Перекрёстные жизни

53 До квартиры, которую Кэнди некогда снимала и в которую, по всей видимости, вернулась после побега, они ехали в относительном молчании. Терри задал несколько вопросов, но отвечал в основном Джордж, бессменный помощник Уильяма-Альберта. Сам же Эндри напряженно всматривался в окружающий городской пейзаж, не произнося при этом ни слова. Терри предполагал: приятель просто волнуется перед встречей. В конце концов, это он проворонил побег Кэнди из поместья Корнуэллов, а затем еще и потратил столько времени, чтобы найти беглянку. Вполне возможно, Кэнди была слаба, очень вероятно, ей требовалась помощь – и в таком случае Терри не был намерен оставлять свою любимую на попечение бывшего опекуна. Что бы там вредная девчонка ни говорила – он заберет ее в Нью-Йорк. Ну, конечно, заберет! И они поженятся, как только сойдут с поезда, а потом, с позволения докторов, начнут работать над наследником… Вон даже Леган сподобился обзавестись дочерью! И они тоже ничем не хуже. Воспоминание о неприятном типе из прошлого как-то особенно болезненно задело нервы, и без того напряженные до предела. Терри поморщился, прогоняя неприятное ощущение, и снова повернулся к Альберту: - Что, говоришь, в Чикаго делает Леган? В ответ Эндри мелко вздрогнул, как если бы вопрос выхватил его из глубочайшей задумчивости. Ну, или страху нагнал. С чего бы баснословно богатому Энди бояться какого-то там бостонского адвокатишки с подмоченной репутацией, Терри не понимал. Да, если честно, не слишком и хотел в этом разбираться. - Я просто подумал, - пожал плечами он, - с чего бы это Легану корчить из себя героя? Может, охотится за твоими деньгами? Альберт устало вздохнул: - Нет, - и, сцепив пальцы в крепкий замок, словно в попытке отгородиться, повторил еще более вымученно и устало: – нет, он отнюдь не бедствует. Терри почувствовал, как брови помимо его воли удивленно ползут вверх. - Ты что – следил за ним все эти годы?! – вырвалось у него восклицание – легкое отвращение вперемешку с изумлением. – Господи, Альберт, зачем тебе это?! - Он – часть семьи Эндри, - объяснил Альберт торопливо. Но по каким-то никому не известным причинам Терри это объяснение не понравилось. Когда они с Кэнди поженятся, нужно… нет, просто необходимо будет сделать всё возможное, чтобы тень клана Эндри как можно меньше маячила на горизонте их безоблачной семейной жизни. Многолюдный и шумный рабочий квартал встретил их грохотом автомобилей и повозок, окриками торговцев и улюлюканьем уличных ребятишек. Вполне себе привычный рабочий квартал, каких полно в крупных городах: в меру мусора на дорогах и свежих овощей на повозках лавочников; в меру фабричных трудяг в грязных одеждах, толкающихся у входа в дешевую харчевню, но не меньше и зажиточных фабрикантов, разъезжающих на персональных авто с водителем или без. Машин, вероятно, меньше, чем в огромном Нью-Йорке, зато подозрительных типов, прячущих лицо в тени и под широкополой шляпой, значительно больше. Да и подпольных баров можно найти куда больше, если хорошо поискать вечерком и поспрашивать сведущих людей… - Нам еще далеко? – нарушил молчание Терри в попытке отвлечься от перспективы выпивки. Если уж на то пошло, Кэнди вряд ли понравились бы подобные его порывы. - Мы уже почти приехали, сэр, - почти без промедления сообщил Джордж. Почти – потому что успел все-таки бросить быстрый взгляд в сторону своего хозяина и недоуменно нахмуриться – тоже очень быстро. Настолько быстро, что едва незаметно. Терри пришел к выводу, что даже помощнику вряд ли известны все причины хандры Уильяма-Альберта Эндри. Но тут автомобиль остановился у лавки булочника, и Терри с замиранием сердца выглянул из окна: - Этот дом? - Напротив, - Альберт сосредоточенно сжал губы и тряхнул головой. – Пойдем. И, открыв дверцу, шагнул на тротуар, как на эшафот. До нужной двери они добрались, казалось, в несколько шагов. Как-то ненавязчиво вытеснив Альберта на задний план, Терри выдохнул пару