Любопытство - не порок

- Меркуцио, мой друг, нужна того мне помощь, кто знает тяготы влюблённости как более никто, - со стуком ставя наполненный вином кубок на стол, юноша умоляюще посмотрел на лучшего друга, которого уже явно достал со своими терзаньями и нытьём. Но разве возможно было отказать этим беспомощным щенячьим глазам, кажется, готового разрыдаться мальчишки. Даже если лучший друг и смог противостоять мольбе Ромео, слёзы посреди шумной таверны ему точно были не нужны. - Знавал я тяготы похмелья, ран, полученных в бою, и даже дружбы, - Меркуцио отпил еще вина, устало глядя на наследника Монтекки. О да, последнее он успел изучить уж слишком хорошо. - Но о любви - тут явно не ко мне. Хотя чего там, говори, раз начал. Что вновь с тобою? Опять отказ возлюбленной услышал? - Да. Ты знаешь всё и так, - виновато опуская немного мутный от выпитого алкоголя взгляд, мальчишка сжал тонкими пальцами кубок. - Не так я опытен в добыче женских душ, как ты, мой друг. Прошу, Меркуцио, дай мне совет, - губы скулящего о какой-то вечной романтике щенка коснулись позолоченного края чаши, делая очередной глоток. - А что советовать, раз все равно не будешь слушать? Да и какие могут быть советы тут?! – и, несмотря на добродушный тон, с которым всегда обращался Меркуцио к друзьям, признание его опытности достаточно повеселило и без того самоуверенного юнца. Но чтобы вести беседу и дальше без помех, он отодвинул в сторону недопитое вино, чуть наклоняясь через стол к сидевшему напротив пареньку. - Хватаешь девушку, что угодила сердцу, целуешь и клянешься ей в любви. И все, в постель, о чем еще болтать изволишь? А там хоть в церковь, хоть бежать, смотря, насколько истинно ты клясться ей решишь, - кажется желавший продолжить, юноша был неожиданно грубо перебит краснеющим романтиком. - Меркуцио! Не нужно говорить таких вещей, любовь избраннице хоть можно подарить, порою так и нужно, но что хорошего тащить насильно ту в постель? - мальчишка действительно заливался густым румянцем, пытаясь направить советующего в любовных делах на правильный путь, а точнее подальше от спальни. Но то был бы не прославившийся на всю Верону Меркуцио, если бы его можно было так легко переубедить. - Насильно... Эх, ребенок ты еще, Ромео. Кто говорит, что надо против воли? Ты будто с девушкой ни разу не был, что не знаешь, как те ведут себя, напой им только о любви. Ну или не напой, а просто в ней признайся. И любая тут же бросится сама в твои объятия, поверь! - заметив то, как изменился даже от столь невинных слов лучший друг, Меркуцио не сдержался от громкого смешка, как всегда заливистого, возможно даже с долей наигранности. - Вот только этого не говори! Да нет, в шестнадцать лет невинным оставаться невозможно! Таверна, до этого момента прислушивавшаяся к диалогу самопровозглашённых королей, разом стихла. Нависшее молчание около минуты нарушало уже тихое хихиканье Мерка, которое стеснялся перебить даже робкий шёпот. А Ромео, в свою очередь, лишь сильнее покраснел от вопроса друга. Что стало причиной звону разбившейся неподалёку посуды и нависшей тишине, понимал даже обычно недогадливый щенок. - Друг мой, прошу, немного ты потише, - сильнее вжимаясь в стул, мальчишка стыдливо опустил глаза. Но, явно не спеша верить приятелю, Меркуцио, полный своих личных убеждений, залпом допил оставшееся вино и еще раз посмотрел на Ромео уже отчасти опьянённым взглядом. Нет, так сыграть не смог бы даже веронский шут, что ничего хорошего, увы, не сулило, ведь дело одно советовать, как добиться девушки, а совсем другое - что потом с ней делать. - Ромео, да хватит тут краснеть, как будто сам ты та еще девица. Мужчина или нет, в конце концов? И все же... Господи! Нередко вместе напивались мы, гуляли здесь среди особ прелестных. И ты ни разу этим не воспользовался, дурень? А я то думаю, что вновь о том ты спрашиваешь, как говорить с любимой. Неужто, правда, думал, что с бабами словами надо изъясняться?! - Не только же в постели с ними можно говорить, - пока Ромео скромно молчал, зажимаясь под шутливыми нападками друга, голос подал стоящий за спиной Меркуцио Тибальт. Хотя по его собственному удивлению на обернувшегося врага было видно, что молодой мужчина не особо планировал произнести что-либо вслух. Просто наблюдал, просто обдумывал происходящее перед его глазами, случайно дав о себе знать увлечённому врагу. Ничего запланированного заранее, лишь непредсказуемая игра Судьбы. - И вам доброго вечера, синьор, - Меркуцио непроизвольно кивнул крысолову в знак приветствия, но особо не растерялся от его появления, поглядывая уже то на родственника Капулетти, то на лучшего друга. Странно, что именно их взглядам угораздило сойтись, но этот факт терял свою значимость перед возможностью поддеть еще и самого Тибальта. - Ладно бы сморозил этот вздор Ромео, но вы-то? К несчастью твоему, кошачий царь, лишь там. И лишь желанием и телом, - Проигнорировав подкол врага, кошачий царь подставил стул, как ни странно, возле Ромео с которым у того впервые совпало мнение, пока паяц, сильней наклонившись к юноше, обратился уже к Монтекки. - Ну, вот скажи, неужто ты мечтал трепаться о любви с последней девушкой своей? - Не только, поэтому прошу совета твоего, - мальчишка виновато уставился на лучшего друга, продолжая краснеть сильнее, одновременно теребя рукава синий рубашки. - Ну ладно. Допустим, с женщинами пока что не сложилось, но поправимо все. Ведь не зря у тебя такой есть прекрасный лучший друг? - ободряюще улыбнувшись Ромео, Меркуцио наигранно оставлял без внимания пополнение в его слушателях. - Я искренне сейчас надеюсь избежать каких-то там деталей, не так уж много пил, увы. Поэтому спрошу сначала. Ромео, ведь что-то основное знаешь ты? Хотя бы как... Без женщины управиться скажем? Всё что мог сделать наследник Монтекки на достаточно личный вопрос лучшего друга, это непонимающе раскрыть глаза, хотя примерно аналогичное действие сделал и новый слушатель родственника Эскала. Нарочно ли те сговорились, дабы развеселить Меркуцио? Нет, кровные враги не могли сыграть лучше поэта, тем более такое негодование, ещё и молча переглянувшись меж собой. Но если Тибальт предпочёл просто опустить голову, закрыв её рукой, дабы не показать племяннику принца непривычного на бледной коже румянца, Ромео, продолжая сидеть прямо, неопределённо мотнул головой. Насколько Меркуцио знал братьев Монтекки, этот жест был у них семейной чертой, видимо и единственной схожей. Но будучи так же осведомленным и в скромности Ромео, которую мальчишка сейчас показывал во всей красе, племянник Эскала притянул друга за ворот синий рубашки ближе. Юнец не сопротивлялся, пачкая одежду в разлившемся по столу вине, пока лучший друг нашёптывал и без того смущённому наследнику Монтекки достаточно обширную часть собственных познаний. Но не успел веронский шут договорить, как Ромео отскочил от него, роняя стул, чем лишь сильней заинтересовал притихших посетителей таверны, так пылко наблюдающих разыгранный, казалось бы, именно для них спектакль. Но что-либо ответить романтик был уже не в силах, лишь широко распахнутыми глазами смотря на шута, надежды которого определённо подводил. Но какие-то слова нашлись у кровного врага двух помешанных на любви идиотов. Медленно поднявшись, будучи столь же раскрасневшимся, как, собственно, и Ромео, кошачий царь похлопал юнца по плечу, кинув тихое: «Сочувствую». После молодой мужчина удалился из злосчастной таверны, вызвав затянувшееся молчание со стороны обдумывающего что-то Меркуцио. Но разве могло что-то