Hiroyuki Sawano – 進撃st20130629巨人
Интересно, как наступает смерть? Понимает ли человек, что через пару мгновений его сознание навсегда угаснет? Что чувствует он при этом? Боль, отчаяние или... легкость? Не знаю. Я не знаю, я не могу ответить на эти вопросы. Но почему они тогда меня так беспокоят? Это пугает меня. Ведь если думать о чем-то плохом, то оно может сбыться. А я только об этом и думаю. О своей смерти. Каждый день, каждую ночь, каждую тренировку, каждую экспедицию. Все время. Я так больше не могу... И все же, что я буду чувствовать, когда острые зубы воткнутся в мою плоть, разрывая кожу и мышцы на тысячи кусков? Насколько сильна будет боль? Буду ли я кричать, или я быстро умру от болевого шока? А какую часть меня титан сначала откусит? Лучше бы руку, потому что ногу и голову наверняка больнее... А что если меня проглотят целиком? Тогда... Тогда я буду жариться в его желудочном соку. Это, наверное, куда страшнее. Я не знаю, что при этом чувствует человек. Если я могу только догадываться обо всем остальном, то об этом... Я еще ни разу не встречалась с кем-то, кто побывал в желудке титана и остался при этом живым и здравомыслящим. Если, конечно, не считать Эрена. Но он ничего не помнит, и от этого мне еще страшнее. Ведь если ты знаешь о чем-то заранее, то не должно быть так страшно, верно? В любом случае, я не хочу умирать. Как бы я не была близка к смерти, лишь одна мысль о ней делает мне больно. И наверняка не только мне одной, но и всем остальным. Интересно, что чувствуют мои товарищи, когда они идут в бой? То же самое, что и я, или, может быть, их чувства и ощущения как-то отличаются от моих? Воспринимают ли они так же ситуацию, как и я? О чем они думают, когда заносят клинки над самыми головами титанов? Если вспомнить... то я никогда не думала о чем-то серьезном, когда убивала. Я просто делала свою работу. Да, мне было неприятно и мерзко, но видеть, как эти чудовища пожирают простых людей, намного ужаснее. Да, я убивала, но я считаю убийство человека гораздо большим грехом, чем убийство титана. Так должно быть. Мы должны защищаться. Мы защищаемся, а эти твари - нет. Интересно, соображают ли они? Понимают ли, что они уносят миллионы жизней людей просто так, бесцельно? Зачем... Зачем им это нужно никто не знает. И вряд ли мы когда-нибудь узнаем. А если и добьемся этого, то, скорее всего, без меня. Ну вот, я опять начинаю думать о смерти. Густой лес так страшен и холоден. Только сейчас я понимаю, что еще много чего не знаю о жизни. Не знаю, что находится там, за этой чащей. Не знаю, что находится высоко в небе. Ничего, абсолютно ничего не знаю о других людях. Такое чувство, что мы на планете одни, но правда ли это? Тогда почему, почему еще никогда я не видела странников? Может быть, они знали, что титаны сошли на землю, и специально подевались куда-то? Тогда почему никто из них не предупредил нас и не забрал с собой? Тихое шевеление ветра так странно сочетается с моим хриплым дыханием и голосом. Вроде бы, кажется, что вокруг тишина, но одновременно с этим понимаю, что все слишком, слишком громко. Все звучит, все трясется, все словно пляшет. Ненавижу это дурацкое чувство, не знаю, куда от него деться. Оно словно сковывает меня, не давая выбраться. И я вынуждена бороться с ним. Ай! Так больно... Колит в ноге. Я наткнулась на что-то? Но на что, вроде бы бежала и не спотыкалась. Тогда... В сражении, да, точно. Я забыла, что вывихнула ногу, когда не смогла справиться с приводом. Порой это бывает так сложно, а со стороны и вовсе кажется, что нет ничего безобиднее этого