раз – так он привык делать перед выходом на сцену. Затем постучал – сперва легонько, потом настойчивей и громче. А затем и вовсе забыл, как дышать: Кэнди, кутаясь в нечто наподобие халата, открыла дверь и провозгласила с улыбкой на лице: - Ну, наконец-то! Сколько можно ждать?! Он не стал отвечать, хотя мог бы уверить ее: будь на то его воля – примчался бы сразу. Знал бы только, что она осталась в одиночестве и не хочет видеть никого другого. Знал бы только, где она спряталась, - вчера сразу же примчался бы сюда, и плевать на приличия. В конце концов, они всё равно совсем скоро… - Ох, Кэнди, - качнувшись, он склонился к ней, одновременно сжимая в руках ее худенькие плечи, накрывая поцелуем ее приоткрытые губы и да: давая недвусмысленно понять, каким жаром охвачено его тело. Поэтому, вероятно, совсем уж неожиданно ладони Кэнди уперлись в его плечи. Она была гораздо ниже: такая маленькая, стройная и нежная в мужских объятьях, что Терри тут же захотелось представить ее в своей постели, рядом с ним, под ним – со всеми вытекающими последствиями. Но Кэнди, очевидно, не разделяющая столь радужных мечтаний, гневно сдвинула свои хорошенькие бровки: - Ты с ума сошел! Что себе позволяешь? Да и вообще… что ты здесь делаешь?! Странный вопрос в сложившейся ситуации. Пожав плечами, Терри шагнул в квартиру. - Я… - тут же за спиной послышались шаги Альберта, и пришлось поправить себя, - мы здесь, чтобы забрать тебя. Ты же понимаешь, Кэнди. Нельзя прятаться в забытой богом квартирке после такой серьезной болезни, и ты… - Уж позволь мне самой решать, что можно и что нельзя! – отрезала она. И уставилась, тяжело дыша, на что-то прямо за ним. То есть, на кого-то. В этот миг Терри впервые пришла в голову мысль о том, что Альберт мог ее как-то слишком обидеть. Иначе дурацкий побег просто не имел смысла. Ну, что ж, хорошо, с этим он вполне может работать! - Хорошо, - повторил он вслух, делая еще один шаг ей навстречу. – Ты всё решишь сама, любимая, обещаю. Только иди ко мне. Поехали в Нью-Йорк вместе. - С тобой? – ее улыбка получилась какой-то неискренней, вовсе не похожей на светящиеся солнцем и счастьем прежние улыбки Кэнди. Взгляд ее тоже не переместился: девушка до сих пор смотрела на Альберта, хотя говорила, вроде бы, с ним, и эта несогласованность была чертовски неприятна. В попытке обратить на себя больше внимания Терри снова наклонился к ней, снова потянулся к ее губам, когда голос, холодный и чуть дрожащий от едва сдержанной ярости, остановил его буквально на полпути: - Руки. Прочь. От моей. Жены. Каждое слово – как выстрел. И паузы между словами – пара секунд на нажатие спускового крючка. На самом деле, он даже не пытался выглядеть или высказываться угрожающе. Просто Кэнди жутко не любила всяких потасовок, особенно в своем доме, поэтому приходилось сдерживаться. Между прочим, когда-то Нила этот факт весьма веселил: то, что его бойкая, смелая, никого и ничего не боящаяся Кэнди, в любой момент готовая броситься на защиту слабых, сирых и убогих, напрочь не любит всяческих потасовок. Гораздо позже Нил научился разграничивать бойкую сиротку Кэнди, квалифицированную медсестру Кэнди и заботливую жену Кэнди, причем каждая была по-своему привлекательна и по-разному желанна. Но больше всех нравилась, конечно, жена. Вся его жизнь со дня свадьбы сосредоточилась вокруг того, чтобы жена была счастлива, а значит, Нил изначально был готов к любым жертвам, но видеть, как актеришка Грандчестер, хорохорясь, лезет к ней с поцелуями, явно было выше человеческих сил. - Руки прочь! – повторил он чуть громче и с нажимом. Грандчестер не ответил, лишь уставился на него непонимающим, озлобленным взглядом, и это решило исход сцены: сжав ладони в кулаки, Нил бросился вперед. Будь его голова хоть немного светлее, не заливай кровь весь мир вокруг ярко-красным так нещадно, и не зуди костяшки пальцев так сильно, может, Нил бы и понял, что его совсем не волнует прошлое. Ни то, сколько раз он