надолго выбить из своего привычного состояния родственника принца? Конечно, нет. И сейчас, юноша сорвался с места, выкрикивая очередную шутку своему врагу, которого целеустремлённо планировал догнать. А там уже они были отданы под власть судьбы, как и оставшийся в таверне Ромео. *** Вернувшись домой, Ромео, всё такой же алый от недавних посиделок с лучшим другом, пронёсся мимо Бенволио, явно желавшего поприветствовать задержавшегося брата. Но мальчишке, сбежавшему в свою спальню без лишних объяснений, было явно не до родственников. Опустившись на свою кровать, наследник Монтекки запустил пальцы в растрепавшиеся волосы. Взмыленный от пробежки до дома мальчишка, грязный из-за нетрезвости во время этой самой пробежки и естественно нескольких не особо мягких падений, громко дышал, разглядывая пыльные сапоги. Конечно, те никак не могли поменяться за прошедшие несколько часов, но мысли, вбитые в наивную голову лучшим другом, никак не хотели покидать щенка, от чего тот надеялся переключиться хоть на что-то. Но все попытки забыть услышанное, лишь вынудили юношу представлять ненужные, но всё-таки заводящие его сцены. Привлекательные юные девы, прикрытые лишь полупрозрачной шалью, хотя и той было достаточно, дабы скрыть всё-таки незнакомые участки чарующих тел. Наивные фантазии легко путались, затягивая неопытного романтика в свои сети. Ромео не предполагал ранее, что может не то что вообразить столь грязную картину, как скидывающую и без того бесполезную ткань со своего тела девушку, но возжелать именно этого, так охотно отдаваясь придуманной им же похоти. Всё-таки наивный ребёнок всегда верил, что чистая, искренняя любовь не может быть настолько порочной, как то описал Меркуцио. Откинувшись на спину, наследник Монтекки шумно выдохнул, прикусывая нижнюю губу. Его правая рука непроизвольно скользнула вниз, накрывая скрытую грубой тканью штанов плоть. Тонкие пальцы шестнадцатилетнего юнца слабо сжались, вызывая во всём теле лёгкую, но всё-таки приятную дрожь. Дискомфорт от нахождения в сдерживающей одежде сложно было назвать приятным, но это мало мешало романтику толкнуться в собственную руку. Не знающий даже радости от чужих ласк, юнец прикрыл глаза, свободной рукой расстегивая рубашку. С одеждой конечно пришлось побороться, но прикосновение холодного, щекочущего загорелую грудь вечернего воздуха было стоящей того наградой. Всего секунду обдумывая то, на что только что решился, приподнимаясь на свободной руке, юноша проник рукой в синие брюки, обхватывая дрожащей ладонью возбуждённый ствол. Слабых, неумелых движения вдоль ствола, но и их было достаточно, чтобы Ромео выронил первый неуверенный стон. Сдавливание одежды, непредусмотренной я подобных утех, было чрезмерно томительно для любопытного мальчишки, решившегося опробовать новую «забаву». Долго раздумывать, что было бы волне привычно для Монтекки, юнец не стал, и, обычно с трудом решающийся на любые авантюры друзей, сейчас щенок, кажется, не думал вообще. Он просто хотел. Желал. Его одежды с почти неслышным шелестом слетели на холодный пол, когда юнец обнажённым остался на кровати. Голубоватый свет луны, проникающий в спальню через распахнутой настежь окно, освещал юношеское тело. Неумелая рука скользила по легко возбудившейся плоти, растирая блестящие капельки смазки. Ноги вызывающе раздвинуты, голова откинута назад, когда губы приоткрыты в безмолвном стоне, а свободная рука, опирается в кровать, помогая мальчишке удержать равновесие. Спроси его кто, наследник Монтекки был бы не способен отрицать, что действительно наслаждается незнакомыми до этой минуты ощущениями. Холодный вечерний воздух дразнил смуглую кожу редкими порывами врывающегося в комнату ветерка. Сильнее закусывая губы и жмуря глаза, Ромео шумно дышал, сжимая