж тяжелы оказались последствия… Доктора и медсестры по-прежнему работают несколько смен подряд, хотя смертельных исходов уже почти не бывает. Сэм Бредфорд стал одной из последних жертв патоки, и прошедшему войну Нилу подобная смерть в мирное время кажется настоящей нелепостью: почему?! Дэвида просто не узнать: всегда веселый и открытый, сейчас его товарищ может целый день просидеть, глядя перед собой, и даже Клер не всегда способна его расшевелить. Впрочем, Клер хорошо знает мужа и знает, что именно ему сейчас нужнее всего: осознать свое горе; справиться с ним; пережить его. Смерть мистера Бредфорда тяготит Кэнди не многим меньше, чем тяжелая непрерывная работа. Их знакомство было недолгим, но Кэнди искренне привязалась к старику. Она и ухаживала за ним после приступа, она же и винит себя в том, что не смогла, не успела его спасти. Но, к сожалению, это не единственная проблема в доме. Первая, но не единственная. Во-вторых, Нил просто обязан вести себя непринужденно и хотя бы казаться спокойным, потому что денег уже начинает не хватать. Да, он скверно представлял грядущие расходы не только на себя, но и на дом, на молодую жену, которую каждый день хотелось радовать и баловать. Но с другой стороны, дела на фирме тоже оставляют желать лучшего: бывший владелец умер, нынешний – недостаточно подготовлен к суровому и трудоемкому юридическому бизнесу; некоторых клиентов и след простыл; помощников перевели на оклад мелких клерков, самих клерков понизили до посыльных, а то и вовсе уволили. Нил держится на птичьих правах военного товарища Бредфорда-младшего, и ему не остается ничего, кроме как учиться: упорно, настойчиво, удручающе серьезно учиться день и ночь, чтобы выбраться из этой пропасти как можно быстрее. Нилу очень скверно оттого, что светлое будущее обернулось столь неприглядным настоящим. Еще Нилу ужасно стыдно за то, что он сейчас ничего не может изменить. Деньги, которые он привез из Европы, – не потраченная за военное время часть жалования младшего офицера артиллерии – пошли на аренду мансарды (скряга-хозяин требовал оплату на полгода вперед), на скромную свадьбу (не мог же он оставить любимую невесту совсем без торжества) и на покупку кое-какой одежды. Теперь приходится туго. Теперь приходиться в основном обходиться сестринской заработной платой Кэнди, но и ее урезали в последний месяц: городские власти не могут себе позволить былые расходы на содержание больниц и школ в связи с паточной катастрофой. Как же Нилу тяжело от этих ограничений! Только Кэнди, кажется, совершенно не заботят их финансовые трудности. Она улыбается, скорчив одну из своих смешных рожиц, и выглядит беспечной. Уставшей, да, но, в общем – вполне беспечной. - На ужин – яблочный пирог! – сообщает она, и, смутившись, начинает перебирать края кухонного передника. – Снова… Нос Кэнди в муке, ладошки – тоже. По столу разбросаны яблочные огрызки и кожура. Откровенно говоря, стряпуха из нее никакая. И простенький пирог из самых дешевых яблок – единственное, пожалуй, сносное блюдо из ее меню. Но поскольку Нил и вовсе не умеет готовить, роптать на ее кулинарные способности тоже не собирается. Иногда они ужинают у Бредфордов, где руководит и хозяйничает Клер, иногда – у доктора Томпсона, не обзаведшегося пока женой, зато нашедшего отменную экономку. Домашние же вечера сводятся до чая с яблочным пирогом. До поцелуев у огня. До Кэнди. В общем, Нил склонен признаться самому себе: этого ему вполне хватает. - Вот и отлично! – он потирает руки. – Где пирог? Корми мужа, уставшего и голодного после работы! Она смеется и накрывает на стол. Она не садится рядом – становится у него за спиной и, обнимая сзади, целует: в щеку, в шею, в ухо. Иногда он шутит: говорит, что это такой отвлекающий маневр, чтобы вкус подгоревшего пирога не был сильно заметен. Иногда он все-таки усаживает Кэнди, и они ужинают вместе, хотя она, по всей видимости, уже успевает перекусить яблоками во время готовки. Но чаще всего он, быстро бросив в рот несколько кусочков и наспех запив их чаем, подхватывает Кэнди на руки и напоминает ей, что медовый месяц закончился совсем недавно. Да и вообще он любит ее так сильно, что вполне мог бы устроить вместо месяца целый медовый год. И Кэнди, очевидно, совсем не против… Это значит только одно: она его тоже любит. Действительно, в самом деле, по-настоящему любит! И никуда не денется, никогда от него не сбежит. *** - Что значит: она сбежала?! Почему? Энни Корнуэлл вздрогнула от его резкого