удосужился схлопотать от заносчивого герцогского сыночка во времена колледжа, ни то, сколько поцелуев успела подарить Кэнди незадачливому своему ухажеру в Англии и после Англии. Нил бы понял, пожалуй, что даже сейчас ему почти не в чем было винить не знающего о последних годах жизни Кэнди Гранчестера, и, выдохнув пару раз, смог бы хоть немного успокоиться. Но вот беда: ему не думалось. Совершенно. Его первый удар правой, тяжелый от ярости и еще тяжелее – от перетасканных во время войны снарядов – застал Грандчестера врасплох. А второй сбил с ног. В самом начале третьего Кэнди завизжала: - Нил! – и бросилась к нему, и в какой-то момент… Черт, потом он не раз и не два будет казнить себя за этот момент, но всё же… Тогда ему на мгновение показалось: дьявольский план Эндри удался. Показалось: даже всё вспомнив, Кэнди не любит его; не хочет его; не останется с ним. А потом ее ладони обхватили его, сжали со всей возможной силой. Потом ее губы прохладными поцелуями прошлись по его щекам. - Нил, не надо, не надо, не надо, - быстро и тихо, как произнесенная в храме молитва, ее голос прошелся теплотой дыхания по коже. – Пожалуйста, милый. Твоя рука! Ты же был ранен, Нил! Рука. Ранен. Он выпрямился, тяжело дыша. Из-под повязки по голой коже горячей струйкой засочилась кровь. Черт, он выбежал из спальни, не удосужившись даже рубашку надеть – хорош вояка. Кэнди прильнула к нему, прижавшись лбом к здоровому плечу. Кэнди застыла рядом с ним, так близко и так знакомо, что Нил не сразу понял: она защищает его, закрывает своим телом ото всех возможных опасностей. Глупая, смелая, добрая девочка… Как будто он может бояться чего-то сильнее, чем ее потерять? - Поменяй перевязку, - выдохнул он ей на ухо. Но Кэнди не шелохнулась. И даже не взглянула в сторону нежданных визитеров. - Поменяю, - сказала она, все еще выбирая, видимо, между ролью жены и медсестры. – Но сначала я бы хотела… сказать Вам до свидания, мистер Альберт. Кэнди никогда не слыла светской львицей, умеющей балансировать на грани недосказанности и откровенности. Ее мысли всегда были видны на хорошеньком веснушчатом личике, а заявления – максимально прямолинейны. Вот и сейчас вежливые слова прощания недвусмысленно показывали ее искреннее нежелание находиться в одной комнате с ушлым Альбертом. С Грандчестером, наверное, тоже, но прежде всего – с Альбертом. Что ж, в этом Нил вполне мог ее понять. Как и в том, что справляться со своими страхами каждому нужно самостоятельно. Смерив Эндри презрительным взглядом, Нил положил ладонь Кэнди на плечо. - Я наброшу рубашку. Ты..? - Я справлюсь, - серьезно кивнула она на незаданный вопрос. Нил предпочел бы услышать, о чем Кэнди намерена сказать ранним гостям, но все-таки сдержанно – дьявольщина! – чрезвычайно сдержанно запер за собой дверь спальни, прекрасно зная: его жена будет говорить тихо и степенно. Только по делу. Окончательно. Бесповоротно. А потом всё расскажет ему, как и он, несомненно, всё бы ей рассказал. В первый, что ли, раз будет происходить подобный разговор?.. *** На улице лето, невыносимо жаркое даже поздним вечером, и в мансарде духота, но открыть окно не представляется возможным. Кэнди может простыть от случайного сквозняка, Кэнди может укусить мерзкая ночная мошка, да и вообще: с Кэнди может произойти тысяча мелких и крупных неприятностей, а он уж точно не намерен рисковать здоровьем жены и будущего ребенка. Потому Нил безропотно терпит жару и духоту, склонившись над письменным столом. Постигать все премудрости юридического дела где-то даже интересно. По крайней мере, гораздо интересней, чем ему когда-то казалось. Единственное, что его раздражает, так это сжатые сроки: то, что студенты полного курса получают за пять лет, ему приходится постичь гораздо быстрее, при этом не завалиться на осеннем экзамене, чтобы остаться в фирме Брэдфорда на стажировку, а потом как можно быстрее съехать из этой опостылевшей мансарды. Туда, где Кэнди и ребенку будет