полета. Всем кажется, что ты бабочка, а ты летишь с такой бешеной скоростью, что только и мечтаешь о том, чтобы случайно не разбиться или не столкнуться с кем-нибудь. Долго я еще буду бежать? И куда я бегу? Не знаю... С тех пор, как я потеряла отряд, прошло, наверное, полчаса. Я поступила как настоящая трусиха! Всегда говорила, что нужно держаться всем вместе, а вместо этого я просто испугалась и струсила. А потом я поняла, что мне не осталось ничего, кроме как бежать. Без привода, без оружия, без друзей. Ребята... Мне так жаль. Но я не могу вернуться за вами. Если я вернусь, то наверняка умру, и тогда моя смерть точно будет напрасной. Что если я еще могу что-нибудь сделать? Что если я смогу спасти кому-нибудь жизнь, точно такому же, как и я, отбившемуся от группы? Я не знаю, что с вами, но я чувствую, что вас нет. Вас нет в моем сердце, это заставляет меня плакать. Но у меня сейчас нет времени лить слезы. Если бы я могла... Если бы я могла, то исправила бы ситуацию, но тогда меня просто выбросило на дерево, с которого я упала и очнулась лишь спустя десять минут битвы. Вас не было, как и меня. Я не чувствовала своего тела, я думала, что умираю. Но когда надо мной появился трехметровый титан, который, раскрыв жаркую пасть, пускал на меня едкие слюни и дышал так, будто вздыхали десятки уставших людей, я поняла, что все еще жива. Силы вернулись мигом, и я бросилась бежать. И, кажется, наконец отбилась. Но что если там, впереди, мне встретится еще один? Что если он будет гораздо выше того и опаснее? Разумный. Да-да, тогда... Тогда я точно умру. И тогда меня никто не найдет в этом лесу, и я буду лежать здесь, пока мое тело не сгниет и пока мои кости полностью не увязнут в земле. И снова я думаю о плохом... Очнись, Петра! Ты все еще жива, ты здесь! Ты думаешь, а это уже о многом говорит. Значит, ты не сошла с ума, как было со многими. Ты умница! Умница... Когда-то меня называл этим словом отец и капитан. Но капрал звал меня не совсем так. Скорее обычное, безэмоциональное «молодец». Но даже этому я искренне радовалась, как ребенок солнечным лучам и теплой водице! Это лучшее, что случалось со мной. Ах, как хочется услышать это от него еще один раз... Хоть где-нибудь отдаленно в голове бы пронеслось это слово... Но сейчас я не могу вспомнить его голоса, которым он сказал мне это тогда. Я не чувствую вас, капрал. Значит ли это, что и вас тоже нет? Петра, прекрати думать о его смерти! Тихо останавливаюсь и оглядываюсь. Кажется, слышу какой-то шум. Он где-то близко, совсем рядом. Словно вот он, держи его! Но он прячется, играет со мной. Не могу двигаться. Словно меня схватили и крепко связали. Прислушиваюсь - вроде бы ничего. Страх потихоньку отступает, но все равно крепко держит меня на случай чего. Да и я не сопротивляюсь. Ну же, Петра! Беги! Зачем ты стоишь и чего выжидаешь? Думаешь, тебя кто-то спасет? Да кто, кто ринется за тобой в такую даль, за таким никчемным солдатом, как ты!? Ты бросила свой отряд, а теперь хочешь помощи... Даже не думай об этом. Грохот. Не сильно громкий, но и не тихий. Справа от меня. Поднимаю голову и... Титан. Семиметровый!.. Ну все, теперь точно не миновать боя. Где-то у меня был поломанный меч, но что я смогу сделать им этому монстру? Что я могу? Убежать мне уже совсем не удастся. Я слишком замедлила, потерялась во времени. Теперь отбывай наказание, дурочка! Высоченное чудище широко раскрывает глаза. Этот вид титана совсем не похож на человека. Слишком огромный подбородок, слишком большие глаза и... Тонкие, худые ноги. Вот оно! Слабое место! Вперед, Петра! Ты