Закрытая дверь

Запоздалая весна все же пришла в северный Лордерон, но здесь, среди слякотно-серых улиц бедного квартала, облезлых стен домов и угрюмых лиц прохожих, ее дыхание было почти не ощутимо. Я затушила окурок в старой треснувшей чашке, служившей мне пепельницей, и с тоской покосилась в окно. Где-то там, за тучами, еле-еле брезжил серый рассвет, а это означало, что впереди еще один унылый день. Еще один унылый импов день, наполненный в лучшем случае скукой, пустотой и перелистыванием старых пыльных журналов, а в худшем – суетой, беготней и опять-таки скукой. После того, как Марк ушел, у меня было не так уж много работы. Находить клиентов – было по его части. Обаятельный, орк бы его побрал, был мерзавец. Почтенные матроны, желающие проследить связи своих беспутных дочек, престарелые ревнивцы, озабоченные верностью своих «благочестивых» женушек, те самые женушки, желающие раздобыть компрометирующие их письма у любовников-шантажистов – к каждому из заказчиков он умел найти свой подход, расположить к себе. Чтобы затем спокойно запустить руку в их кошелек, для покрытия якобы «внезапно возникших накладных расходов, в связи с вновь обнаружившимися обстоятельствами». Мне сие искусство было недоступно, и содержание нашей конторы в торговой части города довольно быстро стало не по карману. Пришлось перебраться в этот гадюшник на задворках Стратхольма, в смутной надежде, что кому-то из здешних обитателей все же понадобятся услуги детектива, и они предпочтут обратиться ко мне, а не к городской страже. «Детектив»! Я вообще не была уверена, имею ли право называться этим словом. То, чем занимались мы с Марком, явно не тянуло на серьезную работу. Все это перетряхивание «чужого грязного белья»… Не об этом я мечтала, выбирая жизненную стезю. Тогда, четырнадцать лет назад, в монастырском приюте, я видела совсем иное расследование и совсем другого детектива. Сухой, подтянутый, деловитый мужчина, чем-то неуловимо похожий на охотничью лису, был подобен сжатой, смертельно опасной пружине. Опасной для преступников. Существ, творящих зло. Тех, кто зверски убил матушку Агату прямо посреди часовни. Я до малейших деталей помнила, как это было: нас, детей, привели на утреннюю молитву, а ее распростертое тело лежало на спине в луже собственной крови. Руки и ноги ее, в синяках и порезах, были раскинуты в сторону, белые одеяния задрались, обнажая женское естество. Выпученные глаза смотрели в потолок, а рот был раскрыт в беззвучном крике. Ее живот был вспорот, и кишки вывалились наружу. Над этой красной грудой роились мухи, ползали, копошились, и казалось, что ее внутренности шевелятся сами по себе. Была вторая половина лета, стоял один из тех знойных, душных дней, когда можно только мечтать об утренней прохладе, и запах крови смешивался с вонью начавшей гнить плоти. Кого-то из детей стошнило. Кто-то закричал. Кто-то заплакал. А я стояла и смотрела. Мне было интересно. Хотелось подойти к телу, пошевелить кишки палкой и посмотреть, как испуганно взлетят мухи. Хотелось обмакнуть палец в уже остывшую, начавшую сворачиваться кровь, и попробовать, какова она на вкус – такая же, как из свежего пореза, когда зализываешь рану, или все-таки немного другая? Я не сразу поняла, что меня трясет за плечи наша наставница. «У девочки шок! Уведите отсюда детей, немедленно!» Как они засуетились, как забегали, глупо, бессмысленно, как будто их беготня могла вернуть убитой жизнь. К вечеру прибыл он. Детектив. Мистер Сэндс, к вашим услугам. Он внимательно осмотрел место происшествия, а затем ходил и расспрашивал, не видел ли кто чего. Я ходила за ним по пятам, как тень. Его работа меня завораживала. Я даже сказала ему, что видела тех двоих, пробравшихся ночью за церковную ограду. Конечно, старшие стали бы меня ругать, если бы узнали, что я люблю гулять по ночам за пределами спален для девочек. Но… слишком душная, слишком тяжелая это была ночь. Мне не спалось. Потому я выбралась в окно привычным маршрутом, по дикому винограду, оплетшему стены монастыря, спустилась вниз и отправилась на прогулку к этой самой часовне. Я не знала, кто были те двое. Я никогда не видела их раньше. Я едва ли могла бы описать их приметы – все же было довольно темно. Но я хорошо помню, как обернулся один из них, и посмотрел прямо на меня - его лицо скрывала черная повязка, но глаза блестели в лунном свете. А затем он развернулся и последовал за своим напарником. Эту деталь я опустила, мне почему-то показалось, что об этом не нужно говорить. Было в этом взгляде что-то неправильное. Слишком… интимное. Как будто это касалось только нас двоих – меня и того мужчины, чьего имени я даже не знала. Преступники скрылись за дверью часовни, а спустя миг изнутри раздался пронзительный женский крик, который резко оборвался, когда кричавшей заткнули рот. Криков больше не было – только сдавленные стоны, всхлипывания, звуки тугих ударов. Детективу я сказала, что испугалась и убежала. Но это было не так, совсем не так. Я стояла и слушала. Мне ужасно хотелось зайти внутрь, за эту темную закрытую дверь, и посмотреть, что же там происходит. Но я так и не решилась. Когда звуки стихли, я тихонько вернулась в свою спальню и провалилась в глубокий, тяжелый сон. Я не запомнила своих сновидений – осталось лишь неуловимое ощущение, которое я не смогла бы перевести в слова и образы, даже если бы захотела. А затем нас повели на утреннюю молитву… Их нашли спустя три дня. Один из них имел глупость забрать медальон с тела убитой и пытался продать его сельскому старьевщику. Стража из Стратхольма явилась за ними со всей помпезной торжественностью – не то, чтобы местные жители вообще не совершали преступлений, но убийство монахини было из ряда вон выходящим событием. Пойманных преступников везли в клетке по центральной сельской улице, запертых, как диких зверей, а селяне кидали в них гнилые фрукты и выкрикивали ругательства. Один из злодеев, щупленький, одетый в какие-то лохмотья, забился в угол, скрючился, присел, обхватив голову. А другой… Он стоял, вцепившись в прутья клетки бледными руками, и смотрел на всю эту толпу с презрительным, надменным выражением. Как на тех самых мух, что копошились в кишках убитой им женщины. Вот тогда наши взгляды встретились вновь, и мне показалось, что его губы разжались, что он говорит мне что-то… Но что именно, было не разобрать в стоявшем вокруг гвалте. Нам сказали, что преступников казнили. Что суд был громким, вызвавшим, что называется, «широкий резонанс». Но нам так и не объяснили – почему? Зачем они убили эту женщину. Мужчины так и не признались. Однако на какой-то миг мне показалось, что я поняла. И именно тогда решила – я стану детективом. Как тот лисицеподобный мистер Сэндс. Потому что для того, чтобы раскрывать преступления, нужно понимать преступников и мыслить, как они.