А вокруг - только море...

Скорость. Как же быстро Дженсен бежит к подножию скалы, и как быстро волна отталкивает его назад, намочив его ноги и не дав подступиться к большому камню? Прилив неожиданный, и вода заполняет все – мелкие ямки, расселины между глыбами, его ботинки, заставляя ноги окостенеть и почти сводить судорогой. «Миша, нет!» - он мотает головой, вздрагивая, когда новая волна уже окатывает Коллинза, и Дженсен видит его дрожь, видит, как ему холодно. Он готов простить что угодно, даже это безумие, которое тот творит прямо сейчас, которое заставляет его сердце ныть, словно от сквозной раны, лишь бы тот ушел оттуда прямо сейчас и позволил отвезти себя домой, потому что ему физически больно смотреть на него в такой близости от обрыва. Горло немеет, как и язык, и он чувствует себя так, словно гортань распухла и мешает не то что издать звук, но и вдохнуть воздух. «Я не хочу принимать ту часть тебя, которая не дает тебе жить полной жизнью». Эти слова вдруг всплывают в голове, но вместо привычного неприятия вызывают лишь ярость. Он злится, сжав руки в кулаки, и упрямо лезет на скользкий камень, и вода будто жидким азотом обжигает руки, заставляя кожу пылать, но он не успевает подняться – вода смывает его, как котенка, бросив на мокрый песок. Адская боль пронзает левый висок, и он трясущимися пальцами прикасается к ушибленной об камень голове, чувствуя быстро остывающую кровь под пальцами. - Дженсен, - голос Миши дрогнул, и он поднимает на него умоляющий взгляд, чтобы он слез и не позволил ему покалечиться еще больше... Но тот лишь качает головой, не в силах смотреть на него, и кричит, заставляя что-то внутри него отозваться тяжелой горечью. - Если ты не позовешь меня по имени, я не слезу! Дженсен видит страх, с которым тот оглядывается на приближающийся вал, и встает на ноги, ежась от холода. Камень под его ногами скользкий, лед покрывает его в нескольких местах, и Дженсен не может даже пошевелиться от ужаса, который сковал его. «Уходи оттуда!» - он все же отчаянно жестикулирует, превозмогая боль и появившуюся в голове легкость, когда новая сильная волна разбивается о соседний мыс, окатывая ледяными брызгами сжавшееся тело его возлюбленного, чудом устоявшего на ногах. - Позови меня! – крикнув в последний раз, Миша едва заметно улыбается ему и отворачивается, чтобы у него не осталось выбора. «Как же так...» - слезы от соленого ветра выступают на глазах, и он сходит с ума от бессилия сделать что-либо, мечась по берегу не в состоянии подступиться к скале и задыхаясь от этого. Голова болит, тело не слушается, и он закрывает глаза, пробуя успокоиться и хотя бы начать дышать. Он смотрит на темный силуэт возлюбленного, с которого капает вода. Смотрит и чувствует в своей душе только боль, потому что не может найти в себе ничего, что помогло бы ему просто крикнуть. Разомкнув посиневшие губы, он напрягает горло изо всех сил, тут же закашлявшись, когда пробует выдавить простой звук, потому что грудь раздирает каждый вдох. Дженсен ловит себя на желании убежать через еще две попытки, закончившиеся сухими хрипами и вернувшейся злостью на Мишу, потому что он просил его не пытаться исправить его, просил принять как данное, и ему сложно взять и уйти только потому, что он любит его сильнее, чем ненавидит себя за отсутствие голоса. Он ведь жалок, а Миша... Он просто невозможен – упрям и настойчив, груб и импульсивен, но он все равно хочет сделать все, чтобы прямо сейчас тот оказался в целости и сохранности, даже если для этого ему самому придется пострадать. Голова напоминает о себе, и он стирает запекшуюся на холоде кровь, сжав зубы и сделав пару шагов назад, обернувшись на стоящий в отдалении грузовик. Сдаться? Внутри все протестует, но он отворачивается и грузно топает к грузовику, чтобы достать веревку и пару перчаток, чтобы цепляться за камни было легче. Что еще он может? Шмыгнув носом, он оборачивается лишь раз и видит, что Миша опасно балансирует на самом краю, цепляясь за воздух. Все происходит так быстро – его сердце пропускает удар, когда они встречаются взглядами за миг до того, как водяная масса взмывает в воздух. Он слышит крик, слышит звук удара и чувствует, как ноги становятся ватными, когда он видит падающее с высоты тело, которое вмиг поглощает бурлящая вода. Горло отчего-то саднит, когда он приходит в себя через мгновение и тут же бросается к воде, завидев мелькнувшее темное пятно посреди бирюзовой котловины, образованной несколькими камнями. «Миша... Миша, нет» - задержав дыхание, он ныряет и вытаскивает бессознательное тело наверх, тут же погружаясь обратно под воду из-за новой волны и едва успев вдохнуть. Глаза щиплет от соли, и он изо всех сил пытается выбраться из водяной ловушки, чудом не отключившись от шока, когда холод сковал его со всех сторон. Песок скользит под ногами, когда он тянет Мишу за собой, через секунду спотыкаясь об камень и рухнув на землю, коротко простонав от боли. Он не видит крови на теле и одежде Миши, когда подползает к нему на коленях и осматривает его, глотая слезы. «Миша... Очнись, Миш, очнись» - бессознательно умоляет, прислонив ухо к его груди и стараясь не вспоминать о том, что делал точно так же полгода назад, еще до их знакомства. Он был холодным, почти не дышал и выглядел таким беспомощным... Прямо как сейчас. Горло отчего-то совсем сухое, но он забывает обо всем физическом неудобстве, сосредотачиваясь на парне в своих руках. Дженсен слышит стук его сердца и чувствует облегчение, целуя его в соленые губы и прислоняясь лбом к его лбу, обняв руками и наблюдая за тем, как он с еле слышным свистом втягивает воздух, и его дыхание крепнет, минута за минутой, и Миша наконец открывает глаза, когда он уже готов нести его к машине, чтобы отвезти домой и отогреть их обоих. «Миша, ты идиот», - он качает головой, пытаясь сказать обо всем одним лишь взглядом, потому что блокнот наверняка промок, лежа в кармане джинсов, но... - Дженни... – Миша с трудом садится рядом с ним и выглядит потрясенным, протягивая руку и кладя ее на его плечо, чтобы опереться. – Получилось... - Я... – он не понимает, о чем тот говорит еще несколько секунд, глядя в ошарашенные синие глаза и едва соображая. Голова начинает болеть и ныть еще сильнее, перед глазами все плывет, и он чувствует, что падает куда-то... Куда-то, где темно и никаких проблем нет. «Потолок кружится», - думает он, приоткрывая глаза несколькими часами позже и пробуя подняться, но боль в голове заставляет обессиленно простонать, потому что чувство такое, будто мозг разом перекатился на левую сторону. За окном все ниже опускается послеполуденное солнце, и сейчас, наверно, около четырех или пяти часов. - Это пройдет. Ты сильно ударился головой, - Дженсен слышит тихий голос откуда-то сбоку, и снова опускается на кровать, чуть поворачивая голову вправо. Миша лежит рядом с ним, не решаясь прикасаться, и только сейчас он чувствует тяжесть пропитанной чем-то повязки, и хмурится. – Как ты? Он выглядит встревоженным и радостным одновременно, все время рассматривая его лицо, и когда он щурится, чтобы сосредоточить нечеткое пока зрение... Он вспоминает все, что привело его сюда, к такому состоянию. Рука машинально тянется к блокноту, но его нет. Дженсен чувствует, что готов разнести пол-планеты, потому что... Как он мог? Как мог Миша заставить его пережить такое и теперь спокойно улыбаться, протягивая руки к его лицу? - Нет, - слово слетает с его языка осознанно и четко, и он удивляется тому, насколько грубым стал его голос по сравнению с тем, каким он был раньше – мягким и звонким. Кашлянув, он отводит взгляд и убирает опустившуюся на его плечо ладонь парня, не желая касаться его и позволять ему трогать себя. Нет, не сейчас. – Я хочу, что-бы ты у-шел. Он прикрывает веки и делает еще одну попытку сесть, на этот раз придержав голову и поворачиваясь спиной к Мише, чувствуя его растерянный взгляд своей спиной и все еще заново привыкая к тому, как непривычно щекочет язык каждое давно не произносимое слово, как формируется звук и как все еще дрожит его голос, выдавая его напряжение и... разбитость. - Ни за что, - отвечает тот после небольшой паузы, придвинувшись на постели и взяв его за руку. Дженсен вырвал ее, не задумавшись. Внутри все бурлит и клокочет, и он рад, что Миша переодел его во все сухое, потому что каждое движение отдавалось глухой болью в висках. У него не было бы сил еще и на то, чтобы одеться. - Тогда я сам, - он почти рад, что произнести это без запинки оказывается так просто, и встает, мимолетно взглянув на свои руки. Мелкие, уже обработанные царапины покрыли всю ладонь, с тыльной стороны в паре мест содралась кожа... Он сжимает зубы и хлопает дверью, не обернувшись, чтобы его возлюбленный не увидел слабость, отразившуюся на его лице. Лестница скрипит под ногами, когда он спускается вниз, в гараж, прикрыв за собой дверь и подходя к машине. На заднем сидении лежат вещи – его куртка и кофта Миши, а так же небольшая корзинка с едой, которую они взяли на случай, если задержатся и им захочется есть. Он рад, потому что не собирается возвращаться домой этой ночью. Не собирается давать возлюбленному даже шанс найти его и все обсудить. - Ми-ша. Он пробует произнести его имя в первый раз. Точнее, первый раз осознанно, не в пылу переживания и не в момент сильнейшего испуга, как на пляже перед потерей сознания. «Это я кричал, когда Миша упал. Я кричал, а не он», - понимает он спустя секунду и тут же находит объяснение тому, почему так саднит горло. Своей голос кажется совсем чужим, когда он берется за шею и пробует выдавить простое «Ааа», и оно получается. В первый раз за семь лет. Осознание этого заставляет глаза заслезиться, и он скорее забирается в грузовик, утыкаясь лицом в руль на пару минут. Он хочет уехать – из этого дома, просто подальше от Миши, куда-нибудь на площадку на горе, просто чтобы побыть одному и подумать над тем, что он чувствует, и успокоиться. Ключи находятся в бардачке, и Дженсен просто открывает гараж, щурится от резанувшего по глазам солнечного света и жмет на педаль, выезжая из дома и вскоре оказываясь на горной дороге, покрытой льдом. Шины скрипят, когда он пробует одолеть крутой склон, но грузовик выбирается. Он не помнит, когда последний раз оказывался в таком душевном раздрае, потому что все предыдущие разы никогда не заставляли его чувствовать себя так плохо. Он злится. Очень злится. И желание вернуться и врезать возлюбленному куда-то в грудь, под дых или в челюсть только усиливается, когда он выезжает на обзорный пункт и видит все поместье, в котором совсем скоро должен будет загореться свет. Выходя из машины и накидывая на плечи куртку, Дженсен приходит к мысли, что просто хочет понять, чем его немота Мишу так не устраивала. Он ведь... Они общались, - говорит он себе и тут же отмахивается, потому что это звучит слишком глупо. Обхватив себя руками, он смотрит прямо в темные окна, находя столовую, кабинет... В прошлом году он точно так же приезжал сюда и любовался открывавшимся видом, но сейчас... Он ловит себя на том, что все время стремится разглядеть за стеклом любимый силуэт. По верхушкам сосен неожиданно пробегается легкий ветерок, и Дженсен переводит свое внимание на лес, стараясь избежать мыслей о Мише. Снег уже спал с деревьев, оставаясь на нижних ветвях, и выглянувшее из-за тучи солнце осветило макушки ярко-золотым вечерним светом. Он и не заметил, как на небе появились легкие облака, не заметил, как быстро наступил закат, и как озарилось окно в поместье, выделяя стоящего у подоконника человека. - Ми-ша, - пауза между слогами, должно быть, останется еще на какое-то время, пока он будет привыкать выговаривать сложное для простого американца имя. Он так часто произносил его у себя в голове, мысленно выкрикивал, когда Коллинз ласкал его в постели... В то время как свое имя он слышал из его уст каждый день. «Это справедливо, - думает он, с грустью наблюдая за тем, как солнце опускается за горизонт и природа на один короткий миг освещается как никогда ярко: у каждого заката есть определенный момент, когда его красота достигает пика. – Справедливо хотеть слышать меня, потому что для него слова очень важны. И... И для меня, наверно, тоже». «Уходи». Это было первое, что Миша услышал от него, когда он пришел в себя и поддался эмоциям, и от осознания этого становится больно, но не за себя. Вина шевелится в груди и дает о себе знать острым тычком под ребра, словно иголкой ткнув в чувствительное место. Он не сказал «Я люблю тебя», не сказал, что беспокоился... Пусть единственным, что его волновало в тот момент, был он сам. Дженсен дрожит, обнимая себя руками, потому что с последним лучом солнца за горизонт словно ушло все тепло. Свет в окнах поместья теперь кажется заманчивым, но он не может вернуться сейчас - им с Мишей нужно переварить случившееся, а после спокойно поговорить. - По-говорить, - произносит он вслух, вдохнув ледяной воздух и поморщившись, когда голова отозвалась болью на холод. Так странно пытаться осознать, что теперь его действительно ждет разговор – долгий ли, короткий ли, но он сможет сказать, что он думает. Миша не должен был. Стоит ему только подумать о том, что его голос вновь с ним, как в груди зарождается тошнота от нежелания верить, что Коллинз все же пошел против его воли и проигнорировал его просьбу, и он чувствует вину за то, что испытывает такое отвращение к его поступку, за то, что ушел... Он просто не мог посмотреть ему в глаза и сказать, что все хорошо. Он не хочет лгать ему насчет чего-либо. «Чем он занят сейчас?» - возникает в голове невольно, когда он идет к машине и видит кофту парня, небрежно брошенную на заднем сидении, где он, судя по всему, будет сегодня спать. В машине холодно, и он включает обогреватель, закрывая двери и улавливая тонкий запах своего парня, которым пропиталась его одежда. - Ми-ша... – его имя в этот раз больше похоже на тихий стон, и он утыкается лбом в сложенную кофту, укрывшись своей курткой и жалея о своем уходе, потому что ему хочется просто уткнуться в его шею и молчать... Молчать обо всем, что было сделано. *** Чай в стоящей на столе кружке давно остыл, и у него не было желания допить его и вымыть посуду; он сидит и просто гипнотизирует темную, почти не пахнущую жидкость, в которой отражаются блики от затопленного камина. - Дженсен, где же ты сейчас? – срывается с его губ вопрос, когда он смотрит в сторону окна и не видит там ничего, лишь слабо освещенную луной гору и лес, но и они тонут в кромешной тьме, едва на небо набегают тучи. Его уход не был тем, чего ожидал Миша. Черт, он обыскал все поместье несколько раз, прежде чем сходил в гараж и увидел, что машины нет, и обессиленно поплелся наверх, в гостиную, чтобы зажечь огонь и вытянуть дрожащие от беготни и волнения ноги, стертые непредназначенной для бега обувью. Тело ноет почти везде, еще после падения, но тревожное ожидание и страх за Дженсена сильнее всего давит на сознание. Когда он услышал его крик в первый раз... Он не поверил тому, что это действительно произошло. Словно иллюзия, слуховая галлюцинация перед ударом о воду, и он испугался, действительно испугался, услышав слетающее с чужих губ «Миша, Миша», потому что на секунду представил, что Дженсен все это время был сном, и через секунду он очнется в больнице. Шум океана быстро успокоил его, и он открыл глаза... Невозможно передать, что он испытывал, когда осознал, что чистый, неиспорченный ничем голос принадлежит тому, кто так взволнованно и тревожно смотрит на него своими потрясающими зелеными глазами, прижимая его к себе ближе. Дженсен, наверно, не понимал, что бормочет что-то, пока он сам ему об этом не сказал... - Черт, - его кулак с силой опускается на столешницу, когда он смотрит на часы и видит, что уже ночь, а Дженсен не собирается возвращаться. Он не может пойти искать его – он забрал машину и уже далеко, и он не найдет его, пробираясь ночью сквозь заросли или бегая по пляжу. – Я бы предпочел, чтобы ты был здесь, пусть ты будешь зол на меня, - говорит он самому себе, надеясь, что каким-нибудь немыслимым образом зеленоглазый услышит его. Глубоко вздохнув, он встает с дивана и подходит к окну, уже зная, что эта ночь будет бессонной. Дженсен выглядел таким беспомощным, хрупким, когда без сознания рухнул на песок на пляже, и только взяв его лицо в свои руки Миша разглядел неглубокую