все сможешь! А если и не сможешь, то... Нет, не думай об этом. Просто иди! — Сдохни! Заношу острое лезвие в самое колено и отбегаю. Титан поворачивается, смотря на меня вопросительным взглядом, потом глядит на свою рану и вдруг разражается чуть ли не на весь лес яростным воплем. Господи, хоть бы этот крик не призвал других! Хоть бы не было еще одного поблизости! Его туловище подкашивается, глаза наливаются безумной болью и кровью... Он падает на другое колено и как-то по-человечески начинает стонать. В другой ситуации мне было бы его жаль, но не сейчас. Сейчас, быстро иди к нему, пока он в таком положении, и бей, бей в шею! Что-то или кто-то проносится за считанные секунды мимо меня. Закрываю глаза и слышу треск. Треск лезвия меча, который слышится, когда ты вдавливаешь и втыкаешь острый металл по самое основание в шею титана. Потом тихий, словно шепот, крик, и... Открываю глаза. — Молодец, Петра, — холодный, но такой родной голос, тихо раздается недалеко. Не могу поверить! — К-капрал!.. — теряю остатки своего хладнокровия и самообладания, когда вижу, как капрал стоит напротив меня с таким видом, будто только что прихлопнул какую-то мошку, а не монстра. — Как... Как вы тут оказались? Я... Далеко мы от лагеря? — слишком много вопросов, на которые он вряд ли так быстро ответит. Но я ничего не могу поделать с собой. Мне почему-то так страшно и радостно одновременно! — Сейчас не об этом, лучше скажи, как мы будем выбираться? — капрал, скривив губы, кивает взглядом на лежащий у дерева привод, который, судя по состоянию, больше не будет работать. — У тебя тоже нет? — Нет, сэр... — я теряюсь, понимая, в какой мы теперь ситуации. Даже не знаю, как далеко наш лагерь, как далеко мы зашли в лес? Где мы и почему не слышны голоса других ребят? — Что вы делаете? Он подходит ко мне и опускается на одно колено. Берет в руки мою ногу и аккуратно щупает больное место. Я охаю и начинаю всхлипывать, когда капрал, что-то нашептывая сам себе, отрывает от своей рубашки лоскут и перевязывает им мою ногу, тем самым останавливая кровотечение. — С-спасибо... — Мечей у тебя тоже нет, — капрал скорее не спрашивает, а констатирует факт, и я грустно киваю, понимая, что ни у меня, ни у капрала теперь нет целого оружия. Что делать человеку, когда он оказывается в лесу без продуктов питания, ориентира и другой прочей фигни, которая вроде как помогает спутнику пробраться сквозь чащу? Это один вопрос. А... Что делать человеку, который оказался без оружия, без привода, с кровотечением и другими ранениями в лесу наедине с тысячами безумных убийц? Это уже совсем другой. Капрал и я стоим на месте и вглядываемся в чащу деревьев. Меня мучает лишь вопрос: почему же капрал бросил свои дела и вернулся за мной? Или, может быть, он тоже потерялся и лишь случайно столкнулся с таким никчемным и беспомощным солдатом как я? Кто знает. Страшно спрашивать. Но, тем не менее... — Я слышу шум, — шепчет он, поворачиваясь ко мне. Я вздрагиваю, когда сталкиваюсь с ним взглядом. Почему в нем столько боли и отчаяния? Что случилось? — Возможно, их много... — Капрал... — не хочу говорить о том, что может быть, — сэр, что с остальными? Что с ними случилось? Я отстала от группы и... — Я знаю, — обрывает он, немного морщась. — Остальные погибли на месте. Тебе повезло. Почему он говорит это так холодно? Почему так... грубо!? Это же и его товарищи, не только мои! Чувствую подступающие слезы. Неужели и вправду никого не осталось... Неужели вас, ребята, больше нет? Совсем недавно еще все было хорошо... Еще вчера или позавчера мы все