Пособие для сиамских близнецов

Смешанная
NC-17
Завершён
16
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
19 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
16 Нравится 3 Отзывы 4 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Всегда были Мы. Никогда не существовали порознь. С самого рождения не было Его и Меня. Только Мы. Один навсегда и против воли левша, другой – правша. В детском саду и в школе над нами всегда насмехались. «Уроды!» - глумились они, кидая в нас игрушки, песок, ручки, ластики, разрывая наши тетради на куски. Мы всегда вместе противостояли их нападкам. Я любил Его больше, чем кого-либо. Возможно потому, что Он был частью Меня. Одинаковые мысли, привычки, увлечения, даже внешность. Он начинал фразу, я – заканчивал. Он понимал мои чувства, потому что это были и его чувства. Он всегда со мной, я всегда с ним. Мы сиамские близнецы. Неделимые. Он – Данил, я - Илья. Всегда вместе. В целом мире не найдется никого, ближе, чем мы. Ну, может только другие сиамские близнецы. Сейчас я печатаю это предложение, предыдущее писал мой брат. Зачем? Домашнее задание по психологии!       Проклятый сентябрь. Пятое число. Восемь утра. Мы идем по улице, таща на плечах сумки с учебниками. Одиннадцатый класс. Последний год и институт. Странно, что мы еще живы. Школа. Те же темные стены, пафосные речи, запах побелки и котлет. Одноклассники перестали нас дразнить еще в средней школе, так что обучение стало вполне сносным. Появилось хоть малюсенькое желание появляться в этих мрачных стенах. Обучение привлекало нас. Давало таким «уродам», как мы возможность найти свое место в жизни. Хотя, некоторые наши одноклассники считали не обязательным начинать обучение с первого сентября.       - Их проблемы, - дружно соглашались мы с братом. Вот и сейчас в классе появилось несколько лиц, которых вчера не наблюдалось. Но было что-то еще. Что-то было не так. Между рядов ходила незнакомая девушка. Длинные каштановые волосы собраны в две слабые косы. Челка двумя прядями обрамляли красивое личико, слегка подведенное косметикой. Широкая футболка с черно-белым рисунком и расклешенные брюки с множеством карманов, казалось, были специально созданы, чтобы прятать стройную фигуру. Тем не менее, девушке очень шло. Мы с Данькой беззастенчиво пялились на нее, в прочем, мы были в этом не одиноки. Многие заметили новое лицо и провожали ее взглядом. Новенькая же старалась не смотреть никому в глаза, вскользь осматривая незнакомых людей. Немного дольше взгляд задержался на нас. Я поразился той печалью, которой были наполнены ее светло-голубые глаза.       - Аквамарин, - чуть слышно прошептал брат. Девушка стыдливо отвернулась, продолжая искать свободное место. Некоторые одноклассники пытались с ней заговорить, познакомиться, но на все вопросы незнакомка отвечала односложно и ни чью помощь не принимала.       - Зря стараются. Она с самого начала дала понять, что не хочет заводить знакомств.       - А ведь… она чем-то похожа на нас…       - Лена, - неохотно представилась незнакомка кому-то.       Урок прошел, как в тумане. Иногда мы поглядывали на новую ученицу, но это стало подозрительно, когда это еле заметное движение головами оказалось синхронным. Мы условились поворачиваться к ней по очереди, строго соблюдая лимит. Сначала я - 3 секунды, через пять минут Данил - 3 секунды. Перемена проходила условно спокойно. По коридорам бегали дети, учителя кричали на них, откуда-то доносился дикий ржач, огромная очередь в столовой. Ничего нового. Кроме этой новой девушки. Не хотелось отводить от нее взгляда. Что же это такое? Влюбленность? Возможно. Во всяком случае, мой брат испытывает те же чувства. Я знаю это.       - Что обычно делают люди в подобных случаях? - задумчиво спросил брат, пустым взглядом сверля стену напротив.       - Они идут и знакомятся.       - В этом случае - не прокатит, - девушка вновь отказалась разговаривать с одной из одноклассниц.       - Еще варианты?       - Нужно дождаться подходящего момента и… - меня перебил громкий хлопок и звук, с которым тяжелая сумка падает на землю. У Лены оторвалась лямка. Учебники с тихим шелестом разлетелись по полу. Удачнее момента, чтобы познакомиться, может и не быть. Теперь главное успеть.       - Позволь нам немного помочь тебе, - брат дернулся вперед, так что я пошатнулся и чуть не утянул на пол обоих. Однако, устояв на ногах, бросился на помощь девушке. Как может столько поместиться в сумке? Не удивительно, что лямка оторвалась. Здесь, кроме учебников нашелся Булгаков, Чехов, Рембо, Верлен и альбом для рисования формата А4. Сколько же все это весит?       - Ты наверно силач. Таскать с собой столько книжек, - опять озвучил мои мысли Данька.       - Не жалуюсь, - огрызнулась девушка, - но спасибо, - она затолкала последнюю книгу в сумку.       - Не за что, - отозвался я.       - Я - Даня, а мой брат-тормоз.       - Илья, - представился я.       - Лена, - девушка протянула руку для рукопожатия, что меня порядком удивило, он не ответить на приветствие было бы не вежливо. К тому же, хоть на миг дотронутся до ее кожи, тонких пальчиков - такой шанс выпадает не часто. Со временем перестаешь это ценить. К хорошему быстро привыкаешь. Все-таки очень странная природа чувств и взаимоотношений. Но пока я молча размышлял, брат вовсю чесал языком с новой знакомой.       - … Вот, брат не даст соврать, - две пары глаз уставились на меня, - ну, пожалуйста, - шепнул в ухо Даня.       - Э… не дам. Все именно так.       - Вот, видишь! - довольно улыбнулся брат.       - Ну, вы, чуваки, даете… - восхищенно распахнула аквамариновые очи Лена.       Так и началось то знакомство, повлекшее за собой целую череду событий.       Вы когда-нибудь задумывались, какого жить с человеком, который буквально прикован к тебе? Вы единый организм. Вынуждены абсолютно все делать вместе. Вместе просыпаться, идти в душ, видеть чужие гениталии, умываться, вместе ходить в туалет, завтракать, прятать плохие оценки. Со временем, к этому привыкаешь, особенно когда не знаешь ничего другого. Однако в таком состоянии напрочь лишаешься личной жизни. Как ни прячь свои мысли и эмоции, ни что не останется не замеченным. И уж точно не половое созревание, влечение к девочкам, а иногда и к мальчикам. А началось все с милой девушки из десятого класса. Мы тогда были в седьмом. Она заступилась за нас на перемене, когда двое девятиклассников, хорошо выросшие мускулатурой, но не доросшие мозгами, пытались доказать, что "школа - не место для таких уродов, как мы". На долгие месяцы она стала для нас неоспоримым кумиром, эталоном красоты, прекрасным и не достижимым. Мы не могли подойти к ней. Только скромное "Привет" по утрам и неуемные фантазии созревающего организма по вечерам. То самое время, когда даже самая мысль "о запретном" вызывает жгучее желание и тесноту в брюках. И вот однажды, во время ежевечернего принятия душа, одна неловкая мысль пробежала в голове у меня и брата. Возбуждение, мурашками пробежало от макушки, по спине и вниз до паха. Он дрогнул и напрягся. Некоторые называют его маленьким другом, другие членом, третьи пенисом, но смысл один. Та самая часть тела, плохо поддающаяся контролю. Косой взгляд на брата, страдающего той же проблемой. Еще одна мысль, нашептываемая задней частью сознания, и возбуждение становится практически невыносимым. Дрожащей рукой я дотронулся до ствола члена, краем глаза заметив, что брат делает то же самое. Нервные окончания передали сигнал части мозга, отвечающего за удовольствие. Я буквально почувствовал, то, что ощущал в этот момент Данька. Ощущение от прикосновений удвоилось, заставляя тяжело дышать. Я обхватил ладонью головку и начал аккуратно массировать. На пальцах оставалась выделившаяся смазка. Она была горячей и немного липкой. Опустив руку ниже, Данька стал водить по стволу вверх и вниз, понемногу ускоряя темп. Я чувствовал, свою руку на своем члене и руку брата на его, но удовольствие и возбуждение было общим. Мечта полностью захватила мое сознание, как паук опутывает паутиной муху. Представил ту старшеклассницу обнаженной, как прижимаю ее к себе, страстно целую ее в розовые губы, ловя и слегка прикусывая зубами ее язычок, нежно ласкаю ее грудь, опускаю руки на бедра. Темп брата начал ослабевать, и я перехватил эту эстафету. Теперь уже моя рука двигалась вверх и вниз по стволу члена. Даня представил, как раздвинул стройные ножки той девушки и вошел в нее мягким, плавным толчком. В моей фантазии она тихонько вскрикнула, но не от боли, а от наслаждения… И в этот момент все кончилось. Мурашки вновь побежали от затылка к паху. В глазах потемнело, мышцы начали не произвольно сокращаться, выталкивая белое, густое семя. Оно стекало по руке, продолжавшей неосознанно водить вверх и вниз по члену, но уже с меньшей скоростью, как будто стараясь растянуть удовольствие