рану на лбу, скрытую прилипшими мокрыми волосами. В груди холодеет от воспоминания, как он на руках нес его наверх, в спальню, срывая дыхание и стараясь успеть до того, как его начнет бить дрожь от холода, и он заболеет. Вина съедала его заживо, пока он переодевал его и промывал раны, укутывал в одеяло и согревал своим теплом, чувствуя, как возвращается жар в поцарапанные ладони парня. Что там, он корит себя за сделанное еще больше прямо сейчас, анализируя свой поступок и не зная, как он извинится перед ним, когда тот придет. Это было жестоко, в каком-то смысле подло, и он почти не рад, что это сработало, потому что если бы он послушал его, Дженсен был бы с ним сейчас, целый и невредимый, а он не мучился бы так сильно, вынужденный ждать и надеяться, что его когда-нибудь простят. Ему чудится на миг, будто он видит проблеск света где-то наверху – словно машина мигнула фарами, скрываясь в тени деревьев. Его сердце пропускает удар, когда он невольно надеется, что это Дженсен возвращается домой, но света больше нет, даже там, где дорога, и это заставляет его упасть духом еще больше и отвернуться от окна, выключая свет и подбрасывая в камин еще дров, глядя на спокойные, всегда спокойные языки пламени. Такие же, что прямо сейчас выжигают на его душе напоминания о том, что он поступил с Эклзом плохо. Он закутывается в плед и прикрывает глаза, закрыв лицо ладонями. За окном темно настолько, что даже не видно звезд, и Миша надеется, что завтра увидит возлюбленного и сможет все ему объяснить. Утро наступает неожиданно, встретив его громким, завывающим ветром и февральским ледяным дождем, стучащим по окнам. В гостиной холодно, в камине остались одни угли, и Миша понимает, что задремал к самому утру совсем ненадолго, потому что чувствует себя разбитым и продрогшим. Имя Дженсена врывается в его голову почти сразу после пробуждения, и он вскакивает с дивана, чтобы оглядеться и заметить, что с вечера в комнате не изменилось ничего. Дженсен еще не пришел, и это одновременно успокаивает и настораживает, потому что он боится увидеть его после вчерашнего и в то же время очень хочет, просто чтобы убедиться, что тот в порядке. Проведя рукой по лицу и отметив, что щетина уже покалывает, он поднимается и потягивается, оборачивая плед вокруг плеч и грузно топая на кухню. Ему срочно нужно согреться, и ничто не поможет ему в этом лучше чем чай или Дженсен, но зеленоглазого нет, поэтому он ставит чайник и залезает в холодильник в поисках остатков какой-нибудь еды, к своей радости находя две порции плова. Помедлив, он ставит разогреваться обе и наливает чай в две кружки, накрывая на стол в столовой и с надеждой поглядывая на дверной проем, который он специально оставил открытым. Он подошел к окну и стал ждать, вглядываясь в просветы между деревьями и с трудом найдя между ними маленький кусочек дороги, по которой никто не ехал. Не были бы они на острове, он бы не поверил, что кроме него здесь есть еще один человек. Человек, которого он всей душой любит. Плов остывал, но Миша не притронулся к еде, погружаясь в свои мысли и согревая руки о кружку чая, время от времени делая маленькие глотки. Он весь обратился в слух, но не слышал ни отдаленного звучания двигателя, ни шагов, ни звука открывшейся двери. «Я пойду искать его, он не мог уехать далеко. Пляж, горы… Придется обойти остров по берегу», - думает он еще через час, с тоской глядя на часы и несъеденный завтрак. В животе что-то заворчало, но ему кусок в горло не лез от мысли, что Дженсен специально избегает его и не придет к нему еще долго, тайком пробираясь на кухню, чтобы брать еду. Стукнув кружкой с недопитым чаем о подоконник, Миша взъерошивает свои волосы и уходит из столовой, не найдя в себе сил убрать со стола. Это фактически первый раз, за немногими исключениями, когда они не были вместе за завтраком и ночь до этого провели врозь, и он не хочет, категорически не хочет, чтобы это стало привычным. Их комната выглядит… пустой. Несобранная, разворошенная кровать, их с Дженсеном висящая на батарее одежда, которую нужно бы постирать, но он не смог оставаться в этой комнате, когда Эклз ушел. «Уходи», сказанное его голосом, вдруг всплыло в мыслях, и он понуро опустил голову, поднимая с пола свою куртку и теплые штаны, которые решил не одевать перед тем, как лечь в постель к своему парню. Дженсен не хотел, чтобы он прикасался к нему, не хотел на него даже смотреть… Миша не знает, как переживет то, что тот, возможно, захочет порвать с ним и уедет отсюда из-за всего. Из-за того, что он, Миша, натворил. - Боже!... – с отчаянием бормочет он, садясь на кровать и улавливая тонкий запах парня, который ушел, и это заставляет его чувствовать себя еще хуже. «Я верну его», - он смотрит в зеркало и грустно усмехается, после разворачиваясь к двери и буквально вылетая из этой комнаты. Сердце Миши бьется сильнее с каждым шагом к гаражу, то ли от бега, то ли от волнения. Что он скажет Дженсену, когда встретит его? Захочет ли тот его слушать? Пригладив растрепавшиеся волосы, он спускается вниз по лестнице и прислушивается: ничего. Он вздыхает и открывает дверь… Чтобы увидеть, что машина стоит на месте. Облегчение заполняет его, и он оглядывается по сторонам, через секунду тщетных поисков позвав его осторожно и негромко. - Д-Дженсен? – голос вдруг дрожит, и он видит, что ворота открыты нараспашку, впуская холодный ветер, и его обутые в тонкие кроссовки ноги сковывает холод. Никто не отвечает ему, не дает даже намека на свое присутствие, и он надевает свои теплые сапоги, надеясь, что зеленоглазый просто куда-то вышел. Он видит его почти сразу, когда выходит на пляж. Песок скрипит под ногами, и он замедляет шаг, боясь спугнуть сидящего прямо на земле парня, смотрящего на океан. Странное чувство дежавю не покидает Мишу, когда он видит, что тот весь дрожит, и он решает сообщить о своем присутствии, игнорируя то, что коленки будто стали ватными. - Здравствуй, - получается тихо, но Дженсен вздрагивает, словно он прокричал это на весь пляж. Не оборачиваясь, он кивает, убирая наверняка ледяные ладони в карманы, и Миша снимает свою куртку, накрывая ей его плечи и сталкиваясь с пронзительной зеленью его глаз. Он не может прочитать это выражение, слишком много чувств намешано в нем, поэтому виновато поджимает губы, отведя взгляд в сторону. – Ты замерз. Я подумал… Так будет лучше. - Спа-сибо, - слышит он в ответ, и это удивляет его сильнее, чем то, что Дженсен стремится замотаться в его куртку как можно сильнее, приняв ее и не отбросив в сторону… Чего, если честно, он и ожидал. - Я не… Прости меня, - все же вырывается у него, и он с отчаянием смотрит на странную горькую усмешку, появившуюся на его красивом лице. - Ты прос-ишь проще-ния не за идею, - отвечает тот спокойно, вновь переводя взгляд на океан. Миша не знает, как вести себя с ним, когда тот такой напряженный и одновременно спокойный, словно скрытая угроза засела у него внутри и заставляет вести себя так отчужденно. Он бы хотел увести Дженсена домой, потому что боится за его здоровье, которое и так пошатнулось вчера, и он не простит себе, если он из-за него заболеет. - Земля холодная, пожалуйста, пойдем домой, - говорит он, потому что не видит смысла отрицать сказанное им. Дженсен понимает его, иногда слишком хорошо. И ему тошно, потому что сейчас только он один как открытая книга. - Я вспоми-нал, как на-шел тебя в августе. Я был напу-ган, когда впервые увидел те-бя и понял, что с тобой произошло, - слетает с губ зеленоглазого вместо ответа, и внутри Миши что-то сжимается каждый раз, когда он слышит заминку в его голосе. Словно тот вспоминает, как это звучит, и потому каждую фразу произносит так медленно… Или он вовсе не так расслаблен, как ему показалось вначале. – Твоя ру-ка была слома-на, ты был бледным, весь в синя-ках. Мне пришлось обте-реть тебя несколько раз, что-бы морская соль не так силь-но щипа-ла ра-ны. И вче-ра… Вче-ра я снова уви-дел тебя таким. - Прости, - его сердце сжимается в груди в тугой комок от бесконечной печали и дрожи в его голосе, когда он опускается на колени рядом с ним, не решаясь прикоснуться. Холод отходит на второй план, и все его внимание обращено