вместе, развалившись кто в креслах, кто на стульях, играли в карты! А я, проиграв, целовала указанного в щечку. Я помню наш смех, такой непринужденный и дружный, такой... Такой родной. — Сейчас нет времени думать о мертвых, — говорит Ривай, вырывая меня из воспоминаний. Я дергаюсь и киваю головой. Нужно слушаться капитана, какие бы холодные вещи он не говорил. Он мой начальник, он мой капрал, он... Кто же вы для меня, капрал? — План провалился, — продолжает тем временем он. — Эрен не справился. Титанша прорвалась сквозь ловушку, натравив на нас своих уродов. Но это не самое страшное... Я молчу, понимающе глядя на капитана. По нему не видно, как он волнуется, не чувствуется, что он готов рыдать, но зато я ощущаю, я будто слышу, как все медленно рушится у него внутри. Все это самообладание, все это спокойствие и вся непоколебимость... Я не представляю, как он выдерживает это. — Неизвестно, где мы. И сюда движутся как минимум трое. Что предлагаешь делать? — я не успеваю даже подумать о том, что сейчас сказал мне капитан, как тот срывается с места и скрывается за деревом, с оглушительным криком ударяя поломанным мечом в шею низкорослого титана. Тот падает наземь, громко дыша и рыча от боли, и почти сразу же умирает. Я ежусь от страха. Я чувствую, как все мое тело сковывает что-то, что не дает двигаться, ощущать себя. Я начинаю страшно бояться. Мы что, умрем, да? Умрем как все остальные? Умрем так же нечестно, да!? — Не стой столбом, дурочка, — шипит капрал, завидев за моей спиной еще одну поганую особь. — Бери клинок и убегай, быстрее! Я делаю все то, что говорит мне капрал. Я подрываюсь с места и начинаю бежать к мечу, что лежит поломанный и весь в крови буквально в нескольких метрах от меня. Я слышу, как сзади кто-то воет, так громко и так противно, что от одного понимания, что это не человек, а убивающее все и вся существо, становится страшно. Я спотыкаюсь и падаю, натыкаясь больной ногой на что-то. — Капрал! Пожалуйста! Зачем я зову его? Зачем!? Замолчи, Петра! Как ты можешь звать кого-то на помощь, если сама не помогла тогда, когда это было нужно кому-то. Как ты можешь!.. Я чувствую, как передо мной кто-то выбегает и заслоняет собой мое тело. Я начинаю кричать, когда понимаю, что это капрал. Нависнув надо мной, он одной рукой вбивает треснутый меч в рожу титану. Я закрываю глаза и пытаюсь ползти, но ничего не получается... — Беги! Быстрее, ну же! В лесу раздается человеческий вой. Такой громкий, так страшный, такой отчаянный... Просящий о помощи, такой нелепый и такой... знакомый. Я выползаю из своего «укрытия» и вижу, как капрал, стоя на одном колене, шипит и плюется кровью, облокотившись о меч. Рядом с ним покоится умерший с секунду назад титан, но не это привлекает внимание. — Боже... Я срываюсь с места и на всех порах бегу к нему, стуча подошвами своих сапог. Листья под капралом наливаются кровью с такой скоростью, что мне кажется, что это льется молоко в кружку, а не кровь... Я начинаю безудержно рыдать, хватая плечи Ривая и заглядывая ему в лицо. — В этом нет твоей вины... — выдавливает он, кривясь от боли. Титан, которого он пытался убить, чтобы спасти меня, откусил нижнюю часть от колена его правой ноги. — Нет и не будет, Петра! Я прижимаю его голову к своей груди и начинаю плакать. Так громко и безудержно, что никто и ничего не заставит меня остановиться хотя бы в течение нескольких часов.***