удобнее. Господи… Ребенок! У них с Кэнди будет собственный малыш! Вся радость и ответственность, свалившиеся на него сразу после торжественно произнесенного Кэнди известия пару месяцев назад, до сих пор кажутся чем-то нереальным. Волшебным. Прекрасным. В попытке сосредоточиться на учебе, Нил отхлебывает холодный чай и переворачивает страницу «Лекций по юриспруденции» * Кэнди, недовольно фыркая, что-то бормочет на кровати в нескольких шагах от него. Нилу не нужно прислушиваться, чтобы понять: она снова не довольна. Тем, что он не спит посреди ночи, тем, как чадит лампа, и тем, как эта лампа пахнет, тем, что душно, жарко и давно не было дождя. Кэнди вообще почти всем недовольна в последнее время, и ему с этим тоже приходится мириться, потому что доктор Томпсон уверяет: это вполне нормально для женщин в деликатном положении. Слова доктора возвращают мысли Нила в семейное русло, и, словно вторя непослушным мыслям, Кэнди зовет его: - Ложись, пожалуйста! Нилу остается только вздохнуть: - Потом. – И объяснить: - Надо дочитать еще немного. - Завтра дочитаешь! – не унимается Кэнди, и в ее голосе угадываются нотки недовольства. Эх, если бы он только мог уступить сейчас… Но нельзя! Вот уж чертовщина! - Это невозможно, - чуть с большим раздражением, чем следовало бы, отвечает Нил. - Тебе ведь прекрасно известно, что невозможно. Привычный ответ. И не менее привычная в последнее время реакция: - Почему ты меня мучаешь? – В голосе Кэнди, как и у нее на глазах, появляются слезы. - Почему?! Почему? Почему? - Успокойся. Не капризничай. - Мне плохо, а ты… тебе все равно! За что?.. Что я тебе сделала? - Успокойся немедленно! – с отвращением оттолкнув работу господина Смита подальше, Нил поднимается. В крохотной мансарде из одного угла в другой пара-тройка шагов, и он почти сразу опускается на одеяло, наклоняясь к Кэнди, мягко прикасаясь губами к ее дрожащим от плача губам. - Ну, успокойся, девочка-конфетка, - шепчет он, стараясь быть нежным и ласковым в то время, когда глаза слипаются от желания спать, а голова идет кругом от усталости. – Я скоро лягу, правда-правда. Только не злись. - Глупый мой, - всхлипывает присмиревшая Кэнди, - я же для тебя… понимаешь? Я же вижу, как ты устал, знаю, что тебе нужно поспать… Так в основном и заканчиваются все их ссоры: уверениями во взаимной заботе, поцелуями и пылкими объятьями в постели, но сегодня у Нила на последнее просто не осталось сил. Протягивая руку до журнального столика у кровати, он несколькими быстрыми движениями включает недавно подаренное Трентоном чудо современной техники под названием патефон, и музыка заполоняет небольшое пространство мансарды мягкими волнами. - Слушай, любимая, слушай. Нил удобнее устраивается на кровати поверх тонкой простыни: достаточно далеко, чтобы Кэнди не было слишком жарко; достаточно близко, чтобы обнять ее за талию и уткнуться в рассыпанные по подушке локоны. Ему не нужно смотреть Кэнди в лицо, чтобы знать: она улыбается сквозь слезы, тихо произнося: - Какая красивая музыка… Кто ее написал? Кэнди любит музыку, хотя совсем не разбирается в ней. С другой стороны, нудная французская гувернантка не вбивала ей гаммы с малолетства так неустанно и строго, как Элизе, из чего можно заключить: у Кэнди было очень, очень счастливое детство. - Это Бетховен, - так же тихо, почти шепотом объясняет Нил. – Соната номер четырнадцать. Ее еще называют «Лунной». - Красиво… - сонно выдыхает Кэнди, говоря то ли о названии, то ли о самой музыке, и он уже готов встать, чтобы вернуться к «Лекциям» Смита, но вдруг Кэнди спохватывается, рывком разворачивая к нему. В ее зеленых глазах сна – как ни бывало. - Ой, я же совсем забыла! – смеется она. – Ни за что не поверишь, о чем я сегодня узнала в больнице. Честно говоря, я должна об этом помалкивать, но тебе, думаю, можно и рассказать… * «Лекции по юриспруденции» (1766 год) шотландского экономиста и философа Адама Смита до сих пор входят в курс обучению праву в США