к Дженсену, который закрыл глаза, то ли чтобы не видеть его, то ли… Вспоминая все слишком четко. - Я испу-гался, что ты умер, Ми-ша, - его голос срывается на его имени, и он вздрагивает, когда видит скатывающиеся по его щекам слезы, понимая, что готов заплакать и сам. – Ска-жи, стоило ли это то-го, чтобы я начал гово-рить снова? В этот момент Дженсен открывает глаза и смотрит прямо ему в душу, и он не находится с ответом, коротко выдохнув и разрываясь от того, как его возлюбленному больно. Миша может поклясться, что чувствует то же самое сейчас, когда смотрит на него такого и не решается обнять и утешить, потому что Дженсен может оттолкнуть и сделать им обоим еще хуже. Его руки все равно дергаются в желании прижать его к себе, и тот замечает, конечно, замечает, поэтому и опускает взгляд, прикусив нижнюю губу и даже не стараясь вытереть все еще мокрые щеки. - Не смей боль-ше… Не смей, - почти шепчет он, и в этот момент внутри него что-то ломается, и он рывком утягивает его в свои объятия, стирая слезы с его щек и припадая к измученным губам отчаянным поцелуем, едва ли в состоянии остановиться сейчас и перестать, особенно когда Дженсен яростно отвечает, шумно втянув воздух носом и вцепившись в него так крепко. Они сидят так еще несколько минут, сквозь боль и слезы пытаясь отыскать друг в друге то, что поможет отпустить сложившуюся ситуацию. - Я люблю тебя, - шептал и бормотал Миша, целуя его щеки, нос, глаза и прислоняясь к его лбу своим. – Прости меня, если сможешь. - Ми-ша, Миш… Миш, - Дженсен запрокидывает голову, когда тот переходит губами на шею и касается нежной кожи холодным носом. – Миш, идем до-мой… Пожа-луйста, пой-дем домой. - Идем, - внутри что-то упало, когда он не услышал ответного признания в любви, но тот вдруг закашлялся, и он тут же вскочил, стремясь увести его в тепло как можно скорее. Дженсен молчит. Не произносит ни слова, пока Миша осматривает его голову и смазывает царапину на лбу антибактериальной мазью, только шипит тихонько, если становится особенно больно. Это угнетает – ему казалось, они выяснили все на пляже, и он выслушал его внимательно, так почему сейчас тот делает вид, словно они не родные друг другу люди? - Как ты себя чувствуешь? – он не сдерживается и спрашивает напрямую, потому что сам он чувствует себя голодным, а коленки до сих пор ноют от долгого сидения на холодном песке. - Холо-дно. Тебе то-же? – он кивает, с тоской глядя в сторону столовой и переводя на него удивленные глаза, когда Дженсен берет его за руку. – Пой-дем вниз. У нас все еще есть ба-ня. Нам не поме-шает. - Мы ни разу не были там, - его предложение кажется очень заманчивым, и он кивает, впервые со вчерашнего дня увидев его легкую улыбку. Дженсен выглядит потрепанным и усталым, но он прекрасен; Миша не может удержаться и поправляет его волосы, коротко целуя в лоб. Он… Он рад, что тот вернулся к нему, пусть о прощении пока не идет речи. – Дженсен, я… - тот останавливается, так и не встав с дивана и внимательно смотря на него. – Я виноват. Я не должен был. Прости… Прости меня, - немного хрипло просит он под конец, опуская взгляд и боясь взглянуть на него снова. - Я не злюсь боль-ше, Миш. Ты хотел как луч-ше, - зеленоглазый встает и берет его за руку, и Миша не может привыкнуть к тому, что слышит его голос. - Я хочу, чтобы ты знал, - он осекается на секунду, но все равно продолжает: - У тебя очень красивый голос, Дженсен. Миша видит, что дыхание парня сбилось на секунду, но он лишь кивает и прокашливается. - Идем уже, - говорит он ровно и коротко целует в щеку, и Коллинз безоговорочно следует за ним. *** По его телу течет пот, чертя мокрые дорожки через ложбинку на груди, вниз по животу и впитываясь в короткое полотенце, прикрывающее бедра. Он никогда не был настолько мокрым; кажется, будто вся парилка пропиталась его запахом, пряным, солоноватым, и он облизывает свои покрасневшие от жара губы, прикрывая глаза и прислоняясь спиной к горячей деревянной стенке. Ему давно не было так хорошо в физическом смысле, когда он может просто отдыхать. Дверь открывается, и первое, на что падает его взгляд – мокрые после душа и взъерошенные темные волосы, почти черные в скудном освещении глаза и пузырек с какой-то жидкостью, зажатый между его пальцев. Секунда, и Миша капает ароматическим маслом на камни, на секунду глубоко вдохнув его запах; Дженсен может поклясться, что увидел румянец на его щеках. Он поправил ткань на своих ногах, и ягодицы на секунду обожгло, стоило ему чуть сдвинуться. Он дернулся и почти простонал, сдержавшись только из-за присутствия здесь Миши. - Где ты был так дол-го? – спрашивает он тихо, когда Коллинз садится рядом с ним, и они оба дышат глубоко, мгновенно уловив изменения в запахе. Этот цветочный, нежный, с легким оттенком сандалового дерева и будто бы смолы, и он обжигает. - Искал масло… - он наклоняется ближе, и Дженсен хочет податься навстречу, но еще слишком рано. Он простил его, конечно, простил, потому что Миша для него важнее гордости. Важнее всего, что у него есть, но это слишком пугает. Ему не хочется, чтобы сейчас тот об этом узнал… Поэтому он прикрывает глаза и старается дышать глубоко и ровно, чтобы все тело пропиталось жаром и он не заболел. - Вкусно, - он отвечает совсем тихо, чувствуя, как хочется прямо здесь и заснуть, но шальная мысль о разделяющих их расстоянии и клочках ткани заставляет что-то образоваться у него в животе, и он ерзает, начиная испытывать желание. - Это жасмин, - Миша придвигается ближе и целует его шею, осторожно, будто спрашивая разрешения, но его сознание отчего-то плывет, и он прикрывает рукой пах, чувствуя возбуждение и вспоминая о свойствах цветов, ароматом которых он прямо сейчас дышит. - Жас-мин – афро-дизи-ак, Ми-ша, - последнее он тянет почти специально, но он не в силах сердиться на него за то, что невольно заставил их надышаться и запах проник в тело через нос и раскрывшиеся в тепле поры в коже. - Ты дрожишь, - горячее дыхание касается его губ, и он целует первым, сдергивая полотенца с них обоих и мимолетно подумав, что рано или поздно они бы все равно легли в одну постель, и он не видит смысла сопротивляться этому сейчас, особенно, когда так хочется. Миша подминает его под себя и заводит руки ему за голову, ложась на него сверху и заставляя сходить с ума от того, как сердце от всего стучит где-то в затылке. Подтянутое тело Коллинза ощущается раскаленным – он плавится, когда одна из его рук оглаживает напрягающиеся мышцы груди и живота, и их путь повторяет язык. Дженсен прикусывает свое свободное запястье и сжимает его ладонь, чувствуя, что неприличные и откровенные стоны готовы сорваться с языка, и это для него так ново. Он дышит глубоко, сердце стучит уже где-то в горле, и первый звук вырывается в тот момент, когда влажные и припухшие губы обхватывают его сосок и втягивают внутрь.. - Ммм… - Миша отрывается всего на секунду и усмехается ехидно и довольно, сжав горошину зубами и прикоснувшись к ней языком, и медленно раздвигает коленом его ноги. - Может, я тороплюсь, но я хочу тебя так сильно, - Дженсен стыдливо прикрывает глаза, когда тот оставляет его грудь и вновь поднимается к уху, замерев над ним и повернув к себе его лицо. – Посмотри на меня. Просьба кажется неожиданно робкой в сравнении с недавними ласками, и он легко поддается, встречаясь взглядом с его глазами, полными желании и готовности отступить, скажи он хоть слово. - Продол-жай, - шепчет он, глубже вдыхая жасминовый запах и рукой скользя на его шею, останавливаясь прямо у линии роста волос. – Все хорошо. - Я сделал тебе больно, - в его голосе больше сожаления, чем вины, как и во взгляде; легкий румянец уже тронул его скулы, а глаза сверкают в полутьме – синие, такие синие, Дженсен заново тонет в них каждый раз, когда тот смотрит на него, находясь так близко. Он действительно не может сердиться на него – это просто для него не характерно. - Я… Я люблю тебя, - просто и чуть застенчиво отвечает он полушепотом, медленно пропуская его волосы сквозь пальцы и чувствуя, как между ними электризуется воздух. Это действительно любовь, - думает он, когда видит, как вспыхивает счастье в глазах напротив, и Миша дышит