Нет ничего страшнее, чем ожидание своей смерти. Чем сидеть и думать, что сейчас или через минуту, или через час, да неважно когда, что-то случится, что заберет твою жизнь. И самое страшное здесь то, что ты ничего не можешь с этим поделать. Совсем ничего... Прошел один час. Капрал, с кое-как перевязанною ногой, и я лежим под деревом, немного подремывая. Вокруг нас тишина, изредка слышится, как в ветках деревьев щебечут птицы и как они перелетают друг к другу. Сумерки сгущаются, день близится к ночи. Но до позднего часа еще совсем далеко. — Капрал, — начинаю говорить я, чуть выдыхая, — как вы представляли конец? Он лежит и не двигается, возможно, спит, возможно, просто не хочет отвечать, чтобы лишний раз не делать себе больно. Он и так настрадался, он и так получил все, что мог не получать и что не заслужил. Я морщусь, понимая, что в этом тоже виновата я. — Я не думал об этом, — признается тот, выговаривая слова тихо и четко. — Я слишком мало прожил и столько же сделал, чтобы думать о конце. О конце думают слабые люди, которые готовы проиграть сразу же, как выйдут на поле боя. Я обдумываю его слова и соглашаюсь. Частично. Наверное, потому, что я отношусь как раз к тем людям, о которых он и говорит. — Верно. Я из таких, капрал. Что вы на это скажете? — я поворачиваюсь к нему и разглядываю умиротворенное лицо. Его подрагивающие глаза закрыты, губы соединены в тонкую полоску. Очень красивый даже после того, как был ранен. — Для тебя это нормально, Петра. Бояться девушке - нормально... — Ерунда, — возражаю я. — Вы хотите сказать, Микаса тоже боится? Как бы не так. Просто я... Просто я... самая настоящая трусиха. В тот момент, когда нужно было помочь, я струсила и повела себя эгоистично, а теперь... теперь все мои друзья мертвы. Капрал молчит некоторое время, а потом выдает: — Если бы сейчас со мной была Микаса, а не ты, я бы хорошенько настучал ей за такие слова, даже несмотря на то, что девушек бить неприемлемо и унизительно с нашей стороны. Но... Здесь сейчас ты, Петра, ты... И я позволяю тебе бояться, позволяю тебе быть трусихой. Это нормально, когда это делаешь ты, а не кто-то другой. Я краснею, кажется догадываясь, о чем говорит он. Но дальше спрашивать не собираюсь. Я осматриваюсь вокруг нас и встаю на ноги, опираясь о дерево. Впереди слышится странный и подозрительный шум. Я прислушиваюсь, но пока ничего не могу понять. С большого дерева срывается стая птиц. Они орут во все горло, вылетая из леса и скрываясь в небе. Я грустно наблюдаю за ними, пока не слышу совсем тихое и слабое: — Помоги. Я чуть выдыхаю и помогаю подняться капралу на ногу, одной рукой держа его за талию, а другой помогая ему ухватиться за меня. — Зачем, капрал? Лежите... Пока ничего не... — Девять, — твердо отвечает он. — Впереди девять. Капрал морщится от боли, хватаясь за меня крепче. Я начинаю часто дышать и перебирать ногами, пытаясь тем самым и идти быстрее, и не делать больно капралу. Но делать сразу два дела становится все тяжелее и тяжелее с каждым шагом. — Знаешь, — говорит капрал, когда сзади слышится шелест острых деревьев и кустарников, — я не буду говорить сейчас что-то вроде «оставь меня» и «спасайся сама», но... — он спотыкается и отпускает меня, тем самым падая наземь и выставляя руки вперед, — но, пожалуй, я смогу ответить на твой вопрос... — Что!? Капрал, не глупите, скорее пойдемте, ну же! — я пытаюсь поднять его, но ничего не получается. У самой не хватает сил на что-либо, я просто опускаюсь на колени и глажу капитана по спине, обводя пальцами эмблему свободы. — Разве так можно?.. — Тот вопрос о конце. Пожалуй, я бы встретил его именно так. Из-за деревьев наконец появляются монстры, широко распахивающие свои пасти и наступающие на нас. Их и вправду девять.