в ладони свой член. Картины, подробно иллюстрирующие услышанное от друга, не хотели покидать дурную голову, подкидывая ему дальнейший сценарий, который казалось просто необходимым опробовать. Забравшись на кровать с ногами, юноша встал на четвереньки, свободной рукой сжимая край подушки, в которую немногим позже уткнулся лицом. Лёгкая прохлада приятно остужала пылающее от стыда лицо, пока ни в чём неповинный предмет ловил каждый неловкий стон, хотя лишь частично заглушал молодой, ещё не успевший сломаться голос. Разгорячённое тело возбуждённого мальчишки дрожало и ныло от нетерпения перед зарождающимися в неопытной голове мыслями. Закусывая подушку, Ромео толкнулся бёдрами навстречу собственной руке и сильней раздвинув и без того расползающиеся на шёлковых покрывалах колени. Но если начал, то надо идти до конца, по крайней мере, именно в этом уверял себя отпрыск Монтекки, наслушавшийся баек шута. Сглотнув подступивший к горлу ком, юноша прикрыл глаза, вспоминая каждое слетевшее с губ лучшего друга слово. Пока правая рука продолжала скользить по возбуждённому стволу, романтик перевернулся на бок, а точнее просто рухнул на него, закусывая нижнюю губу и практически до хруста позвоночника выгибаясь. Проводя пальцами левой руки между ягодицами, юноша приоткрыл глаза, замедляя движения ладонью и тяжело дыша. Секундная заминка, от охлаждающего рассудок страха, после резкое проникновение. Молодое лицо искривляется от вспышки боли, а из горла вырывается сдавленный, даже рваный вой, стремящийся разлететься настолько далеко, как то было возможно. Два пальца с трудом преодолели пульсирующее кольцо мышц мальчишки, сжимающегося от страха и возбуждения, узкого от неопытности юнца. Шумно втянув в лёгкие воздух, когда прошёл первый шок, Ромео попытался проникнуть глубже, с трудом преодолевая сильное сопротивление девственного тела. Пальцы погрузились не дальше чем на одну фалангу, но и этого хватало, чтобы мальчишка всё-таки вскрикнул. Вскрикнул достаточно громко, естественно от природной глупости дёрнув руку назад. Стекающая по подбородку слюна смочила подложенную под голову подушку, когда слёзы заблестели в карих глазах, словно боясь скатиться по смуглым щекам. Поджав ноги, мальчишка боялся пошевелиться, возбуждение сильно спало, лишь чудом не исчезнув совсем. Боль обжигала пульсирующие мышцы, лишь разгораясь, когда всхлипывающий, но от того не менее упёртый юнец протолкнулся глубже, полагая, что тем самым сделает лучше. Сухой проход саднило, стенки не поддавались попыткам растянуть их, когда опавший член, более не подавал признаков хоть какого-то возбуждения. Плотно зажмурив глаза, наследник Монтекки старался вспомнить хоть что-то из заводивших ранее картин, неумело лаская пальцами обмякшую плоть. Соврать, что не желает вновь ощутить возбуждение юнец не смог бы, собственно он не пытался обмануть даже себя, хотя сейчас казалось куда более важным отвлечься от саднящего ощущения. Беспомощно заскулив, Ромео двинул пальцами, погруженными в него чуть сильней, чем наполовину, после обхватывая правой рукой подушку, утыкаясь в неё. Тело продолжало гореть от костра, сотканного стыдом и послевкусием боли, особенно после резко выдернутых из сжимающегося ануса пальцев. Сотрясаясь крупной дрожью и обхватывая руками подушку, главный веронский романтик шумно дышал, кусая припухшие губы. Слёзы так и не скатились по его лицу, но повторять юноша не хотел. Боялся, молился забыть столь жуткий и неприятный опыт, полученный из-за приторности поймавшей его душу похоти. *** Прошло около пяти минут, хотя скорее куда меньше показавшегося выпавшего из реальности юноше. Где-то в ногах мальчишки раздался жалобный скрип кровати, а загорелой кожи коснулось приятное, но от этого не менее неожиданное