глубоко, почти сразу же выдохнув весь воздух из легких и улыбнувшись почти смущенно. Запах жасмина начинает слабеть, уступая место их собственным, смешавшихся в один. Дженсен готов раствориться в нем – зарыться в его мягкие волосы, слиться с ним в порочном танце двух тел и двух душ, что обрели друг друга. Он начинает с поцелуя: мягкие губы парня податливо раскрываются, неспешно отвечают, поддерживая одуряющую нежность в каждом его движении, которыми он хочет выразить прощение. - Я тебя люблю, Дженсен, - срывается с губ парня почти благоговейно, восторженно и чуть-чуть неверяще; Эклз просто улыбается и целует его дальше, надеясь, что тот спишет сползшую по его щеке слезу на пот. Его пальцы оглаживают лопатки и поднимаются обратно к шее, царапнув ногтями и тут же пригладив, когда он двигает бедрами совсем чуть-чуть. Миша поддерживает его за поясницу, и он выгибается в спине, соприкасаясь с ним пахом и откровенно заглянув в глаза – «Хочу тебя, пожалуйста, возьми же!». Его возлюбленный понимает все по чуть приоткрытому рту и закрывшимся в наслаждении глазам, стоит ему обхватить ствол его члена и легонько провести, отчего дрожь пробегает по его бедрам, заставляя развести их шире и прижаться, поддаться сладкой ласке и вскинуть их навстречу ей, чтобы получить еще больше. Миша притирается, обхватывает их обоих одной рукой, и чувствует всем телом, насколько Дженсен пропитался жаром. - Ты весь горишь, - и это чистая правда. Пламя разбегается под его кожей, афродизиак в крови вновь дает о себе знать мгновенно застлавшим взор желанием, и он почти хнычет, когда не получается кончить только от того, что дает ему возлюбленный, и стоит ему сжать головку между пальцев, у него вырывается настоящий стон – длинный, неудовлетворенный и полный страсти. – Дженс?... Он застывает, распахнув глаза и перестав извиваться. К естественному румянцу на его щеках добавилось как минимум несколько оттенков от стыда – он никогда еще, ни перед кем не издавал таких звуков, и то, как смотрит на него Миша теперь… Тяжело сглотнув и неосознанно стиснув пальцы от волнения, он мысленно умоляет возлюбленного просто проигнорировать то, что он определенно не хочет повторять. Стыд затапливает его заживо, и Дженсен отчаянно не хочет чувствовать на себе этот изучающий взгляд, если только… - А если… я сделаю так? – слышит он хриплое и опускает глаза вниз, как раз в тот миг, когда Миша погружает в рот головку его члена, медленно обведя ее языком и скользнув чуть ниже. Он смотрит внимательно на то, как Дженсен от неожиданности приоткрывает рот и еле слышно ахает, стукаясь головой о скамью. – Дженни… - Это сму-щает, не надо, - в том, как он произнес его имя сквозит неприкрытое ничем восхищение, и зеленоглазый закрывает лицо руками, кусая губы, когда тот с улыбкой продолжает делать ему минет, втягивая щеки и проделывая языком что-то невероятное, занося бутылочку с жасминовым маслом прямо над его животом, и Дженсен бросает все попытки сдержаться, когда вновь всей грудью вдыхает знакомый запах. Масло льется на его грудь, сбегает вниз по животу и оседает на коротких вьющихся волосках, прочертивших дорожку прямо к паху. Он дрожит, выгибается в спине и хнычет, стонет и вскрикивает, когда Миша окунает в масло пальцы и раздвигает ягодицы, широко проведя по ложбинке между ними. Дженсен дышит поверхностно, часто, зная, что его возлюбленный точно так же сходит с ума – их кровь чиста, и жасминовое масло действует на них как наркотик, заставляя окружающее пространство вибрировать и пульсировать, унося в нирвану так быстро. Миша шепчет что-то про глаза, зрачки, что-то о том, какой он невероятно красивый; он же лишь закидывает ноги ему на талию и насаживается на пальцы, трахает себя его рукой, потому что внутри все будто зудит, требуя ощутить больше. Он не может противостоять желанию – пусть это Миша, который сделал ему больно, но он любит его, только его, и лишь ему сможет так отдаться. Он смотрит ему в глаза и стонет, когда тот входит в него спустя всего несколько минут, и это ощущается потрясающе. Его член дергается, естественная смазка смешивается с маслом, и боль простреливает поясницу лишь на миг – почти сразу после того, как он утягивает Мишу вниз и заставляет их поменяться местами, оседлав его бедра и опустив руки на грудь. - Ох!... - вырывается у него непроизвольно, когда он пробует насадиться еще совсем чуть-чуть и смотрит вниз, на шумно выдохнувшего и простонавшего мужчину, неотрывно следящего за каждым движением, что он совершает. Он чувствует, как касаются его ягодицы напряженных яичек Миши; чувствует, что не может двинуться, когда он так заполнен изнутри. Боль появляется в, кажется, уже растянутых мышцах, и он непроизвольно сжимает их сильнее, и член его возлюбленного дергается внутри, задев простату и послав по его телу цунами из чувств, которые будто бы совсем незнакомы. - Дженсен, - Миша выдыхает сквозь зубы, и он залипает на совершенном изгибе его рук, обратив внимание на красоту его кистей, локтей, линии плеч и облизав порочно разомкнутые губы. - Дотронь-ся до меня, Миш, - просит он и приподнимается вверх в тот же миг, как эти длинные, тонкие пальцы мягко обхватывают твердый как камень ствол, легко скользнув к головке. Он двигается в такт движениям его руки, плавно опускаясь и приподнимаясь, чтобы полностью прочувствовать эту позу. Воздуха начинает не хватать уже через минуту, пот сбегает по его спине, волосы липнут ко лбу, а все пространство наполняется их общими стонами. Дженсену нравится, как их голоса звучат в унисон, когда он специально сжимается внутри, надавливая его членом на свою простату и вскрикнув от того, насколько по-другому это чувствуется, когда он сверху. - Дженни… Дженсен, так хорошо!… - он запрокидывает голову назад и закрывает глаза, отчаянно простонав его имя и ускоряясь, резко насаживаясь на его член и стремясь получить больше; его коленки дрожат, но он игнорирует то, как сводит мышцы, потому что он так близко. – Дженсен, ты совершенство!... - Ми-ша!... – он тянет обе гласные так сладко, прикрывая глаза и накрывая его руку на своей эрекции и кончая в тот же миг; жар прокатывается по его телу, сердце бьется о ребра изнутри, и он врезается в свой оргазм так внезапно, окруженный теплом со всех сторон, что тут же обмякает, будто обессилев. - Дженсен, эй… Дженни, - Миша садится и подхватывает его под спину, не дав упасть и разворачиваясь спиной к стене, чтобы свесить ноги вниз и удобнее держать его. Дженсен качает головой, пьяно улыбнувшись и обвив его шею руками, чувствуя, как легко и пусто стало в голове. - Я еще возбужден, Ми-ша, - они все еще соединены друг с другом, и он толкается бедрами, вновь пачкая оставшейся на члене спермой его живот и вырвав из груди Коллинза тихий выдох. Покрасневшая головка стала такой чувствительной, и он коротко хныкает, не переставая тереться об него и трахать себя сзади. - Кто бы знал, что ты такой под кайфом, - его смех прерывается протяжным стоном, и Миша утягивает Дженсена в поцелуй, вскидывая бедра и начиная быстро толкаться внутрь. Им обоим хватает всего пары минут, чтобы вместе вскрикнуть и испачкать друг друга, и Дженсен утыкается лбом в его шею, наваливаясь на него всем весом и издав короткий смешок, тут же закашлявшись, потому что воздуха не хватало еще после первого оргазма, и он чувствует себя выжатым как лимон. Путаясь пальцами в мокрых волосах возлюбленного и позволяя ему осторожно выйти, он ловит его хриплые выдохи губами и целует нежно, благодарно, ощущая полную опустошенность. - Миш, мы пере-грелись, - шепчет он, когда в горле пересыхает, а сердце и не думает прекращать биться так быстро. С трудом двинувшись, Дженсен вновь цепляется за парня, потому что ноги подводят, подкосившись так внезапно. - Идем со мной, - тот с улыбкой помогает ему встать и выключает электрический камин, подхватив с полки опустевший пузырек. Помещение возле бани кажется таким холодным, и Миша сразу отводит его в душ, чтобы смыть с них обоих остывающую сперму и жасминовый запах, из-за которого его уже начинает клонить в сон. Он широко зевает и отплевывается, когда ему в рот попадает вода, и даже не реагирует на смешок и хитрую, довольную