Шанс сиять

Тогда, после смерти Муфасы, спустившись в ущелье, Шрам даже на мгновение застыл, разглядев в золотистых клубах пыли могучее мускулистое тело брата и прижавшегося к нему маленького львёнка. Симба рыдал, звал отца, кашлял от попадающей внутрь и оседающей на нежном горле дымки и снова плакал. Просил вернуться. Что-то мямлил про обещание. Что же овладело тогда безжалостным львом, что почувствовал он при виде племянника, которого так не любил? Малыш потерял папу, свою опору в жизни, свой пример для подражания. Симба был беззащитен, но опасен. Истинный король. Но тогда что-то странное заворочалось в Шраме, что-то безусловно необычное и пугающее. Жалость? Нет, она неведома ему. Быть может, любовь? Не то. Желание - вот что вскипело внутри брата Муфасы. Желание унизить, растоптать, смешать с грязью того, кто был ненавистен с первой минуты своего появления на свет. Быть может, было ещё кое-что, чего Шрам предпочёл не заметить. Вина, горечь от потери, так удачно мешающаяся с пылью, что можно скрыть за кашлем слезящиеся глаза. Симба остался жив. Но разве это было счастьем? Для него, пожалуй, да. А его дядя точно знал, что приложит все усилия, чтобы жизнь показалась хуже смерти маленькому львёнку. На Скале Предков Сараби не увидела сына. Не заметила. Пропустила, выискивая глазами Муфасу. Бросилась в ущелье, к распростёртому на земле телу, а душа её метнулась и дальше, поднявшись к звёздам и оставив на земле безжизненную оболочку, способную лишь существовать. Она не встала вечером, не встала ночью, не встала утром. А потом и вообще не смогла встать. Слишком любила. Что ж, Шраму так даже было проще. Симба остался один. Сын бывшего короля, ныне - жалкий заморыш, изгой. Львицы пытались ему помочь, но что львицы? На Скале Предков воцарились гиены, а это значило лишь то, что львёнку настала пора повзрослеть. Последний у туши мёртвой антилопы и первый - под дерзкими криками и сильными лапами гиен. Беззащитный. И с каждым днём всё больше напоминающий отца. Шрам даже не успел понять, как это случилось. Просто на миг, на один краткий взмах ресниц - но разве больше было надо? - новому королю показалось, что у лужи с грязной водой сидит сам Муфаса. Тощий, с засаленной гривой и воняющий, как скунс. Он робко поднял глаза, и взгляд их протряс до самой глубины. В них был упрёк. Морок рассеялся, Симба вновь опустил голову, но Шрам уже не смог быть таким, как раньше. Верные гиены отмыли заморыша, накормили досыта, привели повелителю. И он дрогнул. Перед ним стоял Муфаса, тот, который в юности ласково корил брата и подшучивал над ним. Только рёбра слишком торчат, только дыхание сбитое, только в глазах непонимание. - Зачем ты это сделал? Я падаль, - только у брата никогда не слышал Шрам таких жалобных, полных покорности ноток. И вправду, зачем? Был ли смысл в этом превращении, столь ярко подчёркивающем былые и грядущие преступления? - Больше ты не будешь страдать. Ты же мой племянник. Да, так было проще. Считать, что связали кровные узы, не видеть в сыне отца. Только с каждым днём получалось это всё хуже. Что-то изменилось в Шраме после этого взгляда. Племянник повзрослел, возмужал и... сошёл с ума. Смерть отца не прошла стороной, она навсегда отпечаталась в нежном и мягком ещё сердце уродливым шрамом. Симба говорил невпопад, не слышал слов, забывал, что делал минуту назад. Даже Рафики развёл руками, расписываясь в собственном бессилии. Непонятная болезнь овладела племянником, излечить её было нельзя. Но Шрам не обращал на неё внимания. С каждыми мигом, с каждым шагом, он всё больше удивлялся себе, этой непонятной мягкости, более того - нежности, взявшейся неизвестно откуда. Еле сдерживаясь, наблюдать за тем, как перекатываются могучие мышцы под гладким бархатом шерсти, проводить языком по встопорщенной гриве, рассеянно улыбаться, глядя на заспанную морду - этим были теперь заполнены часы сурового льва, оказавшегося, к своему собственному удивлению, вполне заботливым дядюшкой. Но этого ли он хотел? Нет. То чувство, что крепло в груди, не имело никакого отношения к крови. Можно сказать, она ему даже мешала. Переворот свершился, война с львицами тянулась, но теперь она тяготила. Хотелось в прошлое, чтобы брат был жив и его сын рядом. Муфаса, наверное, не одобрил бы. Да и Симба вряд ли согласился бы на такое. Значит всё правильно, значит всё хорошо, ведь племянник, существующий сейчас, ничего не понимает и не может даже отказать. Шраму хотелось бы, чтобы там, в груди, билось птицей о прутья желание. Такое, которое легко можно утолить, использовав и выкинув на следующий день. Разве не это он проделывал столько раз с львицами? Но нет, любовь владела иссушенной жестокой душой, медленно, но верно, превращая её в цветущий оазис. Это мешало. Это пугало. Это укрепляло в желании молчать о своём таком непростом чувстве. Казалось, куда уже глупее, ведь всё равно уже и так всем понятно. Но Симба сейчас - как дитя. Каждый миг просит не оставлять. Верит, что соприкосновение носов - знак великой дружбы. По десять раз в день повторяет, как сильно любит и уважает.

***

Лежать под звёздами, как много дней назад племянник с его отцом. Слушать, как Симба равнодушным голосом жалуется на приставучих гиен. Молчать, думая о чём-то своём, потаённом, скрытом ото всех. Ласково касаться языком гладкой шелковистой гривы. Смотреть на звёзды. Верить в лучшее. - Будь спокоен, мой юный принц. Эти вшивые пожиратели падали больше тебя не тронут, я позабочусь об этом. - Дядя... А ты правда меня не оставишь? Честно? - Я всегда буду рядом. - Я не хочу быть обманутым. Мой отец уже бросил меня, хотя обещал всегда быть рядом, как ты. - Твой отец... Он не любил тебя так, как я. А мне ты можешь верить, как себе. - А он там, вверху, на звёздах? Он же великий король прошлого? - Я не знаю. Мой отец не хотел рассказывать мне о небе. Он считал, что мне никогда не попасть туда. - А я думаю, что ты великий король. Ты будешь рядом долго? - До последнего своего мига. Поспи. Тебе надо набраться сил, мой юный принц, завтра мы обойдём с тобой границы наших земель. Ты тоже будешь когда-нибудь там, на небе. Я обещаю. Ты будешь королём со мной, мы осветим весь мир вместе. - Я люблю тебя, дядя. Спокойной ночи. Снова думать. О том, что это были слова безумного льва, ничего не значащие. Мучиться, не зная, верить ли. Мечтать о крепкой семье с тем, у кого и в мыслях нет этого. Искать на небе Муфасу, надеясь узнать ответ на свои вопросы, от которых не спится. Слушать тихое сопение. Улыбаться, немного сквозь слёзы, немного растерянно. Видеть подмигивающие звёзды, дробящиеся на сотни осколков. Засыпать, с твёрдой верой, что всё когда-нибудь наладится, всё ещё будет хорошо. Не увидеть две звезды, смотрящие совсем как два глаза Муфасы, родного брата. С укором. И пониманием. - Даже звёзды когда-нибудь ошибаются, не говоря уже о королях. Это лучшая твоя ошибка, Шрам. Быть может, для тебя ещё не всё потерянно. Быть может, у тебя ещё есть шанс стать лучше. Шанс сиять.