тепло. Вздрогнув от чужого прикосновения, юноша резко перевернулся на спину, приподнимаясь на локтях. Боль в заднем проходе дала о себе знать, заставив, парня поморщится. Ещё около минуты он просто не мог понять, что происходит, чем сделал лишь хуже себе, поскольку сидевший рядом с ним алый от смущения младший брат соображал в разы быстрее, нависая над наследником Монтекки. - Бенволио, что делаешь ты тут в столь поздний час?! – рухнув на спину под натиском родственника, Ромео упёрся руками в плечи четырнадцатилетнего мальчика, отводя смущённый взгляд. Всё-таки романтик был не так глуп, чтобы не понять намеренья подростка, только что поцеловавшего его обнажённое бедро, хотя признавать подобную идею показалось ему непозволительным. - Ты показался мне расстроенным, и лишь утешить брата я хотел, когда… увидел, - не удержавшись в нахлынувшем порыве, Бен прильнул губами к открытой шеи кузена. Дыхание юноши на мгновение замерло, ровно, как и сердцебиение. Страх и непонимание охватили юношу, пока возбуждённый ребёнок прижался горячей плотью в его ноге. - Брат, прошу, постой, - впившись короткими ногтями в плечи ребёнка, Монтекки зажмурился, пытаясь свести раздвинутые ноги, невзирая на расположившееся между ними тело родственника. Но у Бенволио были немного иные планы, по крайней мере, осведомлён в любовных утехах он был лучше застуканного девственника. - Всё хорошо, любимый мой Ромео, тебе я подарю лишь наслаждение, которого не знал ты никогда, - фраза звучала заучено, однотипно, но не для старшего брата, верящего в искренность истинных чувств, способных сотворить казалось бы невозможное. Неуверенно разжать хватку, юноша опустил руки на покрывало. Стыдясь собственно реакции, спокойной покорности и затянувшегося молчания, романтик попытался отползти, но в результате обронил стон от уверенного прикосновения прохладных пальцев Бена к своему члену. Умолять мальчишку было бесполезно, поскольку тот уже всё решил, продумал, начал воплощать. Но подобное не играло никакой роли, если бёдра уже сами толкнулись в обхватившую ствол ладонь, пока хриплое дыхание оцарапало глотку. Бенволио прильнул губами к груди юноши, покрывая загорелую кожу короткими поцелуями. Девственник откинул голову, позволяя родственнику продолжать заводящие его, пусть и кажущиеся неправильными действия. Греховные ощущения, тем более с родственником. Когда бы ещё Ромео рискнул на подобный трюк? Нет, не в этой жизни, уж точно никогда, если бы его юный падший ангел не появился вовремя, заставая врасплох. Лаская одной рукой твердеющий даже от лёгких прикосновений член романтика, юнец толкнулся пальцами свободной руки в приоткрытый рот, ловя подвижный язык, выскальзывающий из дразнящей хватки тонких пальцев. Слабые укусы стали ответом к наглому проникновению, хотя и были проигнорированы, продолжившим своё дело подростком. - Ромео, расслабься, - касаясь тонкими губами пылающего от смущения лица, мальчишка слабо улыбнулся. - Мы оба знаем, что без чужой помощи ты не справлялся, тогда позволь заняться этим мне, - заглядывая в распахнувшиеся от услышанного карие глаза юноши, младший щенок сильней сжал основание возбуждённой плоти. Наблюдая, как белёсая пелена возбуждения окутывает зрачок брата, и затыкая неосознанный стон добавлением третьего пальца в рот кузена, блондин мягко заскользил ладонью по его стволу, постепенно уступая собственному желанию. Проведя языком по уху Ромео, юнец тихо зашептал, вынуждая родственника слабо заёрзать под ним, будто то могло спасти девственника от прозвучавшего признания. Вытаскивая пальцы, за которыми после на несколько сантиметров тянется тонкая паутинка слюны, он накрывает припухшие от укусов губы своими, уверенно проникая в раскрытый рот растерянного юноши языком. Ромео плотно