улыбку Коллинза, мягко водящего мочалкой по его спине. - Дойдешь до спальни? – ему немного стыдно быть столь беспомощным, но он кивает, собираясь с силами и пытаясь прекратить клевать носом. Он не спал всю прошлую ночь, и двойной оргазм вымотал его донельзя. - Дой-ду, - кивнув, он выключает воду и берет полотенце, замечая, как ослабли пальцы. Миша перехватывает ткань и вытирает их обоих, и Дженсен посылает ему смущенную, усталую улыбку. *** Утро. Он улыбается, глядя на сонное лицо на подушке рядом со своей, и невесомо проводит пальцами по чуть колючей щеке, покрытой рыжеватой щетиной. На шее, прямо под подбородком алеет небольшой засос... И Миша целует его в это место, прослеживая губами путь от ключиц по плечу, по руке и до кончиков пальцев, что собственнически переплелись с его, и осторожно слезает с постели, накидывая сверху мягкий халат. Сегодня особый день, он знает это, поэтому надеется, что Дженсен простит ему то, что скорее всего, проснется один. Он позаботится о том, чтобы первое впечатление от этого дня было ошибочным... Поэтому для начала он сходит на кухню и приготовит завтрак им обоим, а после оставит на столе записку с указанием, куда приходить. Сегодня первый день весны. Первый день марта, и Миша чувствует легкий мандраж и волнение, словно перед экзаменом, когда заваривает им обоим крепкий чай и ставит сахарницу на поднос, чувствуя, как дрожат руки. Он планировал и готовился к этому еще с прошлой недели, когда они с Дженсеном ради интереса разгребали завал в подвале, рассматривая старинные украшения и вещи, заглянули в шкафы и сундуки, найдя книги и дневники жителей особняка, и он вспомнил про его день рождения. Дженсен тогда нашел портрет его прадеда с супругой – сходство этого мужчины с Мишей было явным, но не четким. К изображению прилагалось кольцо, украшавшее руку его предка, и он поспешно спрятал его себе в карман, пока его возлюбленный был занят рассматриванием самого себя в зеркале. Его взгляд почти не был печальным, но он все равно поспешил обнять его и сказать, что он прекрасен. Он относит их завтрак в выбранное место, скидывая с себя халат и тапки и блаженно выдыхая, когда чувствует тепло коснувшейся пяток воды. Бассейн под водопадом в оранжерее показался ему хорошим местом, потому что однажды у них уже был здесь серьезный разговор, но теперь все иначе. Окунаясь с головой, Миша улыбается, вставая под водопад и позволяя себе расслабиться под мощными струями, приятно массирующими лопатки. Дженсен избегал разговоров о себе почти пять дней на тот момент, когда он не смог и дальше продолжать делать вид, как будто ничего не случилось. Это было бы лицемерием – отрицать его ужасный поступок, игнорировать то, что по ночам его парень просыпался в холодном поту и скорее отворачивался от него, не зная, что его кошмары будили и Мишу тоже. Он не мог даже лежать рядом с ним, боясь пошевелиться, пока Дженсен тяжело дышал и старался успокоить себя, потому что это было целиком и полностью его виной, но когда и этой ночью все повторилось… Когда Дженсен вскочил с постели и по возможности тихо пошел к окну, кутаясь во взятый с пола плед… - Дженсен, так не может больше продолжаться, - он заговорил первым, вставая с кровати вслед за ним и останавливаясь сзади, всего в паре шагов, чтобы подарить парню иллюзию личного пространства. - Извини, что разбу-дил, - приглушенно ответил тот, вздрогнув от неожиданности, но не повернувшись. Его голос был осипшим от недавнего беспокойного сна, волосы растрепались… Миша отметил, как быстро короткие прядки начинают отрастать – уже сейчас они полностью закрывали лоб, если Дженсен не откидывал их обратно. - Тебе снится тот день, да? – он все же подошел и встал рядом, поправляя его волосы и наслаждаясь их мягкостью. Зеленоглазый не отвечал, обнимая его за талию и утыкаясь лбом в плечо, но ему и так все было ясно. – Дженни… - Я в по-рядке, - это ложь, и Миша отстранился, подняв его голову за подбородок и нежно огладив скулу. - Нет, не в порядке. Ты какой-то… потерянный. Пожалуйста, поговори со мной об этом. Я... Я очень хочу хотя бы попытаться все исправить, - что-то вспыхнуло на мгновение во взгляде Дженсена – в темноте он практически не мог разглядеть, но уверен, что это грусть. - Я не… я не сломан-ная игруш-ка, которую мож-но почи-нить, Миш, - ответил тот, и голос его дрогнул, заставив Коллинза почувствовать себя еще хуже. Груз вины на его плечах словно увеличился, и он опустил голову, внимательно слушая его. – Меня не надо исправ-лять, не надо ремон-тиро-вать. Я… привыкаю. И если сейчас не все хоро-шо… Со временем обязательно бу-дет. Миша обнял его, целуя в висок, прямо рядом с заживающей ранкой, уже затягивающейся новой кожей, и перевел дыхание. Он прав, потому что у него есть он, Миша, который сделает все, чтобы помочь ему справиться с любыми трудностями. - У тебя есть я, - шепчет он, оставляя поцелуй на его плече, когда они вновь ложатся в постель, обнимая друг друга. – Я люблю тебя. - У меня есть ты, - соглашается Дженсен тихо, прежде чем сонно засопеть. Ему было стыдно за ту выходку на пляже всю ту неделю, даже после разговора, и сейчас это чувство тоже не прошло до конца. Он слышит открывающуюся дверь оранжереи и подставляет под воду макушку, зная, как сильно Дженсен любит смотреть на него, когда его волосы влажные и растрепанные, и ему нравилось это прекрасное выражение на его лице, заставляющее его смущаться и быть довольным одновременно. Тихий звук шагов по песку, шелест веток... Он оборачивается и встречается взглядом с полными удивления и вспыхнувшего вожделения зелеными глазами, рассматривает тонкую майку и штаны, вцепившиеся в лист декоративной пальмы тонкие пальцы, и улыбается. - С днем Рождения, Дженс, - неожиданно для самого себя тихо говорит он, едва разомкнув губы, чтобы в рот не попала вода. Тот еще мгновение смотрит на остывающий чай и оладья с вареньем, не зная, хочет ли поесть или присоединиться к нему, а после негромко смеется, расстегивая пуговицу на джинсах. - Спасибо, Ми-иша, - тянет нарочно, раздеваясь и делая несколько шагов ему навстречу, прежде чем он обнимает его за талию и целует в подставленные губы, забывая про еду и наслаждаясь тихим удивленным возгласом, что издает парень, когда заходит в воду по колено. - Мой голос… изменил-ся, - услышал он как-то раз, лежа в ванной в окружении мягкой пены и прислоняясь спиной к теплой груди парня, задумчиво капающего водой на белую воздушную массу. Пена шипела и растворялась, таяла на глазах, и Миша пригнал рукой новый островок, когда от старого остались лишь ошметки. – Он был… звонким. Он повернул к нему голову и удивился тоскливому выражению его глаз, направленных куда-то вниз. - Ты стонешь так сладко иногда, - вырвалось вдруг у него, стоило Дженсену поджать губы, и тот тут же удивленно посмотрел на него, покраснев совсем немного. – К-Когда я… - он запнулся, тоже смутившись, но продолжил свою мысль. – Когда мы занимаемся сексом, твой голос иногда повышается. Как у девчонки, - он улыбается хитро, когда тот распахивает глаза и становится красным, как вареный рак, против воли начиная смеяться. - Неправ-да, - в его тоне нотки неверия и веселья, и он щекотно щипает его за бок, когда Миша кивает в подтверждение своих слов. - Ты очень громкий, когда тебе очень хорошо, - ухмылка растягивает его губы, когда он разворачивается в его обьятиях и нависает сверху, изучая любящее и немного возмущенное его наглостью выражение лица его парня и как всегда забывая обо всем на свете, кроме него. Дженсену идет румянец – он понял это уже давно, когда тот первый раз смутился перед ним, и его щеки трогательно заалели. Его глаза сияли внутренним светом, когда он смотрел на него, ресницы дрогнули, когда Миша почувствовал его дыхание на своих губах и поцеловал его, притираясь почти вплотную и создавая волны на воде, выплескивающейся за бортик ванны. - Кажется, я боль-ше не злюсь на тебя, - почти простанывает Эклз позже, когда Миша берет головку его члена в рот, заставляя выше поднимать бедра. – Кажется, я теперь благодарен. Он вспоминает этот разговор каждый раз, как Дженсен говорит хоть что-нибудь. Каждый раз, как тот смотрит на него после