подольше. Я знал, что Данька испытывает то же самое и слегка улыбнулся ему. Все-таки, частично, это и заслуга брата. В какой-то момент, я понял, что тот крик из моей фантазии, был реален и его издали мы. Но тогда нам было не до разбирательств. С тех пор, практически каждый день мы так развлекались в душе по вечерам. Однако в один из таких прекрасных моментов, я понял, что больше не представляю себе ту девушку. В мечтах вижу Даньку, его волосы, такие же, как мои, сильные руки и гибкий торс. Тогда я открыл глаза и впервые увидел брата за этим занятием. Голова немного запрокинута назад, черные, мокрые волосы отброшены со лба, открывая суровые, уже не мальчишечьи черты лица. Брови слегка нахмурены, темно карие глаза закрыты, губа слегка прикушена, чтобы не застонать. Я знал, что сейчас выгляжу точно также. Но все-таки его черты показались мене более утонченными и привлекательными, как будто вылепленными из воска искусными мастерами. А румянец на щеках только добавлял страсти этому образу. Захотелось оказаться еще ближе к нему. Та неделимая связь, которой мы были скованны все это время, показалась совсем тонкой ниточкой, по сравнению с той связью, которую я бы хотел получить здесь и сейчас. Прижавшись еще теснее, свободной рукой повернул его лицо к своему и впился Дане в губы жарким поцелуем, даже не смотря на то, что мы никогда по-настоящему не целовались. Он ответил на поцелуй. Его язык заскользил по внутренней части моей верхней губы, проникая все глубже и глубже. Я убрал руку со своего члена и положил на орган брата, скидывая его руку. Я продолжал водить от основания к самой головке, двигаясь все быстрее и быстрее, иногда затормаживаясь, чтобы растянуть эту сладкую пытку. Даня, недолго думая, начал проделывать то же самое с моим пенисом, при этом, не отвлекаясь от поцелуя. Когда мы оба были совсем близки к концу, я прикусил нижнюю губу брату. Тот застонал и начал толкаться бедрами мне в руку. Все это было похоже на бредовый, но очень приятный сон. Очень не хотелось, чтобы все это закончилось внезапным пробуждением от будильника. Конец отозвался тупой болью в висках, чего раньше не было. И все же это было очень приятно. И в тоже время на дне души ядовитыми змеями копошились стыд и отвращение. Что же я сделал? Он же мой брат! Мы единое целое. Вскоре от наслаждения ничего не осталось. Только томящее чувство пустоты и апатия. Несколько долгих дней мы боялись смотреть друг на друга. Казавшаяся раньше чем-то обычным, связь стала невыносимой обузой. И все-таки, в тот момент это было здорово. Наконец, когда мы снова оказались наедине, Даня, ставший за эти несколько дней чужим и далеким, посмотрел мне в глаза:       - Это не может больше продолжаться. Мы оба знаем, что сделали, и что, на самом деле, это было одно из лучших воспоминаний.       Он сказал так не много, но те эмоции, которые Данил испытывал, говорили намного больше. Я снова начал улавливать их. После слов брата как-то сразу стало легче. Я понял, что все это время боялся только призрения и отчуждения Даньки. То, что он не сможет понять, простить и принять меня снова таким, какими мы оба были. Как будто спали тяжелые оковы, носимые всю жизнь. Мы стали выше тех правил и запретов, понятий морали и человеческих устоев. Я улыбнулся Дане и слегка приобнял. Он же поцеловал меня в губы. Очень осторожно, как будто боялся, что я могу убежать, или закричать, или покусать. Но я был не против. Более того, я ждал и вожделел этого момента, как самую сокровенную мечту, которая никогда не должна была сбыться. И вот, она сбывается. Я сильнее прижался к Даньке, отвечая на его поцелуй. История в душе повторилась. Вот только теперь не было той скованности, и отрешенности от внешнего мира, что присутствовала при первом разе. Все было реалистичнее и от того более чувственным. В конце, усталый, но довольный брат Данька прошептал мне на ухо, немного задыхаясь:       - Повторим, как-нибудь?       И мы повторили. И повторяли всякий раз, кода в этом возникала необходимость. Иногда представляя вместо друг друга новых объектов своей подростковой влюбленности, которая впрочем, всегда очень быстро проходила. Вечером четвертого сентября мы мечтали о Лене.       Вы наверняка знаете этот элемент, часто используемый в романтических комедиях: чаще всего главный герой встречает главную героиню (а иногда и наоборот) и сразу в нее влюбляется. При этом время идет медленнее, на фоне играет красивая расслабляющая музыка. Главную героиню обдувает ветром-ветерком, даже если действие происходит в здании. Интересно, а если главная героиня лысая? Тогда вместо волос красиво развиваться должны будут брови? «…И ее изумрудные брови колосятся под знаком луны…». Так вот, на самом деле такого не бывает. Никогда. В реальности, увидев объект своих воздыханий, ты замираешь на месте, а минута пробегает, как одно мгновенье. Я видел, как пятого сентября Лена вошла в класс. Ее появление не было внезапным, однако я был будто ошеломлен ее появлением. Страх перед тем, что будет дальше, сковал тело, а в груди затеплилось радостное чувство. В глазах потемнело, закружилась голова. А когда слабость и наваждение прошли, Лена уже стояла возле своей пары и доставала из рюкзака учебники. Видимо сумка, с которой она была вчера, нуждалась в хорошем ремонте.       - Пялиться не прилично, - шепнул мне на ухо брат. Я поспешно отвел глаза и уставился в разлинованный лист тетради, рисуя на полях каракули. Ручка плавно выводила вензеля и крючочки, образовывая причудливый рисунок в восточном стиле. Каждая созданная закорючка была повторением предыдущей, но было в каждой что-то особенное. Не покидало чувство, что с каждым штрихом я теряю драгоценное время. Мне нужно совсем немного смелости, чтобы поговорить с братом и подойти к Лене. Завести дружелюбный разговор. Спросить о сумке, например. А что потом? Я понял, что просто оттягиваю время.       - Ну, подойдем мы к ней, спросим о сумке. А что дальше? - озвучил мои опасения Данька, - Что вообще делают люди, когда уже знакомы с человеком, но не настолько чтобы просто так подходить и рассказывать что-нибудь?       - Можно начать разговор с какой-нибудь просьбы. Мелочи, вроде точилки, или карандаша или…       - Ребят, у вас запасной ручки нет?       Блин! Глядя в тетрадку, я совсем не заметил, как она подошла. А вдруг, она слышала наш диалог?       - Есть. Синяя подойдет? – быстрее меня с ориентировался Даня, мило улыбаясь голубоглазой подруге.       - Конечно. Спасибо. Случайно взяла с собой уже израсходованную ручку, - она улыбнулась в ответ. Брат был на седьмом небе от счастья. Еще бы. За такую улыбку даже самый ярый праведник продал бы душу, - Ух, ты! У меня такая же была.       - Тогда оставь ее себе, на память, - мои собственные слова показались далекими и как будто доносились из динамика, сильно искажавшего звуки, - Как твоя сумка? Ее возможно починить?       - Проще выбросить и купить новую, чем вшивать лямку обратно, - ее аквамариновые глаза поблекли и погрустнели, а может, мне только показалось. Уместным было бы сейчас утешить ее как-нибудь, но телесный контакт на этой стадии знакомства был бы не уместен. Остается сочувствие. - Жаль. Эта сумка мне так нравилась, - брат опередил мои мысли. Неподдельное сожаление слышалось в каждом слове. Самое время добавить еще пару закорючек на поля тетради. - Да, жаль. Мне она тоже нравилась. Но это просто сумка. Будет другая, лучше прежней, - снова улыбнулась Лена, подтаскивая ближе стул от соседней парты и садясь на него, положив ногу на ногу. Неужели кокетничает? Стоит упомянуть, что сегодня на ней была короткая черная юбка в складочку, подчеркивающая стройные ножки. Кажется я знаю, что буду представлять этим вечером в душе… Но что-то я отвлекся. Тем временем красавица положила локотки к нам на парту, подперев голову ладонью и задумчиво глядя на мои руки.       - Что ты рисуешь? – наконец спросила она. Тон был дружелюбным и не насмешливым, однако я смутился и попытался закрыть руками свои каракули, чувствуя, как кровь приливает к лицу.       - Да, так… Ничего особенного… - попытался отговориться я, но Данька вытащил тетрадь у меня из-под рук и положил перед Леной. Мурашки смущения перед девушкой и ярости по отношению к брату побежали от пяток к затылку. Почувствовав мое состояние, Даня на секунду осекся, но было уже поздно. Девушка уже внимательно рассматривала тетрадь, иногда поворачивая ее то в одну сторону, то в другую. Нужно было спасать положение. Хоть как-нибудь.       - Просто иногда калякаю на полях всякую фигню, чтобы руки занять. Ничего особенного. Лена снова повернула тетрадь градусов на сорок пять, немного отстранилась.       - Немного напоминает некоторые работы Франсиса Пикабиа, если бы он рисовал ручкой в тетради, - она снова улыбнулась, - некоторые особо продвинутые художник видят в его картинах человеческие лица. Если смотреть вот так, - она снова повернула тетрадь, – то похоже на кота. А если так, - опять поворот, - на Гитлера, - Лена приложила указательный палец к нескольким штрихам, на то место, где по ее мнению должны были быть усы Адольфа.       - Действительно, - подтвердил ее слова Даня, - Да ты оказывается талантище, Илюха, - я кисло улыбнулся в ответ, чувствуя, как под партой дрожат колени. Прозвенел предупредительный звонок к уроку.       - Я пойду на свое место, - встала из-за стола девушка, еще раз ненавязчиво продемонстрировав очаровательные, стройные ноги, - Еще раз, спасибо за ручку.       - Пожалуйста, - уже ей в спину произнес Даня, - «…И после смерти мне не обрести покой. Я душу дьяволу продам за ночь с тобой…», - он печально вздохнул, а у меня же отлегло от сердца. Если бы Леночка повернула тетрадь на сто восемьдесят градусов и была немного повнимательнее, то увидела бы среди закорючек свой портрет. Две слабые темные косички, прямой нос, несколько закорючек синей ручкой – аквамариновые глаза.       Так проходили месяцы. Сентябрь, октябрь, ноябрь. В какой-то момент мы оба поняли, что считаем часы до следующей встречи с Ней. Лена. Мы были влюблены в нее до беспамятства, учащенное сердцебиение только при одном ее упоминании стало обычным спутником жизни. Прощаться было все труднее, а в минуты разлуки приходила глубокая болезненная тоска. Она тянула голову и душу куда-то глубоко под пол. В подвал, под землю, в Ад. Но эта боль объединяла нас с братом. Общность мыслей об одной девушке делала из нас не просто один организм, мы становились единым человеком с одним сознанием и одной душой. Душой, наполненной тоскливой влюбленностью к голубоглазой красавице.       Теперь время на переменах мы проводили в непринужденной болтовне с Леной, а с начала ноября провожали ее до дома. Данька всегда был красноречив и общителен, я же предпочитал вставлять редкие уточнения и тихо любоваться девушкой. Мы начали писать стихи, чего никогда не делали раньше. Я подкидывал слова, Данька складывал их в предложения, рифма сама приходила на язык. Но, откровенно говоря, стихи были ужасны. Никто не должен увидеть этого кошмара, особенно Лена. Жизнь проходила размеренно, плавно, приятно, с кислым привкусом безответной любви и ожидания, как песни Nickelback.       Незаметно пришла зима. Совсем не морозная и не снежная. Мир чернел грязью и хлюпал под подошвами сапог. Вся природа, казалось, замерла в ожидании того самого момента очищения, когда мрачная слякоть сменится сверкающим снегом. Но дни шли, один сменял другой в своем тоскливом однообразии, а чудо так и не происходило. Темнело все раньше и раньше. Как-то раз, поздно возвращаясь с дополнительных занятий, мы втроем разговорились и незаметно как дошли до дома Лены. С тех пор провожать ее до дома стало приятной привычкой.       -Наконец-то! – вздохнули мы в один голос с братом, выглянув с утра в окно. Шла третья неделя декабря. И вот только сейчас появился он. Снег. Белыми хлопьями спускался с черного утреннего неба, играя искрами в свете непогашенных желтых фонарей, закрывал мягким покрывалом всю ту грязь, оставшуюся с осени, обволакивая ветви деревьев. День обещал быть особенным. Ярким и запоминающимся хотя бы потому, что «сегодня первый белый день».       Снег оказался липким, так и просился в руки, прилипал к перчаткам и облепливал нижнюю часть брюк. Учебный день прошел легко, казалось, учителям тоже не хотелось работать. Все смотрели в окно. Снег не прекращался. Похоже, небеса отыгрывались за все недели вынужденного воздержания. После полудня разыгралась настоящая метель       - Ребят, вы никуда сегодня не торопитесь? – улыбнулась нам Лена после уроков, так что если бы и были какие-то дела, они остались бы ждать своего часа.       - Нет. День полностью свободен, - ответил я.       - А есть идеи? – продолжил Даня. Девушка откинула каштановую прядь с лица, хитро улыбнулась:       - Есть парочка мыслей, - непонятно откуда в ее руке появился крепкий снежок и полетел в Даньку, за ним второй и прямо в меня. Ледяной комок попал в грудь, оставив на куртке мокрый след. Я вообще не люблю зиму и снежки, но за звонкий смех Лены, я был готов простить все и влюбиться во все зимние снежные забавы. Мы с братом среагировали мгновенно: скатали по снежку и отправили в обратный путь.       - Двое на одну! Так не честно! – притворно возмутилась подруга, запуская в нас еще по снежку. Мы увернулись. Я взял горсть снега и, недолго думая, аккуратно растер его по защищенной толстой курткой груди брата. Тот слега опешил, но быстро сориентировавшись, приложил меня снежком в спину. Удар получился совсем не сильным, но несколько слипшихся комочков попали за шиворот и теперь медленно стекали по спине ледяными полосами.       - Ну, это ты зря! – прихватив еще одну горсть снега, засунул ее Дане за шиворот. Вторая ледяная волна накрыла меня с головой. Единственные две вещи, которые радовали меня в этот момент, это то, что спина у нас с братом была практически общей. Ему досталось больше, чем мне. Еще внушал радость задорный Ленин смех. Как колокольчик он разлетался в этом морозном, сыром воздухе. Наблюдая за нашей возней, она успела заготовить целую кучу снежков, скромно дожидавшихся своего часа рядом с ее ножкой в элегантном черном сапожке на небольшом каблучке. Не успели мы опомниться, как эта боевая армада обрушилась на нас одним неотразимым ударом. От некоторых удалось увернуться, но в большинство попало в цель, то есть в нас. Но и мы в долгу не остались. Немного отбежав, мы подготовили свой слад снежных снарядов. Теперь уже у девушки не было ни единого шанса. Как бы грустно не звучало, но рыцарство не входит в число наших достоинств. Это была война. Долгая и кровопролитная. Обе стороны несли крупные потери. Число убитых и раненых исчислялось сотыми от целого. Снежки летели во все стороны. Часто не целясь, не глядя. Таким образом, в нашу веселую игру было втянуто еще пятеро ребят и девушек.       - Снежный флешмоб! – кричал кто-то из-за угла и лепил снежки.       - Fire in the hole! – раздалось с другой стороны громким басом, и над нами пролетел громадный ком снега. Сантиметров сорок в диаметре.       - Что? Как? – вырвалось у Даньки, тихо ежась от еще одного снежка попавшего за шиворот.       И все же, самым замечательным во всей этой снежной оргии была Леночка. С разлохматившимися темными волосами, в которых поблескивали запутавшиеся снежинки, румяная, вся в снегу, с голубыми, аквамариновыми очами, она была похожа на Снегурочку. Можно было бы играть целую вечность, если бы не окоченевшие руки и ноги. В сапоги давно уже забился снег. Устроив локальную снежную войну среди ребят, мы тихо ретировались сушиться, греться и залечивать раны. Мы снова провожали Лену до дома, развлекаясь невинной болтовней и оставляя следы на еще нехоженых тропинках. Всегда чувствовал себя космонавтом, делающим первый шаг по поверхности только что открытой и неизученной планеты. Дойдя до знакомого подъезда, мы уже собирались попрощаться, как вдруг…       - Не хотите зайти, погреться? Может, чаю?       Мы немного смутились. Сегодня определенно был не обычный день. «Может, тогда не стоит соглашаться на это приглашение?» - пронеслась в голове мысль. «Но ведь так хочется еще немного побыть с Леной. Но и вообще как-то не вежливо получается».       - А мы не помешаем? А то, как-то не вежливо вламываться без предупреждения… - высказал мои сомнения Даня.       - Ну, что вы! Дома никого нет. К тому же, я вас приглашаю, - улыбнулась девушка, открывая дверь в подъезд.       «Почему бы и нет? Спасибо за приглашение», - подумал я в тот момент, а Даня, как обычно озвучил мои мысли.       Подъезд был абсолютно обычным: разрисованные граффити стены, местами поломанные перила, и, на удивление, приятный запах выпечки, манящий из какой-то квартиры. Мы поднялись на третий этаж. Звон ключей, щелканье засовов.       - Проходите, не стесняйтесь, - мы шагнули в окутывающую прихожую темноту. Снова звон ключей, щелчки замков. «И тут падает клетка…» - подумалось мне. Но нет. Клетка не упала и никто не набросился на нас из темноты, хотя наши с братом сердца стучали очень часто, словно отстукивали каблуками на паркете яростную кантату. Зажегся свет. От места обитания Леночки мы ожидали чего-то особенного, но квартира не отличалась от других и обстановкой, ни чем-либо еще.       - Раздевайтесь, мойте руки. Вторая дверь по коридору. Потом проходите в комнату. Та, которая слева, - Леночка моментально скинула с себя мокрую куртку и сапожки и побежала в сторону кухни. Послышалось журчание воды из-под крана и шум электрического чайника. Мы прошли по указанным пунктам и вошли в комнату Лены. Обстановка внутри довольно сильно отличалась от интерьера квартиры, однако нельзя сказать, что комната была неуютной. Стены от пола до потолка были обклеены плакатами различных музыкальных групп (таких как «Paradise Lost», «30 seconds to Mars», «Muse», «The Rasmus»), актеров из фильмов, сериалов и хорошо выполненными рисунками. Если приглядеться, можно было разглядеть, что их делали разные люди. Здесь нашелся и мой рисунок, который я подарил девушке по ее просьбе несколько недель назад. Но была здесь и серия рисунков, выполненных одним человеком. На них больше преобладали яркие краски и символичные абстрактные сюжеты. Здесь девушка обнимает молодого человека среди ярких цветов весны, на другом - парень, летящий по воздуху на механических крыльях, на третьем абстрактное, безликое изображение двух сросшихся людей…       - Так это же… - вырвалось у меня, глядя на этот рисунок. Брат только усмехнулся, и мы продолжили разглядывать комнату. Паркетный пол, поверх него самый обычный «совковый» ковер. Шкаф из темного дерева с зеркальными дверцами, рабочий стол, заваленный ручками, карандашами, книгами. На небольшом свободном пяточке – ноутбук с подключенной к нему хорошей звуковой системой, ручки громкости и басов выкручены на максимум. Кое-кто любит хороший звук. Двуспальная кровать. Темно-бордовые тяжелые шторы на окнах. Люстра. Люстра, как люстра, самая обычная, вот только плафон слега свернут на бок, как будто его частенько задевают. Повсюду кошачья шерсть, но самой кошки пока видно не было. Мы снова вернулись к разглядыванию рисунков. За этим-то занятием и застала нас Лена, входящая в комнату с подносом, на котором стояли какие-то вкусности и три больших чашки чая.       - Нравится? – поинтересовалась она, кивая на рисунок. На нем девушка стояла по колено в воде и смотрела куда-то вдаль.       - Очень. Твое творение? – ответил за нас с братом я.       - Мое, - отозвалась она, ставя поднос на кровать и садясь рядом на кровать, - Угощайтесь.       Чай был хорош. Даже очень. Горячий, но не обжигающий, в нем было достаточно сахара. Аромат, который он испускал, казалось, доносился с далекого востока, где на заре распускаются лепестки лотоса и чайной розы. От тепла, разливавшегося по всему телу, сразу захотелось устроиться поудобнее и уснуть. Пришел Ленин кот. Бледно-рыжего окраса, он был очень пушистый и ласковый. Рудик, как звала его хозяйка. Он обнюхал меня, запрыгнул на колени и замурлыкал, видимо, не сомневаясь, что я свой. Незаметно для себя под это мурлыканье я задремал на плече брата, пока Даня увлеченно болтал о чем-то с Леной. Мне снилось, что наступила ночь и я совершенно один, без брата, лечу над озером. В нем отражались звезды и луна. Небо было и надо мной и подо мной. Я смеялся вместе с бьющим в лицо ветром, перепрыгивал с одной ветки дерева на другую, и все же чего-то не хватало. Может, отсутствие Дани наводило на меня непонятную тоску, то ли мне не хватало Лены, здесь, под звездами.       Сон закончился, но открывать глаза не хотелось. Я услышал, как друзья шепотом что-то обсуждают. Кажется, в разговоре промелькнуло мое имя. Решил, что стоит притвориться спящим и послушать, что будут говорить.       - Спит, - услышал я Данькин шепот, - Извини его. Илья очень устал.       - Ничего страшного. Пускай спит. Наступила неловкая пауза, звякнула чашка.       - Очень вкусный чай. Спасибо, - снова раздался голос брата.       - Пожалуйста. Всегда рада угостить чем-нибудь. Особенно вас с братом.       Снова тишина.       - Знаешь, - опять начал разговор Даня, - я очень рад, что мы познакомились. Этот год, пожалуй, лучший в моей жизни. Наверно, мы… - он замялся, ох уж эта привычка говорить сразу и за себя и за меня, - … я влюбился в тебя с того самого момента, как ты зашла в наш класс. Я понимаю, что не красавец, да еще и отросток от другого человека. Даже если нас удастся разделить не стану полноценным, - все больше распаляясь, говорил брат, а меня оледенило предчувствие беды, счастье неумолимо выскальзывало из рук. Ну, зачем мы такие ей нужны? Не кожи, ни рожи, да еще и в двойном экземпляре, - Но все же, как бы глупо и по-детски это ни звучало, я люблю тебя.       Занавес. Я почувствовал, как в глазах брата потемнело, а наши сердца бились так сильно, как будто собирались выпрыгнуть из груди, оставив два кровавых следа на одном теле. Мы ждали ответа. Каждая секунда тишины казалась вечностью. И чем дольше это длилось, тем сильнее охватывало чувство безнадежности и тоски. Что если она ответит отказом? Зря, зря ты Данька вообще начал этот разговор…       - Ладно, забудь… - начал было говорить брат, когда напряжение стало невыносимым, но Лена его перебила.       - Нет. Я тоже… - пауза, как будто слова не хотели вылезать из-за ее губ, - … тоже люблю тебя. Но тебя двое. То есть, вас двое. Как же Илья? Он тоже мне дорог, но не так сильно, как ты…       - она замялась, не зная, как продолжить фразу. Меня пробил холодный пот. В голове не осталось ни единой мысли. Только холодная, мрачная пустота, затягивающая все доброе и светлое. Все еще хуже, чем могло бы быть.       - Я с ним поговорю, не волнуйся, - выдох облегчения со стороны Даньки и сверкающая радость. Потом я почувствовал легкое прикосновение чего-то теплого и чужеродного к его губам. «Я люблю тебя», - только и мог я подумать в тот момент. Все было напрасно.       Прошло два дня с того момента, как на обезображенную ноябрем землю опустился белоснежный покров белого снега. Он продолжал слетать с неба и днем и ночью. Обезумевшие небеса теперь в полную силу отыгрывались, выплескивая на головы прохожих последствия бесснежного декабря. Мир встал, потеряв направление в этой непроглядной белой дымке. Все было, как в тумане. Так я ощущал этот мир. Мне не хотелось смотреть на причудливые красоты природы, а процент «депресняка» в плеере быстро рос до невиданных ранее высот. Nickelback вытеснялся Coldplay, на место The Rasmus приходили Reckless и Placebo. Kansas ушел, как воспоминание о прекрасном прошлом. Зато пришел Сплин. Я чувствовал, что не могу вернуться в одно сознание с братом. Наши движения стали скованными и не слаженными, что грозило нам травмами. Я отдалялся от него, оставаясь привязанным. Очень хотелось избавиться от этой боли. Взять нож и вырезать ее из груди, пронизывая податливую плоть насквозь. Я бы отдал свое еще бьющееся сердце Лене. Но она бы отвергла его. Зачем ей моя душа? «Он тоже мне дорог, но не так сильно, как ты…» Почему? Что во мне не так? Почему я не достоин твоего внимания? Чем Даня лучше меня? Я хочу быть с тобой, проводить вместе каждую минуту. Искать свое счастье только с тобой. Я люблю брата, но если бы мне предложили выбрать, я знаю, какой бы дал ответ. Илья так и не исполнил своего обещания. Ему не хватило сил рассказать мне об их разговоре с Леной. Вот только стал избегать моего взгляда. Наконец, после двух долгих дней он решился начать разговор. Он остановил меня, пристально посмотрел в глаза, и с трудом, словно его губы сопротивлялись воле хозяина, спросил: «Ты уже все знаешь?» Конечно, он имел в виду разговор с Леной. Я чувствовал это, да и могло ли быть иначе?       - Конечно, - я попытался отвести взгляд и надеть наушники, чтобы уйти от реальности, как делал это ранее, но Данька мне не позволил, схватив за рукав.       - Прости меня. Я знаю, что мы оба были к ней не равнодушны. Я просто не смог с собой ничего поделать. Да, и какая теперь разница. От себя не убежишь.       Он не смог с собой ничего поделать, а теперь нам троим страдать, хотя, скорее всего этим голубкам было бы хорошо, если б не обуза в виде дополнительного тела в виде меня. И от этой обузы никак не избавиться.       - Мне очень жаль.       Эта фраза сильно резанула по душе, и я сорвался.       - Тебе жаль? Чего тебе жаль? Жаль, что обрек девушку на мучения? Жаль, что признался ей в любви? Жаль, что ты родился привязанным ко мне? Чего? – это был первый раз, когда я кричал на брата. Действительно кричал, не просто повышал голос или в шутку злился на него. До появления Леночки мы вообще никогда не ссорились. А теперь черная обида разъедала наши склеенные тела. Мы не можем даже разойтись по разным комнатам, а каждых синяк на его теле был и на моем.       - Не кричи. Я знаю, что ты тоже любишь ее, но кто виноват, что Лена выбрала именно меня? – теперь уже и в глазах брата была явно видна искра гнева.       - А ты не задумывался, что окажись я в такой ситуации, то ее выбор пал бы не на тебя.       - Так, спроси у нее! Давай! А я посмотрю, хватит ли у тебя смелости. Ты молчал все эти месяцы. Вел себя так, как будто Лена тебе совсем безразлична.       - Мне уже нет дела до ее мнения. И тем более плевать на твое. Ты уже испортил все что мог. Я молчал, потому что у меня еще осталось немного извилин в голове. Потому что я знал, что из таких отношений ничего не выйдет. Один из нас в любом случае будет лишним. Уж лучше б ты оставил все как есть, - моя кровь закипала в жилах, а мир перед глазами поплыл. Я видел мир, то своими глазами, то глазами брата. Мне стало страшно, но и отступать так просто я не собирался.       - Я хотел сделать лучше. Я видел, как она страдает.       - Молодец! Ты сделал «лучше». Ты же и сам будешь мучиться в первую очередь. Вы никогда не сможете быть с ней наедине. Вы не сможете быть по-настоящему близки. Ты думал об этом? Нет? А вот еще о чем подумай: такие сиамские близнецы, как мы долго не живут. Да, и нам с тобой, скорее всего, осталось не так долго. Ты подумал о том, что будет с тобой, если на следующем обследовании нам скажут, что жить нам осталось около месяца? А что будет с Леной в таком случае?       - Ты сказал, что тебе нет дела до моих чувств? Так, что ты тогда здесь изображаешь добродетель? – брат со злости топнул ногой, я почувствовал, как и моя нога дернулась в повторном жесте. А может это и была моя нога?       - Да, потому что я люблю тебя!       Гнев отступил также неожиданно. Словно приливная волна, сметающая все на своем пути, отступая, оставляет только разрушения и грязь. Так и у меня на душе стало сыро и мерзко. Спазм сдавил горло, в носу защипало, а глаза стало покалывать. Боже, как давно я не плакал… Попытался отвернуться, чтобы не показывать этой минутной слабости даже брату, особенно, ему. Но он не позволил. Обнял меня за плечо и притянул ближе к себе, прислонился лбом к моему затылку, словно пытаясь втиснуть в мой мозг все то, что хотел сказать мой брат, но не мог. Люди отучаются говорить правду, а эмоции вообще очень трудно описать словами.       - Я тоже тебя люблю, - зашептал он мне в ухо, - Мы справимся. Разберемся и с врачами, и с Леной.       Я не мог, да и не хотел говорить что-то в ответ, просто уткнулся носом в плечо брата, и пытался не показывать, сочащихся из глаз слез. Я знал, что брат тоже украдкой пытается не заплакать.       На удивление, эта ссора нас сплотила. Нас тало еще труднее различать. Практически все жесты и движения совпадали. Разве что говорили не одновременно, хотя брат продолжал часто озвучивать мои мысли. Так проходили дни. Мы все так же ходили в школу, а после нее Даня и Лена ходили гулять, держась за руки, часто бегали в кино и целовались. Каждый раз, когда он обнимал девушку, я пытался представить себя на его месте, но это этого становилось еще больнее. Несмотря на внешний покой, в душе скребли кошки, раздирая душу на мелкие клочки. Я был не нужен. Не нужен никому. Ни брату, ни Лене, даже родителям не было до меня особого дела. Был лишь куском мяса, привязанным к человеку. Я как никогда чувствовал себя одиноко. Это чувство было нам не знакомо. Всю свою жизнь я был привязан к другому человеку, которого, как мне казалось, я знал. Я был привязан к этому человеку во всех смыслах этого слова. Я любил его так, как только можно любить брата, и даже больше. И тут появилась ОНА. Девушка стала идолом, я был готов упасть перед ней на колени, отдать ей все богатства этого мира, готов был отдать ей себя или преподнести на блюде голову собственного брата, если бы она попросила. Но что же она сделала? Мой Бог предал меня, мой брат принёс меня в жертву этому идолу, Она распяла меня на алтаре. А Он вонзил в грудь ритуальный нож. Я был совершенно один, хоть и привязан к брату, он стал избегать меня, отводил глаза всякий раз, как я смотрел на него, то же делала и Катя.       Со временем я стал замечать, что не только они опасались смотреть на меня. Иногда одноклассники, родители или учителя спрашивали, все ли c нами в порядке. В эти моменты эйфория и радость брата накрывала меня c головой, душила, вызывая приступы неконтролируемой ярости. Однако тело отказывалось повиноваться. Губы синхронно c мимикой брата складывались в спокойную улыбку и произносили заветную фразу: «Все в порядке». Только мне было известно, что это был за «порядок». Порядок, когда одна половина сознания пребывает в постоянном празднике, а другая изнывает от тоски. И все же я сам уступил ее. Да и что я мог сделать, если выбор уже сделан и сделан не мной. Я все чаще стал терять нить происходящих вокруг событий, главными героями которых являлись Леночка и мой злополучный брат. Я не мог смотреть на то, как он держит ее за руки, гладит по волосам, целует на прощанье. Я словно видел страшный сон, где кто-то очень похожий на меня обнимал этого ангела, но делал это так пошло и развратно, что руки сами сжимались в кулаки, чтобы защитить ее от этого демона. Иногда казалось, что этим чудовищем являюсь я сам, тогда сознание отказывалось признавать эту ужасающую действительность. Мои руки обнимали ее, но я не чувствовал тепла. Ненависть к себе душила меня. От этого кошмара было лишь одно спасение: целиком погрузиться в собственные мыли, я жил автономно, не помнил ничего, что происходило между моментом пробуждения и спасительным забвением сна.       Еще через какое-то время я стал пропускать моменты, когда мой брат садился или вставал, какой ногой делал первый шаг, наши движения стали скованными и неуклюжими. Я чувствовал себя ненужным куском мяса, наростом на теле человека, атавизмом или даже паразитом. Скованность овладела всем телом. Не осталось и следа от былой свободы, только ночь была спасением.       Часто снилось, что мы шли втроем по дороге. Все было как обычно, вот только я держал Лену за руку, мне она улыбалась, ко мне был прикован ее взгляд. Вокруг царила тишина, нарушаемая только шелестом листьев. Я знал, что эта дорога никуда не приведет, что за пределами этой тропинки и тонкой полосы осин по бокам ничего нет, что мы будем идти по ней вечно. Я знал. И мне это нравилось. Очень больно было вырываться из этого сна. Как будто чья-то огромная властная рука сначала закрывает солнце, потом ломает деревья, ветка за веткой, затем дорога обрывалась над пропастью. Бездна смотрела на меня разверстой пастью, она скалилась, беззвучно кричала мне, пронизывая сознание высоким вибрирующим звуком. Незаметно для себя, мы делали шаг в эту пропасть, и она захлопывалась над нашими головами со скрежетом, напоминавшим довольное урчание сытого хищника. Мы просыпались в холодном поту, а бездна все еще кричала в наших головах. Я знал, что Даня видит по ночам то же самое. Нам всегда снились одинаковые сны. И по раздосадованному взгляду брата, я понимал, что он ревнует Лену ко мне в этом сне. Ему не нравилось быть обделенным. Для него этот кошмар начинался с самого начала сна. В глубине души, я был рад его злости и ревности. По моему телу разливалось то ощущение, какое возникает у людей, когда совершается их месть. Днем я был отбросом, обделенный вниманием той единственной, чьей благосклонности хотел больше всего. Ночь была кинжалом правосудия. Даня становился мной, чувствовал все тоже, что чувствовал я днем. Так ночь уравнивала наши права на счастье. За это я был ей очень благодарен. Однако в эту ночь все было иначе.       Поначалу я не узнал места, в котором находился. Там было темно и пустынно. Так темно, как бывает только зимней ночью где-нибудь, где нет источников искусственного света. И очень пустынно, неправдоподобно тихо. Из-за туч показалась луна, осветившая место, в котором оказался. Тогда я понял, что парю в воздухе совершенно один. Со мной не было брата. Абсолютное одиночество, высвободило мои крылья. Я понял, что все, что сковывало, сдерживало и забивало меня все семнадцать лет, исчезло вместе с братом. Внизу. Я попытался оттолкнуться от воздуха и взлететь еще выше. Коснуться рукой сияющего диска Луны, разгрести руками тучи. Улететь так далеко, чтобы даже не видеть этого круглого голубого шара, именуемого Землей. Где-то там, среди далеких миров и Галактик нашелся бы такой параллельный мир, где я бы был счастлив, где я не был бы всего лишь дополнением к брату. Где бы он стал моим вынужденным провожатым! Где б его вообще не было! Звезды сверкающим молоком заливались мне в уши, и у каждый был свой особенный звук. Вместе они создавали мелодию, которую не смог бы повторить ни один инструмент, ни один оркестр. Я никогда не слышал ничего прекраснее этих звуков. Будто все мироощущение перевернулось. Я стал совсем другим существом. Человеком высшего порядка, вознесшегося к небу, чтобы увидеть остатки того мира. Я обернулся, чтобы увидеть, как далеко позади осталось то проклятое место, из которого я стремился сбежать. Надеялся увидеть лишь крохотную точку, почти не различимую среди других таких же. Я был поражен тем, что увидел. Земля не отдалилась от меня ни на метр. Даже стала ближе. Крылья стали гнуться под силой притяжения, они больше не могли оторвать меня от земли и унести в другую Вселенную. Отчаяние снова поглотило мое тело. Мой последний шанс был упущен. Земля не отпускала меня. Музыка в ушах стала громче и уже не напоминала переливистые отголоски бубенцов. Появился голос, твердящий прямо в голове: «Куда же ты