зажмурил глаза, вновь сжимая, казалось, хрупкие плечи ангела. Тем же временем ладонь Бена ложится между ягодиц любовника, раздвигая те. Прохладная и влажная от обилия слюны, хотя не нравится ускоряющееся развитие событий лишь упирающемуся наследнику Монтекки. Именно поэтому единственной проблемой для желавшего продолжения мальчика был только слишком хорошо помнящий боль родственник. Ромео спустился руками на грудь младшего брата, оставляя за короткими ногтями розоватый след, но последний продолжает мягко поглаживать пульсирующее отверстие, надеясь подготовить невинного любовника. Поцелуй разрывается, сменяясь заботливым шёпотом, стекающим в ещё раскрытый рот юноши, которым Бенволио пытается успокоить жмурящегося от страха девственника. Короткие ногти глубже вонзились в загорелую кожу, рискуя оставить после себя несколько небольших отметин, когда первый палец ангела проник в смазанный, на этот раз, проход. Скользящая по члену брюнета ладонь не давала его возбуждению спасть, что было вполне ожидаемо. Тихо заскулив, наследник Монтекки сжался, неуверенно приоткрыв глаза, пока его кузен проникал глубже через сопротивление чувствительных мышц. Дрожь электрическими зарядами разносилась по ответившему телу, в который всё-таки проскользнул до основания влажный палец подростка. Давая романтику около минуты, чтобы привыкнуть, Бен начал двигаться, медленно подготавливая любовника к большему, боясь причинить ему боль, желая, чтобы тот стонал и умолял о большем, а не кричал и отбивался. Ромео попытался сжать ноги, насколько это ему вообще было позволено. Неудобство, стыд, страх и наслаждение смешались в неясное для парня чувство, заставляющее громко дышать, чуть ли не вскрикивая от лёгких поцелуев, дразнящих кожу, ставшую так неожиданно слишком чувствительной. Задев простату старшего брата, Бенволио невольно вздрогнул, когда тело под ним прогнулось, прижимаясь к источнику тепла с тихим, но от этого не менее похабным стоном. Повторяя движение, надавливая сильнее и убеждаясь в правильности действий, мальчишка добавляет второй палец в распалённого Ромео, вновь давая тому несколько секунд, чтобы привыкнуть. Романтик напрягается, при этом позволяя младшему брату продолжить, плавно проникая внутрь, раздвигая пальцами стенки толстой кишки. Поморщившись от нового дискомфорта, наследник Монтекки закрыл пылающее лицо руками, одновременно сильней раздвигая ноги, бёдрами толкнувшись в замедлившуюся ладонь. Говорить или просить о чём-либо старшему брату не было необходимости. Всё было ясно по отзывающемуся телу. Сильнее сжимая пальцами возбуждённый член, Бен сильнее раздвинул пальцы, пока беспомощный стон, граничащий с неуверенным криком, юноши не заставил умерить пыл, растягивая пульсирующие стенки. Активней двигая ладонью, размазывая по стволу обильно выделяющуюся смазку, Бенволио накрыл приоткрытый в предчувствие нового стона рот кузена, бесцеремонно проникая языком внутрь. Сдерживая собственную похоть ещё около пяти минут, мальчишка вытащил из отвечающего его ласкам тела пальца, губами ловя умоляющий стон. Мгновение и наследник Монтекки оказывается перевёрнутым на живот. Шёлковое покрывало вызывает приятную дрожь от соприкосновения холодной ткани с пылающей кожей. Пачкая синюю простынь смазкой, Ромео сжимает её же пальцами, покорно прогибаясь под манипуляциями Бена. Осознать дальнейшие события романтик не успевает, вновь зажимаясь, когда в относительно растянутый зад проникает головка. Короткое ожидание пока юноша немного расслабит мышцы в новой позе, и Бен толкается дальше, наваливаясь на родственника, руками упираясь в кровать по обе стороны от головы старшего брата. Тёмные волосы липнут к смуглому лицу, вызывая мягкую улыбку в блестящих заботой и противоречащей ей жаждой глазах. Мальчишка