двух или трех произнесенных слов, и он не находит в его взгляде осуждения или разочарования, больше нет – только признательность и то светлое чувство, что загорается там каждый раз, стоит ему упомянуть слово «люблю» и имя Дженсена в одном предложении. - Ми-иша, - вырывается у зеленоглазого, когда он снимает с него футболку и проводит тыльной стороной ладони от груди до края промокшего нижнего белья, наслаждаясь гладкостью кожи и тем, как Эклз невольно втягивает живот, становясь чуть ближе. - Я люблю тебя, - поцелуй в нежную шею и переплетение рук; он жмется всем телом, хихикнув, когда Дженсен вздрагивает из-за контраста Мишиного мокрого и его сухого тел. - И я те-бя, - небольшие оставшиеся запинки в его фразах даже умиляют, и он зачерпывает немного воды, через секунду выливая ее на спину возмущенно вскрикнувшему от неожиданности имениннику. – Миш! Он хохочет, отойдя подальше и тут же получая брызгами в лицо, сквозь мутную пелену перед глазами глядя на довольного своей местью и готового к игре парня. - Ну держись, Дженни, - сквозь смех советует он и вновь окатывает его с живота до макушки мощным движением руки. После игры в карты за кофейным столиком в гостиной было непривычно тихо. Камин потрескивал сухими дровами, изредка выпуская в трубу клубы сизого, полупрозрачного дыма, из-за которого вся комната наполнялась запахом огня и совсем чуть-чуть – смолы, оставшейся в сломанных сосновых ветках. Дженсен опустил свою голову на его колени, лежа с закрытыми глазами и изредка улыбаясь, когда он проводил ладонью по его растрепанным волосам и поправлял плед, закрывающий их обнаженные тела от легкого сквозняка, время от времени тревожащего пламя. Миша улыбнулся своим мыслям, представив такой же уют в их будущем доме где-нибудь в небольшом городке рядом с морем или озером. Он думал о том, чтобы построить его самому, вручную, как подарок Дженсену в какой-нибудь день рождения или на годовщину их отношений. Он сможет – еще в детском доме он много раз чинил мебель или стены, закрашивал, прилаживал отсоединившиеся детали. Он помнит случай, когда сконструировал беседку для совсем маленьких детей, из бревен и досок, найденных в подвале здания. Этим малышам совсем негде было играть, и сейчас, оглядываясь на то время, он чувствует легкую гордость за свой поступок и желание впредь помогать таким же, каким и он когда-то был. Миша не был хулиганом, как могло показаться с первого взгляда. Он просто был очень одинок. У их дома будет два этажа, небольшая башня на крыше и большой, красивый сад, в котором он хотел бы посадить много цветов и фруктовых деревьев. Им обоим не нужна роскошь и огромный дворец – ведь их всего двое. Он хочет милое, уютное место, в котором его всегда будут окружать покой и любовь, и за этой мыслью так быстро следует другая, о семье. Хочет ли он создать семью с Дженсеном? Скосив глаза на вдруг разомкнувшего веки парня, Миша мягко улыбается и сцеловывает отражение своей улыбки с его губ, едва ли не промурлыкав ему на ухо: - Насколько нормально хотеть завести кота или собаку с тобой, когда мы вернемся в Штаты?- Дженсен удивился его вопросу и издал смешок, полный неверия вперемешку с искренним потрясением. - Ты настоль-ко уверен в нас? – его пальцы скользнули по его руке вверх, огладив локоть, плечо и опускаясь на шею. Миша кивнул, полный внезапной взволнованности в ожидании его ответа. – Я люблю котов, - тихо произнес тот в конце концов и почему-то смутился. – До сих пор у меня не было возмож-ности завести его. Я хо-тел, еще когда ехал сюда, но… Я боялся сделать что-то не так. Они более хруп-кие животные, чем кажется, - Миша рассмеялся приглушенно, уткнувшись лбом в его волосы. - У нас будет кот, Дженни, - он чувствовал себя окрыленно, потому что то, что Эклз был согласен и готов взять на них ответственность, чтобы заботиться о ком-то еще… Это лучше любых слов говорило о том, что они станут семьей по возвращению обратно. Что Дженсен хочет создать ее с ним так же сильно, как и он сам. Мокрые ресницы полностью скрывают яркую зелень, когда Дженсен закрывает глаза, через пару секунд игры позволяя Мише прижать себя к гладкой стенке из отполированного гладкого камня, сохранившего естественные формы. Он тихо ахает и ухмыляется довольно, когда прохладные пальцы поддевают резинку боксеров и скользят внутрь, сминая ягодицы в крепкой хватке и заставляя его простонать. Он и сам возбужден, взбудоражен, и кажется, словно он никогда не перестанет чувствовать себя так, когда будет обнимать его в будущем – через пять, десять лет… Он любит его. Действительно любит, и это взаимно. - Миш… Ми-ша! – он толкается бедрами в его пах и покрывает поцелуями его лицо и шею, с удовольствием оставляя под ключицей яркий, чуть саднящий засос. Тело в его объятиях дергается, когда он медленно раздевает его полностью и прижимается обнаженным телом, поддавшись нахлынувшему желанию сделать его своим и просто заставить задыхаться от восторга, когда он прикоснется к нему по-особенному. - У тебя есть планы на сегодня, м? – улыбка не сползает с его губ, пока Дженсен тянется к его шее, чтобы с нежностью взъерошить волосы, стряхивая капельки воды и притягивая его ближе, с чувством целуя. - Ни одного, в котором нет те-бя, - звучит в ответ, и он не успевает отозваться, сраженный откровенным: - Я хочу те-бя. Сердце, кажется, делает последний нормальный удар, прежде чем послать всю кровь вниз, в пах, заставляя тугой комок чего-то горячего и томного сформироваться в середине живота. Он знает это чувство, изучил за последние месяцы так хорошо – вожделение вместе с восхищением, нежность и любовь, которые он хочет подарить только ему. Сердце пропускает удар, когда он вспоминает, что он делал полчаса назад, фантазируя об этом моменте. Этот день кажется подходящим для того, чего он хотел еще с Нового года… - Сегодня твой праздник, Дженс, - сглотнув, шепчет он, невольно отфыркиваясь от прилетевших в лицо капель с водопада и мягко улыбаясь. – Поэтому тебе вести. - Ми-ша… - Дженсен ошеломленно раскрывает и закрывает рот, глядя на него сверху вниз, и он понимает, что тот стал немного выше, будто вытянувшись за все время, что они знакомы. Он тянется к мокрым прядям на его лбу и заправляет их за ухо, скользнув на шею и остановив ладонь на груди – прямо напротив сердца. - Я твой, Дженсен, - подтверждает он снова, издав чуть неловкий смешок, когда чувствует дрожь его рук на своей талии и понимает, что тот не решается опустить их ниже. - Ты мой… - задумчиво и зачарованно повторяет тот, глядя ему в глаза и изучая малейший проблеск сомнения на его лице, но его нет. Миша уверен в нем на все сто процентов, поэтому сам подходит ближе, чтобы вжаться каждым изгибом в его тело и томно выдохнуть от соприкосновения их горячих полу-возбужденных членов в прохладной воде. Дженсен словно приходит в себя и тут же обнимает его еще сильнее, склоняясь к его приоткрытым губам и втягивая его в поцелуй, пылкий и легкий. Глаза закрываются сами собой, и чувства становятся острее – и дрожь их тел, и страсть его прикосновений, и крошечная частичка невинности, сохранившаяся в нем несмотря на то, сколько раз они предавались власти похоти и желания обладать друг другом. Его кожа становится чувствительней - он коротко ахает, когда пальцы с короткими ногтями оглаживают поясницу, скользят на грудь, чтобы ласково обвести соски и погладить родинку возле правого, а после прикоснуться к животу. - Дженни, - они меняются местами, и теперь он тот, кого прижимают к стенке, отрезая путь назад. Каждое ощущение кажется новым – он и не представлял, насколько иначе все воспринимается, когда ты становишься ведомым, когда отдаешь другому человеку всего себя… Он улыбается и изгибается в спине, чувствуя, как коленка парня втискивается между его бедер, и вода касается нежной кожи за яичками, заставляя вздрогнуть. Откуда-то появляется стеснение, и он краснеет, утыкаясь лбом в его сильное, крепкое плечо. - Я люблю тебя, Миш, - произносит Дженсен ему на ухо и обхватывает ладонью его член, медленно проводя вверх-вниз и пока не касаясь головки, уже зная, как ему нравится. В его действиях ни капли неуверенности – лишь осторожность и попытка просчитать, как