повышенного тона. Бросив быстрый взгляд на жену, Арчи недовольно нахмурился: - Послушай, нам известно не больше твоего. Она… - Она просто исчезла однажды ночью, – Энни зябко обхватила себя руками. - Вылезла из окна, связав постельное белье наподобие каната, - уточнил Арчи и вздохнул. – Сбежала… - Но почему?! – снова повторил Терри, упираясь кулаком в подоконник, у которого вдруг оказался. Когда Кэнди потеряла сознание и целый день металась в бреду, не приходя в себя, он решил: не оставит ее на попечение несведущего местного докторишки, и бросился в Нью-Йорк первым же поездом. Возвращаясь уже с доктором Купером, он боялся лишь одного: что не успеет, что приедет слишком поздно. Он даже молился… кажется… просил все известные ему силы сделать так, чтобы Кэнди была еще жива, что бы ей еще можно было помочь! Но уж чего он точно не мог и предположить по дороге в Чикаго, так это того, что встреча не состоится по другой причине. Что Кэнди просто сбежит от него! Дьявольщина… Сбежит! Понимая, что пара-тройка лишних секунд – и он, не выдержав напряжения, начнет комкать и срывать с окна шторы, Террус быстро повернулся, сцепляя руки за спиной. Смерил друзей хмурым взглядом, словно побуждая ответить на повисший в воздухе вопрос. - Мы, правда, не знаем… - тихо проговорила Энни Браун, то есть Корнуэлл, уставившись в пол. Арчи недоуменно пожал плечами: - Наш доктор предполагает: после болезни Кэнди могла быть в расстроенных чувствах. Подобные нервические расстройства у дам могут привести… - он замялся, подбирая слова, - к непредсказуемым последствиям. - Хочешь сказать, Кэнди спятила?! - Я бы не был столь категоричен! – Арчи махнул рукой, словно отметая слишком резкую формулировку. – Я лишь хочу сказать: Кэнди, проснувшись среди ночи, могла не понять, где она находится. В панике бросилась к двери, а обнаружив, что там заперто, – к окну. В любом случае… В любом случае, ей стоит теперь побывать у хороших специалистов. Я уже договорился о клинике с отличной репутацией. Кэнди ждут там, как только… Как только мы ее найдем, конечно… Обстоятельный подход, с которым Арчибальд Корнуэлл подошел к вопросу, почему-то вывел Терруса из себя. Раздражало абсолютно все: то, как товарищ деликатно намекал на «душевное расстройство» Кэнди, то, как приготовился упечь ее в дом скорби, и даже то, как лицемерно называл это заботой. Но больше всего раздражала, разумеется, его бездеятельность. Терри прищурился: - Ты что же – даже не искал её? - Ты в своем уме? – взорвался не на шутку рассерженный Арчибальд. – Да мы буквально перевернули окрестности: я, мистер Альберт со своими людьми и Том Стив, мой хороший приятель. Но Кэнди… - Её точно след простыл, - всхлипнула Энни Корнуэлл, прикладывая носовой платок к потухшим заплаканным глазам. Терри заходил по комнате, сжимая и разжимая кулаки: - Нужно что-то делать! - судорожно выдохнул он. – Куда-то бежать, ехать… я не знаю! Обращаться к властям. С кем тут можно обсудить подобный вопрос? Если дело встало за деньгами, я… Он осекся, прекрасно понимая: со старым добрым Альбертом, главой богатейшей семьи Эндри, ему не тягаться. Но и бездействовать не было сил: столько времени прошло, а Кэнди непонятно, где, неизвестно, в каком состоянии! - Нам надо вместе собраться и снова обсудить план поисков, - предложил более спокойно Арчи, сцепляя руки за спиной. – Возможно, снова съездить в Дом Понни, вдруг там что-то изменилось? Или, может… В этот момент его взгляд проследил за чем-то на улице, и брови нахмурились. - Кто это? – спросил он жену, но Энни, также выглянув в окно, лишь пожала плечами. - Хорошенькое время для приема гостей! – недовольно процедил Терри сквозь зубы, отворачиваясь, и уже не видел, как из черного автомобиля вышел высокий мужчина, придерживая дверцу, склоняясь и подавая руку молодой даме. Не прошло и минуты, как в дверь порывисто постучали. Прошмыгнув мимо гостиной, Дороти бросилась открывать. Ни Терри, ни Корнуэллы не разобрали, что именно сказал гость, – сюда донесся только приглушенный мужской баритон. Зато почти сразу едва ли не по всему дому послышался высокий женский окрик, взволнованный, почти испуганный: - Кэтти, девочка моя! Где ты?! Конец 4 части ТВС * затопление Бостона патокой в январе 1919 года считается одной из самых страшных техногенных катастроф в США. Тут можно поглядеть фотки: http://avivas.ru/topic/saharnaya_katastrofa_1919_goda_potok_patoki_v_bostone.html О большем можно спросить у многочисленных интернет сайтов :)))