снова толкается, медленно, плавно, но достаточно уверенно, чтобы не дать очнувшемуся от первого шока Ромео сбежать. Заталкивая в раскрывшийся рот то ли для стона, то ли попытки остановить кузена несвязным потоком «праведных» слов два пальца, Бенволио касается губами загорелой спины, проводя по чувствительной коже языком. Новая волна возбуждения накатывает на романтика, когда головка члена задевает простату. Толчки в податливое, не способное на какое-либо сопротивление тело постепенно становятся резче, грубее. Стыдливо прикусывая заполняющие рот пальцы, юноша издаёт неуверенный стон, заливаясь краской сильнее обычного. Равномерный хлюпающий звук, заставляет парня сжиматься, плотнее обхватывая стенками пронзающий его член, словно пытаясь остановить младшего Монтекки, в результате лишь отчётливее ощущая погружающуюся в него плоть. Приносившие ранее только боль и неприязнь дискомфорт толчки постепенно начинают нравиться неопытному юноше, в подтверждение этому двинувшего бёдрами навстречу резким толчкам. Бенволио продолжает врываться в тело брата, когда тот покорно отвечает, сильней раскрывая рот и издавая приглушённые пальцами Бена, непристойные звуки, тем самым лишь радуя вовремя сообразившего родственника. Дорожка слюны стекает по подбородку Ромео, влажные волосы липнут к его лицу и шее, пока всю кожу покрывает испарина. Приподнимая бёдра наследника Монтекки, его младший брат сжимает пальцами свободной руки ягодицу юноши. Резкий толчок, за ним следующий. Позволяя покрывать себя, юноша сильней раздвигает ноги, с трудом оторвав пальцы от шёлкового покрывала, обхватывая дрожащими руками возбуждённый член. Ранее неуверенные стоны от нежных ласк теперь куда больше походят на рваные крики. Сколько ещё смог бы продержаться юнец, окутанный жаром пульсирующей тесноты кузена? Не более десяти минут. Касаясь мягкими поцелуями дрожащих плеч брата, Бен толкается внутрь насколько это вообще было возможно, одновременно ловя пальцами юркий язык родственника, изливается в Ромео. Наследник Монтекки не понимает происходящего, не понимает, чем так приятен для него удар горячей спермы, но буквально через несколько секунд кончает вслед за братом, роняя последний на эту ночь пошлый стон. Проходят мгновения, секунды, минуты. Время тянется слишком долго и чересчур быстро, чтобы это можно было понять. Наваливаясь на любовника, Бен мягко обнимает, прижимая к себе дрожащего родственника, целуя заплаканные глаза, губами собирая стекающие по загорелым щекам слёзы. Юноша тихо всхлипывает. Его тело болит, ноет от боли и приятной истомы, когда душа разрывается от стыда и страха. Он не может выдавить и слова, понимая, что только что отдавался младшему брату, осознавая, что сам этого хотел, желал как ничего другого. Ромео не может держать в себе этот ком эмоций: обида, боль, страх, похоть, вина, возможно у половины испытываемых сейчас романтиком эмоций и названия толком не было, вот только сами эти чувства были. Лёгкая пелена удовольствия от произошедшего, иллюзия защиты, преподнесённая согревающим его телом, позволяли Монтекки выплеснуть хоть часть скопившегося в нём, позволив солёным каплям сбегать по смуглой коже, попадая в плен тонких губ младшего брата. - Ромео, всё хорошо, – тихий, успокаивающий шёпот касается прикрытого растрёпанными волосами уха. Наследник Монтекки вздрагивает, но всё так же молчит, лишь только жмурясь и плотнее прижимаясь к источнику тепла. Слаб, хочет провалиться под землю, желает загрызть себя за совершённый грех и одновременно не отпускать кузена. – Люблю тебя, - снова мягкий, заботливый поцелуй касается солёного от слёз лица. Тишина ночи окутывает комнату. Прохладный воздух касается разгорячённых тел, сплетённых в объятьях на синем шёлке до уже скорого рассвета.