доставить ему больше удовольствия. Они целуются снова – откровенно и ласково, изучая новые для них обоих роли. Миша чувствует, что он готов – он растянул себя двумя пальцами еще утром, в душе, и смазка все еще оставалась у него внутри, но самое главное – он очень этого хочет. Чтобы Дженсен взял его, чтобы он мог заставить его чувствовать то же, что испытывал он, извиваясь в его объятиях и не находя себе места от того наслаждения, которым пронзало все тело. - Дженсен, пожалуйста… - он несдержанно стонет уже в тот момент, когда шершавые пальцы нежно касаются внутренней стороны бедра, пробираясь к паху и щекоча чувствительное место. Миша хнычет и думает о том, что предпочел бы ощутить на этом месте его губы, и головка его члена начинает сочится смазкой, когда он привстает на цыпочки и тянется за касанием. Зеленоглазый понимает его и целует в шею, успокаивая его и вдруг подхватив под бедра, чтобы приподнять и усадить на небольшой выступ, вклиниваясь между его ног и давая своей страсти волю. Его руки начинают скользить по телу Миши совсем небрежно – сжимая и пощипывая соски, оглаживая живот и сминая бока, когда их головки соприкасаются. - Ми-ша!... – тот стонет ему в губы коротко, и он двигает свои бедра ближе к краю, морщась из-за боли в пояснице, но этот дискомфорт стоит того – он понимает это в тот же миг, когда Дженсен подставляет палец к его анусу и поглаживает легонько, чтобы смягчить сжавшиеся мышцы. - Дженсен, я подготовил себя, - его голос чуть дрожит от волнения, потому что тот неосознанно трется о его бедро, и это непривычно. Эклз вскидывает на него горящий взгляд, и, Господи, как он прекрасен. - Ты подгото-вил себя… для меня? – переспрашивает он потрясенно, и Миша кивает, понимая, что не может сосредоточиться на чем-то кроме его горящих глаз и красноватых щек, припухших губ и розового языка, облизавшего нижнюю так порочно. Жар затапливает его с головы до ног, вода, в которой находятся его ноги кажется кипятком, и Дженсен – солнце, безумно яркое, ослепляюще красивое и горячее до сумасшествия, и он же – единственное спасение от одуряющего тепла. Он открывает было рот, чтобы начать умолять, но Дженсен оставляет в уголке его губ успокаивающий, нежный поцелуй: - Ти-ше. Ни слова больше. Миша дергается первый раз, когда мышцы поддаются настойчивому давлению и впускают внутрь покрытый слюной палец, скользнувший плавно и очень быстро. Он сжимается и чувствует все – шершавую подушечку и острый кончик ногтя, изгиб фаланг и его тепло, и стонет, потому что не ожидал, что это окажется так ярко; когда он трахал себя своими пальцами, он чувствовал только гладкие, бархатистые стеночки, и не задумывался о том, как ощущаются его пальцы внутри. - Все хоро-шо, Миш, - Дженсен входит вторым пальцем и оглаживает его изнутри, чуть раздвинув их в стороны. Хлюпающий звук остававшейся внутри смазки заставляет его покраснеть до корней волос, но Дженсен лишь улыбается, шепнув: - Вспомни, какие звуки издавал я, когда мы занимались сексом утром. - Если я засмеюсь сейчас, это испортит весь настрой, - почти задыхаясь от острых ощущений и становящегося болезненным возбуждения, Миша прикрывает глаза и все же усмехается, тут же содрогнувшись – пальцы парня ненавязчиво потрогали простату, заставив его мысленно взвыть. Шум водопада и мягкие поглаживания его члена совсем не отвлекают в тот момент, когда Дженсен входит в него сам – медленно и осторожно, придерживая его под коленями в тот момент, когда он напрягается всем телом и изгибается в спине, распахнув глаза и тут же зажмурившись. Громкое «Оох!» эхом разносится по оранжерее вслед за стоном Дженсена, и он чувствует, как тот пульсирует внутри, чудом удерживая свои бедра, чтобы не начать толкаться. - Твой первый раз – мой, - словно в бреду бормочет Миша и целует его, дотянувшись до его лица почти вслепую – темные и светлые вспышки боли и удовольствия ухудшают его зрение на несколько долгих секунд, прежде чем он смог хоть немного ослабить давление мышц. – Господи… Дженсен коротко смеется и на пробу двигает бедрами, заставив его подавиться воздухом из-за новой вспышки странного чувства заполненности. Он может ощутить даже место, где головка переходит в ствол, может ощутить ее края… Он и не представлял, что каждый раз во время их занятий любовью Дженсен чувствовал именно это. Не представлял, что ему было настолько хорошо. - Двигайся, - шепчет-стонет он, привыкнув к нему окончательно, и все последовавшее за этой фразой сливается в сплошное пятно. Дженсен трахает его мощно и сильно, ускоряясь и замедляясь в те моменты, когда чувствует, что близок к оргазму; его руки сжимают его бедра до синяков, и Миша стирает всю кожу на пояснице, которая с каждым движением трется о камень, и он стонет, хнычет и всхлипывает, и эти звуки заводят Дженсена еще сильнее. Он смотрит на него так пристально, забывая даже моргать – полностью сосредоточенный на нем, Мише, и тем, как он извивается под ним, снова и снова крича его имя, когда головка касается простаты. - Дженсен… Пожалуйста! – выкрикивает он после очередного толчка, увидев перед глазами звезды и выгнувшись в сладком наслаждении, когда оргазм накрывает его с головой, как никогда быстро; Дженсен все еще двигается внутри него, подарив сладкий поцелуй, когда он возвращается из забвения. - Ты очень красивый, Ми-ша, - он может только зачарованно посмотреть на его двигающиеся губы, прежде чем почувствовать, что он единственный, кто шагнул за грань. - Кончи в меня, Дженни, - срывается его губ тихая просьба-приказ, и Миша стонет довольно, когда тот начинает двигаться еще более яростно. Ему хватает всего пары минут, чтобы излиться внутрь – обильно и горячо, ударив по сверхчувствительным после оргазма нервам, и Миша первый раз видит его кончающим так – запрокинувшим голову и улыбающимся и стонущим одновременно – низко, а не сладко, как это было всегда. Обнимая друг друга как никогда крепко, они лениво целуются и дружно шипят, когда их разгоряченных бедер касается вода, стоит им скользнуть ниже. Улыбнувшись, Миша устало проводит пальцем по его щеке… Захохотав, когда Дженсен подхватывает его под бедра и уносит к водопаду, чтобы смыть с него сперму и выступивший на лбу пот. *** Под утро его будит нечто странное. Словно неясный гул в ушах, и он встает, глядя на Мишу и его включенный в розетку ноутбук, тихо гудящий, но звук исходит не от него. Оранжевые лучи рассветного солнца заползают в спальню, опускаются на лицо спящего еще парня, и он нежно прикасается к его губам, щекам, пока тот не открывает глаза. - Ми-ша, - тихо произносит Дженсен, на мгновение чувствуя себя неуютно из-за утренней скрипучей хрипотцы, но тот озаряет его своей улыбкой, приподнимаясь на кровати и притягивая к себе за шею. - Я мечтал слышать, как ты произносишь мое имя, будя меня утром, - его поцелуи полны нежности, восхищения, и зеленоглазый повторяет его имя словно молитву, стараясь убрать пробелы между буквами и наслаждаясь его касаниями. Миша такой ласковый после того, как они отметили его день рождения с вином и десертом, после просмотра фильма… И это первый раз за последние недели, когда они проснулись вдвоем. - Ми-ша, Миш-а, Миш... Миш, - тянет он, отстраняя от себя возлюбленного, только приступившего к его шее и уже прикасающегося к нему внизу. - Что? – недовольно и чуть обиженно спрашивает тот, убрав руки, и Дженсен успокаивающе целует его в нос, показав пальцем на окно и всей душой желая, чтобы тот продолжил ласки. - Звук, Миш, - тот секунду хлопает ресницами, а после, прислушиваясь, хмурится. Эклз продолжает, беря его за руку, полный любопытства. – Что это может быть? - Пойдем, посмотрим, - послушно вставая и откровенно зевнув, он прижимается к его спине, обнимая и чуть проскальзывая руками под резинку его штанов. – Хотя, может, полежим еще немного? Дженсен хочет было согласиться, но усилившийся гул перебивает его, и они оба бросаются к окну, всматриваясь в привычный пейзаж: пляж, облака, скрывающие горизонт… Ничего – только спокойная гладь воды, утренний туман... И показавшиеся из него очертания лодки, заставившие их обоих потерять дар речи и всмотреться в то, что так выделяется из повседневной картины.