пойдешь? От себя не убежишь». Этот голос все больше и больше напоминал голос брата. Он звучал в моей голове, острыми ножами пронзая сознание. Эта боль отдавалась в глазницах, заставляя слезы одна за другой выкатываться из-под век. Они не падали вниз, на землю, пугая возможных прохожих надвигающимся дождем, а застывали в воздухе крохотными звездочками. Наконец голос стал утихать, отделился от меня и понесся куда-то далеко вниз. Крылья понесли меня вслед за голосом. Дома и деревья быстро приближались. Теперь я мог различить, что город подо мной мертв. Нет ни одной живой души. Только пустые разрушенные дома и облетающая с деревьев листва, не тронутая ботинками людей. Там, куда привел меня голос, не было ни одного целого здания, а улица подозрительно напоминала мою. Крылья вновь начали подчиняться, однако не было возможность опять подняться в небо. Черные, извивающиеся, плотные ветви деревьев не пустили бы меня. Я нашел себе новую цель. Дом Леночки. Он был совсем рядом. Что если она еще там? Сейчас, когда со мной нет брата, я был свободен и, вероятно, это был мой второй шанс. Я должен все исправить, изменить. Не Даня должен быть с ней, а я! Уверенность, что это все не просто так, и я могу все исправить, завладела сознанием. Дверь в подъезд была намертво завалена бетонными блоками и стволами деревьев. Однако оставалось окно. Подлетая к нему, я боялся, что не увижу там никого или еще хуже, мертвое тело моей Леночки, или что она сидит там вместе с моим братцем, целует его, обнимает… Окно все ближе и ближе. Стекло в трещинах, словно за паутиной. Трудно что-либо рассмотреть. Обстановка в комнате ни чуть не изменилась. Те же рисунки, стол, кресло, шкаф, кровать… На кровати и спала Она… Каштановые волосы обрамляли ее нежное личико, глаза сомкнуты. Легкая улыбка играла на губах. Из-под одеяла выглядывал только немного вздернутый носик. Она была божественно мила. Я, словно призрак, прошел сквозь оконное стекло, немного помедлил перед тем, как садится к ней на кровать, провел рукой по шелковистым волосам, осторожно дотронулся до кончика носа. Она забавно сморщилась и, потянувшись, перевернулась на спину. Я встал на колени перед ее кроватью, рядом с изголовьем, наклонился к ее лицу. Черт меня дернул, но я поцеловал ее. Сначала в щеку, потом в губы. Словно в припадке я шептал, что люблю ее и всегда любил. Что это я, а не брат должен был сказать те слова. Еще зимой. Что никогда ее не оставлю, стану защитником и опорой, сделаю все, чтобы она не пожелала, лишь бы она обратила свою благосклонность и на меня. Рассказывал ей, захлебываясь собственными словами, как боялся, увидеть ее уходящий силуэт, равнодушный взгляд, услышать колкое слово. Я почти срывался на крик. Но она не открывала глаз. Тогда я понял, что все бесполезно. Она не слышит меня. Я всего лишь призрак, не имеющий своего голоса. От отчаяния я закричал так, что треснувшее в окне стекло рассыпалось на крохотные кусочки. Но тоже не осыпалось на землю и подоконник, а словно застыло в мгновении сверкающими искрами. Я стал целовать ее губы и щеки, пытаясь хоть так дать понять ей, что я тут. Но тщетно. Я решил, что просижу здесь, рядом с ее кроватью столько времени, сколько потребуется, чтобы она меня заметила. Но тут она сонным голосом прошептала: «Я тоже люблю тебя… Илья…» В моих глазах потемнело. В ушах раздался звон осыпающегося на землю стекла. И в открытое окно пролез яркий алый луч восходящего солнца. Он ослепил меня…       Я проснулся. Проснулся от того, что с вечера мы не задернули шторы, и восходящее солнце щекотало лучом мои ресницы. Брат еще спал, что было очень странно. Мы всегда просыпались вместе. Судя, по его встревоженному, мокрому лицу, его сон был не так приятен, как мой. Злорадство… Но и обидно. Теперь я снова был прикован к этой туше, которая называлась «Данила». Вынужден был терпеть то, что он снова будет целовать Лену, хотя теперь-то я точно знал, что она любит меня. Меня, а не брата. Сегодня они собирались пойти в кино. Ну, и я с ними. Он снова станет лобызать ее, пошловато обнимать… Ничего… Это пройдет. Все пройдет…       Наступил вечер, встретивший нас троих морозной прохладой. Я брел рядом с братом, как в тумане, все время глядя на Лену, надеясь увидеть след, отголосок сегодняшнего сна. Но тщетно. Она не проявляла ко мне никакого внимания.       Фильм был не слишком примечательный. Без философского замысла, без элемента комедии. Скорее, остросюжетный боевик. Драматичный местами. Мне не понравился. Незамысловатость сюжета позволила парочкам безнаказанно целоваться в темноте зала. Брат целовал Лену, я чувствовал вкус ее губ на своих, чувствовал аромат ее волос… Но ничего не мог поделать. Опять. Между тем, я знал, что Даня начинает увлекаться. Нежности становились все более жадными, сладкая истома спускалась от височных впадин до живота и ниже, отдаваясь ноющей болью в паху.       «Что же он делает? Нет! Нельзя. Не так. Только не это! Не так. НЕ СЕЙЧАС!» - мысленно кричал я брату, когда его руки начали опускаться к бедрам девушки. Он не собирался останавливаться, прижимая девушку к себе еще сильнее. Тогда я понял, что снова беспомощен и не могу помочь Лене избавиться от этого маньяка. Хотя, постойте-ка…       - Кхм… - я тихо, но настойчиво напомнил о своем присутствии. Это произвело должный эффект. Брат отстранился, краснея и извиняясь. Хоть чем-то я смог помочь девушке.       Остаток фильма пролетел быстрее, хоть он и не стал ни на каплю интереснее. Пора было проводить Леночку до подъезда, и домой. Там-то я устрою брату за его пошлые приставания.       Отовсюду валил снег. Большими белыми хлопьями, он облеплял людей на остановках, ветви деревьев, устилал дороги пушистым ковром. Метель закружила весь мир. Мы остановились около Лениного подъезда.       - Родители уехали с друзьями на дачу, отмечать День Рождение дяди. Дома никого. Не хотите зайти? Я угощу кофе. Что-то мне не понравилось в этих словах. Как будто девушка задумала что-то, но не хочет пока говорить. Интуиция подсказывала, что мне не стоит иди к ней в гости, да и брату тоже. Однако стал бы он меня слушать?       - Почему бы и нет? Спасибо. Я порядком замерз, - улыбнулся ей в ответ Данила.       Дверь распахнута. Ступеньки, ступеньки, ступеньки… еще одна дверь. За ней еще. Тепло. Она пригласила пройти в ее комнату, пока она поставит вариться кофе. Здесь ничего не изменилось с прошлой ночи. Стекло в окне было на месте. За окном чернота и снег. Много снега… Лена вернулась с тремя чашками. Ну, хотя бы про меня не забыли. Я с благодарностью принял горячий напиток с приятным ароматом. Сделал первый глоток. Вкус показался немного необычным. Тепло разлилось по всему телу, аромат опьянял. Я сделал второй. Аромат и вкус показались самыми обычными. Делая третий глоток, я понял, что никогда не пил ничего вкуснее. Пятый, шестой... Меня окружил белый шум. Как будто снег с улицы каким-то образом попал в комнату и не таял от тепла. Он кружился вокруг, обволакивал меня, опустошал сознание. Последние глотки. Чашка вдруг стала невообразимо тяжелой. Мои пальцы разжались, и фарфор полетел на пол. Я не услышал ни стука, ни звона, как будто чашка застряла во времени и не захотела разбиваться, а может, этот белый шум смягчил ее падение.       - Что с ним такое? – словно бы из-под воды услышал я голос брата.       - Ничего страшного. Он просто уснет. Это что-то среднее, межу снотворным и наркотиком. Если не прибегать к нему часто, то привыкания не будет. Прости, просто я подумала, что сегодня особенный вечер. И мне бы хотелось остаться с тобой наедине… - ее слова утопали в белом шуме. Они просто избавились от меня, накачав наркотиками. Я почувствовал, что меня уложили на кровать. Я мог видеть, что творилось вокруг, но как в тумане. Видимо, Лена не правильно рассчитала дозу и она оказалась слишком слабой, чтобы усыпить меня. Или же это соседство с братом растворило часть дозы в его организме. Я был слаб. Так слаб, что не мог пошевелить и пальцем. Брат лежал рядом со мной. В сознании и здравой памяти. Лена наклонилась над ним и целовала, целовала. Она ловким прыжком перебралась через меня, устроившись на его бедрах, наклонилась, и продолжила целовать. Тот не сопротивлялся. Даня еще ближе притянул ее к себе, начал облизывать ее шею, ключицы. Я не слышал ни звука, только чувствовал ее прикосновения на теле брата и теперь никак не мог их остановить. Что-то ужасное происходило рядом со мной, и я никак не мог этому помешать. Ничтожество. Жалкий кусок мяса. Беспомощное дерьмо! Слезы катились из глаз, но они ни чем не могли помочь мне остановить эту вакханалию. Я мог понять, почему со мной так поступили. Лена хотела сделать, как лучше. Погрузить меня в сон, на утро я бы ничего не узнал. Вот только из-за банальной ошибки орудие милосердия превратилось в пыточное устройство. Кто бы на самом деле хотел видеть, как его любимую девушку насилует собственный брат? Я жив и мертв. Без всякой надежды избавиться от сладкой истомы желания исходящей не от меня. Я начал чувствовать тело брата, как свое. Его руки обвили ее талию, проникли под кофту, коснулись бархатного тела, провели по позвоночнику. Его рукой я чувствовал, как касаюсь ее упругой груди, обтянутой кружевной тканью. От поцелуев кружилась голова, а может, это часть предназначавшегося мне наркотика, повлияла на сознание. Лена избавилась от свитера и ловко разобралась с застежкой на лифе, помогла стянуть с брата футболку, провела пальцами по гладкой груди. Я осторожно сжал пальцами ее соски, продолжая целовать губы. Ее руки спустились еще ниже, расстегивая пуговицы на брюках.       - Откуда у тебя такое снотворное? – услышал я издалека голос брата.       - Какая сейчас разница? – ответила вопросом на вопрос Лена, продолжая снимать брюки…       Я отключился и не видел больше ничего, ничего не слышал, только чувствовал жар и истому, обволакивающую меня отовсюду. Снег кружился внутри моей головы, облепляя мысли, окутывая зрение, устилая пушистым ковром воспоминания.       Не помню, как мы оказались дома в своей кровати. Жутко болела голова, спина и ноги, как будто я всю ночь таскал на себе мешки, потом занимался приседаниями, а под конец еще и ударился головой. Воспоминания о вчерашнем дне никак не хотели укладываться в голове. Это было больше похоже на сон, чем на реальность. Снег растаял, оставив только грязь. Я боялся спросить Даню, правда ли все то, что я помню. Скорее всего, правда. Я лишний в этом мире. Им было хорошо вдвоем, пока я был в наркотическом бреду. А ведь, не будь меня, им было бы куда легче. А если б не было брата, Лена была бы благосклонна ко мне? Мы же одинаковы, с одними мыслями и чувствами. Если б мы были разделены… Если одного из нас не было…       Я снова задремал. Заброшенный город, знакомый дом с разбитым окном встретил меня, как старого друга. Там как всегда не было ни души. Лена снова спала. На столе рядом с кроватью стояли две знакомых мне чашки со следами от кофе. Я снова присел рядом с ней. По крайней мере, в этом мире грез я был ей нужен. Было бы здорово не возвращаться отсюда. Я поцеловал ее в лоб, провел рукой по волосам. Она, не просыпаясь, взяла мою руку и не отпускала. Тепло от ее пальцев и улыбки разлилось по моей душе. Боль от всего пережитого отошла на второй план. Я продолжал любить ее после всего, что произошло. Пусть она в реальности предпочла другого… Я люблю ее.       Мы шли по заснеженной дороге от здания больницы, ставшего нам почти родным домом. Всегда были Мы. Никогда по отдельности. С самого рождения не было его и меня. Только Мы. Досадная усмешка природы, заставившая стать нас одним человеком. Досадная оплошность, из-за которой нас невозможно было разделить. До этого дня. «Появилась возможность разделить. Оборудование совсем новое, но это все равно может быть опасно. Несколько важных сосудов одни для обоих братьев. Операция длительная и сложная. Однако смею напомнить вам, что жизнь сиамских близнецов не продолжительна. Возможно, это разделение – единственный шанс. У вас есть время на то, чтобы принять решение». Так уж необходимо нам это разделение? Еще четыре месяца назад я бы сказал, что «нет, совсем не нужно», но теперь, когда появилась Леночка, мы всеми силами стремились оторваться друг от друга. Я чувствовал себя таким не нужным в этой череде кошмаров реальных и иллюзорных. «Единственный шанс». Даже если случится ошибка во время операции, я ничего от этого не потеряю… И все же брат колебался. Конечно, ему-то есть чем жертвовать. Лена… Всегда Лена. Наконец, и он согласился. Перед тем, как лечь в больницу, необходимо было пройти обследование. Нашими стараниями оно растягивалось на две недели. Все это время мы отвели моральной подготовке к худшему. Хах! Конечно, брат все свободное время пытался проводить с Леной. После того, как Даня сообщил ей, что нас ждет, она словно поменяла свое отношение к каждому из нас. Нет, она не стала меньше любить брата, но теперь проявляла больше внимания и ко мне. Это было приятно… и больно. Это не казалось искренним проявлением привязанности, скорее жалкой подачкой брошенному у дороги псу. Торт хозяину и тебе кусочек. Кусочек… Я всего лишь кусочек на теле брата, который нужно удалить…       Каждую ночь во сне я видел, как Лена признается мне в любви, гладит мои волосы, говорит, что я для нее важнее, чем брат, но с наступлением рассвета, все менялось в обратную сторону. Сны казались такими реальными. Куда более реальными, чем сама жизнь. Может быть, сны и были реальностью, а этот кошмар – сном. Я чувствовал, что скоро Лена снова позовет нас в гости и угостит «кофе». Больше всего я не хотел повторения того кошмара. И у меня был план, как это предотвратить.       Снег никогда не перестанет идти. До операции осталось всего пара дней. Она сулила мне избавление. Мне всего лишь надо не видеть их вместе. Пройдет ли она удачно или нет, я получу заслуженное избавление. Довольно мрачный рисунок, над которым я трудился, никак не получался. Не хватало черноты. Раздался телефонный звонок.       - Привет, Лен, - ответил в трубку мой брат, - В кино? С удовольствием. Через полчаса хорошо? Отлично. Пока, - он сбросил вызов и обернулся ко мне, - Мы идем в кино, - улыбаясь, сообщил он.       - Хорошо. Идите. Я-то тут при чем? – не отрываясь, произнес я. Видимо, подобный ответ смутил и даже где-то задел брата.       - Хочется тебе или нет, но мы все еще связаны. И ты пойдешь с нами. Вот разделят нас, и делай, все, что в голову взбредет, - довольно резко ответил мне Даня.       - Я не хочу идти. Я знаю, чем это все закончится.       - И чем же? – мой спокойный апатичный тон раздражал брата, я чувствовал его гнев.       - Ты опять начнешь к ней приставать, она приведет нас к себе домой, меня накачают наркотиками, а вы в мое «отсутствие» вдоволь развлечетесь. Я не хочу видеть, как ты трахаешь Лену. Мне надоело смотреть, как вы целуетесь. Мне надоело видеть твое торжество победителя, - видимо часть его гнева передалась и мне, потому что я уже не говорил, а кричал.       - Так ты все видел?       - Лучше дозу в следующий раз подбирайте. Сделайте из меня безвольного наркомана, лишь бы под ногами не мешался! Брат смотрел на меня с жалостью и ужасом. Видимо, он и не подозревал, о чем я думал все эти месяцы, надеялся, что все пройдет гладко, и я никогда не узнаю. Теперь он чувствовал за собой вину. Мне нравилось видеть его пристыженным. Слишком уж долго он помыкал мною, как игрушкой, таская за собой, пытал, заставляя смотреть на то, как насилует ту, которую я люблю. Эгоистично не замечал меня, когда мне так нужно было его внимание.       - Прости нас… Я не знал, что так получилось. Ты и не говорил. Сегодня такого не повториться. Пойми, возможно, сегодня последний раз, когда мы можем провести время вместе. Ты ведь тоже любишь ее! Представь, что никогда больше ее не увидишь.       Сердцебиение на мгновение участилось, но затем снова выровнялось. Мне-то все равно ничего не святило. Но и спорить с Даней было бесполезно. Я сам прослежу, чтоб «такого» не повторилось. Мы пошли в кино.       Фильм был поинтереснее прошлого, но все равно ерунда какая-то. Даня все время старательно уклонялся от нежностей. Хоть сейчас он держит слово. Как я и предполагал, после фильма Лена пригласила нас в гости:       - Ну, так что? Заглянете?       Прежде чем брат успел отказаться, я ответил за него:       - Конечно. Почему бы и нет? С удовольствием.       Снова распахнутая дверь. Снова ступеньки, ступеньки, ступеньки… еще одна дверь. За ней еще. Тепло. Она, как всегда пригласила пройти в ее комнату, пока она поставит вариться кофе. Она вернулась в комнату с тремя чашками, и прежде чем успела протянуть их нам, отвлек ее:       - А что это за рисунок на той стене, - я кивнул головой на один из рисунков, который, кажется, не видел раньше. Лена поставила чашки на стол и обернулась уточнить, какой именно рисунок. Я показал еще раз, а сам поменял местами чашку брата со своей. Благо, они были абсолютно одинаковыми. Как выяснилось, тот рисунок нарисовала она сама. На нем был запечатлен образ человека за разбитым окном. Очень мило и красиво. Я сделал глоток кофе. Брат, на заметивший подмены, сделал глоток из своей чашки. Затем еще один и еще… Когда чашка начала выпадать из его рук, Лена вскрикнула, а я ловко поймал летящий на пол фарфор.       - Что с ним? – с испугом проговорила девушка.       - «Ничего страшного. Он просто уснет. Это что-то среднее, межу снотворным и наркотиком. Если не прибегать к нему часто, то привыкания не будет», - с усмешкой процитировал я ее слова,       - А теперь, давай поговорим по душам. Садись, рядом. Я же не монстр какой-то. Ты не замечала меня все эти месяцы, а я очень хотел поговорить с тобой, - часть наркотического средства по венам и артериям пробралась и ко мне, я стал смелее и рискованнее. Раньше я бы не решился на такой разговор. Я так много хотел ей рассказать, поделиться, получить ответ, но сейчас, когда она сидела рядом и смотрела на меня так, как будто я не усыпил брата, а убил его… я не мог сказать ни слова. Не было ни единой стоящей мысли, которую я хотел бы озвучить. Я прошел такой длинный путь для того, чтобы сказать ей все, открыть душу, той, кто могла бы меня понять, а сейчас… Все, что я мог сделать, это смотреть на нее, заглядывать в ее испуганные глаза. Не было больше смысла молчать.       - Я знаю, тебе все равно, но в тот момент, когда я только увидел тебя в классе первого сентября – я влюбился. С первого взгляда. Весь смысл моей жизни сводился к тебе, но признавшись в своих чувствах, я обрек бы Данилу на долгие месяцы страданий. Я люблю тебя не меньше, чем он. Но он смог признаться тебе в своих чувствах, поставив свои интересы выше наших, а я – нет. Наверно, стоило поступить, как он. Пойми, мы один организм. Одинаково двигаемся, мыслим и чувствуем. Когда один из нас получает что-то, получает и другой. И это, не простая блажь. Любое несоответствие, разлад в общем организме приведет к ужасным последствиям. Мы больше не сможем существовать вместе. Ты разделила нас. Другой такой, как ты не существует. Мы оба любим тебя, но быть с нами обоими ты не можешь, - я замолчал, пытаясь придумать слова, чтобы выразить свои мысли, но ничего более точного в голову не приходило, - Ты снишься мне каждую ночь, что я прихожу к тебе, вхожу через разбитое окно, ты спишь на кровати, я глажу твои волосы, говорю, как ты дорога мне, а ты… Лен, ты правда, любишь его больше, чем меня?       - Да.       - А если бы я первым спросил тебя тогда в первый снежный день?       - Даже тогда. Даже при том, что ты мен сейчас рассказал – вы абсолютно разные люди. Даня был внимателен ко мне, поддерживал разговор. Ты же, как будто в упор меня не видел и не хотел замечать. При первой встрече, я подумала, что ты куда более интересный человек, нежели твой брат. Но с каждым днем ты все больше игнорировал мое присутствие. А сейчас уже поздно. Я влюбилась в Даню и другого мне не надо.       - Никогда не бывает поздно, - отчаялся я, но девушка лишь отрицательно покачала головой. Тогда я пошел на отчаянный шаг. Резко наклонившись, я поцеловал ее в губы. Пожалуй, это был один из самых чудесных моментов за всю жизнь, но он не мог продлиться долго, закрыв глаза, пытался продлить это чудо.       Через мгновение услышал громкий хлопок и только еще через секунду почувствовал боль на щеке. Лена в гневе направлялась к выходу из комнаты.       - Прости меня, - сумел только крикнуть я ей вслед. Она скрылась за дверью. Я хотел было пойти за ней, но бессознательное тело брата приковывало к кровати. Я должен был побежать за ней, остановить, сказать… не знаю что… Наверно то, что очень сожалею и никогда больше не буду лезть к ним с братом. Но я не мог. Просто физически не мог поднять тело брата, которое было и моим телом тоже. Я чувствовал, будто теряю что-то очень важное и ценное, это осознание пустоты загоняло в угол, заставляло сворачиваться в комок и тихо выть от безнадежности.       «Будь я свободен и отделен от Данилы, я бы смог ее остановить, ничего бы этого не было, вообще ничего. Не было бы тех кошмаров, боли, слез, я бы не лежал тогда в сонном бреду, как сейчас Даня, пока мой брат и Лена проводили время вместе. Я был бы один… Никому бы не мешал. Никто бы не мешал мне. Люди должны быть разъединены, чтобы в мире было меньше страданий. Я обуза для брата, а он для меня. Я всего лишь еще одно одиночество, по воле судьбы привязанное к множеству. Должен быть один. Одиночество. Отделение…» - наркотическое средство все глубже проникало в мою кровь. Я мало осознавал, что делаю, не чувствовал боли, только легкость во всем теле. Такую, что будто взлетал над землей, теперь ничто мне не мешало подняться и пойти за Ней. Ни в других комнатах, ни в ванной, ни в туалете, ни на кухне ее не оказалось. Видимо, ушла из дома. Куда же она пошла? Еще большая тоска овладела моей душой.       «Должен быть один. Мешаю. Одиночество. Отделение…» Я полз по квартире на четвереньках, за мной тащилось беспомощное тело брата. Он ничего не слышал и не чувствовал. Теперь он был похож на манекен, безвольную куклу в руках мироздания, в моих руках.       «Должен. Обязательно должен догнать». Стены накренялись из стороны в сторону, расплывались перед глазами. Квартира превращалась в бесконечный лабиринт. Комната, комната, еще комната… Бесконечные коридоры, то сужающиеся, то удлиняющиеся, корявые тени на стенах. Брат болтался, как мерзкий отросток от моего тела. Его черты искажались, превращаясь во что-то ужасное, что когда-то преследовало меня в детских кошмарах, тот ужас, которого я боялся больше всего. Свет моргал, пол порвался от каждого движения. Ужасный монстр, бывший когда-то братом начал шевелиться, тянулся ко мне жуткими щупальцами, скалил острые клыки, по которым на пол стекала слюна. Напольное покрытие с жутким хлюпаньем засасывало эту жижу и смеялось надо мной, над моей судьбой… Весь мир был за одно с этим монстром, который и был частью меня. Я попытался встать и убежать, кожа растянулась в длинную пуповину, соединяющую меня и брата, она тянулась пока я убегал. Казалось, что прополз тысячу километров, и вот монстр далеко позади, но тут кожа пуповины стала резко сжиматься, и я снова оказался лицом к лицу с моим ночным кошмаром, оно рычало, а из пасти шел омерзительный запах. От него невозможно было избавиться. Я попытался ударить его, но брат, казалось, ничего не почувствовал. Зато боль ощутил я. Жутко заныло все тело, заломило спину и ноги. Рок судьбы загнал нас на кухню. Круговорот из столовых приборов, еды, вывалившейся из открытого холодильника, не давал ничего разглядеть. Пол обрушивался, открывая проход в черную бездну, ту самую, которая смотрела на меня из сна, где все было так хорошо, где мы с Леной и Даней гуляли по парку. Боже! Как я хочу снова попасть туда! Монстр что-то истошно завопил, напоминая о своем присутствии. Я выхватил из этого круговорота огромный мясной топор. Отточенное лезвие сверкнуло в фосфорном свечении глаз чудовища. Удар! Я со всей силы рубанул по той части тела, что соединяла нас. Я знал, что Его не победить, пока мы одно целое. Из раны брызнула кровь. Я почувствовал боль, но она не была такой уж сильной. Меня радовало, что монстр тоже ее чувствовал, может даже сильнее, чем я. Удар! Еще удар! Кровь, мясо, крики, обрывки кожи, еще кровь… Мы утопали в собственной крови. Еще один удар! Еще немного, и я буду свободен раз и навсегда! Никаких больше чудовищ и страшных снов! Нет только не сейчас. Передо мной промелькнуло лицо Лены. Глаза залепляла липкая багровая вода. Боль становилась невыносимой. Руки отказывались подниматься. Еще один удар и…       Все.       Я вышел из стен больницы, в которой пролежал два месяца. Не обошлось без осложнений. Мой брат погиб от потери крови. Как выяснилось потом, врачи, поняв, что ему ни чем не помочь, взяли часть его артерии и вшили в меня. Теперь он всегда со мной. Как, в прочем, всегда и было. Но теперь я один. Он никогда больше не заговорит со мной, я не буду слышать его дыхания по ночам. Все-таки я любил его, может быть даже больше, чем Лену. Она, кстати, навещала меня в больнице. Она и спасла меня. После того инцидента, когда она выбежала из квартиры, немного остудив пыл, вернулась в дом. Нужно было еще помочь дотащить до нашего дома бессознательное тело. Она увидела нас на кухне в море крови и вызвала скорую помощь. Операцию провели немного раньше. И мой брат погиб. Что ж… Может, он и хотел такого исхода. Он так страдал от того, что Лена предпочла меня. Его настроение в последние дни… И все же, Илья, я буду скучать по тебе. Ты был частью меня. Теперь, когда тебя нет, я ощущаю ужасную пустоту, как будто бездна стоит за моим левым плечом и только ждет моего часа. Я не хотел, чтоб все так закончилось. Я был ужасным эгоистом, а ты пожертвовал собой ради моего счастья. Прости меня, Илья.       Твой брат – Данила.       P.S. Я все-таки дождался, когда Леночка проснется. В разбитое окно светило солнце. Она увидела меня, обняла, прижала к себе крепко-крепко, что я чуть было, не задохнулся. Сказала, что ей приснился ужасный сон, что меня двое и ей пришлось выбирать, а потом я умер.       - Ничего, это только сон, Леночка – улыбнулся я ей. Хотелось повторять ее имя снова и снова, смотреть в ее глаза, целовать руки…       Солнце светило в разбитое окно, ветер переворачивал рисунки на стенах, а я все пытался понять, чего мне так не хватает. Чего-то очень теплого и родного у правого плеча.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.